Это прибыло подкрепление финансиста, точнее, обеспечение его поединка — своеобразные болельщики-квакеры, чтобы давить на Ражного психологически. Значит, настоящая схватка ещё только начинается…
Приехавшие кричали, что нужно немедленно организовать поиск Каймака, прочесать место, где стреляли и выловить стрелков. Они размахивали автоматами, явно задирали хозяина, и когда Поджаров попробовал их урезонить, чтоб не лезли в незнакомый лес ночью, то возмутились и на него.
— Ты что, не врубился? — распускал «панты» пьяный каратист, начальник службы безопасности, и косился на Ражного. — Тут банда работает! Каймака вынудили на ночную прогулку по реке, его просчитали. Заманили и наверняка грохнули! А на базе у машин все время срабатывает сигнализация! Ты что, не чуешь? Все это — явная операция! Против «Горгоны»! Нас сюда затащили, понял?
— Иди в задницу! — без всякого желания и азарта ругался на него Поджаров. — Ну что ты городишь? Ты хоть помнишь, где находишься?.. Поехали на базу!
— Кто начальник службы безопасности? Ты или я? — все больше расходился каратист, и возбуждённая толпа его поддерживала. — Сейчас я организовываю поиск! А потом и базу пощупаем, и хозяина! Проверим его связи!
Парням «Горгоны» очень уж хотелось проявить себя, пострелять — деятельные, энергичные и кичливые, они заскучали возле костра, и потому никто уже не хотел слушать, все рвались в бой. Кое-как рассыпавшись в нестройную цепь и предводимые каратистом, они пошли в глубь леса на пойменном берегу — куда уже бегал телохранитель. Раздухаренные служители «Горгоны», треща кустами и чертыхаясь, скрылись в мелколесье, и через несколько минут там застучали сначала одиночные выстрелы, затем и очереди из «узи» и АКСУ. Потом стрелять перестали, но зато стали перекликаться, и скоро все голоса собрались в одно место, и начался базар — галдели и матерились, как вспугнутые галки, и с этим галдежом, толпой вылезли из подлеска ещё более обозлённые, изъеденные гнусом и мокрые. И уже появились ропчущие.
— На хрен, поехали на базу! Там водяра и телки а тут комары и болото!
Каратист был непреклонен в яростном порыве найти Каймака, загнал всех на катер и повёз на другую сторону. Матерился и гнал парней, как старый фельдфебель, а они уже настрелялись и полезли на берег с молчаливой ненавистью. На сей раз ушли без выстрела — может, патроны кончились? — а скоро треск и голоса стихли.
Но по крайней мере один человек остался у реки — залёг в прибрежных кустах и затаился. Не предусмотрел лишь одного — тучу гнуса, обычно злого в прохладные вечерние часы…
Поджаров облегчённо вздохнул, подбросил в огонь сырой травы и уже без опаски пошёл в атаку.
— Лет пятнадцать назад я с одним япошкой боролся. Хоори — не слышал? Жёстко он работал, почти всю встречу очками меня давил. Ну сам знаешь, публика-то наша, трибуны орут и тоже на мозги давят… Оставалось двадцать две секунды, и вдруг он делает непоправимый промах, подставляется… В общем, провожу бросок, и чистая победа. Глазам своим не верю, но судья встречу остановил и поднял мою руку.
— Поздравляю, — буркнул Ражный. Поджаров не обратил внимания на его тон, продолжил задумчиво:
— Подставился мне, чтобы дружбу завязать. Я тогда ещё не врубился… И завязал! По-русски говорил лучше нас с тобой. В Москве подзаторчал будто бы по каким-то коммерческим делам на полтора месяца. И каждый день — кабаки с японской кухней, какие-то представительства, а там знакомства, сакэ до упаду, какие-то гостиничные номера, гейши… Короче, КГБ мне на хвост упало, с женой до развода, в клубе на меня коситься стали, а я никак не пойму, чего ему нужно? Напоит и спрашивает, гейш своих подошлёт — те в постели спрашивают, потом мужики с Лубянки в кабинетах пытают, про что базар был, так сказать. Мне же и ответить нечего — речь-то о спорте идёт, о тренерах, о борцовских традициях. Наша обычная болтовня, как в раздевалках… И наконец, Хоори раскололся, поведал, чего хочет.
Он сделал паузу, стараясь вызвать любопытствуюший вопрос, — не вызвал, но интереса к своему рассказу не потерял.
— Он проводил исследования древнекитайских источников, обошёл чуть ли не все монастыри Тибета, сделался ламой и нашёл то, что искал — самую древнюю и таинственную школу единоборств Мопатене. Этим стилем владеют единицы особо посвящённых монахов. После нескольких лет ученичества Хоори овладел Мопатене, однако его гуру открыл ему ещё одну тайну: глубинную суть тибетской школы этого вида борьбы можно познать… в России. И дали ему прочитать древний манускрипт, где к этому было прямое указание.
Поджаров говорил не спеша, размеренно, однако сильно волновался: волны, исходившие от него, даже пахли адреналином. Ражный чуть отвернулся, сел боком, чтобы этот ненавистный запах ночным тягуном относило в сторону.
Финансист боролся с собственными чувствами.
— У нас в России существует некая бойцовская традиция, эдакая древняя кузница богатырей, тайный орден борцов. И будто дожил он до наших дней, сохранился и существует благодаря русскому святому Сергию Радонежскому. Живут обыкновенно, с виду не выделяются физической мощью, а то и этого не заметно… Говорит, если за таким человеком несколько лет пристально наблюдать, можно уловить некоторые отклонения, странности. Например, необъяснимые отлучки раза два-три в год, несколько необычный образ жизни, страсть к одиночеству, поздняя женитьба, особое воспитание детей… Ну, там ещё много чего. И вот этот самурай решил, что я принадлежу к такому ордену. Или что-то о нем знаю. Я, честно сказать, впервые об этом от него услышал. Но чую, отказывать ему нельзя. Такие суммы стал предлагать — по тем временам оторопь брала. Весь вопрос стоял, куда такие деньги девать… — финансовый директор ностальгически вздохнул. — И давал, вроде бы дружески, на мелкие расходы… В общем, я стал темнить, будто бы проверять его, свёл с подставными и половину суммы взял… Потом меня взяли, шесть лет усиленного режима… Но не в этом дело. Япошка-то не зря искал этот орден и баксами раскидывался. Я в зоне потом все сопоставил и сам пришёл к выводу — не перевелись ещё богатыри на русских просторах. И знаешь, тебя не один раз вспомнил. А потом вообще занёс в реестр…
С другого берега прозвучал ещё один выстрел и, как показалось, из ружья. Через несколько секунд ему ответил пистолетный.
— Первый выстрел был ружейный? — как ни в чем не бывало спросил Ражный.
— Не расслышал…
— Будто из дробовика саданули…
— Блин, уезжаешь от Москвы на полтыщи вёрст с надеждой отдохнуть — и тут стреляют! Дурдом, а не страна!
— Какая уж есть…
— Пусть порезвятся, — вдруг разрешил Поджаров. — Это создаёт особый острый колорит, так сказать, музыкальное сопровождение к нашему разговору. Ну, Вячеслав Сергеевич, готов ты поделиться тайнами своего ордена? Только со мной темнить не нужно, я не японец, а свой, патриот и соотечественник. Кстати, все началось с твоей фамилии. Однажды вдруг подумал, что значит войти в раж? Это ведь способность входить в особое психическое состояние, верно? Но управляемое состояние, а не просто пьяный кураж или затмение рассудка…
— Они в темноте там друг друга не постреляют? — озабоченно спросил Ражный. — Или у них холостые?
— Не отвлекайся, Ражный, не уходи, это теперь не поможет.
— Предчувствие нехорошее, — откликнулся он. — Без трупов не обойдётся…
— Одним кретином больше, одним меньше… Ты слышишь, о чем я говорю? Не валяй дурака. Как говорят новые русские, будет базар или нет?
Пальба началась на обоих берегах одновременно, и выстрелы, умноженные эхом, напоминали уже фронтовую перестрелку. А через пару минут на берег выскочили двое конных с ружьями — необразованные сыновья горемыки Трапезникова…
8
Перед Вятскими Полянами, на границе с Татарией, его остановил на посту ГАИ мальчишеского вида скучающий инспектор, тщательно изучил документы, осмотрел машину со всех сторон, попросил открыть капот и, не найдя никаких нарушений, полез было в кабину проверить люфт руля. Действовал он смело, самоотверженно, потому что был под прикрытием: второй сотрудник — крупный парень в бронежилете — стоял в сторонке, чуть ли не уперев автоматный ствол в спину Ражного. Изрядно потоптанная на лесных дорогах «Нива» могла вызвать подозрения в технической неисправности, однако инспектор придирался слишком явно. Больше всего не хотелось, чтобы этот короткий лез в кабину, но он открыл дверцу, заскочил на сидение и тут только увидел Молчуна на полике рядом с пассажирским. Волк оказался так близко, и так хищно щерился, что этот малыш испугался и слишком поспешно выскочил из машины, чтобы скрыть испуг.
— Собака?!.. Почему нет намордник? А документа есть?
При этом его заметно передёрнуло от только что пережитой опасности, и заговорил он с сильным татарским акцентом.
— Собака?!.. Почему нет намордник? А документа есть?
При этом его заметно передёрнуло от только что пережитой опасности, и заговорил он с сильным татарским акцентом.
К маленьким людям Ражный относился, как к детям, никогда с ними не спорил, снисходительно терпел их вздорное поведение и не обижался; иное дело, они автоматически относились к нему предвзято и уже не любили его только за то, что он был чуть ли не в два раза крупнее и выше. В армии его доставали малорослые командиры, на улицах и дорогах — коротенькие милиционеры…
— Это не собака, — сказал он. — И документов нет.
— Почему не собака? Я видел собака!
— Это волк, — определил второй, с автоматом, и, приблизившись, заглянул через стекло. — Точно! Настоящий волк… Где взял?
— В лесу поймал, — сознался Ражный, усаживаясь в кабину. — Командир, документы верни, и привет…
— Дикий хищник держать неволя и перевозить без клетка запрещено! — нашёлся короткий, неуклюже пихая водительские права в карман, а другой рукой доставая рацию. — Есть решение экологического комитета…
Маленькие человечки никогда не прощают испуга, если только они при власти, при исполнении служебных полномочий…
— Поймал? — восторженно засмеялся автоматчик. — Ну ты даёшь!.. А чего с ним ездишь?
— Надёжно, как с автоматом… Инспектор связался с кем-то по рации, докладывал про волка. Говорил не по-русски…
— Пожалуй, даже лучше, чем с автоматом! Ну ты же не такого поймал? Наверное, щенком был?
— Да, на логове взял…
— А волчица?..
— Сдохла волчица…
— Как сдохла? Убили?
— Нет, не стреляная была. Подралась с кем-то, кишки вымотала и сдохла… — разговор с этим парнем был почти дружеским, и Ражный воспользовался моментом. — Слушай, пусть вернёт документы — и я поеду?
Короткий тем временем получил инструкции и теперь вовсе стал неприступен.
— Придётся составить протокол, а хищника изъять, — заявил он. — Выйдите из машины.
Его напарник настолько увлёкся, что не расслышал приказа.
— А мы тоже ездим за волками. У нас тут степи, так больше обкладами охотятся. Нынче четырех в колке офлажили, нас на номера поставили — ни пошевелиться, ни покурить, а мороз!..
Инспектор рыкнул что-то по-татарски, и автоматчик свял, отошёл от машины.
— Погодите, мужики. — Ражный опустил стекло и вылез. — Это вполне мирный, одомашненный зверь, людей не трогает. Не понимаю, в чем проблема?
— Домашних волков не бывает, — хмуро и со знанием дела сказал автоматчик. — Волк — он и есть волк… Придётся изъять зверя.
Маленький человек в погонах сел в машину ГАИ, достал бланк протокола и поманил к себе. Мимо проехал тяжёлый грузовик и, пользуясь шумом, Ражный тихо сказал:
— Уходи, Молчун.
Волк словно ждал этой команды — тотчас выпрыгнул сквозь опущенное стекло, перескочил дорогу и лёгкой трусцой направился в степь мимо постовой будки. Первым опомнился коротенький инспектор — живчик, закричал что-то по-татарски напарнику, хотя все происходило у него на глазах. Тот развёл руками, но спохватился, вскинул автомат. Первая очередь была длинной и неприцельной, почти от живота — так стреляют по убегающему человеку. И вторая тоже впустую, поскольку автоматчик поспешил — слева по дороге приближался «МАЗ».
Инспектор вылетел из машины, на ходу доставая в общем-то бесполезный на таком расстоянии пистолет, заругался и выпалил трижды по убегающему зверю. Тогда его напарник пропустил грузовик, выбежал на асфальт и встал на колено.
— Да мат-ть-его!.. Достану!
И стал колотить прицельно, одиночными. Молчун пошёл скачками, ещё хорошо виднелась его спина в сухой осенней траве и не по-волчьи высоко вскинутая голова. Ражный механически считал выстрелы, и после седьмого зверь вдруг присел, потом сделал свечку и упал, скрывшись в траве.
— Есть! Попал! — в азарте крикнул автоматчик, не отрываясь от прицела.
И выдолбил в то место весь остаток магазина. А короткий уже приступил к Ражному:
— Зачем отпустил волка? Зачем отпустил волка?!
— Какого волка? — пожал тот плечами. — Не было волка, ты что, командир?
— Все, готов! — довольно сказал вернувшийся автоматчик, перезаряжая оружие. — Поеду привезу!
— Говорит, не было! — возмущённо заговорил инспектор. — Мы тут стоим дурак, да? Глаз нет? Отпустил дикий хищник! Стрелять пришлось!
— Я поехал! — сбрасывая бронежилет, крикнул напарник.
Он прыгнул в «УАЗ», смело съехал с дорожного откоса и погнал в степь волчьим ходом.
А короткий чуть успокоился, заговорил назидательно:
— Какой нехороший человек! Зачем говорить — не был волк? Когда кабина сидел и ворчал на меня?
— Это была собака! — засмеялся Ражный. — Овчарка, очень похожая на волка. А вы мою собаку подстрелили. Придётся отвечать, командир!
— Почему — собака?
— Сам подумай, ну откуда взяться дикому хищнику? И чтоб вот так сидел в машине? Кто этому поверит?
— Зачем сказал — волк?
— Пошутил! Мог сказать, заяц!
— Тебе шутка! Мне патрон отчитаться надо! Списать патрон! Начальник знает — был волк!
— А если он сейчас привезёт убитую собаку? — съехидничал Ражный. — И я предъявлю документы, что собака элитной породы, дорогая, и в суде выставлю счёт? В том числе и за моральный ущерб? Кто будет платить? Ты или начальник? Угадай с трех раз?
Короткий с надеждой посмотрел на «УАЗ», рыщущий по траве в трехстах метрах от дороги, подумал:
— Давай ждать. Привезёт — глядеть будем, кто платить… А кто административную комиссию пойдёт.
Автоматчик вернулся через десять минут ни с чем и в глубоком расстройстве.
— Я же попал! Видели, сразу лёг?.. Блин, на этом месте даже капли крови нет! Быть такого не может! Магазин высадил!.. Он что, уполз? Улетел? Растворился, сука?
— Ну и что делать станем, мужики? — спросил Ражный.
Они поговорили между собой на татарском.
— Кто сидел твоя машина — волк или собака? — уточнил короткий.
— В моей машине никто не сидел.
— А кого я стрелял? — несколько опешил стрелок.
— Не знаю. Ты разве стрелял? Я что-то стрельбы не слышал…
Гаишники ушли в будку, там посовещались ещё раз, после чего автоматчик вынес документы.
— Ладно, езжай… — оглянулся на будку, спросил тихо. — Слушай, не понял, кто был все-таки?
— Оборотень, шепнул ему на ухо Ражный. — Слыхал?
Автоматчик долго маячил в зеркале заднего обзора — то собирал гильзы с дороги, то подолгу смотрел ему вслед, наугад шаря руками по асфальту. Через полкилометра начался Вятскополянский район…
Молчун поджидал его, спрятавшись в пыльной траве дорожного откоса. Ражный сбавил скорость, не останавливаясь, открыл дверцу, и волк прыгнул в кабину прямо с обочины. Лёг на переднее сиденье, вывернулся и стал зализывать рану.
Пуля угодила ему под правую лопатку, но вдоль туловища — стреляли в угон — и вылетела из плеча. На первый взгляд, особого ущерба не принесла, боевая пуля проткнула, как шилом, ибо зверь довольно твёрдо ступал на лапу, однако когда Ражный остановился и осмотрел рану, выяснилось, что выстрелом раздробило ребро: едва он коснулся этого места, Молчун предупредительно прикусил руку.
— Я говорил тебе: жить с человеком можно собакам, а не волкам, — проворчал он. — Ты же зверь, объявленный вне закона. Видишь, я тебе не защитник, потому что у волков не бывает хозяина… Ладно, сам напросился, терпи. Ещё хорошо отделался. Теперь у нас, брат, и раны одинаковые. Это у тебя первые дырки в шкуре, но не последние…
В горячке он не чуял боли, но теперь обе раны горели огнём и заставляли зверя вертеться в узком пространстве между сиденьем и доской приборов, дотягиваясь то до одной, то до другой. Весь набор обезболивающих и дезинфицирующих средств был у него на языке; без всякого вмешательства он мог бы в течение нескольких дней справиться и с более тяжёлой раной, однако у Молчуна, стрелянного впервые, не хватало опыта. Он нормально доставал языком плечо, однако входное отверстие с большим трудом, поскольку вынужден был выворачивать голову назад и вниз или совать её под лапу. А лечить сейчас следовало именно входную рану, где остаётся вся зараза от пули и куда попадает шерсть.
По молодости переярок ещё не знал этого и вылизывал ту, что была больше, ближе и больнее. Занятый своими мыслями, Ражный вначале тоже не обратил на это внимания и хватился лишь через два часа, когда въехал в Вятские Поляны: волк часто задышал, хотя было не жарко, нос стал сухой и горячий.
Каждый араке, будь он вотчинным или вольным, приезжая на поединок в чужую вотчину, должен был прежде всего отыскать хозяина Урочища, засвидетельствовать своё появление и, если схватка была определена с кем-то третьим, получить от него подорожную — своеобразное разрешение на поединок и условленное место и час первой встречи с соперником.