Я сдержалась.
— Ладно, — Максимилиан вздохнул. — Пошли.
* * *В замке справляли победу.
На кухне, где утром было пустынно и холодно, теперь дым стоял коромыслом. Вертелись над огнём огромные куски мяса, шкворчал жир на сковородах, гремели котлы и стучали ножи. Я поняла, что голодна до умопомрачения.
Максимилиан на секунду исчез, потом вернулся с жестяной коробкой под мышкой. Там были не колбасы, как мне хотелось бы, не лепёшки и не овощи — там были мелкие красные яблочки, засахаренные до крахмального хруста.
— Угощайся, — Максимилиан протянул мне коробку царственным жестом. Я не стала даже задумываться, отравлены эти яблоки или нет: взяла первое попавшееся и сунула за щёку, как леденец.
Мне нужно было найти Уйму. О том, что людоед мог запросто погибнуть в бою, страшно было и думать.
— Макс, где они все? Где воины?
— Как ты меня назвала? — удивился некромант.
Я вспомнила Макса Овчинина. Какой он всё-таки хороший, спокойный, совершенно безопасный парень.
— Извини, — сказала я Максимилиану. — У меня один знакомый есть… А тебя нельзя так называть — Макс?
Он пожал плечами:
— Ну называй, если хочешь. А пируют внизу, в чертоге.
— Я пошла, — сказала я решительно. — Спасибо, Макс, ты меня развлёк…
Он улыбнулся невинно и сладенько:
— Тебя в чертог не пустят. Без меня — ни на порог.
— А вот проверим.
— Проверяй, — он взял из коробки ещё одно яблоко. — Удачи.
Мы стояли, прижавшись к стене широкого коридора, и мимо нас — туда-сюда — бегали слуги. В спёртом воздухе носились запахи пота и чеснока. На нас никто не обращал внимания; я опёрлась о посох:
— Прощай.
— Прощай, — он раскусил яблоко с таким звуком, будто сплющился под молотом чей-то высохший череп.
— Я пошла.
— Иди.
Я повернулась к нему спиной и пошла по коридору налево. Дошла до развилки. Остановилась и оглянулась. Максимилиан не двигался с места — стоял, глядел мне вслед и ел засахаренные яблоки.
Рука моя потянулась к карману. Восковой оттиск был на месте. Я завернула за угол — и быстро переложила ключ из одного кармана в другой.
Да, великая тайна. Большой секрет. Надо скорее разыскивать Уйму и удирать отсюда куда глаза глядят, хоть бы и в лапы к Принцу-деспоту.
Мимо протрусил, одышливо посапывая, слуга с кастрюлей на голове. Не раздумывая, я пристроилась за ним в затылок. Слуга топотал, я бежала за ним. Поначалу пыталась вести счёт поворотам и лестницам — но потом сбилась.
Чем ниже, тем захламленнее становились переходы. Валялись деревянные обломки с остатками резьбы, обгорелые тряпки, хрустели под ногами глиняные и фарфоровые черепки. На покосившемся трёхногом столе кто-то лежал. Я мельком на него взглянула — и остановилась, словно налетела на стенку.
Это был Мастер-Генерал! Он лежал на спине, раскинув руки, голубые глаза стеклянно глядели в потолок. Всё та же кружевная рубаха взялась коркой от крови, а из груди торчал все тот же стилет — мне показалось даже, что я узнаю рукоятку.
Какой кошмар. Он помог им выиграть битву, отстоять замок, выжил в бою… А они в благодарность зарезали его и бросили валяться здесь, среди хлама и мусора. А сами пируют в чертоге.
Мне стал противен и весь этот замок, и его защитники. Захотелось уйти поскорее, а главное — со страшной силой захотелось домой. Я повернулась…
Незнакомый воин стоял в дверном проёме, почти упираясь макушкой в низкий потолок. Отправляясь на победный пир, он даже не снял доспехи — на груди его поблёскивали, затейливо переплетаясь, стальные пластины. Широкие плечи, прикрытые массивными наплечниками, полностью загораживали проход. В опущенной руке воин держал шлем с помятыми перьями, а под мышкой у него торчал тусклый волнистый меч.
Он молчал и глядел на меня, будто ждал ответа.
Я отступила. Подняла посох. Железный человек не удивился и, конечно, не испугался. Его жёлтые глаза, круглые, как у совы, мигнули — и снова неподвижно уставились мне в лицо.
— Что вам надо? — почти выкрикнула я.
— Мармелада, — сообщил воин. У него была странная манера говорить не на выдохе, а на вдохе, и от этого голос получался жуткий, свистящий.
В этот момент я его узнала — и от удивления чуть не выпустила посох.
— Уйма?!
Звякнув кольчугой, он подошёл ближе. Я глазела на него, забыв, где нахожусь.
Он побрился. Борода, в которой раньше тонуло его лицо, валялась теперь на полу какой-нибудь цирюльни… Хотя что я говорю? Острый ножик и обломок зеркала — вот вам и вся парикмахерская. Под бородой обнаружился незнакомый человек — белое, даже синеватое лицо с толстым шрамом на скуле, со впалыми щеками и круглыми розовыми губами. Из ноздрей крючковатого носа по-прежнему выглядывали короткие волоски, и два пышных куста росли из ушей жалкими воспоминаниями о былой людоедской красоте.
— Ого, — пробормотала я. — Где ты взял доспехи?
— Добыл в бою, — бывший людоед небрежно тряхнул шлемом. — Надо уходить. Я здесь всё уже узнал.
— Это я здесь всё уже узнала!
— Мы здесь всё узнали, — примирительно сказал Уйма. — Пошли.
Он отодвинулся, освобождая проход, из-за спины у него выскочил слуга с блюдом, полным раскалённых углей. Я отшатнулась, забыв о трёхногом столе. Крак! — ещё одна ножка подломилась, столешница накренилась кузовом самосвала, и мёртвое тело со стилетом в груди сползло на пол, оставляя за собой красную дорожку.
Слуга даже не повернул головы — умчался по делам. Я подошла поближе к Уйме. Превозмогла желание ухватиться за толстую руку в кольчужном рукаве:
— Кто его убил, ты не знаешь?
— Никто его не убивал, — Уйма разглядывал мертвеца, лежащего теперь на боку. — Он у них всегда так — полежит-полежит и встанет. Если враг у ворот. Если в нём большая нужда, вроде как вчера.
— Пойдём отсюда, — сказала я, помолчав.
— Ты ужинала?
Полчаса назад я готова была проглотить слона. Сейчас у меня начисто пропал аппетит.
— Пойдём, Уйма, пожалуйста…
Он пожал плечами.
* * *Мы вышли за ворота без лишнего шума, но ни от кого особенно не прячась. Поле перед замком было вытоптано, у ворот лежало опрокинутое стенобитное орудие. Чуть дальше — обломки катапульты. Поодаль высилась куча мешков, набросанных один на другой; я присмотрелась. Мешки смутно напоминали человеческие фигуры с руками-ногами, а кое-где на мешковине были даже нарисованы лица! Огромные куклы были изрублены, распороты, песок из них почти высыпался, осталась куча тряпья.
— Что это?!
— Сам удивляюсь, — пробормотал людоед. — Понаделали кукол, набили песком, пришёл Мастер-Генерал — куклы встали и пошли. Страшное дело. Стрелы в них увязают, мечи тупятся… Его в клочья надо изрубить, чтобы он рассыпался, а разве он даст себя рубить?
Я вспомнила Максимилиана: «Куклы. Боевые игрушки Мастера». Солнце склонялось к горизонту; куча тряпичных бойцов отбрасывала длинную тень.
— Этот Мастер-Генерал… Он как-то их оживил, да?
— Мастер-кукловод, — проворчал Уйма. — И ведь не только кукол водит.
— А кого ещё?
— Людей, разумеется. Я видел. Как он скомандовал: «В атаку». Все вперёд как бешеные ломанулись. Слабые, сильные, трусливые, хромые… все.
— А ты?
Людоед долго молчал.
— И меня пробрало, — признался наконец. — Сперва ничего, ничего… А потом ка-ак… барабаны в ушах, в животе боевая песня. Вспомнил юность, понимаешь.
Уйма улыбался незнакомой улыбкой. Может, всё дело в том, что лицо у него бритое? Я попыталась справиться с нарастающим беспокойством. Дальше мы шли в молчании шагов примерно сто.
— Потом просыпаюсь, — проговорил вдруг Уйма, — посреди мясорубки. Те и рады уже отступить, так наши фланги сомкнули и месят направо и налево. А я вообще уже не различал — кто наши, кто ихние…
— Ты знаешь, что такое мясорубка?
— А как же!
И снова его ответ мне очень не понравился. Зачем им на островах мясорубка, людоедам? Уйма снова замолчал, и я не стала его расспрашивать.
Отойдя на приличное расстояние, мы оглянулись.
Мрачное серое строение с высокими стенами, с двумя башнями по бокам и массивным выступом в центре, замок был похож на боевого носорога, всю жизнь проведшего в схватках. Ни тебе балов, ни турниров, ни прочих радостей жизни — только бойня, атака за атакой, короткий перерыв на ужин и снова война.
— Кто это там? — спросил Уйма.
— Где?
Я присмотрелась. С такого расстояния мои глаза ничего не могли разобрать.
— Мальчишка? — спросила я с нехорошим предчувствием.
Уйма кивнул, не сводя с замка глаз.
— Он далеко, — сказала я. — Он нас не достанет.
— Кто это?
— Да так, — я отвела глаза. — Просто один знакомый.
Глава 11
Глава 11
По дороге, уставленной виселицами
Мы шли на север. Наступал уже вечер, когда у дороги нам повстречалась первая виселица.
— На верном пути, — сказал Уйма.
К моему большому счастью, виселица была пуста. Чёрная петля покачивалась, притворяясь безвредной верёвкой.
— Сядем и перекусим, — предложил Уйма.
Я согласилась. Запасливый людоед утащил с праздничного стола целый мешок мяса, сыра, лепёшек и кислых бледно-синих слив. От странных фруктов сводило скулы, зато они утоляли жажду.
Я ела и поглядывала на Уйму. Невозможно было привыкнуть к его новому обличью. Только я успела притерпеться к тому, что у меня в спутниках людоед, как вдруг знакомый дикарь без всякого волшебства превратился в незнакомого рыцаря. И это меня скорее пугало, чем радовало: дикаря, как известно, можно обмануть, провести, ну как-то «превзойти мозгами». А от этого нового Уймы я не знала, чего и ждать.
Так примерно я размышляла, но по мере того, как мой желудок становился всё полнее, настроение делалось всё лучше, и скоро мне уже не хотелось задумываться о неприятных вещах.
— Дело не так-то уж плохо, — взялась я рассуждать, когда ужин был съеден. — Принц-деспот — это раз. Принц-пленник — это два…
— Никто не знает, где Принц-пленник, — заметил Уйма.
— Ну его братец-то должен знать? Я так поняла, что Принц-деспот его и запленил… Заточил… Посадил, короче.
— Он запленил его не за тем, чтобы женить, — возразил Уйма.
— Тогда мы должны уговорить — пусть выпустит, — сказала я не очень уверенно. — Всё-таки брат… Ты не знаешь случайно, из-за чего они поругались?
— Жритраву, — задумчиво сказал Уйма, поглядывая на пустую петлю. — Из-за чего ругаются принцы? Из-за трона. Я так думаю.
Я уныло смотрела на обглоданную кость в его руках. Ну почему, почему всё так сложно? Почему за Ведьминой Печатью нам не встретилась мирная, процветающая страна, где прекрасные, благородные принцы рвут ромашки, мечтая о невестах?
— Может быть, нам начать с Принца-саламандры?
— Гмурры, — коротко ответил Уйма.
— Кто это?
— Не знаю. Но все говорят, что до Принца-саламандры только на огненном шаре. Из-за гмурров.
— А где тут остановка огненных шаров?
— Остановка?
— Ну станция. Пристань. Гнездо.
— На запад за лесом, на высоком холме. Но сперва нам надо награбить денег.
— Мы не грабители.
Уйма не удостоил меня ответом. Он лёг на спину, вытянувшись во весь рост, и закинул руки за голову. Железные пластинки панциря чуть разошлись, как чешуйки, на его груди. Наверное, это был очень хороший доспех.
— Мы напрасно идём к Принцу-деспоту, — изрёк Уйма лёжа. — Он убьёт тебя, а меня приспособит крутить какое-нибудь колесо. На мельнице. Или на руднике.
— Он же разбит, — напомнила я. — Он потерпел поражение. У него не осталось войска.
— Мой папа, Охра Костегрыз, никогда не уходил в поход, не оставив дома, в деревне, запасной отряд. Почему ты думаешь, что Принц-деспот должен быть глупее моего папы?
Я молчала. Мне нечего было ответить. Уйма валялся, отдыхая, расстелив по траве широкие кольчужные рукава.
— Зачем таскать на себе эту тяжесть? — спросила я, ни к кому не обращаясь.
— А мне нравится. У нас на островах такого нет.
Вечерело. Я страшно устала. Ныли ноги. Клонило в сон. Мы только сутки за Печатью, а кажется — целый год. И ничего ещё не сделано. Надо вставать и идти, а сил нет.
— Уйма, давай здесь заночуем.
— С дороги бы убраться, — людоед смотрел в темнеющее небо. — Мало ли кто тут ездит…
Будто в ответ на его слова в отдалении, там, откуда мы пришли, послышался негромкий топот.
— Уходим! — я вскочила, откуда только силы взялись. Уйма остался лежать:
— Три лошади. Одна повозка. Пеших с десяток, не больше. Ничего они нам не сделают, а вот спросить — спросить у них можно.
Я снова села и положила посох на колени.
Путники показались через полчаса. Лошадей в самом деле было три: одна запряжена в телегу, две с поклажей, их вели под уздцы тощие женщины в рваных плащах. Впереди выступал старик, борода у него была седая и клочковатая, а на голове поблёскивала странная шапка. Только когда он подошёл поближе, я поняла, что это корона! За коронованным шли, понурив головы, мужчины и женщины разных лет, одна несла на руках младенца.
Король? Принц?!
— Здравствуйте, люди добрые, — сказал Уйма с добродушием истинного людоеда. — Куда путь держите? И что везёте?
Он вытянул шею. Я посмотрела на повозку и обмерла: на дне её, устланном плащами, лежал, глядя в вечернее небо, Мастер-Генерал! Я захлопала глазами; даже в сумерках ошибиться было невозможно, я ведь видела его и вчера живым, и сегодня мёртвым. Это был точно Мастер, только рубашка на нём была не белая, а синяя, и из груди торчал не стилет, а сразу две стрелы. Я быстро отвела глаза.
— Идём по своим делам, — глухо ответил старик в короне. — Ищем справедливости.
— Уж не у принца ли деспота? — удивился Уйма.
Люди мрачно переглянулись.
— Настанет время, — с угрозой проговорила женщина, когда-то красивая, а теперь очень костлявая и бледная, — и Мастер откроет глаза. Тогда мы посчитаемся с деспотом и отвоюем свой замок. Тогда ты не станешь насмехаться над нами, чужак.
И все они с надеждой посмотрели на труп, а труп глядел в небо, никак не отвечая на их молчаливую мольбу. Я тряхнула головой; когда они успели выкрасть труп из замка? Переодеть? Заменить стилет двумя стрелами? Когда они всё это успели, но главное — зачем?
Уйма был озадачен не меньше меня.
— Вчера он уже открывал глаза, — сказал он нерешительно. — Ещё сегодня утром я бился под его рукой.
Люди на дороге разом загомонили, обращаясь друг к другу. В их голосах была горечь и злость.
— Справедливость есть, — сквозь зубы сообщила Уйме бывшая красавица. — И мы встанем. Это будет скоро!
— Погодите, — вмешалась я неприлично тонким голосом. — Мы не знаем, кто вы…. Нет ли среди вас принцев? Настоящих?
Все замолчали и так на меня уставились, что мне захотелось спрятаться за Уйму.
— Наших принцев, — глухо сказала женщина, — убили враги много лет назад. Но мы ещё поквитаемся!
И, не тратя больше слов, потащила за повод лошадь с поклажей. За ними двинулась телега; выпучив глаза, я смотрела, как проплывает мимо пронзённый стрелами Мастер-Генерал.
Хромая, спотыкаясь, усталые люди уходили всё дальше, пока наконец не скрылись из виду. Мы с Уймой ещё долго молчали.
— Может, это его брат-близнец? — спросила я наконец.
Людоед пожал бронированными плечами.
* * *Уйма заснул первым. Дышал он, как всегда, бесшумно, так что я долго не могла понять: спит? Или притворяется?
Он спал.
Из-за облака вылезла луна и уставилась на меня гипнотизирующим взглядом. Я повернулась на бок, закрыла глаза.
Что сейчас делает Оберон? Считает ли он, хоть в глубине души, что я не упрямая маленькая дура, а верный Королевству маг, рискующий жизнью ради своего государя?
Что сейчас делает Гарольд? Не сидит ли в тюрьме по обвинению в государственной измене?
Отбита ли атака кочевников, и спасён ли город?
Уйма сладко облизнулся во сне. Потянулся — и снова успокоился. А ещё дикарь, называется. Нет чтобы караулить ночью. А то ведь напрыгнут враги и возьмут нас, тёпленьких…
Над землёй стелилась ночная сырость. Я обхватила себя за плечи и перевернулась снова на спину. Зажмурилась, чтобы не видеть луну.
Кто такой Мастер-Генерал? И почему он то оживает, то умирает снова?
Зачем те люди, которых мы встретили, возят мёртвое тело в повозке?
Какая странная страна…
* * *Я всю ночь спала урывками и проснулась первой. Уйма дрыхнул. На пластинах его панциря (а он спал, не снимая доспехов) выступила роса.
У меня затекли руки, ноги, шея, даже, кажется, язык. Морщась и потирая бока, я взобралась на небольшой кряж, нависающий над дорогой.
Пусто. На севере, в тумане, виднеется следующая виселица — путеводный знак, ведущий к принцу-деспоту. Я вздохнула; хотелось принять душ. Или хотя бы умыться, желательно не росой.
В стороне от дороги я разглядела заросли камыша. Озеро? Болотце? Подойти и глянуть поближе?
Уйма спал. Я попыталась вытащить мешок с продуктами из-под его локтя, но людоед был не прост — разлёгся так, чтобы даже во сне защищать своё добро. Рука у него и так была тяжеленная, а кольчужный рукав сделал её просто неподъёмной. Я сдалась.
Над крохотным озерцом кружились мошки. Раздвигая посохом камыш, я пробиралась вперёд; уже показалась вода, чистая, прозрачная до самого дна. Я сделала ещё шаг…
Над моей головой свистнула верёвка. Петля захлестнулась на посохе. Рывок — гладкое дерево, обжигая ладони, рванулось из рук, и сколько я ни пыталась удержать его — упустила.