– Ну ничего уже не вынюхаешь! Все затоптали, гады…
– И кошка проходила… и Хозяин…
– Это не тем мясом пахнет, которое он ел. Это он по нему ходил – по мясу. Или – по крови.
– С ума сойти…
– Столько запахов притащил – шерсть дыбом встает… У тебя тоже встает?
– Встает.
– Ну вот…
– Не пихайся, я тебя съем!
– Только попробуй… Рр-р-р!
А небо тем временем уже начинало белесо светлеть. На востоке загорелась заря, голубые огни потускнели. Окно в кабинете Хольвина давно погасло, и большая часть обитателей дома тоже легла спать. Не спали лишь сторожа и еще кое-кому из младших в стае не спалось от приступов жестокого любопытства.
Собаки вообще существа любопытные.
Локкер проснулся поздно и долго не мог понять, где это он находится. Он никогда раньше не ночевал под крышей – на лес было совсем не похоже.
В высокие окна ярко светило солнце – на мохнатое-пятнистое, которое тетя Манефа, добрая рысь, называла "ковер". Огонь догорел; в пещерке для костра лежал один пепел. Рядом никого не было.
Локкер встал, перекинулся на всякий случай и пошел к двери.
Дверь оказалась незапертой – открылась, когда Локкер толкнул ее головой. На лестнице тетя Манефа тоже не обнаружилась, пришлось спускаться одному. Внизу Локкер остановился.
Та дверь, в которую его вчера провел Хозяин, была закрыта – Локкер слышал, как за ней по камням бегают собаки. Зато в конце длинного коридора оказалась еще одна дверь, раскрытая, в приятное место, похожее на лес – и собак там не было.
Славно.
Локкер вышел туда, где под ветром шуршали листья и чирикали птицы. Местечко оказалось забавное. Деревья здесь росли какие-то незнакомые; много ярких цветов цвело между большими камнями, как на болотных кочках – и цветы были вроде бы ненастоящие. Травка оказалась коротенькая и мягкая, тоже какая-то ненастоящая, смешная травка, хоть на вкус ее пробуй.
Около двери, ведущей в дом лежала большая куча сухой травы – мама называла это "сеном". Такие кучи лоси иногда видели на лугах неподалеку от деревень. Иногда зимой лосята шалили – заметив в "сене" сухую ветку, вытаскивали ее оттуда, разбрасывая кучу в стороны. Мама сердилась, говорила: это люди себе собирают, им нужно, а вы балуетесь. Вам что, есть нечего? А Лорис кричала: "Нигде нет листиков, а эта с листиками! Мы хотим с листиками!", – и Локкер поддакивал.
От воспоминаний было сначала смешно, а потом грустно и захотелось плакать. Локкер печально обошел кучу "сена" кругом – веток было не видать. Поиск веток навел на мысли о еде, и Локкер подумал, что хорошо бы перекусить. Он попробовал на вкус цветы – может, сладкие, как кипрей, или сочные и горчат, как одуванчики – но оказалось, что трава травой, ничего особенного. Локкер подумал, что Хозяин держит тут такие цветы не для еды, а смотреть.
Локкер подошел к дереву. Дерево было невысокое и раскидистое. Локкер понюхал серебристо-зеленые мягкие листья и отломил веточку на пробу. Вот это было да! Один восторг, а не завтрак.
Локкер вздохнул и принялся, не торопясь, кормиться. Он успел съесть не так уж много – во всяком случае, не столько, чтобы наесться – как вдруг у него под самым ухом залаяли так, что он подскочил.
Громадный черный пес, впрочем, не собирался нападать – он перекинулся, став хмурым дядькой в грубой мохнатой куртке, мохнатых штанах и мокасинах. Локкер посмотрел на него – и тоже перекинулся, из вежливости.
Но пес не перестал сердиться.
– Ты чего это делаешь?! – прорычал он раздраженно. – Ты почему яблоню портишь, зараза рогатая?
Локкер растерялся.
– А это не едят? – спросил он виновато.
– Тебе козы сена принесли! – рявкнул пес. – Своего, между прочим. А ты тут деревья ломаешь!
У Локкера даже слезы на глаза навернулись. Ему было стыдно и невозможно сказать, что сено-то он как раз и не ест – не любит траву, да еще и сухую. Получается, что его приютили, а он тут все делает не так… козы же не виноваты, что не знают про сено. Они же сами его едят, а с лесными зверями никогда не встречались. Им – что лоси, что олени, что – вообще коровы…
Пес хотел еще что-то сказать, но тут из дома выскочила Манефа и выручила лосенка из беды.
– Ты что к нему пристал, Тенгиз?! – закричала она еще издали. – Дерева ребенку пожалел?! Ему сам Хозяин разрешил пастись в саду! Хольвин мне сам сказал – ты слышишь?
Пес зарычал, оскалив страшные белые клыки, которые ничуть не изменились при смене Ипостасей.
– Кошка! А тебе какое дело?
Манефа подлетела, схватила Локкера за плечи, быстро взглянула, все ли с ним в порядке – и заслонила от пса собой. И очень страшно зашипела:
– Это мой лос-сс-сенок! С-слыш-шишь?!
– Кошачьи дети, – буркнул пес ругательным тоном и почесал в затылке.
– Простите, – робко сказал Локкер, высовываясь из-за кошки. – Я не знал, что яблоню есть нельзя. Она вкусная…
Он ожидал, что пес рассердится еще больше, но тот отчего-то расхохотался, а за ним рассмеялась и Манефа. Локкер сконфузился вконец.
– Во хохма! – гавкнул пес, все еще смеясь. – Пойти ребятам рассказать…
И ушел туда, на каменный двор, оставив Локкера и Манефу одних.
– А я тебя ищу, лосенок, – нежно сказала Манефа, приглаживая Локкеру волосы и вытирая его мокрые щеки. – Я тебе завтрак принесла… как чувствовала, что псы все перепутают. Не перекидывайся – там человеческая еда. И не расстраивайся по пустякам – объешь ты эту яблоню, если она тебе нравится. Хольвин разрешил – а псы разве что понимают!
Локкер улыбнулся, все еще чуть-чуть конфузясь, и кивнул. Хольвин беззвучно хохотал, глядя в окно…
Хозяин.
Локкер очнулся от тревожного сна.
Серый и мутный предутренний свет сочился в окно, прикрытое зеленой шторой, и всю комнатушку красил в зеленое – только не в такое, как трава, а в болезненную зелень лишайников на сухой ели. За окном слабо грохотал едва проснувшийся город. В комнатушке было тепло и душно; на диване прикорнула Лилия, молоденькая Хозяйка, не знающая, что она – Хозяйка, смешное существо, взлохмаченное, глазастое и на тоненьких ножках, как олененок. Тео не было. Нехорошо.
Не то, чтобы Локкеру особенно хотелось видеть Тео. Конечно, он живой – других в Службе Безопасности быть и не может – и даже время от времени от него шло настоящее тепло… но он был слишком нервный и жестокий для Хозяина. Слишком нацелен на уничтожение, сильнее, чем на сохранение жизни – такие вещи здорово чувствуются. Будто важнее уничтожить банду мертвяков, устроивших где-то там незаконный притон, чем спасти Рамона. Неприятно. Но…
Он знает город. И все-таки, с оговорками, но – друг.
Локкер тронул Лилию за плечо.
Она, как все люди, просыпалась слишком долго, жмурилась, зевала и терла глаза кулаками. Потом стащила со спинки дивана китель, с трудом попала в рукава и сказала:
– Ну и мятая же я! Ужас… Псиной пахну, да?
– Ты сейчас пахнешь приятнее, чем вчера, – сказал Локкер. – Мы химии не любим. А псина – нормальный запах. Рамон, к примеру, всегда так пахнет.
Лилия прыснула.
– Хорошо, что у тебя на лице нет краски, – сказал Локкер. – Я видел человеческих женщин, у которых на лице, как у горных коз перед боем – слой грязи, только разноцветной и пахнет неживым. Зачем себя раскрашивать?
Лилия уже хохотала, уткнувшись носом в ладони. Потом подняла на Локкера веселые, совсем не сонные глаза.
– Пойдем кофе пить.
– Давай Тео найдем, – сказал Локкер. – Еда потом. Сначала узнаем, приехал ли Хольвин.
Ему очень хотелось видеть Хольвина. Подойти, положить голову на плечо, сказать, что все еще исправится, почувствовать себя в команде… Лилия неопределенно покрутила рукой в воздухе.
– Рано еще. Хольвин же за городом живет…
– У него машина. Она ездит быстро.
– Ладно, пойдем.
Вышли из комнаты отдыха. Прошли по длинному тусклому коридору, где Локкеру не нравилось и где сновали туда-сюда неприятные люди, которые кого-то разыскивали. Потом Лилия открыла дверь, и за дверью оказался крохотный закуток с жалюзи на узком окне, со столом для компьютера и грязным потеком на стене и части потолка. У компьютера обнаружился Тео с усталой и сосредоточенной миной. Может быть, он не спал или чуть-чуть подремал в компьютерном кресле.
– Хольвин еще не приехал? – спросил Локкер.
– Звонил, – сказал Тео. – Он как всегда. Ничего не объяснил, злится, раздражается. Сказал, что задержится… Лось, тебе Рамон снился?
– Да. Он жив, но ранен, – сказал Локкер, вспоминая, видел ли хоть раз Хольвина злым или раздраженным. Как всегда?
– Хорошо бы успеть до вечера. Иди сюда.
Локкер подошел. Лилия просунулась к нему подмышку, чтобы тоже видеть. Тео развернул к ним монитор.
– Вот карта Северного Района. Это тебе говорит что-нибудь?
Локкер внимательно посмотрел на экран, на кубики и брусочки, подписанные цифрами, на полоски с названиями улиц – и кивнул.
Локкер внимательно посмотрел на экран, на кубики и брусочки, подписанные цифрами, на полоски с названиями улиц – и кивнул.
– Да. Это карта. Это город. Дома. Я понимаю. Мне Рамон рассказывал.
Тео вздохнул.
– Эх… я же не об этом. Ты можешь прикинуть по карте, где может находиться место… ну, то место, которое тебе снится?
Локкер удивился.
– Рамон же совсем не так это видел, – пояснил он терпеливо. – Он же видел все настоящее. Дома настоящие. Кусты акации. Стену, такую красную, грязную. Железную будку, на которой рожицы нарисованы. Он там все нюхал. Если попросить какую-нибудь собаку понюхать – я могу сравнить, что она скажет и что Рамон думал…
Тео снова вздохнул и почесал голову двумя руками. Локкер почувствовал, что у человека от долгого сидения и рассматривания все тело затекло – и Тео тут же непроизвольно потянулся.
– Ты устал, – сказал Локкер сочувственно.
– Наплевать, – буркнул Тео мрачно. – Я просто счастлив, что нам теперь, не знаю, сколько времени кататься по району и разыскивать эту твою стену с рожицами, грязную будку и дурацкую акацию. Шик-модерн! На это месяц уйдет!
– Это на будке были рожицы, – сказал Локкер убито.
– Один черт, – Тео махнул рукой. – Лилия, ну что ты тут торчишь? Хоть бы кофе принесла и плюшку какую-нибудь рабочему человеку.
И пустил по столу несколько монет. Лилия их поймала и ушла, а Тео снова вперился в экран и глубоко задумался. Локкер примостился на обшарпанном стуле рядом, стараясь не шуметь и не мешать ему думать.
Локкера ситуация тоже не радовала. Когда он шел в город, к сослуживцам Рамона, то представлял это совсем иначе: все будет в порядке, стоит лишь описать место, где твари держат взаперти его друга. Лосю ведь надо только сказать: "На восточном краю оврага, там, где коряга похожа на горбатую кикимору" или "На берегу в ельнике, рядом с старым пожарищем" – и он сразу поймет, какое место ты имеешь в виду. А тут – не живой мир, а сотни и сотни одинаковых серых домов, грязных стен, размалеванных железных будок, чахлых акаций…
Когда Тео и Лилия пили кофе, горький отвар со странным запахом, Локкер жевал пирожок с грибами, прекрасно пахнущий почти настоящим лесом и пытался не впасть в отчаяние. Но получалось плохо.
Особенно плохо стало, когда собрались ликвидаторы и принялись спорить. Названия улиц и районов города Локкеру ничего не говорили, а люди, обсуждавшие с Тео план будущих действий, ему совсем не нравились. В них не было даже той малой тени Хозяина, которая чувствовалась в Тео, они бесцеремонно глазели на Локкера, громко говорили – и от двоих пахло тлеющим ядом.
Рамон когда-то Локкеру говорил, что люди из Службы Безопасности не должны оглушать себя наркотическими веществами, потому что это – самый верный путь постепенно убить душу. Но этот запрет, похоже, соблюдался не всеми. Если бы не Лилия, притулившаяся рядом и поглаживающая его руку, Локкеру было бы совсем плохо, но Лилию никто не слушал.
Грохот города за окнами уже давно слился в один тупой угрожающий гул. Локкеру казалось, что он так притерпелся к этим звукам, что не отличает один от другого – но вдруг из этой вязкой звуковой каши ярко выделился шум знакомых колес и гул знакомого мотора, и скрип тормозов одного-единственного автомобиля на свете.
Локкер встал, и на него все посмотрели.
– Приехал Хольвин, – сказал Локкер. – Я пойду к нему.
– Откуда ты знаешь? – спросил рыжий кудлатый ликвидатор.
Лучше бы Тео обсуждал положение с собаками, а не с людьми, подумал Локкер. Собаки сообразительнее. В этот момент на столе захрипел селектор: "Капитан Тео, приехал господин посредник и хочет вас видеть".
Локкер быстро спустился в холл, а за ним – Тео, Лилия и какие-то люди без имен. Хольвин стоял около стекляшки дежурного; у Локкера сразу стало легче на сердце.
Хозяин был хмур и небрит, одет в лесные сапоги, брезентовые штаны и старый ватник, в котором учил щенков – от одежды чудесно пахло его домом и лесом. К его ногам прижался Шаграт, новый телохранитель, ровесник Рамона, его родич и приятель. Вокруг, ухмыляясь и стуча хвостами, расселись несколько служебных псов.
А на руках у Хозяина, спрятав на его груди нос, обхватив его шею лапами, сидел маленький пушистый рысенок. На этого-то рысенка и уставился вопросительно Тео, спросив вместо приветствия:
– Хольвин, что это за страшный зверь?
– Во-первых, доброе утро, – сказал Хозяин.
– Доброе урбо, – фыркнул Тео. – Мы тебя часов в семь ждали, – но протянул руку и Хозяин ее пожал. Рысенок вздохнул и крепче ухватился за его шею. – В нашем районе творится Небо знает, что, дохлый криминал, трупаки – а ты развлекаешься?! – продолжал Тео возмущенно. – Откуда котенок?
– Скинь обороты, – сказал Хозяин.
Тео дунул на собственный нос и воздел руки. Хозяин дожидался. Тео дунул еще раз и сказал спокойно:
– Группа собралась. Нам очень нужен твой совет. Твой лось мается тут со вчерашнего вечера, он вправду на ментальной связи с псом. Мы же действительно ждали… а этот зверек – трансформ?
– Ненавижу это слово, – Хозяин погладил по голове сжавшегося в комок рысенка, улыбнулся и кивнул Локкеру, отчего лосю сразу стало тепло внутри, и повернулся к Тео. – Сделай милость, не называй двоесущных так. Они – не механизмы, а живые существа, не стоит применять к ним дурную урбанистическую терминологию.
– Хорошо. Двоесущный?
– Тео, – сказал Хозяин тихо, но с такой жаркой энергией под словами, что все псы повернули к нему головы, – этот маленький зверь – особый случай. Я сам сегодня с наслаждением ликвидировал бы кое-кого, хоть это и не в моей компетенции. Ты ведь прав насчет дохлого криминала в вашем районе. Его бы убили сегодня утром, этого котенка, если бы не случай и не добрый человек.
Вокруг начали собираться и люди. Тео озабоченно спросил:
– Им питались мертвяки?
– Нет, – сказал Хозяин. – Живые, так сказать. Не знаю только, долго ли такие души проживут.
– Ты что, – спросил Тео погасшим голосом, – сунулся в чужую квартиру? К живым? В частное жилище без ордера?
– Да, я сунулся, – сказал Хозяин чрезвычайно ровно. – Я сунулся, я предъявил удостоверение посредника, я в силу своих особых полномочий конфисковал у владельца квартиры охотничью лицензию… забрал оружие и ребенка. Ты считаешь это нарушением закона?
– Так, – Тео сел на окошечко дежурного, скрестив руки на груди. – Здорово. Теперь жалоб не оберешься. Мы и так Небо знает в каком положении, а тут еще будут вопить, что посредники чинят произвол. Ведь не Лиге же твоей разбираться, а нам… еще и в жандармерию напишут, наверное…Что там случилось?
Хозяин принялся сосредоточенно чесать рысенка за ухом. Все присутствующие собаки придвинулись ближе к его ногам, будто собирались от чего-то его защищать. Локкер подумал и тоже подошел ближе.
– Ты не ответил, – напомнил Тео.
– Он еще очень маленький, – сказал Хозяин. – И некий полудохлый охотничек в начале лета убил его мать, а его забрал в город. Чтобы поразвлекать свою самку и детенышей. Имя и адрес интересуют?
– Жену и детей, – сказал Тео. – Покорректнее чуток.
– Семью упыря.
– Поменьше эмоций.
– Это факты, а не эмоции.
– Хольвин, я прошу…
– Упыри держали его в вольере. Кормили чем попало – так что у него болит желудок. Он прелестный и теплый, упырям хотелось его тискать, он защищался. Тогда они остригли ему когти вместе с верхними фалангами пальцев. На руках и на ногах – делал кто-то из тех ветеринаров, которые по объявлениям в газетах кого угодно убьют, кастрируют и искалечат. По меркам леса отсутствие когтей – это тяжкие увечья, как ты знаешь…
– Хольвин!
– Сегодня он прокусил упырихе ладонь. Они вызвали "скорую". А из него решили сделать шапку для старшего упыренка.
– Хольвин…
– Довольно, Тео. Ему повезло, что девчонка из "скорой" позвонила в Лигу. Просто пожалела живое существо, вот и позвонила. Не должна была. А теперь скажи, существует ли закон, карающий чем-нибудь серьезным издевательство над ребенком, которого сделали сиротой и калекой? Плюс – покушение на убийство.
Оперативники и ликвидаторы шептались. Лилия шмыгнула носом. Тео помолчал, буркнул мрачно:
– Выпить бы…
– Даже не думай, – сказал Хозяин. – Ты не ответил.
Тео поднял больные глаза.
– Хольвин… Мы максимум можем оштрафовать их за жестокое обращение с животным… на полторы сотни. При том условии, что они не станут поднимать шум по поводу твоего вторжения… Запиши мне адрес, поглядим.
– Интересно, что было бы, если бы кто-нибудь подстрелил упыриху, а упыренку отрезал бы пальцы и мучил бы в комнате, где на полу – кожа его матери…
– Хольвин, не перегибай, пожалуйста, ты же знаешь, что люди есть люди…
– Гниды они, а не люди. Глисты мира. Город лядов. Прости, Тео, но я с некоторых пор этот ваш город ненавижу. И закон заодно вместе с так называемой человеческой цивилизацией. Мудрейшие отцы народа делают все, чтобы остатки живого в человеке умерли окончательно. Почему измываться для забавы над беззащитным существом считается нормальным? Мертвяки милее зверей горожанам?