Дюпен вдруг понял, что страшно проголодался. С утра он не ел ничего, кроме одного крошечного круассана. Обычно, занимаясь каким-то серьезным делом, он забывал о еде и вспоминал о ней только тогда, когда от голода начинала кружиться голова. Он решил заехать на площадь Гогена и зайти в одно из расположенных там кафе. Они, во всяком случае, имели вид достаточно приличных заведений. Кроме того, оттуда был виден отель.
Приехав на площадь, он выбрал самое дальнее кафе, стоявшее прямо напротив «Сентраля». Собственно, возле отеля не происходило ничего из ряда вон выходящего. У входа стояла кучка людей и о чем-то оживленно переговаривалась. Вся площадь была залита солнцем, и люди с удовольствием прятались под платанами Жюли Гийу. Дюпен заказал grand crème, сандвич jambon-fromage и, кроме того, большую бутылку «Бадуа». Дружелюбный официант, приветливо кивнув, подтвердил заказ. Дюпен с удовольствием заказал бы блины crêpe complete, которые очень любил за начинку из яйца, ветчины и сыра, но решил воздержаться, вспомнив совет Нольвенн: блины надо есть только в хорошей блинной.
Дюпен поглубже уселся на неожиданно оказавшийся удобным стул и принялся смотреть на людей, сновавших по площади. Внезапно его внимание привлек въехавший на площадь большой черный «мерседес» представительского класса. Автомобиль вызывающе медленно ехал по площади.
Пронзительно заверещал мобильный телефон. Дюпен взглянул на номер: звонила Нольвенн. Комиссар ответил довольно резко.
– Вам очень много звонков, господин комиссар.
– Могу себе представить.
После того как он выключил телефон у Пеннеков, все звонки перенаправлялись в полицейский участок.
– Я как раз собираюсь поесть. Сейчас мне это просто необходимо.
– Приятного аппетита. Вам звонили: префект Локмарьякер; Риваль – три раза; доктор Лафон; доктор Гаррег; Фабьен Гойяр, мэр Понт-Авена. И, кроме того, ваша Веро. Префект очень озабочен…
– Господи, это опять насчет какого-то идиотского комитета… И это не моя Веро!
Для него история с Веро осталась в прошлом. Наверное. Во всяком случае, он был в этом почти уверен. Как, впрочем, и все другие истории такого рода, которые случились у него здесь после перевода из Парижа. Он убеждал себя, что все кончено и с Клер – та история приключилась с ним семь лет назад, еще в Париже. Он убеждает себя в этом до сих пор. Но сейчас ему было не до историй.
– Какой еще комитет? – удивилась Нольвенн. – Префект хотел выразить свою озабоченность в связи с ужасным убийством, которое – без сомнения – потрясло весь департамент.
– Что? Ах!
– Доктор Гаррег сказал, что хочет сообщить что-то важное, но отказался сказать мне, что именно.
– Я хочу поесть.
– Ешьте на здоровье.
Доктор Гаррег был ворчливым домашним врачом Дюпена в Конкарно. Дюпен не мог даже вообразить, чего хотел от него Гаррег. Комиссар был у него на приеме несколько месяцев назад, и они обсудили все, что надо было обсудить. Тем не менее ему не очень понравилось настоятельное желание врача поговорить с ним.
Сандвич был пересушен, хлеб пережарен, но Дюпен тем не менее безропотно его съел и решил заказать еще один – так он был голоден. Кофе, впрочем, был лучше, чем в предыдущем кафе. Настроение у Дюпена было неважным. Еще утром, в машине, он не питал особых иллюзий. На него будут изо всех сил давить, чтобы он как можно скорее распутал это дело. Во всяком случае, быстро представил какие-то ощутимые результаты. Давить уже начали, причем со всех сторон. Бретонцы приняли очень близко к сердцу убийство такого человека, как Пьер-Луи Пеннек. К тому же был разгар сезона, и никто не хотел, чтобы убийца в это время спокойно разгуливал по улицам. Самым неприятным было то, что теперь его начнут прессовать «влиятельные» люди – политики и всякая номенклатура, считающая, что имеет право давать ему самые дикие «советы». Все это Дюпен прекрасно знал и… от души ненавидел. Теперь его каждый день будут осаждать звонками из Кемпера.
И телефон действительно зажужжал, но на этот раз звонил Риваль. Надо было ответить, но комиссар был не в силах это сделать. Телефон умолк, но через мгновение снова зазвонил. На этот раз на дисплее высветился номер Нольвенн.
– Да, слушаю.
– Второй раз звонил доктор Гаррег. Звонил сам, а не его секретарша.
– Он не сказал на этот раз, в чем дело?
– Нет, он лишь попросил вас сделать такую любезность и как можно скорее ему позвонить. Он не умеет говорить коротко, но вы и сами его знаете.
– Хорошо, я ему перезвоню.
Дюпен достал бумажник, с недовольным видом извлек из него купюру, положил ее на пластиковую тарелку и поднялся из-за стола. Зря он сюда пришел. Погнался за приличной вывеской. И что он, собственно говоря, мог отсюда увидеть на площади отеля? О чем он вообще думал?
Сейчас он должен первым делом нанести визит Фрагану Делону. В блокноте он нашел адрес и номер телефона.
Фраган Делон ответил сразу. После второго гудка.
– Да?
Голос был на удивление бесстрастным.
– Здравствуйте, месье. Это комиссар Дюпен. Я занимаюсь убийством Пьера-Луи Пеннека.
Дюпен ждал ответа, но Делон, очевидно, не уловил суть.
– Мне надо с вами встретиться, так как вы, несомненно, сможете нам во многом помочь. Нам надо составить себе представление о Пьере-Луи Пеннеке, о его личности, его жизни. Вы, как говорят, были его самым близким, самым старым другом.
Делон продолжал упорно молчать. Это была не затянутая пауза – это было полное отсутствие ответа.
– Вы меня слышите, господин Делон?
– Когда вы хотите прийти?
В голосе Делона не было враждебности, скорее наоборот. Он был абсолютно спокоен.
– Я буду у вас через четверть часа… Нет, через двадцать минут.
Надо позвонить Ривалю, ему наверняка есть что сказать.
– Хорошо.
– До встречи, господин Делон.
В отеле Дюпен взял у портье карту Понт-Авена. Делон жил на западной окраине городка. Идти туда, как прикинул Дюпен, было минут пятнадцать.
У Риваля действительно было много новостей, но ни одной существенной. Они работали впятером – Риваль, Кадег, двое коллег из Понт-Авена – Боннек и Аржваэлиг и еще кто-то. Они опросили всех постояльцев и служащих отеля, составили их список и еще раз осмотрели отель. Словом, обычная полицейская рутина. Криминалисты и Лафон свою работу закончили. Протоколов пока нет, но похоже, что ничего существенного они не нашли.
Если быть честным, то приходилось констатировать, что пока им не удалось продвинуться ни на шаг. Во-первых, прошлой ночью никто ничего не слышал и не видел. Никто не видел в отеле посторонних. Никто не видел никого, кто входил бы в ресторан или выходил из него после закрытия. Вероятно, живым Пеннека на самом деле последним видел повар. Весь вечер Пеннек провел в ресторане и на кухне, где он разговаривал с разными людьми, подходил к столам, беседовал с сотрудниками. Никому из них его поведение не показалось странным, никто не заметил в нем ничего необычного.
Дюпену были до тошноты хорошо знакомы такие случаи: все было «как всегда» до самого убийства. Естественно, все как всегда. Правда, позавчера Пеннек поговорил на площади перед отелем с каким-то незнакомцем, и, наверное, этот разговор немного вывел его из себя. Да, да – «наверное» и «немного». Это была единственная зацепка. Свидетелями этого разговора стали три служащих отеля, которые о нем и рассказали. При этом только мадам Лажу сказала, что, вероятно, этот разговор вывел Пеннека из себя. Никто, однако, не смог сказать, кто был этот незнакомец. Кадегу поручили выяснить его личность. Больше Риваль ничего не сообщил.
Тем временем Дюпен уже почти дошел до дома Делона. Он взял в руку телефон – два звонка доктора Гаррега не давали ему покоя. Какая неотложная причина побудила врача дважды ему звонить?
– Кабинет доктора Гаррега. У телефона мадемуазель Родаллек.
– Здравствуйте, мадемуазель Родаллек. Это я, Жорж Дюпен. Господин Гаррег…
– Да, доктор два раза пытался до вас дозвониться. Одну секунду, соединяю.
Мадемуазель Родаллек идеально подходила доктору Гаррегу. Они составляли превосходную команду. Никаких лишних слов, никаких задержек.
– Месье Дюпен?
– Да, это я.
– Мне надо с вами поговорить. Лично.
– Лично? Вы имеете в виду, что нам надо встретиться?
– Да.
– Вы хотите сказать, что время терпит до тех пор, пока я… Я хочу сказать, может быть, на днях, когда я смогу…
– Думаю, что нам не следует откладывать этот разговор.
– То есть вы хотите поговорить сегодня?
– Да.
– Видите ли, я занимаюсь одним случаем и…
– Значит, сегодня?
Что делать? Дюпен понимал, что ему придется, именно придется сказать «да». С доктором Гаррегом у него не было никаких иных шансов. Он должен до конца приема попасть к нему. Доктор, впрочем, не ждал ответа.
– Я вас жду.
– Вы хотите сказать, что я должен приехать сейчас?
– Думаю, что нам не следует откладывать этот разговор.
– То есть вы хотите поговорить сегодня?
– Да.
– Видите ли, я занимаюсь одним случаем и…
– Значит, сегодня?
Что делать? Дюпен понимал, что ему придется, именно придется сказать «да». С доктором Гаррегом у него не было никаких иных шансов. Он должен до конца приема попасть к нему. Доктор, впрочем, не ждал ответа.
– Я вас жду.
– Вы хотите сказать, что я должен приехать сейчас?
– Вы наверняка находитесь сейчас в Понт-Авене. Вам понадобится полчаса.
Дюпен сделал еще одну попытку отговориться.
– Мне очень жаль, но в данный момент это решительно невозможно. У меня сейчас состоится очень важная встреча.
– Речь идет именно об этом случае.
Дюпен на мгновение онемел.
– Об этом случае? Вы… вы хотите сказать, что речь идет об убийстве Пьера-Луи Пеннека?
– Да.
Дюпен понял, что разговаривать дальше по телефону не имеет никакого смысла, и тихо простонал:
– Я уже еду, доктор.
Дюпен сидел за рулем старого «ситроена ХМ». Рыдван был выкрашен в странный темно-синий цвет. Машина была угловатой и тяжелой. Дюпен любил свой автомобиль, хотя к машинам был в принципе равнодушен. Машины «ситроен» он любил – и говорил это при всяком удобном случае – еще до того, как Нольвенн объяснила ему, что эти машины – как, впрочем, и все остальные хорошие вещи – делают в Бретани, точнее, в Ренне, откуда родом и Шарль Ванель. Да, Шарль Ванель и, естественно, многое, многое другое.
До Конкарно Дюпен добирался мучительно долго. Летом практически все туристы, снующие на своих машинах по дороге из Понт-Авена в Конкарно, всегда заезжают в милый Невез, городок, который нравился и Дюпену. При въезде в Невез находился круговой перекресток, и иностранцы, не знавшие правил движения, и французы, не желавшие их соблюдать, создавали на этом участке дороги внушительные пробки.
Всю дорогу Дюпен ломал голову над загадкой: какое отношение мог доктор Гаррег иметь к убийству Пеннека? Доктора Гаррега Дюпену порекомендовала Нольвенн, когда он приехал в Конкарно. Гаррег наблюдал детей Нольвенн. С тех пор со всеми своими медицинскими проблемами Дюпен обращался к доктору Гаррегу и каждый раз получал дельный совет.
Когда Дюпен проезжал по высоченному мосту, перекинутому между вершинами двух холмов над рекой Ле-Моро, он поймал себя на мысли, что страшно рад возвращению в Конкарно. Он сразу свернул на улицу Дюмон-Дюрвиля, проехал мимо рынка, а затем повернул на Рю-дез-Эколь. Приемная доктора Гаррега располагалась в типичном для Конкарно доме – старом рыбацком жилище. Такие дома составляли первый и второй ряды домов вдоль гавани. Он поставил машину у поразительно уродливого здания церкви – одного из немногих уродливых зданий в Конкарно, и буквально пробежал пару метров до крыльца.
– Как ваш желудок?
Вопрос на мгновение сбил Дюпена с толка. Секретарша Гаррега сразу проводила его в кабинет врача, где Гаррег ждал комиссара, сидя в большом кресле. Доктору Гаррегу было немного за семьдесят. Он был уроженцем Конкарно. На его табличке значилось: «Доктор Бернез Гаррег (не Бернар)». Врач был высок ростом и худощав. В глаза бросались удлиненное лицо и высокий лоб. Но главным было непробиваемое спокойствие врача. Казалось, ничто в мире не могло бы вывести из себя доктора Гаррега.
Комиссара Дюпена уже много лет донимали боли в желудке, а пару месяцев назад они стали просто нестерпимыми. Гаррег выслушал его жалобы и непререкаемо изрек: «Невроз желудка. Пьете слишком много кофе. Если не возражаете, я все же осмотрю вас».
– Спасибо, спасибо.
Учитывая ситуацию, Дюпен счел вопрос доктора не вполне уместным.
– Я хочу сказать, что лучше, намного лучше. – Он понимал, что производит довольно комичное впечатление.
Гаррег оторвался от бумаг и критически посмотрел Дюпену в глаза.
– Ну хорошо.
Дюпен, испытав огромное облегчение, по тону врача понял, что тема желудка исчерпана. Гаррег продолжал не отрываясь смотреть комиссару в глаза. Дюпен попытался как можно незаметнее достать карандаш. Блокнот лежал у него на коленях, но карандаш, кажется, потерялся.
– Ему оставалось недолго жить.
Фраза прозвучала неожиданно. Дюпен ждал продолжения, но Гаррег, кажется, на этом закончил свое сообщение. Врач всегда говорил очень спокойным, размеренным, но отнюдь не холодным тоном, что гармонировало с его внешностью. Было ясно, что врач имеет в виду старика Пеннека, но Дюпен все же спросил:
– Пеннеку?
Гаррег не стал отвечать на вопрос и сразу перешел к делу:
– Сердце. Ему надо было давно ставить шунты. Во всех артериях были массивные стенозы. Чудо, что он вообще ухитрился прожить эти последние годы, месяцы и недели. Это было невероятно, просто невероятно.
– Вы знакомы с его сердечными болезнями? То есть вы были и его домашним врачом?
– Ну, в данном случае меня трудно было бы назвать домашним врачом. За все тридцать лет, что я его знаю, он ни разу не дал мне себя осмотреть. Ни разу, даже из соображений профилактики. Он приходил только тогда, когда у него начинала болеть спина. Позвоночник у него болел уже много лет, и он время от времени приходил на обезболивающие уколы. Однако утром в понедельник он пришел с жалобами на боль в груди. Должно быть, боль была очень сильной, так как он согласился, чтобы ему сняли ЭКГ.
Гаррег замолчал.
– И?
– Его надо было немедленно, экстренно оперировать. Но он отказался от госпитализации.
– Он не желал ничего предпринимать?
– Он сказал: если в таком возрасте согласишься на операцию, это будет означать конец.
Гаррег сказал это бесстрастно, без всякой мимики.
– Сколько времени он мог еще прожить?
– Я уже сказал, – тщательно артикулируя слова, заговорил Гаррег, – что с медицинской точки зрения он уже давно должен был умереть.
– Но медикаменты? Может быть, он принимал какие-то таблетки?
– От таблеток он наотрез отказался с самого начала.
– И что же вы ему сказали?
– Ничего.
– Но он знал, что непременно скоро умрет?
– Да.
Гаррег помолчал, а затем снова заговорил, словно поставив точку:
– Он был душевно здоровым человеком девяноста одного года.
Дюпен несколько секунд молчал.
– Кто-нибудь знал о его болезни, о тяжести его состояния?
– Не думаю. Мне кажется, это было бы ему очень неприятно. Он никогда и нигде не выпячивался. Он даже однажды спросил, не знает ли об этом моя помощница, и был очень обрадован, узнав, что она никогда не знакомится с медицинской документацией моих пациентов.
Заметив изумление Дюпена, Гаррег добавил:
– Он был очень упрямым и своенравным человеком.
– Но неужели он не ослаб? Ведь при таком тяжелом состоянии другие должны были бы заметить, что он тяжело болен. Ну, по крайней мере в последние недели.
Никто из опрошенных не говорил, что Пеннек ослаб или плохо выглядел.
– Видите ли, этот старик обладал невероятной силой воли. Он был очень гордым человеком. Но понятно, что порхать по жизни он уже не мог, и никого это не удивляло – все же ему был девяносто один год.
Гаррег неторопливо произнес эту цифру и спокойно посмотрел Дюпену в глаза. Собственно, говорить Гаррегу было больше нечего, он все сказал.
– Спасибо, – произнес Дюпен. – Это была очень важная информация.
Комиссар понимал, что слово «важная» в этой ситуации было излишне смелым. Пока было вообще непонятно, какое отношение к убийству имело – если, конечно, имело – состояние здоровья Пьера-Луи Пеннека. В данный момент, напротив, эти сведения делали случай еще более запутанным.
– У вас есть какие-нибудь предположения или идеи в связи с этим обстоятельством?
Дюпен с большим облегчением воспринял этот вопрос; он ослабил ощущение того, что все время этого разговора комиссар сидел в этом кабинете как пациент. Он заставил себя ответить уверенным тоном, хотя это далось ему с большим трудом:
– Мы отрабатываем самые разнообразные версии.
– Понятно, значит, пока у вас нет ничего. Дело, в общем, безнадежное. Почти безнадежное.
Голос врача впервые за все время разговора изменился, в нем прозвучали сильные эмоции. Он встал и протянул Дюпену руку.
– Еще раз огромное вам спасибо, доктор.
Дюпен поспешно встал, пожал протянутую руку и быстрым шагом вышел из кабинета.
Выйдя на улицу, Дюпен принялся приводить в порядок свои мысли. Пока он не имел ни малейшего представления о том, что ему делать с этой новостью. Но в ее важности он не сомневался. Жертва убийства, человек весьма преклонного возраста, был болен смертельной болезнью сердца. В любой момент – а в данном случае этот оборот надо было понимать буквально – он мог умереть естественной смертью. Он сам знал об этом лучше других. Никто из опрошенных не знал ничего о состоянии здоровья Пеннека и не замечал в нем никаких перемен. Неужели он так искусно скрывал от всех этот факт, как предполагал доктор Гаррег? Тогда это было всего лишь случайное совпадение – убийство и тяжелая, угрожавшая скорой смертью болезнь. Но может быть, все не так просто? Совершенно ясно, что сам Пеннек все знал и готовился к скорой смерти, и это знание могло все изменить для него. Изменить буквально все. Такое может произойти и в жизни старика, которому уже стукнул девяносто один год.