— Вы не имеете права! Вы не можете так просто врываться без ордера!
— Вы даже представить себе не можете, насколько высоки наши полномочия. Я могу запереть вас в каземат, а потом забыть про вас, скажем, эдак… на полгода! Вы этого от меня добиваетесь?
Томас Враницки нервно сглотнул. По тому, какими глазами смотрел на него начальник полиции, он понял, что тот говорит всерьез.
— Что вы от меня хотите?
— Я хочу знать, где находится типография. Мы следим за вами уже давно… — Покачав головой, Гельмут продолжил: — Неразумно с вашей стороны появляться в одном и том же почтовом отделении по несколько раз за неделю, расплачиваясь при этом фальшивыми банкнотами. Так что вы на это скажете?
Томас подавленно молчал, сглатывая подступившую к горлу горечь. Предчувствие не обманули, худшее произошло. Ему следовало еще вчера вечером уехать в Монте-Карло. Разве мог он предположить утром, что всего лишь двухчасовая задержка может обернуться для него двадцатилетней каторгой?
— Если я расскажу… я могу рассчитывать на снисхождение? — глухо спросил Томас, поднимая на начальника полиции потухшие глаза.
— Разумеется… Мои слова тоже кое-что значат. Итак, где находится типография?
— На Кеттенштрассе, пятнадцать.
— Что это за дом?
— Это дом одного престарелого юнкера, я снимаю его уже полгода. Типография находится в подвале. Вместе со мной живет девушка…
— Что за девушка?
— Уверяю вас, она к этому делу не имеет никакого отношения!
— Как ее зовут?
— Феодосия.
— Когда вы с ней познакомились?
— Три месяца назад. Она считает, что я невероятно богат и что я отпрыск этого самого юнкера.
— Кто организатор вашей банды?
— Главным будет Вольфганг Берг. Но я не знаю, где он живет, — в отчаянии произнес Томас.
— Не будем терять время, едем к вам, — Вольф направился к выходу. — И повторяю, все будет зависеть от вашей откровенности!
* * *Наступившее утро не было похоже на предыдущее. Было в нем что-то роковое, не поддающееся описанию.
Феодосия подошла к окну и увидела, как Томас разместился на одноколке и, взмахнув вожжами, выехал на мостовую. Всякий раз, покидая дом, он непременно смотрел в окно, ловя ее глаза взглядом, и, махнув рукой в ответ, уезжал прочь. В этот раз все выглядело по-другому. Девушку охватила неосознанная тревога — походило на то, что он и не думает возвращаться! Обменяет банкноты на казначейские билеты и съедет в свой любимый Монте-Карло… Леонид Варнаховский предупреждал о подобном исходе, но Феодосия никак не предполагала, что это может произойти столь скоро.
Сбросив с себя простыню, девушка быстро оделась, поправила перед зеркалом шляпку, слегка сбившуюся набок, мимоходом отметила, что ей идет темно-зеленое платье с воланами, купленное накануне, и, набросив на лицо вуаль, вышла из комнаты.
Феодосия скорым шагом направилась на биржу извозчиков, находившуюся близ соседнего переулка, и, выбрав неброскую чистую повозку с огромными окнами, распорядилась:
— На Фердинандштрассе. И побыстрее!
* * *Томас в сопровождении двух дюжих полицейских направился к своему дому. Еще каких-то два часа назад все его мысли занимали Ницца с Английским променадом и Монте-Карло с казино, и о своем прежнем доме он вспоминал, как о чем-то давно ушедшем. Но не прошло и восьми часов, как он вновь перешагнул его порог. Поезд на Монте-Карло отошел уже час назад, окончательно разбив его мечты о земном рае.
Глянув в окно, Враницки увидел, что окна зашторены, дом выглядел нежилым. Полицейские уверенно прошли в особняк, крепко стукнув дверью. Начальник полиции, приостановившись на крыльце, пропустил Томаса вперед и пошел следом.
Враницки, подталкиваемый одним из полицейских, вошел в дом.
— Так где ваша фройляйн? — спросил Вольф.
— Не знаю, — искренне удивился Томас. — Обычно в это время она бывает дома.
— Это вход в подвал? — показал Гельмут на кованую дверь с правой стороны от порога.
— Да, — глухо отвечал Томас.
— Печатные станки там?
— Да.
— Ну что ж, показывайте.
Двое полицейских с канделябрами в руках, на которых полыхало по три свечи, стараясь не поскользнуться на крутых ступенях, стали спускаться вниз. За ними, бросая длинные угловатые тени на толстую кладку из красных кирпичей, последовали остальные. Томас Враницки, слегка подталкиваемый могучим полицейским, шел в середине. В нос ударил запах застоявшейся плесени и сырости.
— Так где же ваши типографские станки, я вас спрашиваю? — грозно спросил Вольф, оглядывая пустое помещение.
Враницки невольно сглотнул. Теперь, оставшись без громоздких печатных станков, подвальное помещение выглядело огромным. Вдоль стен стояли лишь пустые потемневшие от времени и старости бочки из-под вина, опустошенные, по всей видимости, еще в позапрошлом веке, — безголосые свидетели родового величия.
— Они были здесь!..
— И куда же они, по-вашему, делись? Испарились?
— Я не знаю.
Начальник полиции поморщился и осуждающе покачал головой.
— Вижу, что вы не желаете быть со мной откровенным. Может, печатный станок находится совершенно в другом месте?
— Он стоял вот здесь, — в отчаянии топнул ногой Томас. Склонившись к полу, добавил: — Посмотрите, здесь даже остались от него следы.
Начальник полиции едко усмехнулся:
— Вижу, что вы большой фантазер. Здесь могло стоять все, что угодно — например, какой-нибудь сундук или ящик. Очень жаль, что нам с вами не удалось договориться. Видно, вам придется закончить свои дни на гильотине. Обыщите дом как следует, а задержанного увезти в крепость! Там найдут способ, чтобы развязать ему язык.
— Постойте! — взмолился Томас. — Я знаю, где находится другой фальшивомонетчик. Я передавал ему деньги!
— Вот как? Это уже интереснее. Как его зовут?
— Он представился как Трезеге. Но у него сильный славянский акцент; мне кажется, что он русский или поляк.
— Вы печатали деньги вместе с ним?
— Да.
— Почему не сказали о нем раньше?
— Посчитал это неважным.
Вольф внимательно посмотрел на задержанного.
— Ладно, разберемся с этим позже. Где он живет, знаете?
— Мне приходилось как-то бывать у него, — признался Томас, — но я не знаю его адрес.
— Дорогу сумеете показать?
— Сумею.
— Показывайте! — Гельмут слегка подтолкнул арестованного к выходу. — И постарайтесь использовать свой последний шанс. Если все то, что вы мне сказали, окажется неправдой… Тогда вас останется только пожалеть.
Глава 20 Это налет!
Место на пересечении Карлштрассе и Леопольдштрассе считалось среди извозчиков бойким, но для Фабиана, в силу каких-то причин, оно всегда оставалось неудачным, и ему приходилось выжидать пару часов кряду, прежде чем удавалось заполучить клиента.
Видно, и сегодняшний день из тех, что невольно заставлял чертыхаться. Клиенты, будто бы сговорившись, обходили повозку Фабиана стороной, выбирая более удачливых коллег. Извозчик обреченно взирал на оживленную улицу и с досадой думал о том, что если день и дальше будет идти столь же скверным образом, то у него не хватит денег, чтобы купить овса лошади. Следовало сменить место стоянки на какое-то другое, где пассажиры будут не столь капризными.
Фабиан уже взялся за вожжи, чтобы съехать с места, как вдруг увидел вышедшую из-за угла девицу в темно-зеленом платье с воланами и широкополой шляпке, направлявшуюся прямо к извозчичьей стоянке. Что-то подсказывало ему, что фройляйн выберет именно его. Так оно и получилось. Девушка прошла вдоль экипажей, выстроившихся рядком у тротуара, всматриваясь в лицо каждого извозчика, а потом неожиданно обратилась к нему:
— На Фердинандштрассе. И побыстрее!
Фабиан невольно распрямился, отчего его фигура приняла горделивый вид, а девушка, видно, расценив его приготовления по-своему, продолжила, как если бы предвидела возможный отказ:
— Плачу двойную цену, если довезете быстро!
— Сделаю все как нужно, фройляйн, можете не беспокоиться, — широко улыбнувшись, заверил извозчик. — Довезу в лучшем виде. Может, вас подсадить?
— Ничего, я сама, — отвечала девушка.
Приподняв краешек платья, она обнажила узкий носок ботиночка и уверенно поднялась по ступенькам.
* * *Феодосия сошла за два квартала от дома Леонида Варнаховского и, опираясь на длинный узкий зонтик, зашагала по тротуару. Дважды она поймала довольно откровенные взгляды мужчин, но ни один из них не осмелился подойти к ней. Женщины в Европе имеют куда больше свободы, чем в России. Здесь, не вызывая осуждения, она могла в одиночестве прогуливаться по улицам, заходить в магазины, совершать покупки. Трудно представить подобную ситуацию где-нибудь в Санкт-Петербурге, где девушке надлежало появляться в сопровождении кого-нибудь из домочадцев, а то и слуги. Если все-таки барышня прогуливалась в одиночестве, то можно было смело утверждать, что это женщина легкого поведения вышла на многошумную улицу для того, чтобы заполучить клиента. К ней можно было спокойно подходить и договариваться о цене.
Феодосия прошла квартал и, сделав вид, что хочет перейти улицу, неприметно оглянулась. Не увидев слежки, она столь же ровной походкой миновала еще один квартал и свернула к нужному дому.
* * *Леонид Варнаховский выходил из квартиры, когда раздался условный стук в дверь: два скорых удара и через небольшой интервал еще один.
— Кто там? — проявив осторожность, спросил он.
— Это я, — ответил из-за двери женский голос, по которому Варнаховский узнал Феодосию.
Открыв дверь, Леонид увидел, что барышня выглядела заметно встревоженной.
— Проходи, — пошире распахнул он дверь, пропуская ее в ярко освещенную прихожую.
Само появление Феодосии указывало на чрезвычайные обстоятельства: она была не из тех, кто будет тревожить понапрасну. О ней самой он знал весьма немного, да и характер барышни не располагал к откровенности. Ему было известно, что она из аристократической семьи и прежде была одним из активных членов организации «Народная воля». Затем неожиданно разочаровалась в идеалах борцов за счастье народа, поменяла свои политические убеждения и теперь столь же рьяно служила Департаменту полиции. А еще она была одним из доверенных людей (возможно, что даже самых доверенных) резидента заграничной агентуры господина Рачковского. Именно он порекомендовал ее Варнаховскому для дальнейшей работы. Леониду пришлось немало поломать голову, чтобы найти применение ее агентурным талантам. Вскоре была организована «случайная» встреча с Томасом, в результате чего тот накрепко в нее влюбился, а уже через неделю молодые люди вели совместное хозяйство. И, судя по тому, с какими глазами они поглядывали друг на дружку, у них все было замечательно.
Варнаховский имел основания подозревать, что в действительности главным объектом наблюдения являлся он сам и что Феодосия докладывает Рачковскому о всяком его перемещении.
— Что случилось? — спросил Леонид, когда Феодосия прошла в комнату.
— Мне кажется, что Томас уже не вернется.
— Что за новость?.. Почему?
— Накануне вечером он долго готовился к предстоящему дню: пересчитывал деньги, складывал их в портфель… И вообще, вел себя так, словно мы видимся с ним в последний раз.
— И это все? — поднял брови Варнаховский.
— Мне сложно это объяснить, но женщина всегда чувствует предстоящее расставание. Всякий раз, когда он уходил из дома, обязательно махал мне в окно с улицы рукой, а тут даже не посмотрел в мою сторону. Просто сел в экипаж и уехал, как если бы попросту вычеркнул меня из своей жизни. — Нахмурившись, девушка продолжала: — Я даже не исключаю того, что он может сдать нас полиции.
Выпуклый лоб Варнаховского прорезала глубокая складка, отчего он стал выглядеть значительно старше.
— Вот оно как… Честно говоря, я тоже предчувствовал нечто подобное, но никак не думал, что это может случиться столь скоро. — Хмыкнув, добавил: — Видно, господин Враницки считает, что заработал столько денег, что вполне может не думать о них в ближайшие пятьдесят лет. Весьма ошибочное мнение… Полиция может объявиться в его доме в любой момент. — Заложив руки за спину, Леонид прошелся по комнате, подошел к окну и, откинув занавеску, посмотрел вниз. Решение давалось нелегко. — Где я живу, он не знает… зато знает, где расположился Христофоров. Сделаем вот что: сейчас вы немедленно идите к Христофорову и сообщите ему об опасности. — Глянув на большие напольные часы, продолжил: — В это время он находится в Оперном театре, у него там своя ложа. А я попробую вывезти печатный станок. Встретимся через два часа здесь же, в квартире. Надеюсь, что вы не привели сюда шпиков? — прищурился Варнаховский.
— Вы забываете, с кем имеете дело, — холодно отвечала барышня.
— Ах, да! Действительно запамятовал, — широко улыбнулся Варнаховский, — вы ведь у нас из «Народной воли»…
* * *— Вот этот дом, — глухо произнес Томас, когда полицейская карета подкатила к большому особняку с остроконечной крышей. — В это время Трезеге всегда дома.
Вольф внимательно посмотрел на посмурневшего арестованного.
— Что ж, милейший, молитесь, чтобы это было действительно так. Не спускайте с него глаз, — предупредил он полицейских, ступая на брусчатку.
Сопровождаемый адъютантом, начальник полиции пересек небольшой сад, заросший яблонями, и, остановившись перед дверью, подождал, когда полицейские обойдут дом, блокировав все выходы. Если фальшивомонетчик действительно в доме, то ему из него никуда не деться.
— Откройте, полиция! — постучал Вольф в дверь чугунным кольцом.
Некоторое время вслушивались в тишину, потом в глубине раздался чей-то голос, приглушенный толщиной двери:
— Какая еще полиция?
— Откройте, господин Трезеге, если не хотите крупных неприятностей.
Минутная пауза растянулась в вечность. Вольфу казалось, что она никогда не закончится. Он уже хотел было отдать приказ, чтобы взломали дверь, как она неожиданно отворилась и в узком проеме, подсвеченном свечами, он увидел немолодого узколицего человека с густой черной бородой.
— Что вам угодно, господин полицейский? — спросил хозяин. — Может, вы ошиблись дверью?
Вольф привык к тому, что практически каждый человек, будь он даже самый честный из людей, испытывает при встрече с полицией некоторое замешательство и невольно начинает перебирать в памяти мнимые и явные прегрешения. Но человек, стоявший перед ним, выглядел совершенно безмятежным, если не сказать, что равнодушным. И это Вольфу не понравилось.
Отодвинув хозяина вовнутрь, Гельмут прошел в глубину комнаты, следом устремилось четверо полицейских. А уже за ними, сцепленный наручниками, в сопровождении двух агентов прошел арестованный Враницки.
— Это он? — показал Вольф на хозяина дома.
Стараясь не смотреть в глаза Христофорову, стоявшему у стены под надзором полиции, Враницки глухо отвечал:
— Он самый.
— Откуда вы его знаете?
— Вместе с этим человеком мы печатали фальшивые деньги, а потом разносили их по лавочникам.
Хмыкнув, Христофоров отвечал:
— Молодой человек, я вас впервые вижу. Вы меня явно с кем-то перепутали.
— Продолжайте, — вновь повернувшись к задержанному, сказал Вольф. — Когда в последний раз печатали деньги?
— Позавчера мы напечатали около тридцати тысяч марок. Сегодня я должен был отнести этому господину половину… — Неожиданно Томас замолчал.
— Что же вы умолкли? — нетерпеливо поторопил Вольф. — Мы вас слушаем. Вы решили этих денег ему не относить, я вас правильно понимаю?
— Именно так, господин начальник полиции, — выдавил из себя Враницки. — Я решил купить на них акции и ценные бумаги, а потом уехать, чтобы никогда больше их не видеть!
— Что вы на это скажете, господин Трезеге… или как вас там еще?
— Я должен комментировать бред всякого проходимца? — поморщился Христофоров. — Я гражданин Франции. Отпустите меня немедленно! — Он попытался вырваться из крепких рук полицейских. — Я намерен связаться с консульством Франции!
— Что-то мне подсказывает, что вы не тот человек, из-за которого Франция захочет ссориться с Германией, — сухо отвечал начальник полиции. — Вижу, что у нас с вами будет долгий разговор… Обыскать дом!
Полицейские, гулко стуча каблуками по паркету, тотчас разошлись по комнатам. Захлопали многочисленные двери, послышался звук отодвигаемой мебели.
— Господин Вольф! — наконец раздался из дальней комнаты торжествующий возглас фельдфебеля. — Кажется, мы нашли.
Не пытаясь скрыть нетерпения, Гельмут быстрым шагом прошел по длинному коридору в дальнюю комнату и увидел агента, стоявшего над открытым чемоданом. Подняв на начальника полиции растерянный взгляд, тот произнес:
— Господин Вольф… Здесь деньги, много денег.
Гельмут заглянул в чемодан и увидел, что тот до самого верха заполнен банкнотами, аккуратно сложенными в пачки. Такое количество денег Вольфу не приходилось видеть за всю свою жизнь. Он даже не мог точно сказать, сколько в чемодане было купюр: может, сто тысяч, может, двести… А то и целый миллион!
— Приведите сюда господина Трезеге, — торжествуя, распорядился начальник полиции.
Привели хозяина дома, выглядевшего невозмутимым.
— И что вы на это скажете, господин Трезеге?..
Пожав плечами, тот холодно отвечал:
— А что я, по-вашему, должен сказать?
— Вы будете утверждать, что вы не фальшивомонетчик и не имеете к этим деньгам никакого отношения?
«Трезеге» апатично улыбнулся:
— Господин полицейский… не знаю, какой у вас там чин… утверждаю, что вы меня с кем-то спутали. Я не фальшивомонетчик, но к этим деньгам имею самое непосредственное отношение, потому что они мои! В прошлом году я получил солидное наследство, все ценности продал, а деньги сложил вот в этот чемодан. Или это противозаконно?