«Ну же, ну», – твердил он, торопя старшего лейтенанта и не замечая, как побелели костяшки сжимавших автомат пальцев. Тело трясло.
– Приготовиться! – донеслось из наушников.
– Приготовиться! – скомандовал он и удивился хрипоте собственного голоса.
– Огонь! – прозвучал приказ.
– Огонь! – едва успел повторить он, как ухнул чей-то гранатомет, и еще один, и еще. Антон Павлович приподнялся над бруствером и, забыв собственные требования, всадил полмагазина в направлении противника. Ближайший к нему БТР горел, из откинутого люка выбирался уцелевший водитель. Видимо, контуженный или раненный, делал он это медленно. Палыч дернул стволом, выцелил его, нажав спусковой крючок, понял, что опоздал – наконец-то выбравшийся из замершей машины, согнутый ударившими в грудь пулями, водитель повалился вниз. Антон Павлович нашел новую цель, нажал спуск и услышал сухой щелчок. Выругался на самого себя, умудрившегося в две очереди выпустить все находившиеся в рожке пули. Пригнулся, перезарядил оружие. Выглянул из окопа, машинально отмечая несколько горящих машин противника – идея Петровича рассадить гранатометчиков на полкилометра вдоль трассы оказалась правильной. Теперь бы им еще успеть отойти.
Противник подтягивался. Оставляя машины, расползался по фронту и продолжал упорное продвижение вперед. Техника выстроилась за спинами пеших ваххабитов, вне зоны досягаемости гранатометчиков и помогая наступавшим пулеметно-пушечным огнем.
Минаев организовал свой командный пункт (если так можно было назвать небольшую «пещерку», устроенную в боковом «отнорке» с перекрытием из бетонного блока, притащенного с ближайшей стройки) на левом фланге группы, занимавшей позиции в центре подчиненного ему батальона ополченцев. И тем самым оказался в самом пекле начавшегося боя. Петрович был против такого расположения, но, устав спорить, сдался.
– Мина – Центру, Мина – Центру, у меня потери, – орал в микрофон радиостанции сержант Новиков – радист, приданный группе Минаева, но его, видимо, не слышали. Потный, раскрасневшийся словно от долгого бега, он повернулся к перезаряжающему магазин командиру группы.
– Товарищ старш лейтенант, не отзываются. Не могу достучаться!
– Качай связь, качай! – Минаев перепрыгнул через повалившегося на дно окопа Семенова, швырнул за спину автомат и прижался к остававшемуся на бруствере пулемету. Длинная очередь, пущенная веером, пришлась как нельзя кстати – двое из перебегавших ваххабитов споткнулись и, распластавшись по земле, замерли в неподвижности, еще один поспешно заковылял в обратную сторону, ища спасения за дымящимся остовом подбитого БТРа. В наушниках старшего лейтенанта, перекрывая грохот боя, раздался раздосадованный рев Петровича.
– Мина, – бушевал он, – какого хрена торчишь на месте? Отходи, отходи в здания! Отходи, людей положишь, отходи! – требовал командир Ведерников, но Константин не мог ответить – приникнув к пулемету, он слился с ним в одну сущность. Веер пуль разошелся по фронту, свалив на землю замешкавшегося и не успевшего перебежать открытый участок ваххабита. Еще одна очередь – и очередной боевик зашелся в предсмертном кашле, новое нажатие на спусковой крючок – и группа ваххабитов с воплями откатилась назад. И вылетела последняя гильза. Мелькнув черной змеей, скользнула в окоп лента. Старший лейтенант стянул вниз оружие, спешно перезарядил его, пригнувшись, в четыре прыжка сменил позицию. Пулемет застучал вновь.
– Отходи! – орал Петрович, но Константин его будто не слышал. А противник, подтягиваясь к городу, вводил в бой все новые и новые силы. Получив жесткий отпор в центре, он начал наращивать усилия на флангах.
– Тарана обошли! – завизжала рация. – Тарана обошли!
Этот визг-крик неведомого запаниковавшего радиста вывел Минаева из обхватившего его неистовства, вернул к действительности.
– Тарана, Тарана обошли! – продолжал разрываться чей-то голос.
– Мина, – втесался в поток чужих слов комбат семь Зяблов, – слышал? Я отправляю людей.
– Понял, хорошо, – отозвался старший лейтенант, прежде чем совсем рядом ударила очередь из «КПВТ». Отлетевшей асфальтовой крошкой посекло лицо. Минаев, тихо зашипев, сполз вниз.
– Командир, ты ранен? – подняв взгляд, увидев на лице командира кровь, вскричал Новиков.
– Царапина, – отмахнулся Минаев, не замечавший боли, но почувствовавший, как вся правая щека покрывается быстро накапливающейся и срывающейся с подбородка влагой. Не обращая внимания на бегущую по лицу кровь, он вскинул на бруствер пулемет, несколько раз коротко выстрелил и резко присел, опускаясь на дно окопа и одновременно утягивая за собой разгоряченное «тулово» «Печенега». Ему повезло – только доля секунды отделила его от смерти. Рядом вдарило. Пулемет выбило из руки, и он, покореженный тяжелым ударом КПВТешной пули, отлетел в сторону.
– Ой, сука, тварство-то какое! – Константин затряс «отсушенными» пальцами и еще раз выругался, досадуя то ли на эту боль, то ли на утрату оружия. А вокруг продолжали сыпаться, разрываясь мелким крошевом, тяжелые 14,5-миллиметровые пули. Грохот разрывов и шлепки автоматно-пулеметных клюющих пространство пуль превратились в сплошной грохочущий поток. Константин несколько раз порывался встать, но спрятавшийся на недосягаемом расстоянии БТР не давал ему такой возможности.
– Да грохните вы кто-нибудь эту коробчонку! – в сердцах воскликнул Минаев и, тут же сообразив, что в его обязанности входит не лежать за пулеметом, а отдавать приказы, скомандовал: – Колодин, слышишь?
– Я, командир! – отозвался заместитель Минаева сержант Колодин.
– Броня пристрелялась. Уничтожить!
– Есть! – отозвался сержант, не уточняя способы выполнения приказа. Задача поставлена, а как ее выполнить – он решит сам.
Радиостанция вновь захрипела вызовом.
– Старлей, ты людей отводить собираешься? – сквозь треск помех и грохот боя донесся голос тяжело дышавшего Петровича. – Уходи в здание, всех парней угробишь! – Не на шутку разозлившийся Петрович разразился длинной тирадой, но сползающий по стенке окопа Константин этого не слышал. Тонкая струйка крови, вытекая из небольшой округлой ранки в центре лба, сбегая по переносице, срывалась с кончика носа частыми темно-красными каплями. Ударяясь о землю, они расплывались темными, почти черными кляксами.
Над полем боя на бреющем прошел «Ми-24» и, не замедляя движения, прошелестел в направлении понтонной переправы. Вскоре со стороны реки ветер донес эхо взрывов. Наушники в ушах убитого старшего лейтенанта продолжали вибрировать и надрываться голосом майора Пащенкова.
– Держаться! – кричал он.
– Приказываю держаться! – Майор требовал. – Еще не все жители эвакуировались! Как поняли?
– Держимся, – хрипел раненый Ведерников.
– Продержись десять минут, батальон Сечина выехал. Как понял меня, прием?
– Попробуем, – ответил бросающий за окно гранаты Зяблов.
А не слышавший всех этих переговоров Колодин, подбив БТР, израсходовав все патроны, с криком:
– Ну, сволочи! – схватился в рукопашной схватке…
Глава 24
Эдик Лаптев записался в ополченцы сразу, как только из областного центра прибыл офицер для формирования будущего подразделения. Не потребовалось ни пламенных речей, никакой другой агитации. Он сам рвался в бой. Впрочем, не важно. И вот сейчас Эдик сидел на третьем этаже жилого дома и, меняя очередной магазин, последними словами материл себя за собственную опрометчивость. Его руки подрагивали, по всему лицу из мелких, расцарапанных бетонным крошевом ранок сочилась кровь. В ушах бухало. По зданию, где он находился, била бээмпэшка. При каждом разрыве Эдик вздрагивал, но продолжал стрелять. Но вот автомат, выплюнув последнюю гильзу, щелкнул затвором. Ударил вхолостую боек, и сразу стали отчетливо слышны шлепки ударяющихся о здание пуль, щелканье осколков. От близости этих звуков стало еще страшнее. Лаптев втянул голову в плечи, отстегнул пустой рожок, не глядя бросил его в карман и потянулся левой рукой к разгрузке. Достав очередной магазин, он перезарядил оружие, высунул ствол в пробитую в стене брешь и, не целясь, выпустил по врагу длинную очередь. Видимо, куда-то попал, потому что ему тотчас ответили. Эдик отпрянул, низко пригнувшись, перебежал в соседнюю комнату, упал на пол. Здесь брешь оказалась пробита у самого плинтуса. Не высовывая ствола автомата, осмотрелся – метрах в ста мелькнул и пропал из виду боевик с рыжими волосами и такого же цвета бородой – в лучах солнца их цвет виделся совершенно отчетливо. Эдик продолжил наблюдение и увидел второго боевика, крадущегося в тени здания, лицо которого оказалось чересчур черным, чтобы объяснить это падением тени.
«Негр. Наемник», – мелькнула мысль, в то время когда к темномордой фигуре потянулась линия прицеливания. В доли секунды Лаптев заставил себя успокоиться, задержал дыхание. «Ровная мушка, плавный спуск», – мягко потянул спусковой крючок. Отдачи он не почувствовал, только увидел, как, клюнув носом, заваливается вперед «иностранный гость», как, нелепо размахивая руками, пытается сохранить равновесие и, наконец не удержавшись, падает лицом в давно не кошенную клумбу.
– Получи, падаль, получи! – Эдуард для верности всадил в неподвижно лежащего «хоббита» еще несколько пуль и сменил позицию. Никаких чувств от убиения человека, кроме здорового (или нездорового? – как посмотреть) злорадства, он не испытывал. Он знал, за что сражался, что оберегал – в деревне у Лаптева остались родители, две сестры и маленький братишка. Это, собственно, и все, что у него в этой жизни было. В свои двадцать лет он не успел ни как следует влюбиться, ни свершить чего-либо важного, но отдавать кому-либо свое ВСЕ он не собирался.
– Эд! – Раздавшийся крик принадлежал командиру отделения сержанту Золотареву. – Эд, слева… Слева нас обошли. За мной, давай за мной!
Сердце окончательно рухнуло в пятки. Налившиеся свинцом ноги с трудом вынесли Эдуарда из комнаты. Сбегая по лестнице, он пару раз споткнулся о ступени и едва не загремел вниз. С трудом оба раза удержав равновесие, Лаптев вывалился из подъезда и бросился вслед за Золотаревым. Из здания выбежало еще несколько ополченцев. Не успели они завернуть за угол здания, как напоролись на бегущих боевиков. Золотарев выстрелил первым, два ваххабита упали, остальные метнулись в сторону. Раздались ответные выстрелы. Золотарев нелепо попятился, выронил оружие из рук. Эдик видел, как сержант опустился на колени и, наклонившись вперед, уткнулся лицом в асфальт. Кто-то из ополченцев, подхватив Золотарева под мышки и в поисках хоть какой-то защиты, поволок за стоявшую во дворе «Ниву». Эдик застыл. Все происходящее виделось ему в невероятно замедленном темпе, словно кто-то взял и притормозил время или придержал крутящуюся пленку. Затем время внезапным скачком рванулось вперед, наверстывая упущенное. Все замелькало, сливаясь в невероятный калейдоскоп действий. Палец на курке, очередь, рывок к укрытию. Разрыв гранаты, еще один. Палец на кольце гранаты, взмах руки, взрыв и почти сразу еще несколько. Облако черного дыма совсем рядом, и бетонная крошка в лицо. Тяжелое падение справа, чей-то стон слева и бесконечные выстрелы, свист пуль, визг осколков.
– Помоги… – хрип за спиной. – Помоги… – Едва слышная мольба о помощи.
Лаптев вздрогнул, резко обернулся – на открытой площадке, лежа на боку, зажимал живот окровавленными руками один из вместе с ним выбежавших из здания мужиков. Камуфлированный китель на груди стонущего тоже окрашивался кровью.
– У, блин! – Эдуард разрядил оружие двумя очередями, рванулся к раненому, на ходу меняя магазин. Пустой рожок упал на асфальт и, задетый носком ботинка, отлетел к бордюру. Лаптев не остановился, не замедлил скорости, чтобы его подобрать. Еще три прыжка, и, упав на одно колено, он склонился над стонавшим мужчиной. Совсем рядом летел, падал, плющился и снова летел свинец.
– Я умираю… – просипев, мужик закашлялся, изо рта брызнуло кровью.
– Ты не умрешь, не умрешь, – возразил Эдик и беспомощно воззрился на раненого, мигом позабыв все, чему его учили на медицинской подготовке.
– Боль… но. – На губах раненого вспенились ярко-алые пузыри воздуха.
– Я сейчас, сейчас, – выйдя из ступора, забормотал Лаптев, шаря по карманам в поисках индивидуального перевязочного пакета.
– Я, знаешь… – выдохнул мужик и умолк, не сумев сделать очередного вздоха. Рот широко открылся, губы несколько раз шевельнулись и замерли, по согнутым в коленях ногам пробежала судорога.
– В укрытие! Бревно тебе на уши! – Чья-то крепкая рука ухватила Эдуарда за плечо и потащила в сторону. Эдик побежал. Под ноги то и дело плюхались пули, но ни одна из них не задела бегущих. Тяжело дыша, они упали за кучу сложенных штабелем предназначенных для благоустройства города да так и не использованных бордюров. Повернув голову, Лаптев взглянул на своего… в голове у Эдуарда промелькнуло – «спасителя». Это оказался бородатый мужик в обычном камуфляже-цифре, с серебряным, висевшим на цепи крестом и с лычками старшего сержанта на погонах, но столь пожилой, что он просто не мог быть кадровым военным, тем не менее этот сержант столь разительно отличался от окружавших последние дни Эдика ополченцев, что ему сразу стало понятно – к ним подтянулись спецы.
– Много? – не спросить Лаптев просто не мог.
– Много чего? – не поняв заданного вопроса переспросил отец Андрей, тут же вскинул автомат, почти не целясь, дважды выстрелил короткими очередями, выругался на не пожелавшего становиться трупом противника и, отпрянув за бетонные блочки, присел, успокаивая дыхание.
– Вас много? – в свою очередь перестав стрелять, уточнил заданный вопрос Лаптев.
– Нас? – сердито буркнул священник – бестолковый ополченец отвлекал, мешал наблюдать за ходом боя, а боевики напирали и подбирались все ближе.
– Да спецов же! – Эдик несколько раз подряд выстрелил, но не попал.
– Гамлет, прикрой! – Отец Андрей поднес к губам коробочку VX радиостанции.
– Прикрываю! – отозвался Мартиросян. И тут же из глубины обороны пронзительно застрекотал «ПКМ-17», пулемет Калашникова малокалиберный – оружие, специально разработанное для спецназа и пришедшее на смену так и не прижившемуся в войсках СпН «Печенегу». Новейшая разработка отечественного ВПК под патрон 5,45, образца 2016 года, он обладал непревзойденными ТТХ – легкий – весом в 4,7 кг, с возможностью использования как магазинов, так и коробов на 250 и 350 патронов, он сразу понравился получившим его пулеметчикам, и не только за вес – начальная скорость пули в 1050 м/с и снайперская точность этого новейшего пулемета позволяли прицельно поражать противника при стрельбе с открытым прицелом и с применением оптики на дальностях до 1200 и 1500 метров соответственно, а специальные бронебойные патроны прошивали почти все образцы отечественной и зарубежной легкобронированной техники. Жаль только, таких пулеметов в часть поступило лишь несколько, и один из них по невероятному стечению обстоятельств достался Гамлету.
Стоило заработать «ПКМу», отец Андрей подобрался, ткнул кулаком в плечо лежавшего рядом Лаптева.
– Давай за мной! – скомандовал и рванул с места с завидной для его возраста прытью.
– А, блина! – Эдуард бросился следом, упал, вскочил и припустил вновь. В прыжке преодолел расстояние, отделяющее от очередного укрытия. Юзом «пролетел» по асфальту, закатываясь в подъезд ближайшего здания. Вслед прилетели пули. От деревянного косяка входной двери полетели щепы.
– За мной! – взбегая по лестнице, торопил спецназовец, и Лаптев повиновался. Они поднялись на второй этаж, вломились в пустующую квартиру.
– Как звать? – Священник повернулся лицом к тяжело дышавшему бойцу.
– Эдик, – отозвался тот, левой рукой набивая полуопустевший магазин извлекаемыми из кармана патронами. – А вас?
Отец Андрей усмехнулся:
– Называй дедом.
– Угу. – Эдик шмыгнул носом и сунул наполнившийся патронами рожок в разгрузку. Не медля ни секунды, они прошли в самую большую комнату.
– К окнам не подходить! Огонь вести из глубины помещения. – Старший сержант вскинул оружие к плечу, выцелил кого-то невидимого Лаптеву и нажал спусковой крючок. Стекла стеклопакета рассыпались в мелкое крошево и посыпались вниз. Эдуард метнулся в соседнюю комнату. Сквозь запыленные стекла увидел наступающих. Руки дрожали, мушка никак не желала останавливаться на залегшем за стволом дерева боевике, прыгая вверх-вниз, вправо-влево. Наконец выбрав момент, как Эдику показалось, «точного наведения на цель», его палец потянул спусковой крючок. В замкнутом пространстве звуки выстрелов больно ударили по ушам. На газоне запрыгали земляные фонтанчики. Залегшая фигура боевика дернулась – пара пуль прошлась совсем рядом. Ваххабит вскочил на ноги, бросился в обратную сторону, споткнулся, выронил автомат, вскочил и, не пытаясь поднять оружие, помчался дальше. По нему стреляли, но безрезультатно. Он достиг здания, от которого начал свое наступление, и скрылся в его тени.
Мартиросян вместе с еще несколькими бойцами взвода, отряженный в распоряжение отца Андрея, всаживал в наседающего противника пулю за пулей. Вторая опустевшая лента валялась подле его ног. Он почти добил третью, когда в стену за его спиной ударила тяжелая винтовочная пуля, увы, за грохотом стрельбы собственного оружия Гамлет не услышал этого удара, не заметил вспышки выстрела, не видел снайпера, засевшего на крыше расположенного в пятистах метрах девятиэтажного дома. Вторая пуля, выпущенная ваххабитом, ударила Мартиросяна в подбородок, прошив его, разорвала кадык и, раздробив позвоночник, расплющилась о бетонную стену. Сознание померкло. Гамлет повалился на пол, увлекая за собой пулемет скрюченным на спусковом пальцем. Последние пули ушли в бесконечное небо. Металлическая лента звякнула, соскользнув вниз, тяжелое оружие, выпущенное из ослабевших рук, упало следом.
Стреляя по врагам, отец Андрей не забывал следить и руководить боем. Долгое отсутствие пулеметной поддержки вызвало у него беспокойство и заставило взять в руки радиостанцию.