Шар ещё снизился. Теперь мы летели на высоте примерно пятиэтажного дома, будь здесь деревья побольше — цеплялись бы за ветки. К счастью, всё, что росло на этих болотах, пригибалось к земле, будто боясь поднять голову выше дозволенного уровня.
От земли воняло. Не очень сильно, а так… словно кулёк забыли прополоснуть после тухлой рыбы.
Принц-саламандра смотрел на меня. И Уйма смотрел на меня. И Максимилиан, сопя и всхлипывая, смотрел на меня. И только Мастер-Генерал, повидавший в жизни много сражений, смотрел в пространство.
— Ну ладно, — сказала я, прекрасно понимая, что ещё секунда — и никакая сила не заставит меня разжать пальцы, вцепившиеся в птичье ребро. — Я… сейчас.
Я подобралась к краю дощатого настила — на четвереньках, одной рукой удерживая посох. Здесь не было никакой преграды между мной и несущейся землёй, между мной и гмуррами, о которых я даже не знала, кто они такие, и знать не хотела, если честно. Мама! Как же мне хотелось проснуться в своей кровати, я даже глаза зажмурила! Вот сейчас открою их — а Петька и Димка кидаются подушками, а мама будит меня в школу…
Шар снизился ещё на метр. Теперь земля неслась прямо перед глазами, казалось, протяни руку — коснёшься. И падать не очень высоко…
Ага — невысоко! Как из окна нашего класса, с четвёртого этажа! Директриса всегда страшно орала, если видела, что кто-то открыл окно и высунулся наружу…
Я хотела спрыгнуть, но не смогла. Села на корточки и сползла, как сползают с края бассейна те, кто боится влезть на вышку. Ветер подхватил меня и взмахнул, как флажком, я вцепилась в край доски и чуть не выронила посох. Я летела, но только потому, что всё ещё держалась за настил!
И не могла бы разжать пальцы никогда и ни за что.
— Давай!
Меня ударили по руке. Больно было так, что глаза на лоб полезли. Пальцы разжались сами собой. Я завизжала; это вовсе не был боевой клич. Это был визг перепуганной малявки, которой наступили на руку.
В следующую секунду я увидела шар со стороны — он всё ещё светился красным, хотя и очень тускло, и улетал, улетал всё дальше, опускался всё ниже, до столкновения с землёй оставалось, наверное, несколько минут…
Я полетела вниз.
Почти упала. Почти. За секунду до удара о колючий куст мои глаза встретились с другими глазами, глядящими из темноты. Это были немигающие, очень внимательные глаза. Наверное, я буду вспоминать этот взгляд долго-долго. Наверное, он будет мне сниться.
Ужас и омерзение — вот что меня выручило. И остатки мужества. Я взмахнула руками, как птица, и подлетела вверх, не очень высоко. Распласталась в воздухе, вспомнила, как летал когда-то Оберон… Который не пускал меня сюда! Который знал, что может со мной случиться! Который ждёт за Печатью, который никогда не простит себе моей смерти!
Я маг. Я умею летать.
Порыв ветра перевернул меня, как пустой полиэтиленовый кулёк. Я забилась, пытаясь балансировать посохом. Огляделась. Шар был далеко в стороне — он уже почти касался земли.
Вот беда — я умела болтаться в воздухе, но летать быстро, как птица, как Оберон, я никогда не пробовала. Плыть? Я взмахнула свободной рукой, но снова потеряла равновесие. Умение плавать тут не поможет… Никто не летает ни кролем, ни брассом!
Я вытянулась в струнку, опираясь руками на посох. Мне надо быть там. Там, где шар. Мне очень надо туда попасть…
Засвистел в ушах ветер.
Я была словно иголка, проколовшая пространство. Как бы ни было страшно, как бы ни было жутко — этот скоростной полёт стал одним из лучших мгновений в моей жизни. Будто петарда взорвалась в животе, будто горящий бензин хлынул по каждой жилке, я заорала — но это уже был настоящий боевой клич. Крик человека, который собирается победить. Шар становился ближе, ближе, я не стала смотреть, что там делается внизу, в «корзине» из птичьего костяка. Я подлетела к шару, где засыпали на ходу огнекусы, и изо всех сил ломанула посохом по оболочке.
— Просыпайтесь! Гады паршивые! Сволочи дебильные!
Почему-то мне вспомнилась биологичка в эту минуту. Это она нас так обзывала на уроках. Вряд ли огнекусы поняли хоть слово — но я лупила и лупила посохом, как палкой, и тёмный шар понемногу стал разгораться. И «кабина», едва не чиркнув по земле, снова отдалилась от неё. А я била, молотила что есть силы, иногда теряя равновесие и отлетая прочь, но потом снова возвращаясь и добираясь до лентяев своим посохом.
Шар разгорался, и скоро на него уже нельзя было смотреть. Нельзя было подлетать слишком близко, от него так и пыхало жаром. Появилась новая опасность: если я, не рассчитав, упаду на шар или коснусь его — обгорелые кости останутся!
Мы влетели в облака и вынырнули с другой стороны. Небо было всё в звёздах, и только с одной стороны, на востоке, вроде бы наметилась бледная полоса. Рассвет!
Я раскинула руки, как это делал Оберон. Чувство было такое, будто меня несёт быстрая река — рядом с шаром, чуть в стороне. Я повернула голову — зашаталась — вернула равновесие. Теперь я летела, глядя на своих спутников в костяной корзине.
А они смотрели на меня.
Честно говоря, я бы всю жизнь согласилась вот так лететь. И пусть бы они смотрели.
Всю жизнь.
Глава 22 Сомнения и находки
Когда мы приземлились, Принц-саламандра не смог сам выбраться из птичьего костяка. Он окоченел так, что еле говорил. Уйма вытащил его на руках и сразу же взялся раскладывать костёр. Некромант помогал ему, хотя его и не просили.
Среди хибар и помостов, из которых состояла пристань, Уйма отыскал особенно ветхую развалюху и пустил её на дрова. Никто и слова не сказал — перевозчика поблизости не было. Наверное, спал. Людоед развёл костёр чуть не до неба; Мастер-Генерал лежал, повернув голову, и пламя отражалось в его мёртвых глазах. Вряд ли это была удачная затея — всюду таскать за собой покойника.
Принц-саламандра безучастно сидел, пока разжигали огонь. Я тревожилась всё больше: а что если он теперь умрёт от переохлаждения или серьёзно заболеет?!
Костёр разгорелся. Я отползла подальше — и без того лицо горело, обожжённое ветром и дыханием огнекусов. А Принц-саламандра, наоборот, придвигался всё ближе. Я не успела оглянуться — он сунул в огонь руки по локоть. По локоть! Я хотела закричать, выдернуть его из огня, но он опередил меня. Прыг — и дрова затрещали, расседаясь, выстреливая в небо искрами, а Принц-саламандра уселся в самом центре костра, скрестив ноги, и на лице у него было блаженство.
— Дорвался, — сказал Максимилиан, ни капельки не удивляясь.
Принц-саламандра грелся в огне. Языки пламени плясали вокруг его лица, чёрное чешуйчатое трико сделалось темно-красным. Принц улыбался мне, до ушей растягивая большой рот, посверкивая добрыми зелёными глазами.
— Вы удивительная, госпожа маг, — и голос его звучал не тихо и сдавленно, как в воздухе, а уверенно и звонко. — Никогда в жизни не видел таких, как вы.
— Я тоже, — сказала я честно.
Уйма посмеивался. Пепел страны вулканов присох к его коже, и людоед был похож на чёрного дэва, персонажа восточных сказок.
* * *Почти весь день мы проспали, забившись в рощу у подножия холма. Я бы спала и ночь, и весь следующий день, но Уйма разбудил меня.
Максимилиан, поднявшийся раньше всех, наловил, оказывается, рыбы, развёл костёр и запёк рыбу в золе. Мне показалось подозрительным такое рвение, я на всякий случай проверила посохом, не отравлена ли еда. Оказалось, нет.
— Пойдём за Печать, — сказал Максимилиан Уйме, когда от его улова остались только кости и плавники, перепачканные золой. — Нехорошо гневить судьбу. Пойдём. Пожалуйста.
В отличие от Принца-саламандры, некромант признавал главным только Уйму, и никого больше. Даже после моего ночного полёта.
Уйма шевельнул толстыми пальцами:
— Возьмём тебя, не бойся. Только ещё не всё.
— Не всё?! — некромант мельком взглянул на Принца-саламандру, задумчиво пересыпавшего из ладони в ладонь горячие угольки. — Что ещё? Чего больше?
— Замок будем брать, — объяснил людоед. — Принца-деспота хватать в плен, замыкать в колодки, вести за Печать.
Максимилиан мотнул головой в полнейшем отчаянии. Взметнулись когда-то белые, а теперь грязные и спутанные волосы:
— Ну что за проклятье?! Разобьётесь в лепёшку, хоть как колдуй, хоть как сражайся, опять вас схватят, посадят в клетки, отберут ключ!
— Не схватят, — Уйма глядел на мёртвого Мастер-Генерала. — Ты, чем хныкать, подумал бы лучше, из чего нам войско сделать.
— Что может ваше войско?! — Максимилиан чуть не плакал. — Говорю же — пробовали уже! Это сплошной камень, его не проломишь, не взорвёшь, некуда осадную лестницу забросить, некуда тараном бить… И с чего ты взял, что он, — некромант кивнул на мертвеца, — встанет?!
— Последний бой, — негромко сказал Уйма. — Должен.
— Что может ваше войско?! — Максимилиан чуть не плакал. — Говорю же — пробовали уже! Это сплошной камень, его не проломишь, не взорвёшь, некуда осадную лестницу забросить, некуда тараном бить… И с чего ты взял, что он, — некромант кивнул на мертвеца, — встанет?!
— Последний бой, — негромко сказал Уйма. — Должен.
— Эй, ты, — Максимилиан обернулся к Принцу-саламандре, — он у вас хоть раз воевал?
Я качнула посохом: искра, довольно крупная, щёлкнула некроманта по башке, затрещали светлые космы, запахло палёным.
— Ты! — Максимилиан вскинулся, нехорошо блеснул глазами. — Ты что?
— Почтительнее с нашим гостем, — сказала я холодно. — Обращаться «ваше высочество» и вставать при этом, понял?
Некромант глянул на Уйму. Людоед добродушно оскалился:
— Дело говорит наш маг дороги. Будь повежливее, сынок.
Максимилиан посмотрел на меня с такой ненавистью, что сделалось не по себе.
Принц-саламандра, как ни в чём не бывало, подбросил сосновых веток в костёр. От углей занялась сперва хвоя, потом веточки потоньше, и даже толстые сучья затрещали в огне.
— Так из чего мы сделаем войско? — снова спросил Уйма.
Мне в руку впилась будто раскалённая иголка. Я подпрыгнула: муравей! Огромный рыжий муравей, и ещё несколько ползут по колену. Не хватало ещё, чтобы они забрались под штаны!
— Зачем нам ломиться в замок, если можно пробраться из подземелья? — спросила я, растирая место укуса.
Некромант и людоед одновременно посмотрели на меня.
— Из Соляной Бездны? — с ужасом спросил Максимилиан.
— Чтобы освободить Принца-пленника, замок надо брать приступом, а не хитростью, — меланхолично заметил Уйма. — И потом… В ту дырку разве порядочное войско пролезет?
Я вспомнила узкий подземный ход в склепе повешенного короля Вырвиглаза.
Максимилиан скрестил руки на груди:
— Ваше дело кислое. Замок вам не взять, а если взять, то деспота живым не захватить. А если захватить — вам же всё равно надо пять принцев! Пять, а не три! Какая разница, добудете вы деспота или нет? Вы всё равно проиграли, так зачем же зря рисковать?
Уйма оскалился. Молниеносным движением сгрёб некроманта за воротник:
— А вот сейчас мы тебя семечками правды покормим и поглядим, что зачем. Не может такого быть, чтобы других принцев в окрестностях не было!
Я покосилась на Принца-саламандру. Мне было неудобно, что всё это происходит при нём, но он, казалось, не обращал внимания — забрался в костёр, сел, скрестив ноги, и задумался, изредка ловя губами искры. Думал о рыжеволосой невесте?
— Всё будет хорошо, — сказала я саламандре. Тот рассеянно улыбнулся.
— Давай, — Максимилиан извивался, пытаясь вырваться из цепких лап людоеда, — корми, спрашивай! Не знаю я ничего, только…
— Только что?
— Только Принц-чума, — Максимилиан обречённо обвис, и Уйма его выпустил. — Идите, ищите чуму на свою голову. Только оставьте мне ключ от Печати, потому что когда вы с ним встретитесь, вам уже ключ не понадобится!
И некромант закашлялся с таким видом, будто вот-вот умрёт от разочарования. Принц-саламандра потянулся из костра, взял ветку потолще, подмостил под себя, чтобы веселее горело. Он по-прежнему делал вид, что наш разговор его ни капельки не касается.
Я вспомнила Принца-пленника. Как он сидит в темноте и разговаривает сам с собой, чтобы не забыть человеческие слова. А на полу под его клеткой шелестят смужелицы, огромные чёрные жуки. «Я обречён… я состарюсь в этой клетке…»
— Всё равно нам надо штурмовать замок, — услышала я свой голос. — Хоть бы там что. Я сама возьму посох и…
Максимилиан противно хихикнул. Мне в который раз захотелось огреть его по башке.
— Я тоже пойду, — вдруг сказал Принц-саламандра. Я вздрогнула от неожиданности. Принц сидел в костре, положив руки на колени, в зелёных глазах отражалось пламя. — Правда, я никогда не штурмовал замки. Не приходилось. Но я возьму оружие и пойду вместе с Леной.
— Спасибо, — у меня горло перехватило от благодарности. — Но понимаете, ваше высочество…
— Пойдём вместе! — рявкнул Уйма так, что мы с некромантом одинаково подпрыгнули. — Я так и знал, что его высочество окажется достойным человеком!
— Но, Уйма, мы не можем… — начала я.
— Мы должны! — людоед дико сверкнул глазами. — Победим мы или умрём, но мы пойдём до конца и сделаем всё, чтобы Обещание Оберона было выполнено! А если нам понадобится Принц-чума — притащим и чуму!
— Какой хитрый этот Оберон, — пробормотал Максимилиан, отползая на всякий случай подальше от Уймы. — Обещал-то сам, а выполнять его обещание…
Уйма потянулся, чтобы схватить его за ногу, но замер на половине движения. Он смотрел куда-то мне за спину. Не люблю таких взглядов.
Посох был уже у меня в руках. Я вскочила, оборачиваясь…
— Братья!
Мастер-Генерал, голый до пояса, со спицей, всё так же торчащей в груди, сидел на опавшей хвое. Взгляд его холодных голубых глаз, ещё недавно мёртвых и неподвижных, остановился на мне. Бывший мертвец добавил всё так же, без выражения:
— И сёстры. Я с вами, а значит, мы победим. Если у вас… а кстати, есть ли у вас хоть какое-нибудь войско?
* * *— А ещё можно сколотить такие штуки из дерева, на четырёх ногах, на четырёх гвоздях. Облить смолой и поджечь. И пусть они бегут в первых рядах, а стражники от страха…
— Вот-вот! Стражники от страха закроют дверь, и привет! К тому же эти твои горючие твари прогорят до головешек, пока добегут. Золой рассыплются перед воротами!
Принц-саламандра опустил голову. Мне не очень нравилось, как Уйма с ним говорит — без должного уважения. Я толкнула людоеда локтем в бок. Уйма покосился. Закатил глаза к небу, будто говоря: ты ещё со своими условностями.
Мы лежали на том самом холме, под которым не так давно Уйма одолел в традиционном состязании городского палача. Схоронившись в густой высохшей траве, мы смотрели на замок, и чем дольше смотрели, тем хуже становилось у меня на душе.
Серая глыба морщинистого камня казалась абсолютно неприступной. Две уродливые колонны у входа, узкий провал ворот — стоит закрыть его камнем, и можно хоть головой о стенку биться!
— Да и сколько времени уйдёт на всё это? — вслух рассуждал Уйма. — Кукол шить, страшил из дерева сколачивать…
— Ждать не стану, — у Мастер-Генерала был хриплый, сорванный в боях голос. — Три дня — и атакуем всеми наличными силами. Ты, я, этот парень из огня да девчонка с мальчишкой. Это будет красивая смерть.
Я не понимала, говорит он всерьёз или издевается.
— А если собрать со всего леса волков? — Принц-саламандра был человек с фантазией. — Пусть идут лавиной…
— Они ворота закроют, — объяснил ему Уйма, как маленькому. — Только зря зверей губить.
— Решимости у вас на целую армию, — Мастер-Генерал усмехнулся. — А умишка, гляжу, маловато. На одного десятника не наберётся.
Я хотела ответить, да что толку?
Сегодня был не базарный день. Окрестности замка расстилались, как пустыня, редко-редко прошмыгнёт человечек с охапкой хвороста на плече. Домишки и будочки — базар перед замком — пустовали. Ветер покачивал петли на виселицах вдоль дороги. У меня заныло сердце: я так и представила, как мы висим рядком. Я, Уйма, некромант… и Принц-саламандра.
Ай! Муравей, забравшись под рубашку, сомкнул челюсти у меня на животе. Зашипев от боли, я перевернулась на спину и зашлёпала ладонями, будто пытаясь сравнять свой живот с землёй. Проклятый муравей, хоть и куснул больно, помог мне избавиться от страшной картины перед глазами.
Я снова перевернулась на живот, как пулемётчик в засаде, и подумала: вот он, решающий момент. Мастер-Генерала мы добыли с риском для жизни, и ещё неизвестно, сможет ли Принц-саламандра вернуться в родную страну. Прославленный воин ожил — а ведь некоторые такого счастья веками ждут! И замок вот он, как на ладони, там томится в темноте Принц-пленник, которому я обещала вернуться. Там прохлаждается Принц-деспот, убийца и предатель. А мы сидим, как дураки, и ничегошеньки не можем сделать перед этой серой твердыней!
Другой муравей цапнул меня за плечо. Я скатилась с пригорка, ругаясь вполголоса, и пошла куда глаза глядят. Максимилиан сидел у костра. Уйма велел ему ждать — и некромант ждал, опустив голову, насупившись, думая о своём.
— Эй, Макс! Ты можешь чудищ понатворить, чтобы они замок взяли?
— Иди ты, — некромант отвернулся. — Этот замок не берётся.
— А мертвецов поднять? Тут вон кладбище совсем рядом, поднимай — не хочу. Да ещё висельники. У них к Принцу-деспоту свои счёты.
Он зыркнул на меня с откровенной злобой, будто я тыкала пальцем в его болезненную рану. Ах да: он же до смерти боится мертвецов. Да и что смогут мертвецы, если каменные двери закроются?
— Может, надо мертвецов-невидимок? — подумала я вслух. — Чтобы они невидимыми дошли до дверей и навалились на стражников. Чтобы те не успели закрыть ворота… Макс, ты можешь сделать Уйму невидимым?