Все решали мгновения. Морякову не понадобилось давать команды. Андрей и группа захвата, прочувствовав момент, бросились на перехват. Их не смущал статус Неху Сима. С того момента как в его руки перешли документы, он потерял дипломатический иммунитет. Группа парней спортивного вида молниеносно сомкнула вокруг шпиона плотное кольцо и отсекла от сотрудников посольской резидентуры. Андрей заходил к Неху Симу со спины и мысленно молил, чтобы тот не успел избавиться от улики — увесистого тома, над составлением которого не один день трудились лучшие военные специалисты. Наступил решающий этап операции — захват шпиона с поличным. В последний момент он почувствовал опасность, и здесь выдержка изменила ему. Страх взял верх над профессионализмом. Улика — увесистый книжный том с «секретами» выдавал его с головой. Неху Сим лихорадочно заметался в поисках выхода. Проглотить несколько сотен страниц, как это частенько в фильмах делали с шифровками провалившиеся шпионы, при самом зверском аппетите было не под силу даже самому прожорливому.
Андрей ловил каждое движение Неху Сима. И когда знакомая до мельчайших деталей книга взметнулась в воздух, его сердце екнуло. Между ними зиял мрачный провал канализационного люка. Достаточно было одного движения руки, чтобы улика исчезла в урчащей и клокочущей утробе. Андрей перепрыгнул через люк и ринулся вперед. Слева и справа от него бежали другие участники группы захвата. Руководители операции приникли к экрану монитору — все решали секунды, и в следующее мгновение с облегчением вздохнули.
Неху Сим окончательно потерял над собой контроль, и дальше им руководил не разум, а примитивные инстинкты. Он принялся рвать книгу на части. А она, сделанная на совесть, никак не поддавалась. Оператор и фотограф, появившиеся словно из-под земли, бесстрастно фиксировали каждое движение Неху Сима. Искаженное судорогой лицо шпиона крупным планом возникло на мониторе в штабе управления операцией, а потом провалилось вниз. Группа захвата впечатала его в асфальт. Он еще несколько раз трепыхнулся, а когда на запястьях защелкнулись наручники, окончательно сник.
— Классно работают!
— Ребята, сюда! Тут кино снимают!
— Как называется?
— Про шпионов или бандитов? — неслись с разных сторон возбужденные возгласы.
Толпа зевак прибывала. Самые неугомонные, желая сыграть в массовке, норовили попасть под объектив кинокамеры.
— Все, ребята, расходимся! Кина больше не будет! — объявил Андрей.
— Как?! — над толпой пронесся общий вздох разочарования.
— Пленка закончилась! — отрезал он и распорядился: — Парни, пока билеты не купили, поднимайте этого и тащите в машину!
Бойцы из группы захвата рывком оторвали Неху Сима от асфальта. Его тело тряпичной куклой обвисло на их плечах.
Всю дорогу и позже, оказавшись в приемной ФСБ на Кузнецком мосту, он не мог выйти из ступора. Для контрразведчиков время, проведенное с ним в ожидании приезда представителя посольства, тоже стало непростым испытанием. Такие слабонервные шпионы им давно не попадались. С Неху Сима ручьями катил пот, а на сиденье все шире расплывалось серое пятно. В лучах яркого солнца оно начало парить, и тошнотворный запах распространился по комнате. Спасая Неху Сима от полного позора, представителю посольства пришлось захватить не только дежурный набор документов, а и пару свежего белья.
Процедура передачи незадачливого дипломата-шпиона заняла немного времени. Фиаско для всех было очевидно, и потому обе стороны не испытывали желания продлевать его. Спустя сутки в сопровождении мрачного сотрудника службы безопасности посольства Неху Сим выехал в аэропорт, чтобы навсегда покинуть пределы России и отправиться на суровую родину. В печати и на телевидении скупо упомянули о высылке из страны очередного провалившегося дипломата-шпиона. Так российская контрразведка тихо и без лишней помпы завершила еще одно дело.
Андрей Охотников, освободившись от Неху Сима, а вместе с ним от груза колоссальной ответственности, возвратился в отдел. В тот поздний час в его коридорах и кабинетах царила тишина. Устало ответив на приветствие дежурного, он поднялся на третий этаж, зашел к себе в кабинет и без сил рухнул в кресло. Внутри была абсолютная пустота — операция забрала его всего без остатка. Андрей закрыл глаза, и перед ним с бешеной скорость завертелся калейдоскоп, в котором смешались тела, руки и лица. Мозг продолжал жить операцией. Он снова открыл глаза, взгляд скользнул по стене и остановился на фотографии.
С нее широко улыбался жизнерадостный лейтенант-моряк. За его спиной угадывался суровый северный пейзаж. На другом снимке свинцовую гладь бухты пенил тупой нос атомной субмарины, на которой он проплавал четыре года, совершил две кругосветки и пережил одну «аварийку». С таким послужным списком уже капитану-лейтенанту Охотникову была прямая дорога в военную контрразведку.
И здесь слабая улыбка согрела лицо Андрея. Там в столице Сибири — Новосибирске перед ним, простым флотским офицером, открылся захватывающе интересный мир отечественной спецслужбы. Он без оглядки окунулся в него с головой, и страницы когда-то прочитанных им книг о разведчиках и контрразведчиках ожили наяву. Постигая азы профессии, Андрей научился угадывать за сухими строчками документов хитроумно сплетенные оперативные комбинации и мастерски проведенные операции. Год учебы пролетел как миг. Отшумел выпускной вечер, и он с тихой грустью покинул ставший почти родным Новосибирск. Впереди его ждали суровое Заполярье и служба в отделе военной контрразведки флота.
За долгие годы, проведенные на Севере, Андрею пришлось повидать всякое: вместе с экипажами подводников он выходил в океан на боевое дежурство, на суше вместе с коллегами защищал от иностранных разведок секреты атомного подводного флота и бескомпромиссно боролся с теми, кто пытался поживиться за счет государства. Все это время контрразведчик Охотников по-прежнему продолжал жить нуждами и заботами флотского коллектива, а их проблемы воспринимал как свои. И суровые моряки, с которыми ему приходилось служить и жить бок о бок, считали его своим и старались помочь в оперативной работе.
Следуя девизу: «Без разведки армия слепа, а без контрразведки — беззащитна», Андрей делал все, что было в его силах, чтобы она не стала таковой. А это было далеко не просто. Август 91-го расколол армию и страну, вверг их в тяжкие испытания. Вместе с военными моряками контрразведчики пережили лихолетье девяностых годов и последующие болезненные реформы. Благодаря их терпению и самоотверженности флот выжил и начал возрождаться. Все чаще Андреевский флаг стал появляться у дальних берегов. И здесь Андрея ждало новое испытание.
Его взгляд скользнул выше, и в нем появился холодный отблеск: с любительской фотографии на Верного смотрели суровые лица солдат и офицеров. На дальнем плане виднелись изрешеченные снарядами и пулеметными очередями развалины домов. Чечня. 2000 год. Война, в которой он потерял товарищей и которая осталась в его сердце незаживающей раной. Там, среди стреляющих и взрывающихся гор, ему пришлось сполна познать цену жизни и цену смерти, цену настоящей мужской дружбы и цену подлого предательства, испить до дна горькую чашу страданий.
Повзрослевший, но не очерствевший душой, Андрей возвратился на Север, в родной отдел и с головой окунулся в работу. На смену юношескому задору пришел трезвый рационализм, и результаты не замедлили сказаться. Они и его профессиональная хватка не остались незамеченными руководителями управления контрразведки. Очередное назначение для Андрея стало полной неожиданностью. Оказаться в Москве, в ведущем подразделении контрразведки, об этом можно было только мечтать. Быстро освоившись на новом месте, он вскоре непосредственно столкнулся с иностранными разведчиками и начал против них свою охоту. Неху Сим стал первым, кто проиграл этот поединок.
Андрей повернул голову вправо, и горделивая улыбка снова появилась на его лице. Потускневшие от времени буквы: «Теперь уже не опасен», выведенные предшественником над тусклыми портретами разоблаченных предателей и шпионов, напоминали о том, что военная контрразведка не зря ест свой хлеб. Сегодня к ним прибавился еще один — Неху Сим. Он тоже стал не опасен.
Охотников откинулся на спинку кресла, свинцовая усталость навалилась на него, и голова упала на грудь. В сумеречном сознании путались воспоминания, всплывали размытые образы, звучали обрывки фраз. Приятная истома разлилась по измочаленному телу, и он погрузился в сон. Блеклый луч заходящего солнца, ласково прошелся по щеке, скользнул по стене и, отразившись от люстры, померк. Кабинет погрузился в полумрак.
Андрей спал безмятежным сном и не слышал, как скрипнула дверь. Быстрые шаги прозвучали за спиной, и чья-то твердая рука легла на плечо. Он встрепенулся, с трудом поднял голову и открыл глаза. В полумраке угадывался седой ежик ветерана отдела Николая Ивановича Добролюбова.
Андрей спал безмятежным сном и не слышал, как скрипнула дверь. Быстрые шаги прозвучали за спиной, и чья-то твердая рука легла на плечо. Он встрепенулся, с трудом поднял голову и открыл глаза. В полумраке угадывался седой ежик ветерана отдела Николая Ивановича Добролюбова.
— А вот, где прячется охотник на шпионов?! — добродушно пробасил он.
— Да, какой я охотник? — смущенно произнес Андрей.
— Самый что ни на есть настоящий! Или ты от фамилии отказываешься?
— Нет.
— Тогда почему от народа скрылся?
— Я только на минуту зашел, присел и расслабился.
— Рано расслабился, враг не дремлет! Поднимайся, пошли! Осталось еще одно важное дело.
— Куда? Какое?
— Пошли-пошли, не пожалеешь! — поторапливал Добролюбов.
Теряясь в догадках, Андрей поднялся из кресла и последовал за ним. Они спустились во двор к машине. Перед ней смущенно переминался водитель.
— Заводи, Костя! — распорядился Добролюбов, затем распахнул переднюю дверцу и предложил Охотникову: — Садись, Андрей!
— Николай Иванович, так я вроде не начальник, — замялся он.
— Сегодня ты — самый главный начальник. Садись! — был неумолим тот и мягко подтолкнул в спину.
— И все-таки куда едем? — пытался прояснить ситуацию Андрей.
Но так и не добился ответа. Добролюбов лишь загадочно улыбался, и Андрей вынужден был занять переднее место. Водитель тронул машину. Она с трудом вклинилась в ревущую, слепящую глаза грозную автомобильную лаву, разлившуюся по Садовому кольцу и, кажется, готовую вот-вот выплеснуться из каменно-бетонных берегов. Наконец Константину с большим трудом удалось вырваться из транспортного капкана и свернуть на стоянку перед рестораном. Андрей догадался, что ждет впереди, и, ссылаясь на усталость, предпринял еще одну безуспешную попытку отказаться. Добролюбов был неумолим и увлек его к входу.
Величественный, будто памятник, швейцар при виде двух офицеров сошел с пьедестала — верхней ступеньки, склонил голову в низком поклоне и проводил до двери. Они прошли через вестибюль и остановились перед входом в зал. Блеск софитов ослепил Андрея, а Добролюбов, решительно раздвинув плечом полубогемную тусовку, направился к отдельному кабинету. Прежде чем зайти, он поправил у Андрея сбившуюся прядь волос и только потом распахнул штору.
Охотников сделал шаг и в следующее мгновение оторопел: негромкая команда подполковника Александра Первушина: «Товарищи офицеры!» — подняла из-за стола сослуживцев. Строгая военная форма и награды на груди подчеркивали торжественность момента.
«Товарищи офицеры!» — сорвалось с губ Андрея. Они сели, а он продолжал стоять и не находил слов. Его до глубины души растрогало их искреннее признание профессионального успеха, и колючий ком подкатил к горлу. В это мгновение Андрей снова ощутил себя там, в прокаленных солнцем и продуваемых всеми ветрами горах Чечни, где боевое братство ценилось дороже всего.
На следующий день Охотников отправился в академию, чтобы отыскать Сергея и поблагодарить за то, что он совершил. Того на месте не оказалось: учебная группа выехала за город для участия в полевых занятиях. Встретились они через неделю. За это время в них еще не остыл накал той работы, которой они отдавались сполна все последние недели. Она, объединившая военного контрразведчика и армейского офицера, подняла их над обыденностью бытия и наполняла сердца гордостью. Им удалось сделать то, что дано далеко не каждому: в тайной борьбе переиграть опытного, хитрого противника, и не на словах, а на деле постоять за свое Отечество.
В разговоре они снова и снова возвращались к перипетиям прошедшей операции. Сергей продолжал жить ею и терзал Андрея вопросами. Ему не давала покоя мысль о том, что в последний момент Неху Сим мог расшифровать его и избавиться от улики. Вырезка из газеты, в которой сообщалось о высылке из России шпиона-дипломата, которую положил на стол Охотников, стала для Сергея самым дорогим подарком. В тот момент и потом в конце разговора он не заикнулся ни о награде, ни о звании, ни об освобождении от экзаменов. А когда они расставались, то в его погрустневших глазах Андрей прочитал сожаление, что такой работы у них больше не будет.
Но то была не последняя их встреча. Спустя время Охотников пригласил Верного в отдел. В кабинете капитана первого ранга Морякова в присутствии подполковника Первушина тот еще раз от лица контрразведчиков поблагодарил Сергея за неоценимую помощь, оказанную им в изобличении Неху Сима, и довел приказ директора ФСБ о его награждении. И здесь боевой офицер, познавший цену жизни и цену смерти, не сдержался. Он заплакал. Повлажнели глаза и у контрразведчиков. В те памятные для каждого мгновения их объединяла не только радость от удачно выполненной трудной работы, а нечто большее. И это большее для них, военных людей, посвятивших себя служению Отечеству, заключалось в том, что в мирное время они смогли с честью послужить ему.
Позже в нескольких центральных газетах появилось скупое сообщение о вручении государственных наград ряду сотрудников органов госбезопасности и российским гражданам, внесшим существенный вклад в обеспечение безопасности страны. Это сообщение затерялось среди сотен других. Большинство однокашников Сергея Верного вряд ли обратили на него внимание. Они не могли и предположить, какую важную роль он сыграл в изобличении шпиона. Сам Сергей по этому случаю хранил глубокое молчание. Разведка и контрразведка не любят грома победных фанфар. В большинстве случаев ее успехи и подлинные имена героев становятся достоянием широкой общественности спустя многие годы.
Завершив свою короткую и яркую работу в контрразведке, майор Верный принялся наверстывать упущенное в учебе. Спустя год, сдав государственные экзамены и защитив диплом, он отправился к новому месту службы. Дальнейшие его успехи теперь уже зависели от самого Сергея и командирской удачи. Но нет сомнений в том, что в его памяти навсегда останется та вдохновенная, та самоотверженная работа, которую он выполнил вместе с военными контрразведчиками — разоблачив очередного шпиона.
Пройдут годы. И на склоне лет убеленный сединами полковник, а может, и генерал Верный, так же как и его предшественник — армейский офицер Петр Прядко, в годы Великой Отечественной войны по заданию контрразведки Смерш проникший в гитлеровскую разведку абвер и сумевший добыть данные на 130 ее кадровых сотрудников и агентов, с гордостью повторит своим детям: «В жизни настоящего мужчины важны две вещи: вдохновенная работа и любовь женщины. Мне повезло и с тем и другим».
На каждого «хитрюка» найдется свой контрразведчик
Прибалтика — Эстония, Латвия, Литва, янтарные бусины в ожерелье некогда братских советских республик, в не столь отдаленные времена в сознании большинства граждан бывшего Советского Союза ассоциировались с окошками в западный мир. Во времена всеобщего дефицита, когда издерганные и измученные вечным стоянием в бесконечных очередях простодушные сибиряки и уральцы попадали в Таллинн, Ригу или Вильнюс, то в первые дни теряли дар речи. Вместо свиных хвостов, которые чаще всего приходилось видеть в собственных магазинах, перед ними представали прилавки, ломившиеся от изобилия товаров. Стыдливо пряча глаза под снисходительными взглядами продавцов, они суетливо набивали сумки копчеными окороками, банками шпрот, знаменитым рижским бальзамом или таллиннским ликером.
Ошалевшие, они бродили по узким улочкам древних городов, и на их глазах оживали полузабытые сказки из далекого детства. Мощные крепостные стены могучей цитадели, перед которыми, казалось, сама история смиряла свой неукротимый норов, несмотря на войны и революции, бережно охраняли реликвии прошлого. Под сводами величавого замка мирно соседствовали немецкие рыцари и дружинники Александра Невского. Храм его имени не перекрывал дороги в католический собор. Русская, эстонская, латышская и литовская речь свободно звучала не только в столицах республик, а и в отдаленных поселках. Люди разных национальностей и разных взглядов находили общий язык и были выше прошлых исторических обид и трагедий.
В конце 80-х, когда монополии КПСС на власть пришел конец, республики Прибалтики первыми стали искать выход из удушающей атмосферы советского лжекоммунизма. В то время как брошенные на произвол судьбы местные партийные вожди пытались сохранить «социализм с человеческим лицом», деятельные националисты — кто искренне, кто злонамеренно, цинично играя на искренних чувствах людей, достали из темного исторического чулана затхлое, отвратительное чучело сталинизма и, потрясая им, столкнули между собой народы.
В августе 1991 года рухнул СССР. Раньше его падения Литва, Латвия и Эстония стали независимыми от бывшей советской империи, но не свободными. Эти три «пуговицы на балтийском кафтане» хозяева нового миропорядка поспешили пристегнуть к старому, сшитому портным прошлой холодной войны, натовскому фраку. Уверяя Москву в мирных намерениях, они принялись активно закрепляться на новом плацдарме. Ключевую роль в реализации плана вовлечения прибалтийских республик в военно-политические структуры Североатлантического блока сыграла Литва. Связано это было с ее стратегическим расположением: через территорию республики проходили и проходят сухопутные транспортные коридоры, связывающие Россию с ее передовым форпостом — Калининградской областью.