– О, Алан… Прости меня… Пожалуйста…
– Да брось ты, – махнул рукой землянин, присаживаясь на стул. – В конце концов, ты не отвечаешь за диких зверей.
– Но я был неосторожен… Из-за меня ты теперь в плену…
– Это не важно. Главное, что ты жив.
– Ты спас мне жизнь… Спасибо…
Алан усмехнулся.
– Что-то подозрительно часто в последнее время я слышу эту фразу. Ладно, давай закроем тему. Что случилось, то случилось, сейчас ничего не изменишь. Будем думать, как выбираться отсюда.
– Ну, еще пару дней-то вы здесь побудете? – робко уточнила девушка. – Хадкору необходимо окрепнуть…
– Побудем, не волнуйся, – успокоил ее Алан. – Конечно, пусть выздоравливает. Тем более, что идеи о том, как нам сбежать, у меня пока еще нет.
О-Кина улыбнулась, и, отставив чашку с лекарством, взяла с тумбочки другой пузырек с какой-то мазью и принялась бережно, почти невесомо касаясь тонкими легкими пальцами, обрабатывать послеоперационные швы.
– Ребята, вы здесь? – в комнату заглянул У-Руш. – К вам гости. Алан, с тобой хочет познакомиться лидер наших повстанцев. Его зовут И-Зур. Надеюсь, ты не против?
– Конечно, нет. Буду очень рад.
– Проходите, – позвал У-Руш, обернувшись в коридор.
Он распахнул дверь пошире, и в нее один за другим вошли трое мужчин. Старшему было около тридцати пяти; карие глаза его смотрели горячо и пытливо, подбородок чуть выдавался вперед, свидетельствуя о решительном, упрямом характере. Он поздоровался с Аланом по номийскому обычаю, взяв руки землянина, сложенные лодочкой, в свои.
– Добрый вечер, Алан. Твой визит сюда, в Мару – огромная честь для нас. Мы, номийцы, никогда не забудем, что обязаны тебе и твоим друзьям жизнью. Меня зовут И-Зур, а это, – он показал на своих спутников, – Я-Ман и Е-Нош.
Алан обменялся приветствиями с остальными, представил им Хадкора, и по приглашению доктора посетители разместились на диване.
– Алан, ты ведь знаешь о нашем движении Сопротивления?
– Конечно, – кивнул он.
– Скажи, пожалуйста, что ты думаешь о нем? Нам очень важно твое мнение.
– Ну… – Алан задумался, стараясь сформулировать дипломатично. – Считаю, что идеи у вас – верные.
И-Зур улыбнулся с нескрываемым удовлетворением; его спутники оживились, задвигались, словно почувствовав себя свободнее.
– Господин У-Руш, – И-Зур повернулся к старику. – Включите, пожалуйста, телевизор. Сейчас будут новости. Там есть на что посмотреть!
У-Руш включил панель на противоположной стене; на экране развернулась карта Декстры; повсюду, на всех материках, пульсировало множество красных точек.
– Восстание, начавшееся в Тхоне, теперь охватывает все больше и больше городов, – комментировал диктор.
– Видите? – торжествующе улыбнулся И-Зур. – Наше Сопротивление разрастается, стремительно! Я уверен, мы победим.
– Но ведь это настоящая война, со множеством жертв, – покачал головой У-Руш.
И, словно иллюстрацией к его словам, изображение планеты на экране сменилось кадрами, снятыми в каком-то населенном пункте: взрывы, огненные росчерки снарядов, пылающие, разрушенные дома, человеческие трупы, ползущий по газону раненый, алый кровавый след на зеленой траве…
– Да, война, – подтвердил Е-Нош, молодой парень с растрепанными вьющимися волосами, раскосыми глазами и широким, словно чуть приплюснутым, носом. – Но справедливая война.
Доктор внимательно взглянул на него.
– А вы, все трое, что, уже не работаете в шахте?
– Не только мы трое, – гордо приосанился И-Зур, – нас много. Да, мы уже не работаем, обучаемся военному делу. Еще неделя, максимум две, и тоже отправимся воевать.
Алану вспомнилось увиденное днем на пустыре: «заботливые» наставники-вергийцы и шахтеры, теперь уже, по-видимому, бывшие, с вергийским же оружием в руках…
– И вы уверены, что ваши требования, к правительству стоят огромного количества смертей, страданий и пролитой крови? – усмехнулся У-Руш.
– Но по-другому нам не добиться лучшей жизни! – пылко воскликнул И-Зур. – А так, как живем мы, номийцы, жить уже нельзя, невозможно! Почему мы должны терпеть постоянную нищету? Все принадлежит Главной партии! Мы требуем разрешения частной собственности. Сколько людей могли бы открыть свое дело и зарабатывать достойно! Почему нам навязывают правителей? Мы хотим выбирать их сами! В конце концов, почему простым людям на Номе запрещено практически все, в том числе, например, Интернет? На остальных планетах им пользуются все желающие!
– Я хочу, – вступил в разговор Я-Ман, тридцатилетний коренастый крепыш с широкими скулами, – чтобы у моих детей были возможности. Чтобы они могли учиться…
– Похвальное желание, – согласился У-Руш. – Только вот эти дети… Чем они хуже твоих детей?
Он указал на экран, где шел репортаж из больницы: в реанимации, опутанные проводами и трубками, лежали малыши; по коридору санитары везли на каталке крошечную девочку с оторванной ногой, заходившуюся в крике…
От жуткой картины боль резанула Алану сердце; О-Кина отвернулась и торопливо вытерла глаза рукавом; Хадкор закусил губу и отвел взгляд в сторону; И-Зур побледнел.
– Но другого способа нет, – тихо, с трудом выговорил он.
– Может быть, все-таки стоит еще подумать, а не бросаться в бой очертя голову? – спокойно предложил У-Руш.
– Ну, не знаю… – упавшим голосом ответил лидер повстанцев.
Гнетущая, унылая тишина повисла в воздухе; внезапно Е-Нош поднялся, поправляя упавшую на глаза длинную вьющуюся прядь.
– Мы подумаем, – каким-то болезненно звонким голосом вдруг выпалил он. – Обязательно подумаем. Обещаем.
– Да, – встряхнулся И-Зур, вставая тоже. – А сейчас мы пойдем. Спасибо вам.
Когда гости ушли, У-Руш выключил телевизор и вздохнул.
– Да, тяжелые времена… Впрочем, уже поздно. Пора спать. Алан, ты не против расположиться здесь на диване?
– Мне все равно, – пожал плечами землянин.
– Я принесу постель, – встрепенулась О-Кина.
Она выбежала из комнаты, и, вернувшись через пару минут, быстро и аккуратно постелила простынь, положила подушку и одеяло. Пожелав спокойной ночи, дедушка и внучка удалились. Алан улегся на диван, оказавшийся вполне удобным, и вскоре заснул.
ГЛАВА 4. О-КИНА
Следующим утром Алан вновь провел около часа неподалеку от штаба. Он следил за передвижениями вергийцев, надеясь вычислить хотя бы несколько минут, когда помещение могло пустовать. Тогда, думал он, как-нибудь нейтрализовав часовых, можно все же проникнуть внутрь… Если попросить у кого-нибудь из номийских повстанцев парализующий пистолет. Однако, как открыть сейф, даже если чудом удастся добраться до него? Ответа на этот вопрос у него не было…
К тому же дело усложнялось тем, что длительное нахождение рядом со штабом выглядело, конечно, подозрительно; наблюдать более часа в день было крайне рискованно. Поэтому вскоре он вернулся, по пути мучительно перебирая варианты различных планов по захвату ключей, находя в каждом множество недостатков, и так и не пришел ни к какой определенности…
После обеда «навестил» Эниту; они пообщались знаками, потом он просто сидел и смотрел на нее, усилием воли выдерживая ободряющее и обнадеживающее выражение лица, которое должно было означать: «Потерпи немного, скоро я все решу и увезу тебя отсюда. Это совсем ненадолго. Я постараюсь быстрее…» Энита улыбалась грустно и понимающе…
А вновь придя в дом У-Руша и его внучки, обнаружил нечто новое и интересное…
Утром Хадкору сняли послеоперационные швы, и теперь О-Кина, сидя, как и вчера, на краю его кровати, мазала целебным снадобьем шрамы, которые действительно стремительно заживали и уже почти не были видны. Вот только движения ее, мягкие, бархатные, больше напоминали ласки, чем медицинский уход; а взгляд, которым она смотрела на вергийца, туманился от нежности…
Алан заметил это сразу, только войдя в комнату; и Хадкор, похоже, тоже понимал, что происходит. Изо всех сил он старался не встречаться с девушкой глазами, в которых явственно читались замешательство, растерянность и даже испуг…
Алан усмехнулся, и, сочтя за лучшее переждать эти необычные процедуры где-нибудь подальше, вышел из дома и уселся на крыльце. Подставил лицо под знойные лучи Декстринской звезды и расслабился…
Вскоре О-Кина тоже вышла на крыльцо и уселась с ним рядом. Помолчав немного, наконец отважилась.
– Алан, – голос ее прозвучал боязливо, застенчиво, но с надеждой на доверие. – Можно… Я спрошу тебя о Хадкоре?
Алан доброжелательно улыбнулся, давая понять, что она может рассчитывать на понимание и поддержку.
– Конечно, спрашивай.
– Он… женат?
– Нет.
– А девушка у него есть?
– Нет, никого нет.
Лицо О-Кины, до сих пор взволнованно-смущенное, заметно посветлело.
– Он такой красивый… – с плохо скрываемым восхищением прошептала она. – И такой добрый…
– Добрый? – Алан не смог сдержать усмешку. – Кто бы сказал мне четыре года назад, какой Хадкор добрый… Но, кажется, он и вправду изменился. А девушки у него нет потому, что он влюблен в мою невесту.
Глаза О-Кины широко распахнулись от изумления.
– Ты серьезно?!
Он вздохнул.
– Увы, да… Давай я расскажу тебе все с самого начала, чтобы ты поняла.
– Расскажи… – тихо обрадовалась она.
И он поведал ей о приключениях на «Урагане», предшествовавших переселению номийцев на Декстру. На протяжении рассказа девушка то краснела, то бледнела от сменявших друг друга эмоций; по его окончании она обхватила голову руками и глубоко задумалась на несколько минут.
– Но ведь все-таки он все осознал, – наконец произнесла она. – И решил начать новую жизнь… Представляю, как ему тогда было больно… Но, Алан, как же вы с ним сейчас оказались вместе?
Он вкратце изложил, как встретился с вергийцем в аэропорту Тхона, как они ужинали у костра, ночевали в одной палатке, и как нападение дикого зверя привело их в Мару. Теперь уже она оживленно улыбнулась.
– Значит, он стал архитектором… Это замечательно… Но сейчас мне нужно знать, как он жил эти четыре года.
– Вряд ли он захочет откровенничать, – с сомнением покачал головой землянин.
– А это уже предоставь мне, – вновь улыбнулась она. – Я сейчас попробую его разговорить. Пойдешь со мной?
– Да, – заинтересовался Алан. – Любопытно.
В комнате Хадкор по-прежнему полулежал на кровати; при виде О-Кины он опустил голову и принялся чересчур внимательно разглядывать узор на пододеяльнике.
Алан примостился на диване; девушка села на стул рядом с кроватью.
– Хадкор, – обратилась она к вергийцу. – Я сейчас узнала от Алана, что ты, оказывается, архитектор, и не простой, а победитель конкурса на лучший проект комплекса для инопланетных делегаций? Это правда?
– Ну да, – Хадкор, наконец, посмотрел на нее. А она – на него, восторженно и изумленно.
– Но ведь это означает, что ты очень талантлив, – воскликнула она. – Потрясающе… Каким же должен быть комплекс, чтобы его признали лучшим из множества работ? Расскажи! Пожалуйста…
И тут Алан увидел такое, чего не мог себе даже представить и никак не ожидал. В мгновение ока Хадкор преобразился. От человека, словно иссушенного тоской, сломанного суровой жизнью, не осталось и следа; лицо его засветилось вдохновением, силой, созидательной энергией, светлой и возвышенной. Алан, пожалуй, впервые наблюдал, как творец рассказывает о своем произведении, и был и впрямь впечатлен…
Хадкор описывал фасады и переходы, спиральные этажи и диагональные лифты, изящество конструкций и космические мотивы в стиле; О-Кина слушала, затаив дыхание, изредка кивая и переспрашивая, а когда вергиец закончил, выдохнула:
– Ну вот, я же угадала, что это талантливо и потрясающе…
– Спасибо, – Хадкор смутился, но было заметно, что ему очень приятно.
– Хадкор… – девушка, не давая ему задуматься, тут же продолжила: – ты не сердись, но Алан сейчас рассказал мне, как вы с ним познакомились четыре года назад. Это была не его инициатива, я очень упрашивала. И теперь знаю обо всем, что случилось на «Урагане»… И сейчас понимаю, что ты – исключительно сильная личность… Из того Хадкора, каким ты был, стать таким, какой есть сейчас, возможно только путем огромной работы над собой… Как это у тебя получилось?
Вергиец усмехнулся.
– Скорее, надо мной поработала жизнь… Очень старательно поработала. Ну что ж, хорошо, я расскажу. Тогда, вернувшись с Атона на обычном пассажирском лайнере, я в тот же день снял квартиру на самой окраине столицы, Монты. Подальше от отцовского дома, в котором не мог оставаться ни минуты. Перевелся в Архитектурную Академию, устроился рабочим в строительную фирму. И начал работать и учиться…
Сказать, что я был беден, значило бы не сказать ничего. Я был нищ. Я оплачивал учебу и жилье, а того, что оставалось от зарплаты, не всегда хватало даже на еду. После роскоши отцовского дома, в котором у меня было все, чего только может желать человек, в котором я совершенно не задумывался, откуда берутся деньги, мне пришлось считать каждую монетку и распределять доходы так, чтобы выжить. К тому же боль и тоска – невыносимая, жгучая, рвущая сердце тоска по Эните – не покидали меня ни на секунду, превращая существование в беспросветный, кромешный ад. Временами мне казалось, что я – на дне огромной, страшной, черной ямы, и я буквально тонул в собственном отчаянии…
Но где-то в глубине, отдаленной частью разума, я понимал, что если сдамся всему этому – отчаянию, нищете – то больше уже никогда не поднимусь, не выберусь… И я нашел опору в мечте – стать архитектором. Я учился самозабвенно, с удовольствием, я представлял в воображении, какие удивительные здания, рожденные моей творческой мыслью, могут появиться на свет в будущем… И – работал, работал, работал…
Так прошли два года. А потом я встретил Тарику…
Хадкор замолчал, словно погрузившись в воспоминания, но через минуту усмехнулся и заговорил снова.
– Я совершил ошибку, которую совершают, наверное, все мужчины, когда по каким-либо причинам не могут быть вместе с любимой – увлекся девушкой, похожей на нее внешне. Отец Тарики был эйринцем, от него ей и достались зеленые глаза, а мать – вергийкой. Правда, прожили они вместе недолго – отец все хотел увезти семью на Эйри, мать наотрез отказывалась, – в результате он уехал один. Дочь выросла с матерью и отчимом-вергийцем. Но все это я узнал уже потом, а в тот день, летний, жаркий, увидел ее в уличном кафе и не смог пройти мимо. Она сидела за дальним столиком, одна, печальная, едва сдерживала слезы – как выяснилось, недавно рассталась с предыдущим парнем. Я расположился напротив, заговорил, и вскоре мне удалось вызвать у нее улыбку, а затем – и заинтересованность…
Мы начали встречаться. Она напоминала Эниту внешне – волнами длинных каштановых волос, и, конечно, невероятными зелеными глазами. Я не обманывал себя, четко осознавая причину своего влечения к ней, но ничего не мог с собой поделать. Я был как сумасшедший, смотрел на нее, а видел Эниту, и больше всего на свете боялся в какой-нибудь неподходящий момент назвать ее другим именем…
Она не очень ладила с родителями, поэтому, когда я предложил переехать ко мне, быстро согласилась. Вот тут-то и начались наши взаимные открытия относительно друг друга…
С ней случился шок сразу, как только она увидела мою квартиру. Собственно, и название «квартира» звучало для этого помещения слишком громко – крошечная комната, где едва умещались кровать и стол, и кухня, на которой с трудом могли разойтись два человека. Дальше было только хуже: выросшая в довольно состоятельной семье, Тарика категорически не желала довольствоваться моими скудными материальными возможностями. Она нигде не училась и не хотела работать, я не хотел ее заставлять, а сам работать еще больше не мог уже физически: и так спал по четыре часа в сутки. Несколько раз она пыталась настоять на том, чтобы я обратился за помощью к отцу, но я неизменно отвечал, что лучше умру. Выход из ситуации напрашивался довольно очевидный – я должен был бросить учебу. Но пожертвовать своей мечтой я не соглашался…
Начались конфликты, глобальное непонимание, и с каждым днем я все больше и больше убеждался, что по характеру Тарика – совершенная противоположность внимательной, чуткой Эните. Я с горечью осознавал всю глубину своей ошибки, ее недовольство все росло, и через полгода она просто собрала вещи и вернулась к родителям. Я даже не спросил, почему – причины и так были ясны обоим.
Конечно, я чувствовал досаду оттого, что отношения не получились, она доставляла мне дискомфорт, но это длилось недолго. Учеба захватывала все больше и больше, проектирование усложнялось, становилось искуснее и значительнее. Преподаватели хвалили меня, отмечая очевидные способности, и это вдохновляло. И, конечно, день получения диплома стал для меня одним из самых счастливых в жизни. А победа в конкурсе, последовавшая за ним, позволила получить увлекательную работу…
Сейчас я – один из руководителей строительства, и мечта воплощается в жизнь – комплекс, задуманный мной, приобретает физические очертания. Я очень люблю свою работу. Кроме нее, у меня ничего нет, даже собственного дома. Хотя сейчас я зарабатываю достаточно, чтобы позволить себе многое. Но это пока непривычно…
– Дело не в том, что непривычно, – отозвалась О-Кина. – Просто тебе не для кого стараться. Потому и не думаешь о доме.
– Пожалуй, ты права, – согласился он. – Мне эта мысль не приходила. У меня действительно нет стимула.
– Вот если бы была семья…
– А, семья, – Хадкор махнул рукой. – Нереально.
– Ну почему же нереально…
Хадкор пытливо взглянул на нее исподлобья; под этим взглядом девушка покраснела и смешалась.
– Ой, мне ведь уже пора готовить ужин, – она поспешно вскочила. – Я пойду.