Отталкиваясь подобранным на берегу корявым, но достаточно длинным суком, Блямс сумел вывести спасительное бревно почти на середину потока.
Подхваченный течением, «плот» начал набирать скорость.
Тараканы продолжали преследовать их по берегу. Они предприняли еще несколько попыток достать беглецов, но пловцы из них оказались никудышные и слаженной атаки у них не вышло. А достигавших бревна одиночных особей Блямс глушил точными ударами биты.
— И как долго нам тут бултыхаться? — спросил он, смывая желтую тараканью кровь с верной палицы.
— Ну-у… — не вполне уверенно ответил Дед, — когда-то же им надоест нас преследовать.
— Там что-то впереди! — предостерегающе воскликнула Ника, указывая вниз по течению.
Впереди и впрямь что-то чернело. Когда их снесло еще ниже, они разглядели, что прямо по курсу громоздится древесный завал. Русло в этом месте сужалось, и упавшие в воду стволы черных деревьев, цепляясь ветвями и налезая друг на друга, со временем образовали высокий, почти вровень с обрывистыми берегами, затор, в центре которого река пробила себе узкий путь — стремнину — и бурлила там подобно горному потоку. А все нарастающий по мере их приближения шум свидетельствовал о том, что дальше, по всей видимости, вода низвергается со значительной высоты.
— Держитесь как следует, друзья! — скомандовал старик. — Кажется, нас несет прямо в водопад.
Все более разгоняясь, «плот» влетел в бурлящую горловину, точно быстроходный катер и… с отчаянным скрипом замер на месте. От внезапного толчка «пассажиры» едва не слетели в воду. Только то, что они крепко держались за ветви, спасло их от неминуемого падения.
— Что за черт! — выругался Дед. — Кто дернул стоп-кран?
— Чего? — не понял Блямс. — Какие сто граммов? Фляжка ж у тебя.
— Застряли мы, говорю, — отмахнулся старик, — вон, видишь, тот сук нас держит.
— Щас я его… — посулил парень, пробираясь к месту сцепки.
— Подожди, мой торопливый друг, — остановил его Дед, — давай сначала посмотрим, куда нас несет. Может, разумнее выбраться на берег.
— А тараканы? — напомнил Блямс.
— Так мы — на противоположный берег, на левый.
— Думаешь, там их нет? — засомневался здоровяк, осторожно переходя на другой конец бревна и заглядывая за край водостока. — Высоковато… Порожек не меньше семи, а то и все восемь ярдов.
— Видишь! Разобьемся к чертовой бабушке. Значит, надо карабкаться…
— Смотрите! — в ужасе воскликнула Ника, задрав голову. — Тараканы!
Дед с Блямсом дружно вскинули головы: поверху древесного завала шевелился целый лес из тараканьих усов.
— Ну вот, — резюмировал парень, — достали, с берега наползли. А ты говоришь «карабкаться»! Надо плыть дальше…
Их спор был прерван самым невежливым образом: одновременно пять жуков сиганули с завала вниз и теперь, широко распахнув верхние кожистые надкрылья и отчаянно махая нижними сетчатыми крылышками, быстро планировали прямо на людей.
Двух особенно крупных насекомых старик подстрелил еще в полете, с двумя другими, севшими таки на бревно, расправился Блямс, но пятый таракан спикировал прямо на девушку и, цепко обхватив ее поперек тела всеми шестью лапами, упал вместе с нею в бурлящий поток; оба немедленно скрылись под водой. Блямс, не раздумывая, нырнул следом. В тот же момент бревно сорвалось с места и ухнуло вниз.
Тяжелый ствол швырнуло как щепку; потом его закрутило, завертело, мотая из стороны в сторону, но старик, пару-тройку раз с головой уйдя под воду, тем не менее каким-то чудом сумел удержаться и даже сохранил ружье.
Когда дерево перестало вращаться на манер колеса, снова выровнялось и неспешно поплыло по течению, Дед отдышался и принялся с надеждой всматриваться в окружающую водную гладь.
Ничего.
— Блямс! Ника! — отчаянно позвал он.
И вновь ответом ему была тишина.
Только минуты через четыре, когда он почти потерял надежду, из воды сначала вынырнула круглая башка Блямса, а потом показалась и голова девушки, которую тот удерживал за волосы.
— Ну, слава богу! — выдохнул Дед. — Тяни ее сюда, сейчас я тебе помогу.
Вдвоем они вытащили бездыханное тело Ники на древесный ствол и аккуратно уложили на спину.
— Она не дышит, — отфыркиваясь и отплевываясь, выдохнул парень. — Чё делать-то, дед?!
— Сейчас покажу, — ответил тот и несколько раз с силой надавил ей на грудь. — Вот так. Теперь вдувай ей в рот воздух!
— Как? — смущенно вытаращился здоровяк.
— Не тупи! — прикрикнул на него старик. — Ртом вдувай — рот в рот.
Еще минута совместных усилий, и девушка очнулась: открыла глаза и закашлялась, извергнув добрых полгаллона речной воды.
Глава 4 Окаянная Гать
Когда солнце скрылось за деревьями и на реку пали синие сумерки, они не заметили, как уснули. Причем все трое одновременно. А проснувшись, обнаружили, что наступило утро, лес кончился и по обоим берегам — теперь пологим и топким — колеблются густые заросли камыша.
Течение заметно ослабело, и их спасительное дерево почти дрейфовало, развернувшись поперек раздавшейся и обмелевшей реки. Тараканов нигде не наблюдалось. Как, впрочем, и какой-либо иной опасной живности. Уже хорошо.
Кое-как перекусив одной на всех размокшей крапивной лепешкой, что нашлась у Деда, друзья стали размышлять, что им делать дальше: то ли пытаться пристать к берегу, то ли пробовать плыть дальше.
Пока они рассуждали и спорили, русло обмелело так, что корни их «судна» то и дело цеплялись за что-то на дне; берега еще более раздались вширь, зато по ходу возникло множество островков, заросших осокой и рогозом.
Наконец «плот» окончательно встал, увязнув в прибрежных зарослях одного из островков.
Друзья сошли на землю, которая, увы, оказалась совсем не твердой, а напротив, вязкой и болотистой, и, пройдя островок насквозь, остановились: перед ними, насколько хватало глаз, простиралось бескрайнее болото, однообразная пологость которого нарушалась лишь торчавшими тут и там округлыми островками-кочками.
Блямс первым ступил в темную воду и, осторожно сделав несколько шагов, обернулся:
— Вроде мелко здесь, хотя и топко. Но идти можно.
— Тогда вперед, — решительно махнул рукой старик и последовал за товарищем.
Они шли уже более полутора часов и порядком устали. Вода редко где доходила им до бедер — в основном, по колено, — но ходьба по зыбкому, скользкому дну выматывала. Плюс ко всему в безветренном душном воздухе вились облачка мелкой мошки, которая ужасно досаждала идущим, умудряясь проникать даже под одежду.
Несколько раз старику помстилось, что мимо скользнула чья-то округлая глянцево-черная спина, но в темной непрозрачной воде болота разглядеть что-либо наверняка было невозможно.
— Все! Нужен привал, — выразил общее желание Дед, утирая шляпой потное, искусанное мошкарой лицо.
— Двигаем во-он к тому холмику, — добавил он, кивая на ближайшую кочку, — он вроде бы посуше прочих.
Они забрались на холм, на поверку оказавшийся плывуном, пружинившим и прогибавшимся под ногами. Но, по крайней мере, тут было относительно сухо. Люди сели, обессиленно привалившись друг к другу спинами.
— Без жратвы мы долго не протянем, — мрачно заметил парень.
— Осталось два патрона, — в тон ему откликнулся Дед. — Не очень-то, доложу вам, поохотишься. Да и на кого здесь охотиться?
— Да-а, — протянул детина, флегматично выковыривая и швыряя в воду комья слежавшегося сфагнума, — тут неволей и сюков добрым словом помянешь.
— Не сюков, а пасюков, — автоматически поправил его старик. — И прекращай тревожить воду. Не буди лихо, пока оно тихо…
Словно в подтверждение его правоты, на доселе безмятежной болотной глади обозначились едва заметные волнистые линии и заскользили в их сторону. Как обычно, первой среагировала бдительная Ника.
— По-моему, сюда что-то плывет, — заметила она.
А в следующий момент прямо у их ног из воды бесшумно вздыбился чудовищный зелено-коричневый отросток, осклизлый и грузный. Существо напоминало огромную змею, только безголовую и безглазую; вместо головы туловище существа венчалось плоской присоской. Поднявшись над поверхностью ярда на два, тварь застыла, чуть покачиваясь и медленно поводя рылом-присоской.
Блямс без лишних предисловий вскочил и со всей силы вмазал битой по непрошеному гостю. Но значительного эффекта это не возымело: бескостное, но упругое тулово неведомой твари, по-видимому, представляло собой одну большую мышцу. Существо качнулось от удара и тут же, обвившись вокруг дубины, попыталось вырвать ее из рук парня. Блямс рывком выдернул биту из скользкого захвата и нанес целую серию стремительных, мощных ударов. Звук был такой, будто он лупцевал боксерскую грушу. И результат аналогичный. Требовалось радикальное вмешательство.
Выстрел Деда перерубил безголовую змею пополам; обе половинки, извиваясь, плюхнулись в воду, которая немедленно окрасилась кровью, самой обыкновенной — красной.
К сожалению, это оказалось только прелюдией: пока они разбирались с первым визитером, на островок со всех сторон выползли еще несколько подобных тварей и безошибочно, несмотря на слепоту, устремились к людям. Их блестящие веретенообразные тела, длиной не менее двенадцати футов каждое, отвратительно извивались между чахлых кустиков осоки.
— Последний патрон, черт меня задери! — в отчаянии выругался старик, переводя ружейный ствол с одной подползающей твари на другую.
Люди беспомощно сгрудились в центре острова. Всех троих посетила одна и та же мысль: кажется, это конец. На сей раз им не выкрутиться.
Вот одно из чудовищ, подобравшееся особенно близко, стремительно рванулось к девушке. Блямс едва успел с короткого замаха отбить жадную присоску. Но тварь моментально взметнула туловище для повторной атаки.
Вдруг раздался тихий свист, и над их головами пролетело копье с прикрепленной к древку тонкой бечевкой. Гарпун пробил тело мерзкой твари насквозь; та принялась вить замысловатые кольца, но сильно иззубренный костяной наконечник лишил ее всякой возможности соскочить.
Старик, парень и девушка в удивлении обернулись.
Никто из них даже не заметил, как из-за ближайшего островка вынырнули четыре утлые лодчонки, наподобие камышовых пирог, в каждой из которых стояло по два человека: один с шестом — на корме, а второй — на носу, с целой охапкой копий, подобных тому, что только что поразило гигантского червя.
Еще три копья взлетели в воздух и достигли целей. Затем метатели потянули за бечевки и сдернули загарпуненных, бешено извивающихся червей в воду. Так повторялось до тех пор, пока на островке не осталось ни единого сосальщика.
Лодки причалили к острову, и находившиеся в них люди сошли на берег. Все они были коричневокожими, из одежды — только разноцветные набедренные повязки. Вперед выступил мужчина с удивительно морщинистым, точно древесный нарост, лицом, лысый и безбородый. По всей видимости, он был у них за старшего.
— Кто вы? — спросил он, поочередно наставляя копье на Деда, Блямса и Нику.
— Путники, — ответил за всех Дед, — мирные путники, нуждающиеся в помощи.
— Что ж, — пожал тот плечами, — вы ее получили. Теперь прощайте.
Он повернулся к ним спиной и махнул остальным; все послушно направились к лодкам.
— Э-э-э… — подал голос Блямс, — а-а… ни хрена ж себе у вас тут пиявки! Жирные… Небось, вкусные?
Лысый предводитель остановился и еще раз оценивающе оглядел всю троицу.
— Вы голодны? — после минутного молчания спросил он.
— Да, — просто ответил старик.
— Стреляет? — спросил он после новой паузы, указывая на ружье.
— У нас остался последний патрон, — честно признался Дед.
— Ладно, — кивнул Лысый, — залезайте в лодки.
Путешественники распределились по трем суденышкам, и вся флотилия тронулась в глубь болота. Сейчас лодки шли не очень ходко, поскольку за их бортами извивались, отчаянно стараясь освободиться, загарпуненные твари.
По мере продвижения вперед характер местности постепенно менялся: болото становилось глубже — это было заметно по шестам, которыми здешние обитатели толкали свои пироги, — растительность пышнее и гуще, а встречавшиеся им островки — крупнее.
Воздух здесь был уже не столь застойным и затхлым, как на мелководье. И облака кусачего гнуса сделались пожиже. Зато отовсюду раздавалось громогласное басовитое кваканье, а на водной поверхности тут и там колыхались обширные пупырчатые лепехи лягушачьей икры. И, судя по размерам икринок, местные квакши должны были быть размером с хорошую суповую тарелку, а то и кастрюлю. В этом друзья вскоре убедились воочию, когда несколько любопытствующих особей, вероятно привлеченные движением, высунули из воды свои упитанные зеленые морды.
Примерно через час их маленькая флотилия вырвалась на оперативный, почти озерный простор. Вся эта обширная водная гладь была затянута плотным слоем ряски. Со стороны казалось, что лодки загадочным образом прокладывают себе путь прямиком по изумрудно-зеленому полю, оставляя за кормой медленно смыкавшиеся темные полосы.
Впереди показался обширный холмистый остров. Когда они подплыли еще ближе, выяснилось, что это не один, а целый архипелаг близко расположенных островков, пространство между которыми загачено всяким болотным сором — вязанками камыша, рогоза, хворостом, а то и отдельными стволами неизвестно откуда здесь взявшихся деревьев. В небо поднимались жидкие столбики дыма — верный признак человеческого жилья.
Лодки вошли в некое подобие небольшой гавани, где сгрудилось десятка полтора таких же утлых камышовых посудин.
— Добро пожаловать на Окаянную Гать, — с ноткой торжественности в голосе произнес лысый вожак.
На устланной сухой осокой пристани их встретила целая толпа женщин и детишек; последние, с визгом, смехом, под радостные вопли «Пиявицы! Пиявицы!» вытянули все еще живых тварей из воды, а женщины прямо здесь ловко и споро порубали их широченными тесаками, окровавленные куски покидали в большие корзины и куда-то уволокли.
Предводитель «пиявицебоев» кивнул гостям, приглашая их следовать за ним и, не оборачиваясь, пошел вперед.
Они миновали несколько соединенных гатью островков, пока не очутились на довольно обширном, по всей видимости центральном, острове, густо усаженном худосочными домишками, скорее даже — шалашами, сплетенными из стеблей рогоза. Шалаши окружали утоптанный пустырь, в середине которого торчал известковый столб с обильными следами копоти. У подножия камня валялась куча обугленных костей.
Лысый подвел их к столбу и, указуя на него, изрек:
— Это Мама-Жаба, Защитница нашего народа, Хранительница Окаянной Гати.
Сообщив эту новость, он приник к каменному истукану в почтительном поцелуе и отошел в сторону, видимо, ожидая, как поступят пришельцы.
Столб и впрямь при ближайшем рассмотрении являл собой грубо вытесанное изваяние земноводного.
«Делайте как я», — шепнул старик и, подойдя к кумиру, с поклоном его поцеловал. Блямс и Ника последовали его примеру.
Когда с ритуалом было покончено, Лысый, морщинистое лицо которого слегка разгладилось и приняло менее суровое выражение, указал рукой на одну из хижин, стоящую поодаль от прочих и побольше размерами.
— Что ж… будьте гостями в моем доме, — сказал он и первым залез в низкий проход.
— А кости-то, кажись, человечьи, — тревожно прошептал Блямс в самое ухо Деду, придержав его за рукав.
— Вот и я о том, — тоже шепотом ответил тот. — Будь начеку.
Глава 5 Мозговой Волос
Внутри жилища вождя болотного племени царила спартанская обстановка: устланный сухим камышом пол, несколько вязанок рогоза в углу, заменяющих собою постель, да обложенное круглым булыжником место для очага посредине — вот, собственно, и все. Ну разве что рядом с лежанкой, у стены, стояли три разнокалиберные остроги: одна короткая, с широким иззубренным наконечником, и две длинные — с навершиями поуже.
И гости и сам хозяин расположились прямо на полу вокруг холодного очага.
— Меня зовут Боч, я здесь главный, — без предисловий начал хозяин, — ну а вы кто такие будете, откуда и куда идете и что забыли в наших местах?
Дед назвал себя, представил Блямса с Никой и вежливо, но твердо заявил:
— Откуда мы пришли, как оказались здесь и куда направляемся — длинная история, и на голодный желудок рассказывать ее тяжеловато.
— Согласен, — кивнул Боч и трижды звонко хлопнул в ладоши.
Тут же в хижину буквально вкатилась маленькая полная женщина средних лет, румяная и полногрудая. С любопытством посмотрев на гостей, она неуверенно улыбнулась и встала, сложив на животе короткие ручки.
— Моя средняя жена, Сара, — представил ее Боч и добавил, обращаясь к женщине: — Наши гости голодны, да и я не против поужинать. Спроворь нам там что-нибудь, только по-быстрому.
— Чего проворить-то? — всплеснула та пухлыми ручками. — Ужин давно готов, стынет уже.
— Тогда неси.
Через минуту перед ними дымился котелок с густой похлебкой из лягушачьей икры и большущая сковорода с поджаренными до хрустящей корочки ломтями пиявицы. Похлебка оказалась наваристой и сытной, а мясо пиявицы таким мягким и сочным, что просто таяло во рту.
— Вот она жисть, — философски заметил Блямс, поддевая со сковороды последний кусок, — хотела нас сожрать, а мы ее саму — а-ам! Потому что, кто смел, тот и съел.