– Этта почему? – возмутился Юрий. – Чья машина – тот и отвечает!
– А кто за рулем сидел? Водитель основной ответчик!
– Хозяйка не имела права Радке баранку давать! И как доказать, что моя жена тачкой управляла?
– Я-то живой! – напомнил Иван.
Разговор пошел по кругу, Юрий примолк.
– Ладно, – неожиданно сказал Иван, – видать, мы с тобой в одном положении находимся. Я ваще-то жениться хочу, ребенок у нас скоро родится.
– Во! И я тоже после развода в загс собрался, – удивился Юра. – Радка рожать не хотела, а Татьяна с милой душой. Надо же, как у нас одинаково все выходит! И че нам теперь делать?
Иван чихнул.
– Машина сгорела дотла, труп не опознать. Никто не видел аварии, на второстепенной дороге все случилось, там одна телега в три часа проезжает, я ушел еще до прихода «Скорой». Короче, если менты спросят, отвечу: «Ничего не знаю! Болею простудой, лежу в кровати. Где жена, понятия не имею, мы давно разбежались, каждый в своей комнате живет. Машина ее собственность. Куда она ездила, не ведаю». Ничего про твою не скажу, понял?
– Спасибо, – прошелестел Юра. – Но в автомобиле тело найдут?
– Обгорелые кости, – фыркнул Иван. – Может, водитель по дороге кого подсадил? Нет, тут все чисто. Да и местные сыскари, думаю, суетиться не станут. Главное, нам не напортачить. Заявление о пропаже жены надо нести дней через тридцать. Если станут спрашивать, чего так поздно спохватился, отвечай, что она и раньше уезжала с любовником. Непременно прокатит. А если вдруг по костям сообразят, кто погиб, то к нам какие претензии? Мы дома были. В общем, будем с тобой сообща стараться – выиграем.
– Ладно, – согласился Юра.
– Он дурак? – спросила я, когда Марк замолчал.
– Просто жадная сволочь, – пояснил практикант.
– Даже не спросил, кто ему звонил! Фамилию, телефон не узнал, поверил в чушь!
– Ага, – подхватил Марк. – Шуметь не стал, волну не поднял, через месяц в милицию заяву припер. Сами знаете, как к подобным документам в отделениях относятся: не ребенок пропал, не старуха безумная, а молодая еще женщина, вменяемая. Конечно, Юрию сказали: «Небось с любовником укатила, еще объявится».
– Она не объявилась, – вздохнула я. – Хорьков милицию не дергал, прошло установленное законом время, Раду признали умершей и выдали мужу необходимый документ. Постой, значит, в «Жигулях» была Хорькова?
– Получается так, – согласился Марк.
– Но в машине находились трое! Эмма и ее муж поехали на дачу вместе с Софьей. Мне Поспелова так сказала… вернее, Калистидас… Короче, не важно. Их там было трое – Эмма, Антон и Софья, ни о какой Раде речь не шла.
– Выходит, Эмма про нее забыла. Амнезия.
– Но вспомнила же она про Софью… – протянула я. – И… вот, однако, странность… прямо нестыковка…
– Какая? – полюбопытствовал Марк.
– Эмма рассказывала мне, как она очнулась в больнице и спросила у Поспелова про Соню. Понимаешь?
– Ну ясно, ей хотелось узнать о лучшей подруге.
– Нет, ты не словил мышей! – азартно воскликнула я. – Эмма потеряла память. Полностью. Только бытовые навыки остались, Поспелова пользовалась туалетом, нормально ела, но память была белее листа бумаги. Она не могла спрашивать о Соне. Эмма не помнила про Калистидас, ей потом Антон воспоминания оживлял, приносил фото, давал слушать записи. И Эмма-то – Софья! Если она задавала вопрос про Софью, значит, осознавала себя Эммой. Тут несовпадение. Я только сейчас поняла это. Либо она в амнезии, тогда никакого интереса к Софье быть не могло, либо она в памяти и ее вопрос оправдан. Но во втором случае возникают дальнейшие вопросы. Их очень и очень много. Был ли Антон в машине, и если был, то как выбрался целехоньким из горящего автомобиля? Почему сумка Эммы лежала совершенно нетронутая на обочине? Если Юрию звонил Поспелов, назвавшись Иваном, то почему он представился другим человеком? На место аварии прибыла милиция, и Антон, когда ему сообщили о том, что пострадала его жена, не сказал о Раде Хорьковой?
– Ну… ну… – замямлил Марк. – Скажем, он решил помочь Юрию.
– С чего бы? – удивилась я. – Мы имеем нескольких действующих лиц и кучу нестыковок. Допустим, Эмма сказала мне правду: на дачу поехали она, Антон и Софья. Значит, в пожаре погибла Калистидас?
– Да, – подтвердил Марк.
– Но теперь-то мы знаем, что Соня осталась жива, она жила затворницей во Флоридосе. Конечно, необходимо провести анализ ДНК, чтобы подтвердить родство Софьи и Константина, но я на сто процентов уверена: они отец и дочь. Шестой палец просто так не вырастет. Следовательно…
– В «Жигулях» сгорела Эмма, – перебил меня Марк. – Антон, сообразив, что Софья потеряла память, выдал ее за свою жену, иначе бы не видать ему денег Анны Львовны.
– Минуточку! – остановила я Марка. – Тело женщины было очень сильно обожжено. Моя здешняя знакомая – уж и не знаю, как ее теперь называть! – сказала мне, что на Эмме было красное платье, расшитое пайетками. Сейчас такая одежда не редкость, но в год аварии мало кто в Москве имел подобный прикид. Так вот, пайетки склеились бы от жара, а тонкий материал, на который они были пришиты, должен был «привариться» к телу несчастной жертвы. Если бы не шикарная шмотка, площадь поражения была бы меньшей. И снова нестыковочка: Эмма, то есть та женщина, которая жила во Флоридосе под этим именем, утверждала, что Антон, причинив ей страшную боль, натянул на нее, выжившую при аварии, то самое красное платье.
– Вот видите! – обрадовался Марк.
– Маленькая деталь: где он его взял?
– Ну… стащил со второй женщины… – неуверенно сказал Марк.
Я только вздохнула и продолжила:
– Теперь еще одна нестыковка в рассказе моей знакомой. Она, когда взяла в руки медальон, сказала, что вспомнила аварию, И что видела на обочине тело Эммы с вывернутой шеей. Антон стащил с нее одежду…
– И что?
– Но машина горела, значит, платье Эммы не могло сохраниться. Либо пожар вспыхнул не сразу. Но тогда почему так изуродовало Софью? Все неправильно! Не связывается! Если выжила Софья, то как на ней оказалось платье Эммы? Кто сидел за рулем? Иван, как следует из протокола, спас женщину за рулем, а пассажирка погибла, и она, по словам Субботина, была одна. Где Рада?
– Может, она не ездила с Поспеловыми? – предположил Марк.
– И пропала!
– Ну… бывает.
– А Юрию звонил некий Иван, вообще никак не связанный с делом Эммы?
– Нет, – был вынужден признать Марк.
– Где тогда Рада?
– Не знаю.
– Куда подевался во время аварии Антон?
– Непонятно.
Я перевела дух.
– Теперь вспомни милицейский протокол. В нем Поспелов не упомянут. То есть Антона не было в момент аварии в машине. И я верю гаишникам, которые составляли бумагу. Так что же произошло там, на дороге?
– Неизвестно, – талдычил Марк.
– Вот докопаемся до сути произошедшего на шоссе, тогда многое прояснится, – вздохнула я. – Слушай новое задание. Отправляйся к Хорькову и заставь его сказать правду. Задай вопросы: откуда он узнал, что Эмма продает дачу; каким образом к таинственному Ивану попал номер телефона Юрия. Сдается мне, Хорьков слукавил. Он, похоже, хорошо знал либо Эмму, либо Антона. И еще. Тебе надо выяснить…
Глава 22
В кафе «Русо», где, по словам Фебы, работала бывшая горничная Эммы Тамара, я поехала, как только закончила беседу с Марком.
– Чай, кофе, поздний ланч? – предложила женщина лет сорока по-русски, когда я вошла в полутемный, приятно прохладный после жаркой улицы зал.
– Спасибо, – улыбнулась я. – Вы Тамара?
– Нет, – с явным недовольством ответила официантка. – Тома уборщица.
– Можно ее увидеть?
– Приходите завтра.
– Сегодня не Тамарина смена?
– Она в клубе «Фреш», – пояснила женщина, – там вечеринка «Тутси».
– Что? – не поняла я.
Официантка окинула меня подозрительным взглядом.
– Вы вообще кто?
– Отдыхаю в отеле.
– Котором?
– Во Флоридосе, – коротко ответила я.
Женщина расплылась в широкой улыбке.
– Первый раз приехали? Я угадала?
– Точно! На мне написано, что я ранее не бывала в Греции?
– Живете во Флоридосе и не знаете про «Тутси»! Это самая шикарная тусовка лета, – ввела меня в курс дела официантка, – о ней потом полгода судачат. Начинается в четыре часа дня, длится сутки – марафон веселья. Там сегодня все богатые и знаменитые, в основном – русские.
Я вздрогнула. Значит, и Нина Зарубина непременно появится на веселье, она не упустит момента покрасоваться перед публикой.
– Где расположен клуб?
– На северном выезде из Сантири. Слева увидите арку, ее там всегда во время праздника ставят.
– Спасибо, – кивнула я и поспешила к машине.
Уже подъехав к увитой цветочными гирляндами картонной «красоте», я внезапно ощутила беспокойство. На пафосных вечеринках, как правило, строжайший фейс-контроль. Пройду ли я его? На мне ни вечернего платья, ни брюликов…
Один из охранников, маячивших у арки, поспешил в мою сторону. Я опустила боковое стекло и приготовилась к долгому разговору, но секьюрити неожиданно сказал по-русски:
– Рады видеть гостей из Флоридоса. Простите, дальше на машине нельзя, «Мерседес» отгонят на стоянку, вот парковочный номер.
– Спасибо, – сказала я и, старательно изображая из себя королеву, выбралась из машины. – Куда идти?
– Прямо, до берега, – пояснил охранник, – здесь буквально пара шагов. Хотите, вас проводят?
– Благодарю, не надо, – царственно отказалась я от помощи.
Интересно, каким образом стражник догадался, что я живу во Флоридосе? Или у него в руках есть список обитателей отеля с фотографиями? Дурацкий вопрос крутился в голове, пока я шагала по посыпанной красным гравием дорожке. В конце концов меня осенило. Номер «Мерседеса»! Предприимчивый подросток Федор, дежуривший у ресторана в надежде переманить в трактир отца богатого клиента, кинулся ко мне потому, что по регистрационному знаку «Мерседеса» сразу вычислил – он из Флоридоса.
Как это ни глупо, но после разрешения этой маленькой проблемы у меня стало легче на душе. Если ты способен разбить крохотный орех, то и с крупным справишься, надо лишь упорно колотить по нему молотком.
– Возьмите подарок, – колокольчиком прозвенела стройная девушка, ясное дело, блондинка, стоявшая у входа в клуб.
– Что это? – спросила я, забирая крохотную железную коробочку.
– Сувенир от одного из спонсоров мероприятия, – пропела красавица, – прикольная штучка.
Пустячок, а приятно. Не знаю, как вы, а я очень люблю подарки, даже крохотные. Настроение резко улучшилось.
– Спасибо, – кивнула я и вошла в зал.
Тут ко мне сразу вернулся страх. Вдруг сейчас увижу толпу роскошно одетых декольтированных дам с алмазными диадемами на парадных прическах? Окажусь Золушкой без платья и кареты…
Но тусовка выглядела разношерстной. Ни одной помпезной фигуры в смокинге или кринолине со шлейфом. Простые брюки, джинсы, легкие сарафаны и минимум косметики на загорелых лицах. Женщины явно не все ходили к парикмахеру – основная масса красавиц просто стянула волосы в конский хвост. Вот педикюр у всех был безупречен, и я искренне порадовалась, что надела утром не босоножки, а балетки (мои-то лапы подвергались в последний раз данной процедуре в Москве, и сейчас кое-где лак облупился). Лак… ногти… В голове заворочалась какая-то мысль, очень важная…
– Шампанское, мадам! – гаркнули сбоку.
Я вздрогнула и увидела официанта в белой куртке.
– Шампанское, – повторил он, протягивая мне поднос, уставленный высокими бокалами.
– Спасибо, не хочу.
– Напиток лучшего качества, – начал соблазнять меня юноша, – предоставлен спонсором.
– Голова от спиртного заболит. Скажите, вы видели Тамару?
Официант живо обежал глазами зал и наконец ответил:
– Вы ищете мадам Гольдман? Минут десять назад она стояла у выхода в сад.
– Я не о гостье спрашиваю.
– О ком же, мадам?
– Здесь работает женщина по имени Тамара.
– «Тутси» обслуживает наша компания, – мягко улыбнулся парень, – у нас одни мужчины.
– Тамара уборщица.
На лице собеседника появилось выражение глубочайшего удивления:
– Вам нужна… э… поломойка?
– Да.
– Но зачем? – забыв о профессиональной вежливости, воскликнул официант.
– Мне порекомендовали ее в горничные, – соврала я, – хотела посмотреть на кандидатку.
– Ясно, мадам.
– Так где ее искать?
Парень заискивающе улыбался:
– Простите, не знаю. Мы не общаемся с наемным персоналом. Но я сейчас выясню и сообщу вам. Можно идти?
– Ступайте, я буду в зале. Как найдете Тамару, ведите сразу ко мне, – величественно сказала я.
– Постараюсь обернуться быстро, – заверил официант и испарился.
Я принялась озираться. Похоже, веселье в полном разгаре. Надо же, у стены стоит пара красивых лодочек на высоком каблуке. Очевидно, их хозяйка, устав от неудобной обуви, без всякого стеснения сбросила их и бегает босиком. Дальше, чуть поодаль от лаковых туфелек, валяется меховая горжетка. Да уж, накинуть на плечи украшение из убитой лисы не самая гениальная идея, если учесть, что все происходит летом, да еще в Греции.
– Сюрприз, мадам, от спонсора! – прощебетали за спиной.
Я обернулась. Еще одна белокурая модель протягивала мне крохотную коробочку.
– Подарочек, – сказала девушка.
– Спасибо, я уже получила при входе.
– Возьмите еще.
– Можно?
– Конечно! Там прикольная штучка, – захихикала блондиночка. – Суперская! Берите, берите…
Я взяла упаковку, подождала, пока приветливая красавица уйдет, и открыла крышечку. Из груди вырвался вздох восхищения.
На темно-синей бархатной подкладке лежали два крылышка из белого шоколада. Конфетки выглядели потрясающе и пахли ванилью. Создавалось впечатление, что некий ангелок, пролетая мимо клуба, обронил крылья, и они таинственным образом спланировали в жестяную упаковку. Блондинка права, сувенир замечательный.
В ту же секунду я ощутила голод. Надо бы поискать столы с закусками… Но едва я направилась в глубь зала, как в сумочке ожил телефон. Звонил Гарик Ребров, глава издательства «Элефант».
– Как дела? – поинтересовался он.
– Замечательно, – придав голосу бодрость, ответила я, – отдыхаю по полной программе.
– Купаешься?
– И загораю, – соврала я. – Правда, ко мне плохо солнце цепляется.
– Отель нравится? – продолжил расспросы Гарик.
– Сплошной восторг, – ответила я.
– Ты в ресторане? – неожиданно спросил собеседник.
– Да. А как ты догадался?
– Музыку слышно.
– Твоей наблюдательности можно позавидовать, – решила я сделать комплимент Реброву, – сегодня здесь устроили вечеринку.
– С фуршетом? – насторожился Гарик.
– Ну конечно, я как раз двигаюсь в сторону банкетных столов, – ответила я, проглотив слюнки.
– Стой! – воскликнул Гарик.
Я замерла:
– Что случилось?
– Не смей прикасаться к еде!
– Очень есть хочется!
– Не трогай угощенье!
– Но почему?
– Оно не свежее!
Я засмеялась.
– Гарик, каким образом ты, будучи в Москве, определил качество салатов в Греции?
– Вилка, на тусовках едят только лохи и журналисты! – зачастил Ребров. – Если на вечеринке больше сорока человек, устроители экономят на количестве тарталеток, а кухня на качестве продуктов. Организаторы стараются заплатить поменьше денег, а повара надеются заработать, поэтому не докладывают в салаты мясо, уменьшают порции, а вместо деликатесных крабов используют одноименные палочки. Зальют смесь соусом, и никто не поймет, что там внутри.
Я, успев за время нашего разговора отмереть и подойти к длинным столам, уставилась на миски с салатами и спросила:
– Ты полагаешь?
– Стопроцентно уверен! – с жаром воскликнул Гарик. – А яйца… Они точно будут несвежими. Один из моих сотрудников поел на вечеринке «оливье» и попал под капельницу.
Я вздрогнула и переместилась левее, к длинным блюдам, где лежали морепродукты.
– С рыбой свои хитрости, – несся дальше Гарик. – Закупают осетрину пятой свежести, протирают ее тряпкой, смоченной в хрене, тонко нарезают и сверху маскируют соусом «Песто», зеленой такой штукой. Самая лучшая заливка, чтобы скрыть плесневелые места.
Я, в этот момент нацелившись на кусок белуги, украшенный тем самым «Песто», дернулась и пошла к горячим блюдам.
– Всякие там шашлычки, куриные крылышки, котлетки и прочее тоже нельзя трогать, – вещал Ребров. – Хуже них только суши. Лучший способ самоубийства – слопать на вечеринке рис с куском сырого лосося.
Я в полном отчаянии уставилась на столы. Можно подумать, что Гарик находится где-то рядом, до такой степени точно он описал меню.
– Эй, ты чего замолчала? – занервничал издатель. – Уж не начала ли подбираться к пирожным? Взбитые сливки…
– Неужели ничего нельзя пробовать? – в ужасе воскликнула я.
– Нет, – отрезал Гарик.
– Но очень хочется есть!
– Потерпи.
– Я до жути проголодалась!
– Сейчас потусишь и отправишься в приличный ресторан.
– Но зачем тогда выставляют угощенье, если его никто не ест?
– Так принято, – тоном учителя, беседующего с первоклассницей, ответил Гарик.
– Ну не глупо ли… – вздохнула я, отправляя в рот виноградину, которую отщипнула от кисти, лежащей в огромной вазе. – Тогда могли бы отказаться от рыбно-салатно-мясного изобилия и поставить одни фрукты. Вот от них ничего плохого не будет!
– Ошибаешься, – тут же отбил подачу Гарик. – Возьмем к примеру виноград. Его, как правило, не моют, не хотят заморачиваться. Возьмут из ящиков и уложат в вазы. И что происходит с человеком, который слопал виноградину?
Я машинально проглотила означенную виноградину и эхом отозвалась:
– Что?
– Только представь, какие приключения претерпели ягоды, пока очутились на столе, – печально сказал Ребров. – Сначала их собирали грязными руками, потом запихивали в ящики, везли в аэропорт. По дороге на ягоды осела пыль, а над взлетной полосой витают пары бензина. Потом виноград отправился на склад, в магазин… Через сколько рук он прошел? Есть гарантия, что в массе сборщиков, грузчиков, продавцов, поваров, официантов нет ни одного больного гепатитом, туберкулезом, герпесом, СПИДом?