Бои на окраинах завершись. Ваххабиты, окружив последних защитников города, концентрировались для решительного удара. Наступила ночь. Над областным центром поднялась блеклая луна, сквозь прозрачную поволоку облачной дымки угадывались звезды.
Глава 29
К пункту постоянной дислокации мы выбрались к ночи…
– Рад, – вместо приветствия бросил Пащенков. Я неопределенно хмыкнул и попал в его медвежьи объятия. – Живой, блин…
– Не дождетесь! – привычно отшутился я. – Семьи эвакуировали?
– Да тут вот, – Виктор замялся. Я не мог разглядеть его лица, и предчувствие самого худшего разбежалось по спине дуновением ледяного ветра.
– Что случилось? – Пальцы моей руки схватили Пащенкова за воротник, дернули вперед. – Что?
– Нормально, нормально все, нормально, – поспешно затараторил тот. – Все живы, здоровы. Вот только… – Он опять замялся.
– Да не тяни ты вола за хвост! – рявкнул я, ослабляя хватку и отпуская его ворот, от души отлегло.
– Мы не смогли их эвакуировать…
– Что? Какого хрена? – Я начал злиться по-новой. – Чем вы тут тогда все занимались? Неужели трудно было выделить пару машин? Времени у вас было море! – Я едва сдерживался. Желание врезать кому-нибудь в морду накачивало, казалось, совсем обессиленные мышцы силой.
– Остынь, Николай!
Я сжал кулаки.
– Да остынь ты! – Виктор слегка попятился. – Они не поехали, отказались ехать.
– И что? Что значит – отказались? Зачем вы их вообще о чем-то спрашивали? Схватили, связали, сунули в машины, как тюки.
– Легко сказать! – Майор нахмурился, но развивать мысль не стал.
– Командоры, блин, с бабами справиться не смогли! – Я чуть было не сказал «пока мы там, а вы тут», но вовремя сдержался, прекрасно понимая – каждый находился на том месте, где он приносил больше пользы. – Ладно, проехали, – бросив примирительное, добавил: – Теперь ничего не изменить.
– Крепче драться будем, – ляпнул Виктор, и мне вновь захотелось ему врезать.
– Где мои?
– В подвале… У тебя полчаса. – К Пащенкову вернулся командирский тон. – И сразу ко мне.
– Я не пойду! – Ужасно хотелось повидать своих, но еще одного прощания мне не выдержать. К черту! Вот отобьемся – тогда и увидимся…
– Как знаешь.
– Мне куда?
– Давай в штаб. Там определимся.
– Добро. – Я зашагал к штабу.
Ночь прошла на удивление спокойно. Ваххабиты прочесывали пустующий город. Несколько раз возникали перестрелки с отдельными группками боевиков, оказавшимися близ периметра наших позиций. Были ли это случайные моменты или же командование ваххабитов прощупывало нашу оборону, неизвестно, но к утру ваххабиты подтянули к занимаемому нами кварталу все имеющиеся у них силы, взяли в кольцо, пару часов вели обстрел и ровно в одиннадцать дня с трех сторон начали штурм. Со стороны центральной улицы поостереглись – терять людей, атакуя на открытых пространствах, глупо.
Но прежде чем начался бой, Васенков успел задать мне пару вопросов:
– Товарищ прапорщик, вы в Бога верите?
– Верю. – Я не задумывался ни мгновения, но мне стало любопытно. – А почему ты спросил?
– Ну, я не знаю. – Васенков пожал плечами, поправил разгрузку. – Вы крест не носите и крестным знамением себя никогда не осеняли.
– Ах, вот оно что! Дело в том, Юра, что в Бога-то я верю, точнее хочу верить, а вот в различные религиозные концессии как-то не очень. Нельзя присваивать себе право говорить от имени Господа. А присвоив себе такое право, следующий шаг – стяжательство, желание владеть душами и телами. Служители главных религий мира в значительной своей массе погрязли в грехах крепче своей паствы. Ты подумай сам, в последние годы мир стремительно превращался в содомию, а представители «Бога на земле» помалкивали. Они молчали, хотя надо было бить в барабаны, звонить в колокола, греметь в погремушки, завывать с минарета. Что уж теперь… – Я умолк, высшее духовенство полностью разделило судьбу благословляемого ими руководства страны, а остальные, те, что рангом пониже… одни прятались и молились о спасении своих бренных тел и скопленных мирских богатств, другие с оружием в руках и с верой в душах встали в строй защитников своей земли. Как наш полковой священник отец Андрей. Да, отец Андрей – человек! Человечище с большой буквы. Не мне чета…
– Юра, – я вновь заговорил, – если бы я был сильно верующим, я бы сказал, что мир захватили люди, поклоняющиеся дьяволу. Все, что происходило с нами в течение последних лет, выглядит не чем иным, как происками зла. Да, мы, русские, никогда, собственно, хорошо и не жили. Может, это нам такая кара?
– За что? – Васенков обиженно нахохлился.
– Мало ли… – Стройной теории у меня не было, имелось лишь несколько версий. Чтобы занять мысли, выдал первую пришедшую на ум. – Может, за то, что мы предали своих древних богов? И не важно, что нас могли заставить это сделать. Главное – предали, отказались, а что получили взамен, точнее, получили с приходом христианской религии? Я имею в виду не страну как земельную площадь, не властителей, которые всегда были в стороне от народа, а народ – строитель и устроитель этой страны? Что получили наши предки? Многовековое рабство? Не делай такие удивленные глаза. Мы сотни лет были рабами в своей собственной стране. Давай хоть один раз это признаем. Мы были рабами-крепостными, а церковь, пришедшая на смену древним богам, все это благословляла. А ты говоришь, крестное зна…
– «Хоббиты»! – Юрка, прервав мой монолог, потянулся к оружию…
Завертелось.
– Старый, ответь, прием. – В тяжело хрипящих звуках я едва угадал голос Пащенкова.
– На приеме. – Здание вздрогнуло от очередного взрыва.
– Пидоры прорвались к ППД. Снимай часть людей и сюда, живо. Оставь за себя Никитина.
– Принял. – Я, отпрянув от стены, за которой укрывался, взялся за радиостанцию внутригрупповой связи.
– Никитос – Старому, прием.
– Никитос для Старого на приеме. – Лейтенант Никитин отозвался сразу же.
– Остаешься за старшего.
– Понял, остаюсь за старшего, – ответил Никитин, и я продолжил отдавать команды: – Ильдар, Семен, со своими десятками к третьему подъезду, в темпе! Прием.
– Есть! – отозвался Ильдар.
– Выдвигаемся, – заверил Семен Рудин.
Со всех сторон доносился треск выстрелов, грохот разрывов – у нас тоже было не медом мазано, но у Пащенкова, видно, совсем хреново, если потребовалось снимать людей с других участков оборонительной линии.
– Юра, Руслан, за мной! – Скомандовав, я покинул помещение и, быстро спустившись по лестнице, выбрался из подъезда. Из соседних подъездов выбегали бойцы Куюмова и Рудина. Большая часть – ополченцы, но среди них мелькали и знакомые лица бойцов нашей бригады.
– Бегом! – Я махнул рукой, показывая направление, и мы побежали.
Мы еще не достигли намеченного рубежа, а навстречу нам через пролом в стене, плюясь огнем, выползали две «бээмпэшки». Вслед за ними валила вражеская пехота.
– Гранатометы к бою! – Впрочем, моих команд не требовалось. Ильдар уже упал на колено, то же самое делали другие гранатометчики. Стрелки рассыпались в стороны, занимая огневые позиции. В следующую секунду гранатомет Ильдара рявкнул выстрелом. Ближайшая к нам БМП словно споткнулась, крутанулась на месте и тут же схлопотала в бочину. Повалил дым, броня вспыхнула. Второй боевой машине повезло больше – водитель успел спрятаться за гаражной коробкой, пущенная граната взорвалась в толпе наступающих. Ильдар отбросил в сторону бесполезный тубус, потянул за ремень висевшую на плече «РШГ» и, разорванный прямым попаданием 30-миллиметрового снаряда, кровавыми ошметками рухнул на мостовую. А БМП противника, высунувшись из-за кирпичной кладки, продолжала поливать нас огнем. Под ее прикрытием боевичье поперло напролом, атакуя в лоб и одновременно охватывая нашу группу полукольцом слева. Наши попытки остановить их подавлялись прицельными выстрелами пушки.
– Егоров! – Мне пришлось окликнуть прячущегося за бетонным укрытием неподалеку от меня гранатометчика.
– Я, товарищ прапорщик, – отозвался он.
– Уничтожить БМП! – И изо всех сил: – Прикрыть гранатометчика! Огонь! – Вокруг меня сыпались пули, но, несмотря на это, мой автомат заговорил. Он бил короткими прицельными очередями, я растворился в нем, слился с прицельной планкой, не замечая опасности, не чувствуя ударов попадающей в лицо каменной крошки, не слыша ударяющих в асфальт и бетон пуль, не слышал и ухнувшего гранатометного выстрела. Мы с автоматом были одним целым до тех пор, пока не вылетела последняя гильза и боек не ударил вхолостую. Я упал за укрытие, сместился чуть правее и только тогда смог оценить обстановку. Егоров лежал на животе, раскинув руки, асфальт под ним потемнел от крови. БМП продолжала извергать смерть. Боевики, а их оставалось не меньше сотни, не считаясь с потерями, подтягивались все ближе, отжимая нас к длинному зданию, в котором некогда находился «Детский мир» и от которого нас отделяло несколько десятков метров открытого пространства.
– Егоров! – Мне пришлось окликнуть прячущегося за бетонным укрытием неподалеку от меня гранатометчика.
– Я, товарищ прапорщик, – отозвался он.
– Уничтожить БМП! – И изо всех сил: – Прикрыть гранатометчика! Огонь! – Вокруг меня сыпались пули, но, несмотря на это, мой автомат заговорил. Он бил короткими прицельными очередями, я растворился в нем, слился с прицельной планкой, не замечая опасности, не чувствуя ударов попадающей в лицо каменной крошки, не слыша ударяющих в асфальт и бетон пуль, не слышал и ухнувшего гранатометного выстрела. Мы с автоматом были одним целым до тех пор, пока не вылетела последняя гильза и боек не ударил вхолостую. Я упал за укрытие, сместился чуть правее и только тогда смог оценить обстановку. Егоров лежал на животе, раскинув руки, асфальт под ним потемнел от крови. БМП продолжала извергать смерть. Боевики, а их оставалось не меньше сотни, не считаясь с потерями, подтягивались все ближе, отжимая нас к длинному зданию, в котором некогда находился «Детский мир» и от которого нас отделяло несколько десятков метров открытого пространства.
– Триндец. – Рудин, оказавшийся рядом, присел на корточки.
– Ну уж нет! – Полный патронов магазин со щелчком встал на свое законное место. Щелкнул затвор.
– Слушай мою команду. – В этих словах было что-то высокопарное, что-то из прошлого, тем не менее эти слова прозвучали. – На счет три открываем огонь. Отход к зданию. Один, два… – «Три» я сказать не успел. Из окон «Детского мира», к которому мы собирались отступать, раздался слаженный залп. Пулеметные, автоматные и винтовочные выстрелы слились воедино. Десятки подбирающихся к нам ваххабитов попадали убитыми и ранеными, прочие бросились назад и по сторонам в поисках укрытий. «Броня» в попытке прикрыть отступающих выкатилась из-за гаража.
– Сейчас ты, падла, получишь! – мстительно протянул Юрка. Отстегнул опустевший магазин и, принявшись забивать патроны, с надеждой поднял взгляд к извергающим огонь окнам. Но он ошибся – граната, прошившая и буквально расколовшая БМП, прилетела со стороны Московской. В секунду боевую машину объяло пламя, и тут же в спину мечущихся боевиков ударили пули.
– Старый, – на этот раз голос Пащенкова звучал гораздо спокойнее, – прорыв ликвидирован.
Я не отвечал, расстреливая последних остающихся в живых боевиков, а Пащенков продолжал говорить. Те, кто обошел ваххабитов, показались в виду наших позиций. Среди мелькавших фигур я почти сразу увидел облаченную в черное знакомую фигуру отца Дмитрия. Я сел на асфальт, вытер рукавом пот с лица. Сколько же длилась эта стычка? Вечность или две-три минуты?
– Они оттянулись и концентрируются со стороны центральной улицы. – Пользуясь небольшим затишьем, мы – члены совета обороны, собрались в просторной четырехкомнатной квартире. – Мы допустили просчет, и командование ваххабитов это поняло – при массированной артиллерийской поддержке, несмотря на значительный участок открытого пространства, при грамотном применении имеющейся у противника техники – это самый уязвимый участок. Если они ударят всеми силами – позиции нам не удержать. Нас просто задавят прицельным огнем из тяжелого вооружения.
– Нам не удержаться в любом случае. – Кравчук потрогал пальцами повязку на голове.
– Мы должны. – Куличкин выглядел усталым, на густых бровях белесая пыль, рукав куртки во влажной грязи.
– Да, должны. Поэтому предлагаю уже сейчас оставить некоторые позиции и организованно отступить. Левый фланг – дома № 13, 14, 12, 19. Предварительные распоряжения мной отданы. Возражения, предложения есть?
Я пожал плечами, Кравчук потянулся к карте, Куличкин тяжело вздохнул. Остальные члены совета тоже молчали. Пащенков глотнул из стоявшего на столе стакана минералки.
– В случае непредвиденных обстоятельств, – продолжил он, – дальнейший отход осуществлять по согласованию. Плотность застроек не позволит противнику, – он ткнул непонятно как оказавшейся в его руке указкой в небольшой участок лежавшей на столе карты, – в полной мере воспользоваться своим техническим превосходством. Этот усеченный треугольник, – указка заскользила по карте, очерчивая линию обороны, – наше все! И Родина, и Москва, и… – Он запнулся, то ли подыскивая слова, то ли борясь с волнением. – Все должны помнить – за нашими спинами наши семьи. Удержимся – они останутся живы, нет… – Он опять замолчал.
– Где они будут находиться? Ты считаешь, что сейчас где-то может быть безопасно? – Во мне все еще бушевали отголоски гнева, вызванного неспособностью командования эвакуировать детей и женщин.
– Да. – Мой недовольный тон он словно и не заметил. – В одном из элитных домов оказалось отлично оборудованное бомбоубежище, рассчитанное на прямое попадание авиабомб. Мы просмотрели техдокументацию. Запас воды и консервированных продуктов, хитроумная система вентиляции воздуха, а запасной выход позволит вывести людей даже после полного разрушения самого здания.
– Людей уже разместили?
– Конечно, – ответил Пащенков.
– Хоть что-то, – буркнул я совсем тихо, а Пащенков, вновь отпив минералки, вернулся к основной теме:
– Дом № 121 на центральной будем удерживать до последнего. Его оборону буду возглавлять я. Петр Андреевич остается на правом фланге. При неблагоприятном развитии событий. – Виктор повторялся. – Так сказать, край, Алексей Степанович. – Пащенков обратился к Кравчуку: – Твоя задача удерживать рубежи, пока мы все не выйдем на запасные позиции. После чего ты отходишь на…кую улицу, и там стоп, ни шагу назад.
– Это понятно, – отозвался Кравчук, взял стакан, набулькал минералки и шумно выпил.
Здание вздрогнуло от разорвавшегося поблизости снаряда. Противник словно напоминал – он рядом и скоро предпримет очередные действия.
– Николаевич, пора закругляться, – глядя в окно, поторопил «председательствующего» Петр Андреевич.
– Да-да, тридцать секунд. – Пащенков начал сворачивать карту.
– Михалыч, на тебе угол оборонительной линии, дом номер 13.
– Свезло. – Я хмыкнул. К цифре 13 у меня особое отношение: она не плохая и не хорошая – событийная, большая часть знаменательных событий моей жизни пришлись именно на эту цифру, и хороших, и плохих. Буду надеяться – на этот раз связанное с этой цифрой не будет излишне черным. На хорошее рассчитывать глупо, разве что в главном?
Удержаться на первоначально занимаемых позициях нам удалось почти сутки. Затем Пащенков отдал приказ на отход. На этом связь с ним пре-рвалась, среди отступивших его не оказалось. Кто-то из бойцов вроде бы видел, как его завалило обвалившейся стеной… Но сейчас подробности его гибели не имели никакого значения, как бы ужасно это ни звучало, нам было не до отдельно взятого человека…
Моему подразделению удалось продержаться на означенных Виктором рубежах достаточно долго, затем мы начали планомерный отход…
Каждый дом, каждую площадку, каждый метр ваххабитам приходилось брать с боем, но кольцо сужалось, мы постепенно откатывались все дальше и дальше вовнутрь первоначально очерченного периметра обороны. Отходили организованно. Оставляя небольшое прикрытие, одновременно всем рубежом откатывались назад, все больше удаляясь от расстрелянного, почти полностью разрушенного здания бывшего «Детского мира». Невольно закрадывалась мысль: а стоило ли вообще держать здесь оборону? И тут же приходил ответ в виде пары-другой сотен ваххабитских трупов, лежавших на центральной и прилегающих к ней улицах. Еще столько же покоилось внутри здания. К тому же мы выиграли сутки времени. Правда, непонятно, давало ли нам это хоть что-то. Разве что мы на сутки задержали их продвижение к столице…
Нас зажали. Да, вот теперь нас зажали окончательно. Коробки зданий. В одних мы, в других противник. Все бы ничего, но их больше, гораздо больше. Мы окружены. Я со своим подразделением перед школой, от которой остались одни развалины. Из окна нашей пятиэтажки – прекрасный вид на школьный стадион, жаль, как следует полюбоваться видами не дают вражеские снайперы, засевшие в многоэтажке, что напротив. Ей тоже хорошо досталось – от некогда красовавшегося под крышей названия строительной фирмы (выложенного кирпичами при постройке) остались угадываемыми лишь две буквы «и…л…». Теперь и не прочитать. Из ближайшего парка по нам почти беспрерывно бьют из своих пушек «БТР-100». Удерживать занятые мной здания я долго не собираюсь – у меня приказ отходить, как только противник подтянет на это направление тяжелую технику. Надеюсь, к этому моменту для нас успеют оборудовать новые позиции. До них всего ничего – лишь перейти улицу. Первый и двадцать первый дома мои, то есть наши – моего подразделения. Там, по крайней мере, по нам нельзя будет бить прямой наводкой. Но это последний рубеж. Отступать дальше… нет, лучше смерть. Да и некуда больше отступать, весь периметр обороны сузился до сотен метров.