— С трудом, — не стал скрывать Иголка.
— Вот и получается, сукины вы фети, что вся наша возня не стоит офной-ефинственной «Эльфийской стрелы» в голову.
— В чью голову? — осторожно поинтересовался Контейнер.
— Фа хоть в чью.
— Зачем же тогда мы тебя стережем, раз это ничего не стоит? И ты, типа, станешь известен только ежели тебе башку отрезать и эрлийцам зашвырнуть?
— Мы не его стережем, а свои шкуры, — напомнил приятелю Иголка.
— Шкуры можно и просто так беречь…
— Бунтовать? — Кувалда сообразил, что тонкие философские размышления натолкнули простоватого телохранителя на неправильные мысли, нахмурился и строго повторил: — Бунтовать?
— Никак нет, — вытянулся во фрунт Контейнер.
— Тогфа стой и слушай, умник, мля.
— Так и делаю.
— Ты бы еще выпил, а? — предложил великому фюреру Иголка. — А то ить сердце кровью обливается на тебя смотреть.
— И слушать тоже, — поддакнул Контейнер.
— Это потому что вы тупые, — вздохнул Кувалда. — Вы не врубаетесь…
— Врубаемся, врубаемся, — успокоил одноглазого Иголка. После чего выглянул в окно, усмехнулся и доложил: — Копыто прибыл, твое великофюрерское, встречать будешь?
— На фиг он мне сфался? — пожал плечами Кувалда. — Пусть сюфа прихофит — поговорим.
И пристально посмотрел на ятаган.
— Стрелять не начнут? — то ли в сотый, то ли в двухсотый уже раз поинтересовался ерзающий по креслу Копыто.
— Не начнут, — успокоил приятеля Ваня.
— Ну, смотри… Ежели начнут, то ты в первую голову меня прикрываешь, понял? — Уйбуй строго посмотрел на хвана. — И не только голову, но и грудь еще, потому что у меня там сердце, и живот тоже, потому что в животе разные нужные вещи проистекают, я читал где-то…
Облаченный в полную боевую выкладку, Алех поморщился, чем заставил Копыто вздрогнуть, и укоризненно посмотрел на Сиракузу. Ваня едва заметно пожал плечами, словно отвечая: «Терпи, дружище, не зря же ты содрал с меня двойной тариф за подмоченную репутацию», после чего ободряюще улыбнулся уйбую:
— Ты, главное, не дергайся и веди себя так, как мы договаривались.
— Выпить бы, — протянул Копыто.
— Когда разговор серьезный начнется — выпьешь обязательно, а пока не надо. Так ты выглядишь бодрее.
Мозолистые мозги Красных Шапок функционировали, лишь будучи пропитанными изрядной дозой крепкого алкоголя, а лучшей смазкой в семье исторически считался виски. Без катализатора дикари становились несколько скованными, но Ваня рассудил, что для первого после ссылки появления в Форте стеснительный Копыто лучше развязного, и строго-настрого запретил приятелю употреблять больше необходимого.
— Броник подтяни, — велел Сиракуза и поинтересовался: — Тезисы помнишь?
— Отчетливо, — старательно выговорил уйбуй.
— От темы не отклоняйся.
— Угу.
— Приехали, — сообщил Алех. И резво выпрыгнул из машины.
Первоначально Ваня планировал завалиться в Южный Форт на длинном, как дорога в ад, лимузине «Хаммер», однако вовремя сообразил, что тот элементарно не развернется в загаженном дворе дикарской штаб-квартиры, и поумерил притязания. Однако никак не обыграть триумфальное возвращение Сиракуза не мог, а потому распорядился составить кортеж из трех массивных «Тигров», над главным из которых поработали трудолюбивые шасы, отделав салон бронированного внедорожника дорогой кожей, ценными породами дерева и напичкав всей возможной электроникой. Внутри «Тигр» был настоящим лимузином, но на крыше нес скрытый мороком пулемет. Как только внедорожник оказался во дворе, заклинание утратило силу, и дикари с уважением уставились на длинный ствол смертоносной машинки. Два других внедорожника, не столь роскошных внутри, были вооружены такими же пулеметами, но сидели за ними наемники-челы, которые не произвели на дикарей столь же сильного, как четырехрукий, впечатления.
— Родненькие мои! — Копыто вывалился из «Тигра» вслед за Алехом и тут же попытался обняться с ближайшим дикарем. — Дорогие южнофорчане!
— Строже, — прошипел Сиракуза.
— Да как же строже? — всхлипнул расчувствовавшийся уйбуй. — Столько лет не виделись…
— Месяцев!
— Сто лет! — И Копыто вновь попытался вцепиться в смутно знакомого бойца. — Дружище…
Алех сделал угрожающий жест, и собравшаяся во дворе толпа испуганно колыхнулась назад.
Посмотреть на прибытие беглого уйбуя сбежались все находящиеся в Форте Шапки. Не просто так, конечно, сбежались, а в надежде, что великий фюрер прикажет немедленно вешать придурка и день закончится редким в последнее время развлечением. Однако расчет, к огромному сожалению дикарей, не оправдался: Копыто никто не хватал, к государственной виселице не тащил с громкой руганью, а беглый уйбуй, соответственно, не плакал и не стенал. А совсем даже наоборот: приставал ко всем с непонятными намерениями, да еще под прикрытием двух десятков наемников и самого настоящего хвана.
Другими словами, явление Копыто, как и планировал Ваня, вызвало среди Красных Шапок изрядное смущение.
— Он, что ли?
— Кажись.
— Как живой, мля.
— Тока разъелся, сука.
— И шмотьем прибарахлился.
— А правду говорят, что он теперя миллионщик и ваще крут?
— В Англии живет, со всеми олигархами. За ручку с ними здоровается и на брудершафт выпивает.
— А сюда зачем приперся?
— На родину поглядеть.
— А-а… может он денег даст?
— С чего бы?
— Так у него, сам говоришь, есть.
— Есть.
— Так, может, даст?
— Может, и даст.
«Может, и даст», «может, и даст», «может и»… «Даст»! «Даст»! «Даст»!
Небрежный ответ случайного забулдыги настолько воодушевил дикарей, что уже через минуту по двору пополз громкий шепоток: «Даст денег!» — «Точно говорю: даст!» — «Его Кувалда потому и простил, что Копыто обещал миллионы народу раздать!»
Стоящему в толпе Чемодану оставалось лишь злиться, глядя на то, как стремительно, буквально на глазах, растет и крепнет всеобщая любовь к вернувшемуся диссиденту.
— Родненькие мои! Кровиночки! — Копыто, несмотря на яростное противодействие взбешенного Сиракузы, все-таки взобрался на капот «Тигра» и оттуда обратился к сородичам: — Как же я соскучился по вам! Скитался по морям и странам разным! Лишения испытывал страшные! Едва не погиб однажды! Но в сердце моем всегда одна лишь мысль билась — о вас, родные! О вас только!
— Ура? — неуверенно пискнул кто-то из Шибзичей, но тут же умолк, сообразив, что приветствовать диссидента еще рано.
Пахнущий вчерашним перегаром народ смотрел на Копыто с теплотой, но выжидательно, желая услышать главное.
— Подвиги разные совершал, потом расскажу, какие, — продолжал разглагольствовать Копыто. — Трижды Тайный Город лично спас, рискуя всем, чем только можно, но не ради шасов на лишения шел, или навов каких-нибудь, чтоб их Спящий взад придумал, а ради вас, родненькие мои. Ради великого будущего нашей великой семьи!
— Ты деньги привез? — не выдержали в задних рядах. Алеха оттуда видно было плохо, соответственно, народ держался смелее.
— Когда делить будем?
— Тока по-честному давай, чтобы всем хватило поровну!
— Шибзичам первым! Ты ведь из наших!
— Гниличам первым! Мы самые из всех пострадатые!
— Кто? Ты?! Да я тебя щаз так пострадатаю, что ты не тока о деньгах, о виски забудешь, урод!
— Кого уродом назвал?
Счастливое возвращение уйбуя плавно превращалось в скандал, способный вырасти в перестрелку, и Ваня, в очередной раз выругавшись, громко заорал:
— Деньги!
Чем немедленно привлек внимание драчунов. Готовящиеся воевать Шапки молниеносно заткнулись, а то-то из Гниличей, видимо, самый нетерпеливый, даже сложил горстью ладони, надеясь, что в них вот-вот посыплются наличные. Возможно — с неба.
— Скажи им про деньги, — распорядился Сиракуза.
— Что сказать? — прошептал Копыто.
— Как я учил!
— А-а… — Уйбуй выпрямился и осклабился народу во все оставшиеся зубы. — Деньги, мои родненькие, будут! Слово вам даю крепкое, уйбуйское…
Последние слова Копыто потонули в овациях. Благодарные сородичи вопили, как резаные, обнимались и обещали пропить полученное исключительно за здоровье благодетеля. Уйбуй радостно улыбался, все еще не веря, что его настолько сильно любят, а Ваня, воспользовавшись тем, что народ отвлекся, кивнул Алеху, и они, подхватив Копыто, торопливо протолкались к великофюрерской башне.
— Повзрослел.
— Да ну… — смущенно потупился Копыто.
— В натуре, — дружелюбно подтвердил Кувалда и еще более дружелюбно хлопнул уйбуя по спине. Настолько дружелюбно, что Копыто едва не полетел на пол.
— С чего мне взрослеть, фюрер? — отдышавшись, поинтересовался уйбуй.
— Повзрослел.
— Да ну… — смущенно потупился Копыто.
— В натуре, — дружелюбно подтвердил Кувалда и еще более дружелюбно хлопнул уйбуя по спине. Настолько дружелюбно, что Копыто едва не полетел на пол.
— С чего мне взрослеть, фюрер? — отдышавшись, поинтересовался уйбуй.
— А как же лишения? — удивился одноглазый. — Они закаляют.
— В этом я согласный.
— Они тебя многому научили, я вижу. — От очередного дружеского хлопка Копыто ловко увернулся, и теперь уже Кувалда едва не потерял равновесие. Выровнялся и, как ни в чем не бывало, закончил: — Я все вижу.
— Ты, как обычно, крут, великофюрерское высочество.
— Не забывай об этом.
— Как можно?
— Вот и хорошо. — Кувалда вернулся в свое кресло, развалился, прищурив единственный глаз на раскрасневшегося уйбуя, после чего осведомился: — Ты вефь понимаешь, что жив тока потому, что я так хочу, фа?
— Что? — Копыто растерянно посмотрел на Сиракузу.
— Начинаем деловой разговор? — спокойно осведомился тот.
— Типа того, — кивнул Кувалда. — Но сначала за крысятничество ответить нафо.
— За что? — Копыто с ужасом вспомнил обо всех подозрениях, что терзали его при мысли о возвращении в Форт: о виселице и пуле в спину. — Я не хочу…
Однако Ваня не позволил приятелю впасть в панику.
— Завязывай давить, великофюрерское превосходство, — грубовато предложил он, располагаясь напротив Кувалды. — Не по адресу, мля.
— Типа, ежели хван за фверью потеет, можно вести себя как угофно?
— Типа, я тебе подарки привез, и не надо отмахиваться.
— Это, что ли, пофарок? — Одноглазый кивнул на притихшего уйбуя. — Почему бантиком не перевязан?
— Потому что сейчас не Новый год, мля. А в подарок я тебе привез то, чего у Красных Шапок никогда не было.
— Чего же?
— Деньги и мозги.
Копыто, предположив, что речь идет о нем, важно постучал себя по голове. Однако Кувалда не обратил на него внимания:
— Ты того, чел, не сильно выступай, фа? А то я насчет хвана и забыть могу межфу фелом.
— Оскорбился, что ли?
— Ты наш ум сначала взвесь, а потом насмехайся.
— Ладно, мозгов пока касаться не будем, — покладисто согласился Ваня. — Но денег у тебя точно нет.
— Они у меня есть. В смысле, бывают… — Великий фюрер сбился. — В смысле не твое фело, чел.
— Бывают, но быстро исчезают, потому что вы их про… едаете. И потому не можете финансировать большие проекты, способные принести семье серьезную прибыль.
Как и рассчитывал Сиракуза, смысл быстро произнесенной фразы полностью ускользнул от одноглазого. Кувалда сморщился, пытаясь про себя повторить услышанное, не сумел и поинтересовался:
— О чем ты говоришь?
— О том, что у моего, и у твоего, между прочим, друга Копыто, миллионера и богача, есть к тебе деловое предложение.
Великий фюрер с отвращением посмотрел на надувшегося уйбуя и почесал скулу:
— Ну?
Вот теперь, собственно, деловой разговор и начался, а потому Сиракуза чуть подался вперед и громко спросил:
— Сколько денег твои бойцы на виски тратят?
Пару секунд Кувалда переваривал неожиданный вопрос, а потом расхохотался:
— Фенег? — И врезал кулаком по столу. — Ха! Это уже не феньги, мля, а золотой запас какой-нибудь Монголии, ты понял? Они, мля, пропойцы, стока тратят, что озолотили всех челов…
— Я понял, — поднял руку Ваня, но остановить разошедшегося фюрера не смог.
— Ни хрена ты не понял, чел, понял? Фля того, чтобы понять, Красной Шапкой быть нафо, вот!
— Я — есть, — встрял Копыто.
— Что ты есть? — удивился одноглазый.
— Я есть Красная Шапка.
— Ну что за уроф… — всплеснул руками Кувалда и вновь обратился к Сиракузе: — Короче, много фенег, понял? Тебе не сосчитать.
— Сосчитаю, — уверенно пообещал Ваня.
— Неужели?
— Ты мне поверь.
— Это как?
— Это так, что все деньги, которые твои бойцы непонятно куда уносят, будут в казне оседать. И станешь ты богаче Монголии.
— Я придумал, — ухмыльнулся Копыто. — А ты говоришь — урод.
Великий фюрер недоверчиво посмотрел на уйбуя вновь почесал скулу и потребовал:
— Механику фавай.
— Мы будем торговать спиртным, — улыбнулся Сиракуза.
— Фигня!
— В смысле? — растерялся Ваня. Такой реакции он не ожидал.
— Пробовали уже, — махнул рукой Кувалда. И бросил взгляд на ятаган. — Еще в троефюрерство пробовали, когфа наф кажфым кланом свой фюрер стоял, только не великий, а обычный. Тогфа мы с Саблей и Секирой сговорились запретить бойцам на стороне закупаться, типа, чтобы только в Форте они отоваривались, в нашем лабазе. Фаже вискаря завезли три фуры…
— И чем все закончилось?
— Поножовщиной, мля, чем же еще? — Одноглазый принялся загибать пальцы: — Во-первых, концы нас, фюреров тогфашних, обманывать начали, словно фикарей каких. Врали, гафы, что торговля не ифет ни фига. А как не может она ифти, если все пьют? Потом ребята за концами гоняться начали, типа, виски разбавляют. Потом меж собой стали отношения выяснять: Сабля фолю захотел большую, Секира тоже пофлец. В-сефьмых, вот еще какой пофвох образовался: раньше бойцы по своим фелам нажирались и в Форт без сил приползали, чиста спать. А когфа прямо на месте попойка, тогфа на форогу тратиться не нафо, и вместо работы мускулов получается работа головой, мля. Бойцы зафумываться принялись о разном, бунты учрежфать и ваще… — Фюрер цокнул языком, припоминая случавшиеся в те дни безобразия, и закончил: — В общем, мы тот указ через фва фня взаф переуказили.
— Вы еще цены задрали немерено! — буркнул Копыто.
— Было, — не стал спорить Кувалда. — Маркетинг получился хреновый.
— Потому ребята и бунтовали.
— Может быть…
— А если цены будут божеские? — поинтересовался Сиракуза.
— Это какие?
— Это будто их Спящий назначил.
О Спящем Кувалда знал только то, что он спит и будить его не следует, но смысл высказывания понял и потому осведомился:
— Клево. А как мы это сфелаем?
— Об этом я и толкую! — воодушевленно ответил Ваня. — Дело в том, великофюрерский ты наш, что мы с Копыто приобрели в Шотландии отличную винокурню с доставкой на дом…
— Вино не пьем, — тут же отозвался Кувалда. — От него разное приключается.
— Винокурня — это общее название, — объяснил Сиракуза. — На самом деле мы будем изготавливать виски.
— Настоящее?
— Как мама родила.
— В Форте?
— Под твоим мудрым руководством.
— Мля… — Великий фюрер напрягся и представил Форт, во дворе которого стоит высоченная, как башни Кадаф, а может, и больше, бутылка виски. Представил приделанный снизу краник и себя, валяющегося рядом. — Круто.
— Цены поставим нормальные, чтобы ребята к нам ходили, — деловито продолжил Ваня. — А прибыль станем делать на челах, для этого рекламу организуем, чтобы товар продвигать. Вся бухгалтерия под рукой, а главное — никаких концов, я обещаю, сами будем рулить.
— Сами не сумеем, — вернулся на землю Кувалда. — Срефи нас бухгалтеров ни в жизнь не вофилось.
— Шасов наймем.
— Они еще хуже концов.
— Смотря как нанять.
— Мы, в натуре, все предусмотрели, — веско бросил Копыто.
И тем напомнил о себе великому фюреру.
— Чо взамен хочешь? — спросил он у Вани. — Этого простить?
— Я не «этого», — возмутился уйбуй.
— Копыто простить — само собой, — усмехнулся Сиракуза. — Это даже не условие, это реальность.
— Какая еще реальность, когфа я ничего не решил?
— Реальность, данная нам в ощущениях, Кувалда, другой нет. Ты его уже простил, раз сразу не повесил.
— А как его повесишь, мля, когфа хван за спиной маячит?
— Я хотел тебе долю отдать, — выдал свой главный аргумент Копыто. — На четверых все делил, как положено, но мы потом выпили малость, и я забыл, вот.
— Алех — мой близкий друг, не надо трепать его имя направо налево.
— Гфе моя фоля? Гфе, я спрашиваю?
— Ты у Контейнера с Иголкой все забрал.
— То уже закончилось.
— А на это я тебе винокурню к Форту приделаю.
— И чо я с нею фелать буфу?
— Народом править. Тебе же самому спокойнее, когда народ качественно бухает и насчет бунтов не помышляет.
— Спокойнее, — признал Кувалда.
— Вот в спокойствие твоя доля и делась.
— Но…
— Прощенный и вернувшийся из длительной командировки Копыто должен обрести достойное положение, — вклинился в диалог старых друзей Сиракуза. — Мы ведь не хотим, чтобы ему в спину жужжали.
— Пусть снова станет уйбуем, я не против, — пробубнил Кувалда.
— Уйбуем Копыто тоже станет, — кивнул Ваня. — Но не только.
— Не по чину, — вновь надулся Копыто. — Я ведь диссидент, миллионер и благодетель, мля. И хочу народу работать.