– Хорошо.
– До встречи.
Однако первым делом Дюпену сейчас надо было выпить кофе. «Адмирал» был еще закрыт. В последний год своей службы в Париже Дюпен купил себе маленькую кофе-машину и с тех пор пользовался ею раза три – не из принципиальных соображений, а просто потому, что любил сидеть в кафе. Удивительно, кофе-машина стоила целых тысячу евро. Собственно, Дюпен ни черта не смыслил в кофе-машинах, и продавщица с зелеными, как у кошки, глазами без труда убедила его в том, что он сделает самый разумный в своей жизни выбор, если купит именно эту машину. Кофе в зернах был куплен одновременно с ней. Весь этот процесс был довольно хлопотным, но когда последняя капля упала в фирменную чашку, Дюпен испытал нечто вроде гордости.
Одевшись, он взял чашку с приготовленным напитком и вышел на свой узкий балкон, выходивший на море, как, собственно, и почти все окна его служебной квартиры, выделенной ему властями города. Надо сказать, квартиру ему дали в одном из самых красивых домов Конкарно, построенном в конце девятнадцатого века. Дом был не шикарный, но весьма стильный и ослепительно белый. С балкона была видна скала Флобера, как ее называли жители Конкарно. Говорят, там любил сиживать Флобер во время своих приездов в Конкарно. От моря дом отделяла лишь узкая улочка. Справа вдоль берега располагалась «Белая Сабля», продолговатый, вытянутый вдоль моря пляж, усыпанный ослепительно белым песком. За пляжем располагались богатые виллы. Налево был вход в гавань с маленьким маяком и бакенами, сонно покачивавшимися на спокойной зыби. Но самым потрясающим был вид на открытый океан. Там на небе начинался настоящий день, а на горизонте небо плавно переходило в море. Недавно взошедшее солнце оставляло на поверхности сияющую дорожку.
Несмотря на то что кофе был старый, напиток получился крепким и вполне сносным. Дюпен задумался. Теперь он не был уверен, что ему надо сломя голову нестись в Понт-Авен. Самое главное, чтобы туда приехал Реглас, в этом Кадег на сто процентов прав, а прилежный Реглас приедет не мешкая, причем наверняка раньше Дюпена. На первый взгляд все это казалось очень странным. Зачем кому-то понадобилось проникнуть в ресторан? Что, действительно преступник решил наведаться на место преступления? Следы, оставленные в ресторане в ночь убийства – хотя их, собственно, и не нашли, – были задокументированы. Но в таком случае это может означать, что они вчера чего-то не заметили и пропустили. Как бы то ни было, этот человек шел на большой риск. Появиться на месте преступления на следующий день после убийства – это настоящее безумие. Для этого надо было иметь очень веские причины. Или он применил отвлекающий маневр? Но от чего он хотел отвлечь полицию и зачем?
Становилось ясно, что это дело ни в коем случае не окажется простым, что речь идет о драме, которая постепенно, в течение какого-то времени, вела к убийству, которым в конце концов и завершилась. Мало того, эта драма продолжается до сих пор, хотя это пока и не бросается в глаза. Драма была запущена самим Пеннеком, который что-то сделал после того, как узнал, что безнадежно и смертельно болен. Все как всегда, подумал Дюпен. Теперь он должен поспешить, развитие событий ускорялось с каждым часом.
Дюпен решил не ехать в Понт-Авен. Сейчас он пойдет в комиссариат и, как было запланировано, поговорит с Андре Пеннеком, а потом подождет результатов криминалистической экспертизы.
Андре Пеннек уже ждал его, когда Дюпен в начале восьмого вошел в неприметное, а точнее, безвкусное небольшое здание комиссариата, расположенное неподалеку от маленького вокзала. Здание было построено в функциональном стиле восьмидесятых годов. Внутри было тесно и неудобно. Кроме того, Дюпену постоянно действовал на нервы специфический запах пластика (который, кажется, никто, кроме него, не ощущал). Открытые окна не помогали – проклятый запах не желал выветриваться.
– Он сидит у вас в кабинете.
Нольвенн, как всегда, была на месте и занималась делами.
– Здравствуйте, Нольвенн.
– Здравствуйте, господин комиссар.
– Я сразу иду к нему. Вы уже выяснили, у кого находится завещание Пеннека? У мадам де Дени?
– Она ждет вас.
Дюпен невольно улыбнулся, чем немного удивил Нольвенн.
– В половине одиннадцатого в своей конторе в Понт-Авене. Или вы сначала поедете в «Сентраль» осмотреть помещение после взлома?
– Нет, я подожду сообщений криминалистов – не найдут ли они там что-нибудь новенькое. Пока же нет смысла ехать, мы все равно почти ничего не знаем.
– Нет, это просто поразительно. История начинает стремительно разбухать. – Нольвенн запнулась, но затем продолжила: – А она и без того очень громкая. Как вы думаете, в чем тут дело?
– Не знаю, на самом деле не знаю.
– Всю информацию, какую я получила, я передала Ривалю. Ведь вы должны были…
– Да, да.
Дюпен помедлил, символически постучал в дверь своего собственного кабинета, отметив про себя комичность этого жеста, и вошел внутрь.
Войдя, он едва не вскрикнул от суеверного ужаса. Андре Пеннек был как две капли воды похож на Пьера-Луи Пеннека. Это было поразительное, сверхъестественное сходство. Несмотря на то, что у них были разные матери. То же телосложение, то же лицо. Об этом сходстве Дюпену почему-то никто не говорил.
Андре Пеннек сидел на стуле напротив стола комиссара. Он не сделал даже попытки встать при появлении хозяина кабинета и при этом смотрел Дюпену прямо в глаза. Выглядел он импозантно – официальный светло-серый летний костюм, тщательно напомаженные и зачесанные назад волосы – несколько более длинные, чем у его сводного брата.
– Здравствуйте, месье.
– Господин комиссар.
– Хорошо, что мы наконец встретились.
– Я ожидал, что вы лично поставите меня в известность об этом преступлении.
Дюпен не сразу понял, что имел в виду Андре Пеннек, но быстро взял себя в руки.
– Мне очень жаль, что я этого не сделал, так как был чрезвычайно занят расследованием. Поэтому долг известить вас об этом прискорбном несчастье взял на себя инспектор Риваль.
– Но это абсолютно недопустимо!
– Я уже сказал, что мне искренне жаль. Прошу также принять мои глубокие соболезнования в связи с утратой.
Андре Пеннек смерил Дюпена холодным взглядом.
– Насколько близкими были ваши отношения, господин Пеннек? Я имею в виду ваши отношения со сводным братом.
– Мы были братьями. Что еще могу я сказать? У нас были обычные для семей отношения. У каждой семьи есть в шкафу свои скелеты. К тому же мы были сводными братьями, а это всегда осложняет отношения.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что сказал.
– Мне хотелось бы знать больше, господин Пеннек.
– Не вижу никаких оснований делиться с вами подробностями наших личных отношений с моим братом.
– Вы были в начале семидесятых убежденным сторонником радикального бретонского националистического движения «Эмганн».
Дюпен, по своему обыкновению, резко и без предупреждения сменил тему разговора.
– Некоторые говорят о ваших связях с экстремистским крылом этой организации, с Бретонской революционной армией. – Дюпен сделал долгую паузу. – Были и погибшие в священной борьбе с «французскими угнетателями». Ни больше ни меньше.
На короткий миг Андре Пеннек утратил контроль над своим лицом, только на малую долю секунды, но Дюпен это заметил. В глазах Пеннека отчетливо просквозила бессильная ярость.
– Это старая история, господин комиссар.
Андре Пеннек говорил непринужденным тоном великосветского денди.
– Грехи молодости, знаете ли. Никогда не было никаких связей с Бретонской революционной армией. Даже отдаленных. Это был идиотизм, а не армия. Хорошо, что она перестала существовать.
– В те времена молодой социалист Фраган Делон открыто ставил вам в вину такую связь, причем не один раз и публично. Вы все отрицали, потому что опасались расследования.
– Это абсурд. Делон всегда был сумасшедшим. Моему брату стоило бы его остерегаться, и я не раз ему это говорил.
Как ни владел Андре Пеннек своим голосом, в нем на этот раз прозвучало что-то резкое и неприятное.
– Остерегаться?
– Я хочу сказать… – Пеннек помедлил. – Я хочу сказать, что каждый волен сам выбирать себе друзей.
– Ваш брат был убежденным противником «Эмганн» во всех ипостасях этой организации.
– Да, в этом вопросе у нас были некоторые разногласия.
– За прошедшие сорок лет вы виделись всего несколько раз. Должно быть, существовали принципиальные разногласия.
– Это было давно, господин комиссар. Давняя история. – Он снова немного помолчал. – Время от времени мы перезванивались, правда, нерегулярно.
– Говорят, что вы покинули Бретань в конце семидесятых и, переехав в Прованс, начали там свою карьеру с чистого листа, так как боялись, что из-за старых историй вам не удастся сделать в Бретани политическую карьеру.
– Ну, это тоже абсурд.
– Однако за первые же годы в Провансе вы сделали головокружительную карьеру.
– Господин комиссар, куда вы клоните? Вы подозреваете меня в убийстве собственного брата? Это, мягко говоря, нелепое подозрение. Вы считаете, что я мог убить его из-за ничтожных политических разногласий, имевших место сорок лет назад? Мне уже семьдесят пять лет, и те бредни меня уже давно не занимают. Все это несущественные мелочи. Старые дурные шутки.
– Вы очень быстро добились признания и почестей, стали кавалером национального Ордена заслуг. Этот орден увенчал вашу политическую деятельность.
– Совершенно верно.
– Лишние сведения могли все испортить.
– Лишние сведения? Нет никаких порочащих меня сведений. Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.
– Где вы были позавчера, в четверг, в течение дня и вечером?
– Это допрос, господин комиссар?
В голосе снова зазвучала враждебность. Однако Андре Пеннек тотчас взял себя в руки и сменил тон.
– В Тулоне. В четверг я был в моем доме в Тулоне, где весь день работал.
– Конечно, кто-то может это подтвердить?
– Естественно, моя жена. Вчера утром я был в кабинете, куда мне позвонил Луак Пеннек. Я сразу выехал в Понт-Авен. Жена привезла в аэропорт чемоданчик с самым необходимым. Она могла видеть мой посадочный талон. В Кемпере я взял напрокат машину. Больше мне нечего вам сказать.
– Упомянуты ли вы в завещании вашего брата?
– Простите?
– Как вы думаете, упомянуты ли вы в завещании вашего брата?
– Нет, я этого не думаю. Если бы это было так, то он должен был в последние годы внести изменения в завещание, что представляется мне маловероятным. Из-за наших с ним разногласий он четко сформулировал причины моего исключения из числа наследников и оформил это нотариально. Он сам мне об этом сказал.
Андре Пеннек окончательно успокоился и говорил теперь совершенно спокойно.
– Видите ли, я в известной мере человек довольно состоятельный и не нуждаюсь в финансовой помощи. Кроме того, вам, несомненно, известно содержание завещания моего брата, и вы знаете, что я не вхожу в число наследников.
– Самый большой капитал политика – это его репутация; к тому же – самый уязвимый капитал.
– Господин комиссар, – в тоне Андре Пеннека зазвучали примиряющие нотки, – мне кажется, что наш разговор принял какую-то странную направленность. Я приехал, чтобы узнать, как продвигается расследование убийства моего брата, узнать, что вы уже знаете. Честно говоря, до остального мне нет дела. Кроме того, мне надо посмотреть, не нуждаются ли в моей помощи Луак и Катрин Пеннек, все ли в порядке с отелем, ведь он был целью и смыслом жизни моего брата.
Дюпену потребовались все силы, чтобы сдержаться.
– У нас пока нет никаких существенных результатов по этому делу, господин Пеннек. Расследование продолжается. Я опрашиваю подозреваемых.
– То есть пока ничего нет?
– Доверьтесь бретонской полиции. Как вы считаете, господин Пеннек, что могло произойти? Мне было бы очень интересно знать ваше мнение. Есть ли у вас какие-то идеи на этот счет?
– У меня? Естественно, никаких. Да и откуда им взяться? Ограбление? Почему нет, мой брат был хорошим бизнесменом, а сейчас настали такие времена, что могут зарезать за десять евро.
– Это ваше предположение, так?
– У меня нет никаких предположений. Расследование преступления – это ваша задача.
– В последнее время вы общались с братом?
Андре Пеннек ответил без промедления:
– Во вторник мы с ним разговаривали по телефону.
– В последний вторник?
– Да, два дня назад.
– Какое удивительное совпадение! Вы разговариваете крайне редко, но поговорили незадолго до его смерти.
– Это довольно неприличный намек. Собственно, весь наш разговор и состоит из таких намеков. Я не намерен продолжать разговор в подобном духе.
Резкое содержание фразы находилось в разительном контрасте с безмятежным тоном, каким она была произнесена. Андре Пеннек, надо отдать ему должное, умел держать себя в руках. Даже здесь, меняя по желанию тональность высказываний, он оставался до мозга костей политиком.
– Вы можете сказать, о чем шла речь в вашем телефонном разговоре?
– Как вы уже знаете, я время от времени ему звонил, чтобы узнать, как он себя чувствует, как идут дела в отеле, как живут его сын и сноха. То есть меня интересовали только семейные дела. Я делаю это уже без малого десять лет. Мне хотелось общения – несмотря на всю сложность наших отношений.
– Тем не менее разговор продолжался десять минут.
– Да, мы десять минут обсуждали семейные дела. И могу сказать вам прямо: он не сообщил мне ничего необычного. Я не заметил ничего особенного в его тоне.
– О чем конкретно вы говорили?
Андре Пеннек ненадолго задумался.
– Мы поговорили о рыбалке. Он собирался купить новое рыболовное снаряжение. Но это была обычная его тема – море и рыбалка.
– Да, – остановил Пеннека Дюпен, – я согласен с вами, и знаете, мне кажется, что мы можем закончить этот разговор. Смею предположить, что вы узнали то, что хотели узнать.
По лицу Пеннека снова пробежала легкая тень раздражения.
– Теперь я буду надеяться, что вы лично проинформируете меня о результатах, когда они наконец появятся.
– Мы непременно это сделаем, господин Пеннек, можете на это рассчитывать.
Пеннек пружинисто встал, с профессиональной вежливостью протянул Дюпену руку и направился к двери.
– Прошу прощения, господин Пеннек, еще один, последний вопрос: как долго вы намерены здесь пробыть?
Пеннек остановился у двери:
– До выяснения всех обстоятельств дела и, естественно, до похорон.
– Хорошо. У меня есть номер вашего телефона, и я знаю, где в случае необходимости вас найти.
Пеннек не стал тратить время на ответ. Дюпен подождал, когда он покинет приемную, а затем вышел из кабинета.
– Сейчас я поеду к нотариусу, Нольвенн.
На краю стола Нольвенн стояла чашка кофе. Дюпен невольно улыбнулся. Нольвенн всегда, не говоря ни слова, ставила на свой стол чашку. Он взял ее и осушил одним глотком.
– Поезжайте, – отозвалась Нольвенн. – Я только сделаю один звонок – надо получить официальное разрешение на ознакомление с завещанием. Мадам де Дени только позавчера вернулась из Лондона. Она происходит из старинной, очень старинной семьи. К тому же она бегло говорит по-бретонски. Правда, с мужчинами ей почему-то не везет.
Дюпен все еще находился под впечатлением неприятного разговора.
– Мне надо позвонить Ривалю.
– Он только что звонил сам – по поводу взлома.
– Очень хорошо.
– Ужасный человек – этот Андре Пеннек, – грустно произнесла Нольвенн. – Как странно – они внешне похожи как две капли воды, но внутренне между ними не было ничего общего.
Дюпен промолчал.
– Ах вот еще что: вчера позвонила ваша сестра. Нет, нет, ничего особенного, она просто хотела с вами поговорить. Я сказала ей, что вы по горло заняты трудным делом, и она попросила передать вам привет.
Лу. Он давно собирался ей позвонить, но было недосуг, а теперь вот она уже и не пытается позвонить ему на мобильный.
– Спасибо, Нольвенн, я ей перезвоню.
Давно пора это сделать.
Он поспешил к двери.
Машину Дюпен оставил на парковке у гавани, идти было недалеко, но проехать этот кусочек было проблематично – в Конкарно полно улиц с односторонним движением.
Дюпен достал телефон и набрал номер.
– Риваль?
– Да, слушаю.
– Проконтролируйте, когда Андре Пеннек выехал из Тулона. Проследите весь его путь. Когда и где он купил билет и каким самолетом летел? Где в Кемпере взял напрокат машину? Выясните все, срочно! – Он сделал короткую паузу. – Что говорит Реглас о взломе?
– Слушаюсь, господин комиссар. Я тотчас этим займусь. Реглас говорит, что не смог ничего обнаружить, во всяком случае, пока. Сейчас он занимается следами – ищет отпечатки подошв на подоконнике и вокруг. Он хочет понять, входил ли кто-нибудь вообще в ресторан.
– Вы тоже ничего не заметили? Вы хорошо все осмотрели?
– Естественно, господин комиссар. Мы ничего не увидели, все как обычно, никаких изменений по сравнению с тем, что мы видели вчера – как в баре, так и в ресторане. Если даже кто-то и проник в помещение, то никаких видимых следов он там не оставил.
– Отлично, Риваль.
– Но я не вижу в этом никакого смысла. Зачем кому-то понадобилось срывать печать и разбивать окно? Вам не кажется, что это какой-то глупый ход?
– Не имею ни малейшего понятия, Риваль.
– Я буду держать Пеннека в курсе. Как я понимаю, у вас нет никакого желания делать это самому.
– Хорошо. Увидимся после моего визита к нотариусу.
– Интуиция подсказывает мне, что за этим делом прячется какая-то нехорошая история, очень нехорошая.
Риваль произнес это многозначительным тоном, не соответствующим всей тональности разговора. Повисла долгая пауза.