Большой черно-коричневый кот мелкими шажками пробежал вдоль водосточного желоба. Он прыгнул на поребрик тротуара как раз перед Алексом и Джоанной и устало посмотрел на них огромными глазищами. Алекс поспешно коснулся кусочка янтаря, лежавшего у него в кармане пальто.
— Танцующие бабочки, — произнесла Джоанна, когда они подходили к автомобилю.
— Ты находишь это любопытным? — спросил Алекс.
— Я нахожу это очень по-японски. Танцующие бабочки. Такой милый, нежный образ соотнести с таким мрачным делом, как это.
— А он милый.
— Дядюшка Оми?
— Да, — сказал Алекс.
— У него глаза Марико.
— Он мне понравился.
— Мне тоже, — сказала Джоанна, — но, думаю, мне совсем не понравится то, что он заставит меня вспомнить.
Когда наступил вечер, высокое ясное небо напоминало мерцающий покров темно-голубого льда.
Глава 37
Двадцать четыре часа спустя.
В воскресенье днем.
В приемной доктора Оми Инамури сосновые ставни теперь были открыты. Снаружи Киото был накрыт низким, металлически-серым небом. Тяжелые, сухие, подгоняемые ветром снежные хлопья непрерывным потоком падали на город и, касаясь окон, издавали тихий, шуршащий звук.
Алекс подумал, что в комнате было чуть темнее, чем в предыдущий раз. Очевидно, освещение работало на реостате.
— Танцующие бабочки.
Когда доктор произнес эти два слова, веки Джоанны отяжелели и глаза закрылись. Ее дыхание изменилось. Она расслабленно полулежала в большом, с отклоненной спинкой кресле.
Инамури умело провел ее через годы, пока она снова не оказалась в своем прошлом, в комнате, насквозь пропахшей антисептиками и дезинфектиками.
— В комнате есть окно, так, Джоанна?
— Да. Одно.
— Жалюзи открыты?
— Да.
Доктор поколебался, а затем произнес:
— Что вы видите за окном?
— Напряжение, опасение и расхождение начались.
Инамури открыл экземпляр японского издания "Человека без лица" на странице, где у него была заложена закладка. Джоанна цитировала одну из последних строк рифмовки из романа Бестера. Инамури прочитал следующую строку, надеясь, что это будет ответным предложением, если дело обстояло так, как он предполагал.
— "Тензер, — сказал Тензер".
Хотя доктор и не задавал вопроса, Джоанна ответила:
— Напряжение, опасение и расхождение начались.
— "Тензер, — сказал Тензер".
Джоанна молчала.
Сидя в своем бордовом кресле, Инамури наклонился вперед.
— Вы в комнате, которая насквозь пропахла медицинским спиртом... нашатырем... моющими средствами... и вы привязаны к кровати... и там есть окно. Что вы видите за окном, Джоанна?
— Крышу дома, — без колебания ответила она. — Это крыша мансарды. Черный шифер. В мансарде нет окон, вижу две кирпичные трубы дымоходов.
Инамури взглянул на Алекса.
— Сработало, — сказал тот.
— Выходит так. Я достал этот роман Бестера вчера вечером и прочитал его на одном дыхании. Это захватывающая фантастика. Вы помните, что случилось с убийцей в конце романа?
— Его схватила полиция, — сказал Алекс.
— Да. Схватила, несмотря на все его хитрости. И когда они арестовали его, они не посадили его в тюрьму или наказали, они уничтожили его как личность. Они вычистили его психику, стерли память. Они убрали все искажения, которые делали возможным для него совершить убийство. А затем его перестроили в образцового гражданина. "Они сделали из него совершенно новую личность".
— В какой-то мере это похоже на историю Джоанны, — произнес Алекс. — Только разница в том, что она невинная жертва.
— Некоторые вещи, бывшие научной фантастикой 30 лет назад, теперь — реальность. К лучшему или худшему.
— Я никогда и не сомневался, что современные методики промывки мозгов могут полностью изменить личность, — сказал Алекс. — Я только хочу знать, зачем это было проделано с Джоанной.
— Может быть, мы уже сегодня найдем ответ, — сказал доктор. Он снова взглянул на Джоанну. — Что еще вы видите за окном?
— Только небо.
— Вы знаете, в каком вы городе находитесь?
— Нет.
— В какой стране?
— Нет.
— Давайте поговорим о людях, которые приходят к вам в комнату. Их много бывает у вас?
— Медсестра. Грузная. Седые волосы. Я не люблю ее. У нее безобразная улыбка.
— Вы знаете, как ее зовут?
— Не могу вспомнить.
— Подумайте.
Джоанна подумала и произнесла:
— Нет. Забыла.
— Кто еще приходит к вам?
— Женщина с каштановыми волосами и карими глазами. Резкие черты. Она очень чопорная и очень деловая. Она врач.
— Откуда вы это знаете?
— Я... по-моему, она сама сказала мне. И она ведет себя, как доктор.
— Например?
— Она измеряет мне давление, делает уколы и берет всякого рода анализы.
— Как ее имя?
— Не имею ни малейшего представления.
— Есть еще кто-нибудь, кто приходит повидать вас там?
Джоанна задрожала, но не ответила.
— Кто еще приходит к вам?
Она прошептала:
— О, Господи, нет, нет.
Она закусила нижнюю губу.
Ее руки были сжаты в кулаки.
— Расслабьтесь. Успокойтесь, — произнес Инамури.
Алекс беспокойно дернулся. Он хотел поддержать ее.
— Кто еще приходит к вам, Джоанна?
— Механическая рука, — произнесла она упавшим голосом.
— Вы хотите сказать, человек с механической рукой?
— Он.
— Он тоже врач?
— Да.
— Откуда вы это знаете?
— Женщина-врач и медсестра называют его "герр Доктор".
— Вы сказали "герр", немецкая форма обращения?
— Да.
— Эта женщина — немка?
— Я не знаю.
— Этот человек — немец?
— Ме... механическая рука? Я не знаю.
— Они говорят по-немецки?
— Не со мной. Со мной только по-английски.
— А на каком языке они говорят между собой?
— По-моему, на том же. На английском.
— Вы когда-либо слышали, чтобы они говорили по-немецки?
— Только слово "герр".
— Они говорят с немецким акцентом?
— Я... я не уверена. Акцент... но не все время немецкий.
— Вы думаете, что эта комната находится в Германии:
— Нет. Возможно. Ну... я не знаю, где она находится.
— Этот доктор, этот человек...
— Нам обязательно надо говорить о нем?
— Да, Джоанна. Как он выглядит?
— Светлые волосы. Лысеет.
— Какого цвета его глаза?
— Светло-карие. Тусклые. Почти желтые.
— Высокий или нет? Сухощавый или полный?
— Высокий и сухощавый.
— Что он делает с вами в той комнате?
Джоанна всхлипнула.
— Что он делает с вами?
— Ле-е-ечит, — произнесла она.
— Как лечит?
Джоанна тихо заплакала.
Алекс приблизился к ней.
— Нет! — твердо произнес доктор.
— Но ей нужно...
— Доверьтесь мне, мистер Хантер.
Мучимый ее болью, Алекс вернулся на свое место.
— Как лечит? — спросил Инамури.
— Ужасно, — произнесла она, содрогаясь.
— Опишите одну из процедур.
Она не могла говорить.
— Все в порядке, — мягко сказал психиатр, — расслабьтесь. Вы спокойны... расслаблены... глубоко спите... в комнате пропахшей антисептиками и дезинфектиками. Вы одна на кровати... вы привязаны?
— Да.
— Вы обнажены?
— Да. Под простыней.
— Вам еще не проводили ваши ежедневные процедуры? Герр Доктор будет здесь с минуты на минуту. Вы опишите, что будет происходить. Вы все спокойно опишите. Начинайте.
Голос ее стал немного глуше.
— Женщина-врач... входит в комнату и откидывает простыню, которой я накрыта, мне по пояс. Это заставляет меня чувствовать себя... такой беспомощной, крайне беззащитной. Она подсоединяет меня к аппарату, стоящему рядом с кроватью.
— К кардиомонитору?
— Да. Она прикрепляет ко мне электроды. Они холодные. И эта чертова машина начинает работать! Она сведет меня с ума. Врач ставит мне капельницу с глюкозой.
— Вы хотите сказать, что вас кормят через капельницу?
— Так бывает всегда, когда начинается лечение. — Постепенно речь Джоанны становится замедленнее и невнятнее. — Она накрывает меня простыней до подбородка... следит за моим состоянием... смотрит... измеряет мне давление... и некоторое время спустя... я начинаю парить... Чувствую себя так легко... но все понимаю... даже слишком понимаю... резко, ужасно отчетливо... но все это время... как бы плаваю в воздухе...
— Джоанна, почему вы так говорите?
— Парю... оцепенелая... плыву...
— В капельнице к глюкозе добавлен какой-то наркотик?
— Не знаю. Может быть. Легкая... как перышко...
— Должно быть, действует какой-то наркотик, — сказал Алекс.
Инамури кивнул.
— А теперь, Джоанна, я не хочу, чтобы вы говорили так невнятно и медленно. Говорите нормально. Наркотик все еще попадает в вашу кровь, но он не будет мешать вашей речи. Вы продолжите ощущать его действие, но будете рассказывать мне о нем своим обычным голосом.
— Ладно.
— Хорошо. Продолжайте.
— Женщина уходит, и я остаюсь одна. Я все еще парю. Но я не чувствую себя веселой или счастливой. Я испугана. Затем открывается дверь и...
— Кто-нибудь вошел в комнату? — спросил Инамури.
— Механическая рука.
— Герр Доктор?
— Он, он.
— Что он делает?
— Я хочу выбраться отсюда.
— Что доктор делает?
— Пожалуйста, пожалуйста, выпустите меня!
— Что делает доктор, Джоанна?
Нехотя Джоанна продолжает дальше.
— Толкает перед собой тележку.
— Что за тележка?
— Столик на колесиках, на котором разложены медицинские инструменты.
— Что он делает дальше?
— Подходит к кровати. Его рука...
— Что с его рукой, Джоанна?
— Он... он... он держит руку перед моим лицом.
— Продолжайте.
— Сжимает и разжимает свои металлические пальцы.
— Он что-нибудь говорит?
— Нет. Слышен только звук его пальцев — лязганье.
— Как долго это продолжается?
— Пока я не начинаю плакать.
— Это все, чего он добивается, видеть вас плачущей?
Она задрожала.
Алексу тоже показалось, что в комнате холодно.
— Он хочет напугать меня, — произнесла Джоанна. — Это доставляет ему удовольствие.
— Откуда вы знаете, что это доставляет ему удовольствие? — спросил Инамури.
— Я знаю его, человека с механической рукой. Я ненавижу его. Он ухмыляется.
— Что он делает после того, как вы начинаете плакать?
— Нет, нет, нет, — произнесла она с несчастным видом.
— Расслабьтесь, Джоанна.
— Я не могу еще раз пройти через это.
— Успокойтесь. Все в порядке.
— Я не могу! Разве вы не видите? Разве вы не видите ее?
— Вижу что, Джоанна?
Она пытается сесть в полуразложенном кресле.
— Да поможет мне Бог. Да есть ли этот Бог? Есть ли?
— Лягте, — произнес Инамури. — Спите. Успокойтесь.
Алекс страдал вместе с ней. Он весь трепетал.
— Что вы видите? — спросил Инамури.
— И-и-иглу!
— Внутривенную иглу?
— Да. Нет, нет. Я имею в виду другую внутривенную иглу. Я умру.
— Вы не умрете. Вам не причинят вреда.
— Эта игла убьет меня!
— Отдохните немного. Что такого особенного в этой игле?
— Она такая большая. Огромная. Она наполнена огнем.
— Вы боитесь, что будет жечь?
— Обжигать. Обжигать, как кислотой. Она впрыскивает в меня огонь.
— Но не в этот раз, — заверил ее Инамури. — В этот раз не будет никакой боли.
Буря, завывая, билась в окна.
Стекла дрожали.
Алексу казалось, что человек с механической рукой находился в приемной Инамури и сейчас войдет в дверь. Ему показалось, что он чувствует присутствие чего-то недоброго, как будто в воздухе произошла внезапная, леденящая кровь перемена.
— Давайте продолжим, — сказал Инамури. — Доктор берет иглу и затем...
— Нет. Моя шея. Только не в шею. О, Боже Милосердный, нет!
— Что случилось с вашей шеей, Джоанна?
— И-игла!
— Он сделал вам укол в шею? — спросил Инамури.
Алексу стало плохо. Он коснулся своей шеи.
Разумом, душой, чувствами Джоанна была не в офисе Оми Инамури, а там, в прошлом. Скорчившись от памяти, как будто все это происходило прямо сейчас, она еще раз переживала весь этот ад. Она говорила сбивчиво, задыхаясь, ее голос то поднимался, то падал, как будто уносимый волнами вспомнившейся боли, сокрушавшей ее.
— Она причиняет боль, жуткую боль. Мои вены горят огнем. Кровь кипит, пузырится, испаряется. Содержимое бутылки разъедает меня, разъедает меня, Боже, как кислота, как щелочь. Изнутри я вся обугливаюсь. Что это? Что он вводит в меня? Что налито в эту чертову бутылку? Боже, как больно. Господи, Господи, во мне все взрывается, все обожжено. Как больно! Мое сердце, мое сердце работает быстрее, быстрее, такое горячее, оно сгорает, тает, плавится. Господи, выпустите меня, выпустите, выпустите меня отсюда, будь все проклято!
Она была живой иллюстрацией ужаса. Ее лицо было искажено гримасой. Глаза крепко зажмурены, как будто открой их, она не вынесла бы того, что увидела. Вены на висках вздулись. Мускулы ее шеи были напряжены. Она корчилась от боли, и кричала, и внезапно замолкала, и снова принималась кричать. Ее пальцы впились в подлокотники кресла.
Доктор Инамури пытался успокоить ее и увести с края истерии, на котором она, казалось, так неосторожно балансировала.
Джоанна ответила ему, но не так быстро, как раньше. Она расслабилась, хотя и не совсем. Все еще находясь в гипнотическом сне, она немного передохнула. Время от времени ее руки взлетали с подлокотников вверх и рисовали в воздухе ничего не значащие узоры, прежде чем вернуться на место, как два падающих осенних листка. Иногда она что-то беспокойно бормотала себе.
Доктор Инамури и Алекс молчаливо ждали, когда она будет готова.
Алекс глянул в окно и ничего не увидел, кроме густой пелены снежных хлопьев, как в одноцветном калейдоскопе, в котором все стеклышки белые.
Наконец, доктор сказал:
— Джоанна, сейчас вы находитесь в комнате, насквозь пропахшей антисептиками и дезинфектиками. Запах стоит настолько сильный, что вы можете ощущать его на вкус. Вы привязаны к кровати. К вам подсоединены две капельницы.
Какое-то время Инамури продолжал в таком же духе, восстанавливая место, где она мысленно находилась, и ее настроение. Затем он сказал:
— Итак, лечение началось. Теперь я хочу, чтобы вы рассказали мне, что с вами происходит.
— Я парю очень высоко и все еще чувствую, как меня разъедает кислота.
— Что делает герр Доктор?
— Я не уверена.
— Что вы видите?
— Яркие цвета. Переливающиеся, пульсирующие цвета.
— Что еще вы видите?
— Больше ничего. Только цвета.
— Что вы слышите?
— Механическая рука. Он говорит. Очень далеко.
— Что он говорит?
— Слишком далеко. Я не могу разобрать слова.
— Он говорит с вами?
— Да. И иногда я отвечаю ему.
— Что вы говорите ему?
— Мой голос звучит так же далеко, как и его.
— Вы хотите сказать, что не знаете, что говорите?
— Я не могу разобрать свои слова...
— Не может быть...
— ...потому что я парю над собой на высоте в тысячу миль.
— ...Джоанна. Он, должно быть, говорит с вашим подсознанием...
— ...высоко, высоко над собой...
— ...и только ваше сознание парит вверху. Возможно, что ваше сознание не может слышать его, но ваше подсознание слышит ясно. Я хочу, чтобы ты позволила говорить своему подсознанию.. Что говорит герр Доктор?
Джоанна молчала.
— Что он говорит вам?
— Я не знаю, я напугана.
— Чем вы напуганы?
— Я теряю...
— Что теряете?
— Все.
— Объясните, пожалуйста.
— Части себя.
— Вы боитесь потерять части себя?
— Они отпадают. Я как прокаженная.
— Куски памяти? — спросил Инамури.
— Я разваливаюсь на кусочки.
— То, что вы теряете, — это ваша память?
— Я не знаю. Я не знаю, но чувствую, что это происходит.
— Что он говорит вам, чтобы заставить вас забыть?
— Я не знаю, я недостаточно слышу.
— Подумайте. Напрягитесь. Вы можете вспомнить.
— Нет. И это тоже он заставил меня забыть.
Инамури продолжал задавать вопросы, пока не убедился, что ему больше ничего не удастся выяснить в этом направлении.
— Вы очень хорошо выполнили свое задание, Джоанна. В самом деле, хорошо. А теперь лечение окончено. Игла из вашей шеи убрана. И из руки тоже. И вы постепенно возвращаетесь с заоблачных высот.
— Нет. Я все еще парю. Я продолжаю парить еще очень долгое время. Где-то около часа.
— Ладно. Вы парите, но иглы из вас уже вытащены. И что происходит теперь?
Она закрыла лицо руками.
"Теперь сеанс не будет продвигаться так гладко, как прежде, — подумал Алекс. — Джоанна вынудит доктора выдавливать по капле эту историю из нее".
— Джоанна, что происходит с вами?
— Мне стыдно, — произнесла она несчастно.
— Не надо стыдиться.
— Вы не знаете. Вы не можете этого знать.
— Не надо, Джоанна. Вы не сделали ничего плохого.
— Я умру. Я хочу умереть. Ради всего святого, позвольте мне выбраться отсюда и позвольте мне умереть!
— Вы в полной безопасности и совершенно здоровы.
— Больна. Больна изнутри. В душе.
— Что происходит с вами?
Она разъярилась:
— Черт вас возьми! Разве вы не слышите? Или вы совсем оглохли?
Проигнорировав эту вспышку, Инамури терпеливо спросил:
— Слышу что?
— Лязганье! Лязг, лязг, лязг! Механизмы. Они работают громко, как ружейные выстрелы. Механизмы в пальцах!
— Где теперь герр Доктор?
Ее ярость опять превратилась в страх.
— О-около кровати. Он бьет меня по лицу... этими... этими стальными пальцами.