— А что я, по-вашему, должен сказать?
— Вы будете утверждать, что вы не фальшивомонетчик и не имеете к этим деньгам никакого отношения?
«Трезеге» апатично улыбнулся:
— Господин полицейский… не знаю, какой у вас там чин… утверждаю, что вы меня с кем-то спутали. Я не фальшивомонетчик, но к этим деньгам имею самое непосредственное отношение, потому что они мои! В прошлом году я получил солидное наследство, все ценности продал, а деньги сложил вот в этот чемодан. Или это противозаконно?
— Ах, вот оно как! И для чего вам такое количество наличности?
— Я хотел купить в Пруссии имение, а оставшиеся деньги вложить в акции.
— Сейчас мы посмотрим, что это за деньги… Где у нас господин Иосиф Кушман?
— Я здесь, господин начальник полиции, — вышел из-за спин стоявших рядком полицейских невысокий круглый человек в крупных очках с толстыми стеклами.
Он был одним из главных экспертов Имперского казначейского банка. Его слово при экспертизах фальшивых денег всегда было решающим, и, заручившись поддержкой банка, Гельмут Вольф на каждый выезд брал с собой именно Кушмана. Порой тому достаточно было всего лишь мимолетного взгляда, чтобы в груде настоящих банкнот выявить единственную фальшивку.
— Как вы думаете, сколько здесь денег?
— Думаю, что не меньше пятисот тысяч.
— Что вы можете сказать о них?
Эксперт коротким толстым пальцем подправил сползающие очки и, приблизившись на шаг, поднял верхнюю пачку. Сняв банковскую упаковку, он принялся тщательно рассматривать каждую банкноту. И чем пристальнее эксперт всматривался в разложенные банкноты, тем меньше Вольфу нравилась его реакция: он шевелил пухлыми губами, что-то нечленораздельно бормотал; вдруг покачал головой, зачем-то понюхал банкноты, а потом взял следующую пачку.
— Так что вы скажете, господин эксперт? — теряя терпение, спросил Вольф.
— Ну-у, здесь нужно более тщательное исследование. — Вытащив громоздкую лупу, он принялся изучать сеточку черточек в оперениях орла. Хмыкнул и невольно протянул: — Н-да!
— Что вы хотите этим сказать? — недовольно спросил начальник полиции.
— Я бы сказал, что эти деньги настоящие, — наконец, вынес вердикт эксперт.
— Что?! — невольно выдохнул Вольф. — Этого не может быть!
— Видите ли, я исхожу из фактов. Не подлежит сомнению то, что бумага самая что ни на есть настоящая. — Помяв ее в ладони, добавил: — Даже хрустит так же. Водяной знак идеальный, не искажен. Обычно фальшивомонетчикам он удается крайне редко, размываются края, а тут ничего такого мы не видим. — Перевернув банкноту, он продолжил, рассматривая короткие тоненькие штришки через лупу: — Фальшивомонетчикам очень трудно выдержать линии по сетке. В одном месте они могут быть одинаковой длины и равной толщины, а в другом, наоборот, может чередоваться длина и толщина линии. Мы, эксперты, называем такие вещи «ловушками». Фальшивомонетчики, как правило, в них попадаются. Никакой закономерности быть не должно, иначе мошенник ее усвоит. Это нужно просто знать. Здесь же соблюдены в точности все каноны!
— Такие линии могут произвести фальшивомонетчики?
— Их можно сделать на специальных гравировочных досках. Однако изготовление таких досок — само по себе настоящее искусство. — Эксперт взял следующую пачку денег и осмотрел ее столь же дотошным образом. — Я бы очень хотел сказать вам, что все эти деньги являются искусными фальшивками, но, к сожалению, — он развел руками, — а может быть, и к счастью, должен признать, что они настоящие.
— Это ваше окончательное решение? — обреченно спросил Вольф, холодея.
— Возможно, что где-то и затесались одна или две фальшивые банкноты… Это можно проверить только при углубленном исследовании. Но вы мне ответьте, где сейчас нет фальшивых денег? — Вольф промолчал, лишь только крепче сжав губы. — Вот и я о том же… Лично я буду рекомендовать Имперскому банку, чтобы он принял эти деньги.
— Теперь вы убедились, господин полицейский, что ваш человек лжет? — сурово подал голос Трезеге-Христофоров. — Я требую, чтобы меня немедленно освободили. Иначе я буду вынужден пожаловаться на ваш произвол министру внутренних дел, а то и самому кайзеру!
Из комнат один за другим возвращались полицейские. Встав в полукруг, они хранили молчание, дожидаясь распоряжения начальника полиции.
— Что у вас там? — хмуро поинтересовался Вольф у высоченного унтер-офицера.
— Ничего, господин начальник полиции, обыскали все комнаты.
— Чемодан с деньгами пересчитать и отнести ко мне в карету! — распорядился Вольф.
— Послушайте, это самый настоящий грабеж! Вы не имеете права! — возмутился Трезеге, подавшись вперед.
Крепкие руки полицейских ухватили его за плечи.
— А этого господина — в арестантскую карету; полагаю, что нам будет о чем с ним поговорить.
— Это произвол!
— Вы преувеличиваете, — спокойно отреагировал Вольф.
— Это самый настоящий бандитский налет! — продолжал возмущаться задержанный. — Вы решили забрать мои деньги, а чтобы я вам не мешал, решили упрятать меня за решетку!
Полицейские подхватили под руки сопротивлявшегося Трезеге-Христофорова и поволокли к выходу.
Глава 21 Четырьмя часами ранее…
«Травиата» была любимой оперой Валерия Христофорова. Он просмотрел ее более десяти раз, причем в разных странах и с разными исполнителями, но всякий раз переживал за героиню, как если бы смотрел впервые. С высоты ложи были видны красивые декорации особняка, в котором разместились действующие лица: Альфред Жермон и куртизанка Виолетта. Молодой гость произносит страстный тост про любовь, стараясь обратить на себя внимание знаменитой куртизанки. А когда это удается, то он, завороженный ее красотой и умом, признается ей в любви. Валерий Михеевич невольно напрягся, опасаясь пропустить хотя бы слово, сказанное в ответ. Далее следовал дуэт, в котором куртизанка уверяет юношу, что она не умеет любить, и передает ему цветок камелии, который он должен вернуть, как только цветок завянет… Неожиданно дверь в ложу распахнулась, и Христофоров, к своему немалому удивлению, увидел Феодосию. Невольно нахмурился, осознавая, что произошло нечто непредвиденное, иначе, зная его страсть к опере, она вряд ли стала бы его беспокоить.
— Что стряслось?
Валерий Михеевич недолюбливал Феодосию, даже не зная отчего. Просто не лежала к ней душа, и все тут! От нее как будто так и потягивало недоброй памяти Третьим отделением. Однако, в силу неких причин, Варнаховский всецело ей доверял.
— Я только что от Леонида, — произнесла взволнованно Феодосия.
По коже Христофорова пробежали неприятные мурашки, он едва удержался, чтобы не поежиться.
— Что там стряслось?
— Он сказал, чтобы вы немедленно ехали к нему. Возвращаться домой не стоит; не исключено, что там вас уже ожидает полиция.
— Томас? — коротко спросил Христофоров.
— Да. Его взяла полиция. Мы уверены, что он рассказал о вас Вольфу.
Христофоров посмотрел на сцену. Виолетта уже вручала цветок взволнованному юноше. Некоторое время на сцене было слышно только чистое сопрано актрисы, уверявшей юношу, что она не способна любить, но причина здесь была совершенно иной — просто юноша полюбил смертельно больную женщину, которая не смела открыть ему своих истинных чувств, чтобы не сделать его несчастным до конца жизни.
— Нужно рискнуть, — наконец, решился Христофоров, посмотрев на Феодосию. Грудь у барышни была высокой; странно, что он не замечал этого прежде. — В доме находится пятьсот тысяч марок, их обязательно нужно забрать!
— Если вас поймают, то могут казнить.
На лице девушки отразилось нечто похожее на сожаление. Возможно, что она не столь скверна́, как это показалось ему поначалу.
— Слишком много труда ушло на эти деньги.
Дотронувшись до его плеча, Феодосия печально улыбнулась:
— Тогда вам нужно поторопиться, у вас не так много времени.
Христофоров поднялся и, вздохнув, произнес:
— Впервые мне не удалось до конца посмотреть «Травиату».
* * *Варнаховский нервно посмотрел на часы. Ожидание затягивалось. Христофорова все не было. В противоположном кресле, в длинном темно-зеленом платье, напоминая гибкую ящерицу, столь же изящную, как и опасную, сидела Феодосия и курила длинную тонкую сигарету из какого-то неестественно черного табака. Отчего-то показное спокойствие барышни раздражало Леонида невероятно. Сам он вряд ли сумел бы высиживать столь преспокойно, ни разу не посмотрев на часы. Варнаховский уже не сомневался в том, что Валерий Михеевич находится в руках полиции: прежде тот был образцом точности, как швейцарские часы. Оставалось надеяться на чудо, которое, как известно, случается крайне редко.
Взгляд Варнаховского упал на пепельницу, заполненную наполовину. Феодосия вообще не считалась с сигаретами; едва сделав две затяжки, она тут же прикуривала следующую, безжалостно вдавливая прежнюю в стекло пепельницы. Табачный дым отчего-то не желал рассеиваться, несмотря на распахнутое окно. Поднимаясь кверху, он скапливался в углах комнаты и зависал под потолком клочковатым туманом.
— Больше ждать не имеет смысла, — наконец произнес Леонид. — Христофоров в руках полиции.
— Что вы намерены делать?
Феодосия вновь вмяла сигарету в пепельницу, получилось как-то уж очень злобно. Через лопнувшую папиросную бумагу на скатерть просыпался табак.
— Надо узнать, где именно он находится, а потом уже что-то предпринимать.
— Полагаю, что им займется сам начальник полиции Рейха Гельмут Вольф. Все-таки не каждый день они отлавливают фальшивомонетчиков.
— Значит, придется обратиться к начальнику полиции, — в задумчивости протянул Варнаховский.
— И что вы ему скажете?
В какой-то момент барышня потянулась за сигаретой, но потом впихнула ее обратно в пачку.
Улыбнувшись каким-то своим мыслям, Леонид отвечал:
— Я найду подходящие слова, чтобы убедить его.
— С Христофоровым все кончено. Надо о нем забыть. Нужно идти дальше. Ему очень повезет, если его отправят куда-нибудь на рудники, а не на гильотину. Если вы пойдете к начальнику полиции, вас ожидает та же участь. Вряд ли мои кураторы пожелают вступаться за фальшивомонетчика.
— Очень напоминает официальное заявление, — хмыкнул Варнаховский.
— Можете понимать и так.
— Вы ничего не понимаете, милая дамочка. Я втравил его в эту историю, и я ему должен помочь.
— Мне придется сообщить о вашем решении Бобровину. Вряд ли ему понравится ваша самодеятельность.
— Мне нет дела ни до вашего Бобровина, ни до Уварова, а если говорить более откровенно, так и до самого государя императора. Я делаю то, что считаю нужным.
— Мне передать ваши слова их высокопревосходительству?
— Передайте, кому считаете нужным. Его сиятельство прекрасно знал, кого брал на службу. Лучше расскажите, что у вас имеется против Вольфа.
— Ничего. У него великолепный послужной список. Неподкупен, честен. Начальником полиции он стал не случайно.
— Лично для меня это ничего не меняет.
— Вижу, что вас не убедить, — вздохнула Феодосия. — Дело куда серьезнее, чем вам может показаться. Нам стало известно, что кайзер поставил Бисмарку условие: если фальшивомонетчики не будут найдены в ближайшее время, он отправит «железного канцлера» в отставку. То же самое ожидает и Вольфа.
— Кажется, я знаю, что нужно делать, — довольно осклабился Варнаховский.
Глава 22 Я — фальшивомонетчик
На следующий день Леонид проснулся рано, прекрасно осознавая, что день этот будет нелегким. Тщательно побрился, облачился в черный сюртук, поймал экипаж и направился к зданию имперской полиции.
Карета остановилась напротив огромного здания, выложенного снаружи плитами темно-серого гранита. Помпезное, высокое, в духе имперских традиций. Где-то на втором этаже располагался кабинет господина Вольфа.
Получив пропуск, Варнаховский поднялся в приемную начальника полиции, где его встретил русоволосый гигант с наивным взглядом.
— Как о вас доложить?
— Скажите ему, что я знаю, где находится главарь фальшивомонетчиков. — Лучезарно улыбнувшись, добавил: — Думаю, он не заставит меня томиться в приемной.
— Как вам будет угодно, — произнес адъютант и тотчас скрылся за дверью. Уже через несколько секунд он вновь появился в приемной и произнес, разглядывая с откровенным любопытством гостя: — Господин Вольф вас ждет.
Одернув сюртук, Варнаховский прошел в просторный кабинет начальника полиции. За большим столом из мореного дуба сидел худощавый человек в полицейском мундире с короткой прической и ухоженной небольшой бородкой. Острый пронзительный взгляд больших глаз будто бы буравил вошедшего. Скрыть от такого человека правду будет непросто.
Скупо улыбнувшись, он показал длинные глубокие морщины, что разрезали его сухие впалые щеки.
— Слушаю вас. Что вы хотели мне сообщить?
— Я и есть тот самый человек, который вам нужен.
— Что вы имеете в виду? — удивленно протянул Вольф.
— Я — фальшивомонетчик, если вам угодно. Именно я, и никто другой, организовал чеканку фальшивых монет, а когда вы узнали, где находится мастерская по их изготовлению, мне пришлось переключиться на изготовление банкнот и казначейских билетов.
— Однако… Вы меня удивляете. Это весьма смело. Вы так уверены, что сможете отсюда выйти после всего того, что сказали?
Вошедший поразительным образом напоминал человека с рисунка.
— Вне всякого сомнения, — сухо улыбнувшись, отвечал Варнаховский. — Чтобы со мной не случилась какая-нибудь неприятность, вы даже лично проводите меня до дверей.
— Хм… Я уже давно состою на полицейской службе, но столь наглое заявление слышу впервые. И что же вы желаете получить, так сказать, за свое сообщение? Вы же наверняка пришли с каким-то предложением, я так понимаю?
— Совершенно верно. Я хочу, чтобы вы освободили господина Трезеге.
— А вы наглец…
— Не без того. Иначе я никогда бы не взялся за изготовление фальшивок.
— А если я все-таки скажу «нет»? Что тогда?
— Мне известно, что ваша карьера — впрочем, как и самого господина канцлера, — висит на волоске. Мало изобличить преступников. Нужно еще найти типографию и станки, на которых печатались деньги. Это — лучшее доказательство того, что вы отловили именно тех фальшивомонетчиков, а не подстроили арест сами. Если вы отпустите господина Трезеге, я покажу вам, где находится типография.
— А вы не подумали о том, что я могу, так сказать, найти способ развязать вам язык? У нас в казематах немало мастеров, которые способны разговорить даже камень, — мило улыбнулся начальник полиции.
Леонид выдержал паузу, после чего сказал:
— Нечто подобное я и предполагал услышать. Разумеется, я могу проявить слабость и рассказать вам под пытками, где находится типография. Но я попробовал обезопасить себя. Недалеко от входа в управление находится мой человек. — Вольф невольно посмотрел на окно. Улыбнувшись, Варнаховский продолжал: — Не ищите его, не найдете… Если через час я не выйду из здания, то уже через полтора часа типография будет уничтожена. Надеюсь, что этот час я все-таки смогу продержаться и вы не сумеете развязать мне язык.
— Но вы забываете о такой мелочи, что в этом случае вы умрете на гильотине.
— Не берусь загадывать на будущее; все может закончиться совсем не так, как вам представляется. А что совершенно точно, так это то, что «железный канцлер» никогда не простит вам своей отставки.
— Занятное предложение, подобных прежде мне не делали… Пожалуй, что над ним стоит подумать. Кто вы?
— Я русский.
— Хм… Нечто подобное я предполагал, только русские могут быть такими безумцами. Мне нужно знать ваше имя. Можно ли вам доверять?
— Меня зовут Леонид Варнаховский, — и, чопорно наклонив голову, добавил: — К вашим услугам, поручик лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка.
Начальник полиции Вольф старался не выдать удивления. Несколько дней назад от своего французского коллеги, начальника полиции Монте-Карло Луи Кошона, он получил депешу о том, что, по его оперативным данным, в Берлине может скрываться русский авантюрист международного масштаба Леонид Варнаховский. При обнаружении мошенника тот просил передать его Франции, где мошенник должен ответить за ряд афер, совершенных на ее территории.
Неожиданно начальник полиции рассмеялся:
— Ах, вот вы какой! Знаете, немало наслышан о ваших подвигах.
— Нисколько не сомневаюсь в этом, господин Вольф. Так что же мы все-таки решим по нашему делу?
— Вы отважный человек.
— Профессия обязывает.
— О какой именно профессии вы говорите — о военной? Или о том, чем вы сейчас занимаетесь? — хмыкнул начальник полиции.
— Это как вам будет угодно. Наше время истекает; боюсь, что мой человек может меня не дождаться и уедет, что может значительно осложнить наши дальнейшие переговоры.
— А вы нетерпеливы, господин Варнаховский… Вижу, что вы именно тот человек, на которого можно положиться. Хорошо, я принимаю ваше предложение. Но у меня к вам имеется одно условие, без которого наша сделка не состоится.
— Какое же? — насторожился Варнаховский.
— Вы должны покинуть территорию Германии.
— Хорошо, — отвечал Варнаховский, немного подумав. Едва улыбнувшись, добавил: — Здесь у вас, в Пруссии, бесконечные дожди, а мне бы хотелось перебраться в какое-нибудь более теплое место.