Невезенье? Еще многое должно случиться, прежде чем он оценит это событие так или иначе… Не стоит спешить! На север так на север! Возможно, это окажется самой надежной и быстрой дорогой на юг.
Он наклонился к Найле:
— Те сайлорские мореходы, о которых ты говорила… часто ли они плавают через океан к островам?
Девушка дернула хрупким плечиком:
— Не думаю. Там быстрое течение вдоль всей островной цепи, с юга на север. Через него трудно перебраться.
Одинцов медленно кивнул, его гипотеза подтверждалась.
— Собственно, — продолжала Найла, — те, кто сумел его переплыть, не возвращались обратно. В Сайлор пришли те, кому это не удалось…
— Острова опасны?
— Говорят разное… про огненные горы, великанов-людоедов, злых колдунов и стаи чудовищ…
— Ты веришь в эти истории?
С прагматизмом бывалого торговца и путешественника, Найла заметила:
— Такое часто рассказывают о дальних странах, даже про Айден и Хайру. Но доберешься туда и видишь, что там живут обычные люди и занимаются они обычными делами.
— Вот такими? — спросил Одинцов. Он приподнял Найлу и посадил к себе на колени. Девушка рассмеялась, подставила губы для поцелуя, и на ближайший час они забыли о географии.
* * *Через день они плыли почти точно на север. Скорость течения снизилась до двадцати узлов, однако каравелла покрывала не меньше семисот километров в сутки и, по прикидке Одинцова, находилась на таком же расстоянии от экватора. Жара стала поменьше — в полдень температура поднималась только до сорока градусов. Они уже рисковали выходить на палубу днем, не опасаясь получить ожоги.
Найла стала проявлять признаки беспокойства. К вечеру она отправила Одинцова на мачту, велев осмотреть западный горизонт. И там, в косых лучах заходящего солнца, он наконец увидел саргассы. Изумрудно-багровое поле тянулось на километры и километры — мрачное, зловещее, безысходное. Они находились в опасной близости от этого барьера, что нравилось Одинцову ничуть не больше, чем Найле. Если «Катрейя» попадет в цепкие объятия водорослей, они застрянут тут на годы, если не навсегда.
С большим трудом они поставили паруса и, пользуясь попутным западным ветром, направили судно к северо-востоку. Сейчас каравелла пересекала Зеленый Поток — вернее, северную ветвь могучего течения, устремляясь к подводному хребту, что разделял два океана. Вероятно, здесь существовали разрывы в полосе саргассов, либо водоросли подходили к берегу где-то севернее. Если так, то морская дорога для «Катрейи» будет перекрыта, и их путешествие завершится — во всяком случае, его водная часть.
Еще через день, находясь уже в полутора тысячах километров от экватора, они впервые увидели землю. По правому борту вздымались бурые, серые и черные скалистые массивы, вершины чудовищных гор, таившихся в океанской глубине. У отвесных берегов — ни бухты, ни разлома, ни трещины! — кипела пена бурунов и торчали остроконечные темные клыки рифов. Высадиться тут было невозможно, и ни к чему. Каменные склоны, мертвые и бесплодные, сожженные яростным солнцем, сулили только гибель, смерть от голода, жажды и безысходной тоски.
Одинцов направил «Катрейю» на север и спустил паруса, чтобы западный ветер не снес корабль к скалам. Многие из вершин дымились — вероятно, то были действующие вулканы. Они шли на расстоянии многих полетов стрелы от этих неприветливых берегов, стараясь держаться в самом стрежне течения. Прошел день, затем другой. Прибрежные скалы стали ниже, рифы у их подножий исчезли, постепенно на камнях появилась почва, питавшая чахлую траву. Каравелла подошла ближе к земле.
Тут уже можно было высадиться — многие острова, особенно крупные, тянувшиеся на пятьдесят и больше километров, имели бухты. Тут даже можно было как-то просуществовать, но они продолжали двигаться к северу. «Как-то» их не устраивало.
Выпуклые щиты островов заметно понижались. Хотя в целом сохранялся гористый характер местности, теперь от берега океана вглубь простирались равнины, поросшие травой и кустарником, пышными и зелеными, что говорило об изобилии влаги. Стали появляться первые деревья, сначала одиночные, невысокие, потом целые рощи, похожие на огромные пестрые букеты, расставленные на изумрудной скатерти прибрежных равнин. Наконец далекие горы зазеленели от подножий до вершин, — в подзорную трубу Одинцов разобрал, что появились деревья-исполины, не меньше, чем секвойя.
Они с Найлой могли уже целый день находиться на палубе. Легкий морской бриз делал вполне терпимой сорокаградусную жару, губительная радиация светила больше не беспокоила их. Одинцов подозревал, что озоновый слой над планетой имеет разрывы, — вероятно, над экваториальной зоной он был слишком тонок либо отсутствовал вовсе. Может быть, саргассы низких широт являлись мутацией каких-то безобидных водорослей, разросшихся до чудовищной величины под действием ультрафиолета? Может быть… Его знания в части генетики и экологии оставляли желать лучшего — впрочем, человек не обязан знать все на свете! Так ли, иначе, но саргассы нигде не подходили близко к берегу, и каравелла продолжала свой путь на север.
Они находились уже в четырех тысячах километров от экватора, когда заметили первый дымок. Острова шли один за другим, разделенные неширокими проливами; казалось, что «Катрейя» плывет вдоль берегов континента, изрезанных бахромой фиордов и устьями рек. Несомненно, навигация в этих краях была непростым делом: струи Зеленого Потока то ответвлялись в одни морские рукава между островами, то вливались обратно в главный стрежень из других. Одинцов чувствовал это по поведению корабля: проливы то с жадностью всасывали «Катрейю», стремясь вырвать ее из объятий Потока, то выталкивали дальше от берега. Теперь они с Найлой стояли вахту и пользовались парусом и рулем, — беспечные дни, когда течение несло их на своей спине прямо на восток, миновали.
Дымовой столб был замечен рано утром во время вахты Найлы, когда она стояла у руля, а Одинцов отсыпался в каюте. Он почувствовал, как маленькие руки трясут его, пытаясь вырвать из мира сновидений, и, открыв глаза, тут же обнял девушку. Инстинкты Рахи, что поделаешь… Этот ловелас считал, что разбудить его могут только по одной причине.
Найла сопротивлялась изо всех сил.
— Пусти, Эльс! — Маленькие кулачки колотили его в грудь. — Сейчас не время и не место!
Одинцов — или Рахи?.. — поймал губами ее мочку.
— Насчет времени согласен, — пробормотал он, — тебе сейчас положено стоять на вахте. Но место, на мой взгляд, самое подходящее. — Он попытался поцеловать ее в ямочку на щеке.
Вертясь, как юла, в его сильных руках, Найла прошипела:
— Оставь меня, ты, глупый хайрит! На берегу дым! Дым столбом! Слышишь, что я говорю?
Одинцов сел, пытаясь окончательно проснуться. Найла нахмурилась и, вырвав из его рук подол туники, потянула вниз невесомую ткань. Сейчас это была Найла-которой-тридцать.
— Дым? — Он вскочил с дивана на пол. — Клянусь всеми Семью Ветрами и хвостом Йдана в придачу! Что же ты мне сразу не сказала, глупая девчонка!
Найла метнула на него взгляд — не из самых ласковых, надо признать, — и бросилась на палубу. Одинцов торопливо последовал за ней.
«Катрейя» шла в трех километрах от побережья. Этот остров был велик, и с юга на север его пересекали горы, высокий зубчатый хребет с центральным пиком, вздымавшимся, казалось, до самых небес. Зеленые заросли джунглей мягкими волнами стекали с горных склонов, сменяясь равниной, покрытой травой, на которой кое-где росли исполинские деревья с похожими на раскрытый зонтик кронами. Вдоль самого берега тянулись дюны, почти незаметные на фоне желтых песков, из-за одной вздымался столб черного дыма.
Это явно было делом человеческих рук. Что еще может гореть на песчаной почве, кроме костра — жаркого большого костра, в который бросают свежую зелень? И дым, мрачными клубами уходивший к ясному небу, являлся сигналом. Пока Одинцов следил, как темная призрачная колонна уплывает за корму, впереди взметнулась еще одна, — сигнал был принят и повторен.
— Трубу! — Он протянул руку, и Найла покорно вложила в нее тяжелый медный цилиндр. Глаза девушки расширились от возбуждения и страха.
Одинцов поднес трубу к правому глазу, осматривая пляж. Труба была не хуже полевого бинокля и намного превосходило такие же устройства айденитов, — обитатели Калитана недаром считали себя морским народом, искусным во всех делах, связанных с навигацией. Дюны и золотой песок словно прыгнули к борту корабля, казалось, что до них не больше двухсот шагов. Он чуть приподнял трубу, и в поле зрения попали клочок зеленой равнины и река. Сначала под одним, потом под другим деревом ему удалось разглядеть крошечные дома и человеческие фигурки рядом с ними.
Опустив увесистый инструмент, Одинцов задумчиво уставился на мачты «Катрейи». Фок нес один прямой парус, обычно этого хватало, чтобы обеспечить надежное управление судном. Сумеет ли их крохотный экипаж поднять все паруса и справиться с ними? Возможно, решение этой задачи будет означать для них жизнь или смерть, — кроме домов и людей, Одинцов заметил еще кое-какие подробности, вызвавшие у него самые мрачные предчувствия.
На пляже между дюн темнели корпуса лодок. Увы, это были не утлые рыбачьи челны или безобидные неповоротливые баркасы, а боевые пироги с хищными острыми носами, на тридцать-сорок гребцов. Длинные, стремительные, прочные, они несли тараны и два ряда овальных щитов, закрепленных вдоль бортов, напоминая этим скандинавские драккары. Одинцов ни минуты не сомневался, что видит корабли, предназначенные для набегов, погонь и грабежа, и что люди, плавающие на них, не гнушаются разбоем, насилием и убийством. Впрочем, другого не приходилось ожидать в этих далеких опасных краях. Их с Найлой медовый месяц близился к концу, запах крови и стали опять щекотал его ноздри.
Самым примечательным, однако, были не пироги, а щиты и носовые бивни-тараны, отливавшие в солнечных лучах красновато-желтым металлическим блеском. Несомненно, медная оковка! Эти островитяне отнюдь не примитивный народ! Если они и характером похожи на викингов, меч и чель не заржавеют в ножнах! Невольно мысли Одинцова обратились к другой стране и другому народу, к хайритам, тоже напоминавшим ему о неистовых скандинавах. Понадобился только один бой, чтобы завоевать их доверие… Сколько же крови придется выпустить из этих островитян?
Он окинул взглядом тонкую фигурку Найлы. Нет, вдвоем им не справиться с «Катрейей»! Она может стоять у руля, пока он лазает по мачтам, но чтобы поставить паруса или взять рифы надо не меньше четырех матросов… Опытных моряков под командой хорошего шкипера! Итак, если их начнут догонять, придется драться, иначе его просто снимут с мачты стрелами… Интересно, какую скорость могут развивать эти пироги? Рискнут ли островитяне сунуться на них в Поток?
Пока никто не пытался их преследовать, но дымные столбы возникали с пугающей регулярностью. К полудню «Катрейя» миновала остров с горным хребтом и пересекла широкий пролив, отделявший его от следующего, более пологого и крупного. Не успел корабль обогнуть длинный серпообразный мыс, загнутый коготь, выпущенный островом в океан, как к ней ринулись пироги. Однако они не пытались догнать каравеллу или отрезать от океана и прижать к земле. Ритмично вздымались весла, повинуясь барабану, грохотавшему на головном судне, и пироги мирно скользили в трехстах метрах за кормой «Катрейи».
Возможно, то был почетный эскорт. Разглядывая преследователей в подзорную трубу, Одинцов не заметил у них ни луков, ни копий. Казалось, смуглые обнаженные гребцы, сидевшие к нему спиной, вообще не имели оружия. Лишь двое-трое кормчих, которые стояли на корме каждой пироги у рулевого весла, вроде бы носили перевязи, и на них что-то поблескивало — вероятно, кинжалы. Но больше ничего! И на бортах этих пирог не было щитов.
Напрасно он пытался разглядеть физиономии кормчих — это превосходило возможности калитанской оптики. Вдобавок эти парни согнулись над длинными рулевыми веслами, только изредка бросая взгляды на каравеллу. Одинцов лишь увидел, что на переднем судне, на корме, сидит человек в высоком головном уборе из перьев — конечно, предводитель. Вождь глядел вперед, но лицо его заслоняли спины гребцов.
Они с Найлой еще могли повернуть от берега и уйти километров на двадцать-тридцать в середину Зеленого Потока. Но стоило ли это делать? Рано или поздно им придется вступить в контакт с туземцами, а эти казались довольно миролюбивыми. Правда, носы их пирог тоже походили на окованные медью тараны, но, возможно, это было украшением или местной традицией. Хотя туземцев насчитывалось человек триста, Одинцов полагал, что с челем в одной руке и клинком в другой сумеет вселить страх божий в толпу этих голышей.
Еще он думал о том, что островитяне не боятся плавать в Потоке, во всяком случае — в прибрежных водах. Может быть, они даже знают, как пересечь экватор? Южное полушарие по-прежнему оставалось его главной целью, и теперь, завладев и «Катрейей» и ее очаровательной хозяйкой, он мечтал добраться до чертогов светозарного Айдена именно в такой компании. Все, что ему было нужно сейчас, — это информация.
Нет, не только. Еще, чтобы Виролайнен и Шахов не лезли в его дела, не пытались вселить посланца в прелестное тело Найлы. Это стало бы катастрофой! Одинцов успел по-настоящему привязаться к девушке. Кроме того, были южане. Они никак не откликнулись на сигнал — по крайней мере, явным образом. Что ж, возможно, это к лучшему. Пусть подождут. Георгий Одинцов сам доберется до них!
Он посмотрел на пироги, сохранявшие дистанцию на протяжении пары последних часов, потом на девушку, сжавшуюся на палубе у его ног. Может, все-таки повернуть в океан?
Словно прочитав его мысли, Найла нарушила молчание.
— Эльс, мне страшно… — Она подняла к Одинцову побледневшее личико. — Давай уйдем от берега…
Он усмехнулся:
— Боишься людоедов, малышка? Ничего! В этих делах у меня солидный опыт!
— Что ты собираешься делать?
— Попробую вступить в переговоры. — Одинцов пожал плечами. — Посмотрим, что получится.
— Ты знаешь их язык? — Девушка кивнула в сторону флотилии, державшейся за кормой «Катрейи» словно ее привязали канатом.
— О, черт! Нет, конечно! — С минуту он раздумывал, поглаживая полированные рукояти рулевого колеса. — Знаешь, в таких делах слова не самое главное. Прилетит стрела, и все ясно: приказ остановиться. Прилетят двадцать стрел, тоже ясно: атака. А если стрелы не летят, но с тобой пытаются заговорить — значит, выбран мир. Правда, потом-то и начинаются главные сложности… — Одинцов потер висок, задумчиво поглядывая на пироги, и сказал: — У моего народа, — он не стал уточнять какого, — есть поговорка: надейся на лучшее, но готовься к худшему. Принеси-ка, девочка, мое оружие… да заодно чего-нибудь поесть.
Натянув свои кожаные доспехи, он принялся жевать кусок мяса. Найла есть не стала. Одинцов снова погнал ее вниз, велел принести бронзовый шлем и щит, которые он видел в каюте Ниласта, а еще ятаган, пару луков и связки стрел из помещений экипажа. Стальных хайритских стрел оставалось немного, но калитанские тоже подходили к его арбалету. Правда, они торчали вперед на две ладони и мешали целиться, зато их было целых три сотни. Найла совсем запыхалась, пока перетащила всю эту гору оружия.
Бросив оценивающий взгляд на ее тонкую, но крепкую фигурку, Одинцов спросил:
— Ты умеешь обращаться с луком?
Девушка неуверенно кивнула, и он, уловив ее замешательство, приподнял бровь.
— Я обучалась стрельбе, Эльс. Но… понимаешь… я никогда не убивала людей…
— Это же так просто, малышка! Проще, чем рыбу на крючок подцепить. Берешь добрый лук, клинок или топор, и — рраз! — Он рассек воздух ладонью.
— Прости, Эльс, я не смогу.
— Придется попробовать, — жестко сказал он.
— Нет, Эльс, милый… Нет… Лучше уж я сама…
У Найлы был такой вид, словно ее сейчас вывернет, в черных глазах стояли слезы, личико побледнело. Одинцов смотрел на девушку, думая о том, что нерешительность вовсе не в ее характере. Он успел убедиться, что Найла умеет делать многое и делает все это хорошо. И она родилась и выросла на Калитане, в средневековом мире Айдена! Каким бы благополучным ни был этот тропический остров, все-таки жизнь на нем не походила на спокойную земную, где-нибудь в Стокгольме или в Париже. Да и там убивали, хоть не очень часто! А вот Найла, девушка Темных Веков, убивать не может… Об этом стоило поразмыслить на досуге!
Пока что досуга не предвиделось — пироги, как привязанные, тащились за кормой «Катрейи».
— Хорошо, — сказал Одинцов, — не можешь стрелять, так не стреляй. Встань у руля и, в случае серьезных неприятностей, правь в океан. Да, вот еще что… — Он снова осмотрел Найлу, облаченную в свой обычный воздушный наряд. — У тебя найдется что-нибудь поосновательней? Что-то больше подходящее моменту?
Она с готовностью кивнула:
— Да, конечно! Мой охотничий костюм!
Через десять минут она вернулась в тунике из тонкой замши, таких же лосинах и сапожках. Наряд облегал ее ладное тело как тугая перчатка, и выглядела девушка в нем весьма соблазнительно. Критически осмотрев ее, Одинцов хмыкнул и велел принести и надеть легкую кольчугу, что висела в каюте Ниласта. Ее край доходил Найле до колен, рукава спускались ниже локтей, но теперь она была хоть как-то защищена от метательных снарядов. Привязав веревку к рукоятям небольшого круглого щита, Одинцов пристроил его девушке на спину — так чтобы щит прикрывал затылок. Потом уступил Найле место у руля.