Мать четырех ветров - Коростышевская Татьяна Георгиевна 9 стр.

— Да обычный дядька, — задумчиво ответила я. — Не урод и не красавец, не маг. Боец он хороший. Это я тебе точно го­ворю, он так движется, что понятно — фехтовальщик. Я бы с ним с удовольствием…

Я зевнула просто отчаянно.

— Ладно, наверное, спать пора.

— А с маркизом мы ничего так и не придумали?— Почему не придумали? Мы его властям сдадим, пусть с ним король разбирается.

— На каком основании?

— Обыск надо у касатика устроить, основания сразу оты­щутся. Надо только его логово тайное найти. Я повороты не считала, но думаю, с закрытыми глазами, куда меня вели, вспомню. Вот в доносе точный адрес и укажу.

— Да его десять раз предупредят, он все перепрятать успе­ет. Скорее всего, у него в страже свои шпионы имеются. Ты же знаешь, какие тут люди продажные, за горсть дублонов маму родную продадут.

Я с хрустом потянулась и опять зевнула.

— Ты права, никого в эти планы посвящать нельзя. Где, го­воришь, у нас эликсир бодрости?

— Лутоня, прекрати! Ты его, эликсир этот, как ключевую водицу хлебаешь, так и помереть недолго. Ты, наверное, и чувств поэтому сегодня лишилась. Никакой же организм та­кого напряжения не выдержит…

Но я уже доставала из пристенного сундука бутыль и вы­таскивала притертую пробку. Терпкий запах полыни заще­котал ноздри.

— Вот честное слово, в последний раз. Завтра целый день спать буду.

— Надень что-нибудь блестящее, я тебя подстрахую.

Я выдохнула и отхлебнула горькое питье.

— Я тебе потом все подробно расскажу; все равно, если что-то случится, на помощь ты не прилетишь.

— Ну хоть шпагу возьми.

— Поучи жену щи варить, — весело огрызнулась я, уже вытаскивая из-под кровати сверток с оружием и удобные ко­жаные ботфорты, в которых бегать во время ночных вылазок было гораздо удобнее, чем в туфельках.

— И морок при мне сотвори, чтоб я со стороны его оцени­ла, — никак не хотела отпускать меня подруга.

Я послушно напряглась, притягивая к себе решетчатую лунную тень и далекие отблески звезд. Материал для личи­ны был первосортный, кокон получался плотным, почти ося­заемым.

— Прекрасно! — одобрила Иравари после внимательного осмотра. — Удачи тебе! И если ты, маленькая разбойница, об­манешь меня и целый день завтра в кровати не проведешь…

Я не дослушала, ускользая в темноту коридора. Невежли­во удаляться, кажется, входило у меня в привычку.

Капитан Альфонсо ди Сааведра был счастлив. Представ­ление его скромной особы тайной курии прошло успешно, и будущность бравого вояки рисовалась в самых радужных то­нах. Гранды стихийных домов одобрили его кандидатуру, и должность кордобского алькальда, пустовавшая уже неско­лько десятков лет, сегодняшней ночью оказалась занята. За­нята им, Альфонсо Фонсега Диас Кентана ди Сааведрой. И может быть (бывший капитан городской стражи очень на это надеялся), со временем ему будет позволено присоеди­нить к цветистой фамилии матери небольшое дополнение — Акватико, ибо один из четырех стихийных грандов прихо­дился ему отцом. Как всякий элорийский бастард, дон Саа­ведра к вопросам чистоты крови относился крайне щепети­льно и мог порвать глотку любому наглецу, осмелившемуся усомниться в его благородном происхождении. Достойная матушка нового алькальда, терпеливо ожидающая вестей в своем поместье, являлась светской супругой дона, супругой неофициальной, ибо благословления Источника на сей брак испрошено не было. Дон Акватико, уже будучи в летах, увлекся светлоглазой прелестницей не на шутку. И не оста­новило его, что избранница магической силой не обладала. А донья Мария, единственная дочь провинциальных дво­рян… Бывает, ведь бывает такое, когда молоденькая девушка влюбляется во взрослого мужчину, почти старика. Потому что он умен, потому что обладает властью, потому что… Ах, к чему искать причины там, где все решает любовь, чувство за­гадочное и логике неподвластное? Алькальд мысленно поо­бещал себе сегодня же отписать матушке, чтоб она разделила с ним радость триумфа. «Ах, Альфонсито, — часто говарива­ла она, на мгновение подняв глаза от сложной вышивки или отведя в сторону кисть, которой наносила тонкие линии на отрез восточного шелка. Юный Альфонсо любил в такие ми­нуты сидеть рядом с ней на устойчивом трехногом табурете и наблюдать за сосредоточенным прекрасным лицом, за четки­ми движениями тонких холеных рук. — Дорогой мой, тебя ждет великая судьба, я верю в это всем сердцем». Ну, теперь ее душа может быть спокойна, сын достиг определенных вы­сот и с вершин этих сможет оказать некую помощь своей се­мье. Дон Сааведра счастливо вздохнул и поднял взгляд к благоволящим к нему небесам.

В целях сохранения тайны выход из залы заседаний на­ходился довольно далеко от входа. И если попасть на собра­ние стихийных домов, называемое еще тайной курией, мож­но было, спустившись из здания городской тюрьмы, то на поверхность Альфонсо выбрался в полуразрушенную ча­совню, стоящую почти на окраине города. Пустая алтарная ниша красноречиво свидетельствовала, что храм давно не используется. Алькальд спустился наружу по сбитым сту­пеням, осмотрелся и быстро юркнул под лестницу. Про­зрачные глаза капитана прекрасно видели в темноте, позво­ляя своему владельцу не плутать в лабиринте кордобских переулков, но сейчас эта способность Альфонсо не пригоди­лась. На выступе торцовой стены здания горел фонарь. Двор заброшенного храма был как на ладони. «Мьерда, — раздраженно шепнул капитан. — Засада!» Он старался ды­шать бесшумно. Заранее раскрываться перед человеком, подготовившим столь хитроумную ловушку, было бы глу­по. На своем веку капитан повидал достаточно прекрасных фехтовальщиков, попрощавшихся с жизнью от коварного ножа наемного убийцы. Ибо когда на охоту выходят рыцари плаща и кинжала, благородное искусство поединка лучше забыть. «Однако кто мог знать о том, что я появлюсь здесь именно в это время? Ни одна живая душа не была о том ос­ведомлена, включая меня. И либо я неверно расценил бла­госклонность тайной курии, либо вовсе не меня здесь под­жидают». Капитан осторожно выглянул из своего укрытия. Его взору открылся фрагмент кирпичной стены, по которой двигалась тень лошади и всадника. Глухой топот копыт, ви­димо предусмотрительно обернутых тканью, был еле слы­шен. Капитан осторожно потянул из ножен шпагу, одновре­менно другой рукой нащупывая кинжал. Как только лошадь поравняется с его укрытием…

— Выходи! — разнесся в тишине громкий возглас. Всад­ник обнажил длинный клинок и отбросил капюшон. — Даже если ты злодей, охочий до чужого имущества и жизни, де­рись как мужчина!

Альфонсо медлил. Черноволосого человека он узнал; не раз и не два он скрещивал с ним шпаги в учебных залах фех­товальных школ. Давненько это было, и сейчас капитан не отказался бы повторить опыт, узнать, чему научился его дав­ний знакомый за прошедшие… Погодите, сколько же време­ни прошло? Десять лет? Двенадцать? Не меньше. Интерес­но, каким новым трюкам выучился за эти годы благородный дон? Да не просто дон. Если верить слухам, доходившим до Сааведры, юный щеголь, некогда с позором изгнанный из Квадрилиума, теперь князь, и даже шипящая романская фа­милия, под которой его знали в Элории, всеми забыта. Оста­лось только прозвище — черное и полное магии, как и его об­ладатель. Князь Влад Дракон в напряженной позе восседал сейчас на вороном жеребце и грозно смотрел в темноту.

Выйти или подождать? Ведь некто, поставивший фонарь, подкарауливал именно князя. Тогда почему хитрец медлит? Время для неожиданной атаки упущено. Почуяв любое дви­жение в темноте, всадник всадит каблуки в бока лошади и умчится со скоростью ветра. «Мьерда, — опять ругнулся аль­кальд. — Какая нелепая засада!»

Князь склонил голову и принюхался, даже в полутьме было заметно, как расширились ноздри точеного носа.

— Покажись!

Длинный шуршащий прыжок — и всадник спешился и от­бросил в сторону плащ. Расшитый серебром колет князя по­служил бы сейчас неплохой мишенью для любого лучника. Альфонсо про себя подивился такой неосторожности. Влад сделал несколько шагов в сторону, на мгновение пропав из вида. Капитан изменил положение, на его широкополую шляпу посыпались мелкие камешки. Еще раз выругаться во­яка не успел — откуда-то сверху, завывая, как стая разъярен­ных кошек, на освещенный пятачок двора выпрыгнул убий­ца. Уже наблюдая за пируэтами, которые выписывала гибкая фигура ночного разбойника, Альфонсо догадался, что пря­тался тот под той же лестницей, что и он сам, но на пролет выше, в небольшом провале, где разрушенные ступени оплел дикий виноград. Выбор места капитан одобрил — там был лучший обзор и свобода для маневра. Шпаги встретились с гонким звоном. Удар, финт, перекат… Две одетые в черное фигуры будто плясали в полутьме.

Фонарь догорел и, фыркнув напоследок, погас, и теперь только луна освещала место поединка. Противник князя тя­жело дышал, пытаясь недостаток роста компенсировать на­пором. Капитан внимательно изучал внешность незнакомца. В конце концов, в должностные обязанности алькальда вхо­дит борьба с преступниками. И то, что непосредственно по­иском и поимкой будут заниматься альгвасилы, а ему доста­нется ответственная роль судии, дела не меняет. Он должен быть лучшим — самым хитрым, самым умным, самым ин­формированным. Именно этих качеств ждет от него отец, именно на них рассчитывает курия. «А мальчишка-то ло­вок, — невольно восхитился Сааведра, — ему бы еще удар по­ставить лаконичней, без театральных фортелей, и я бы сам поостерегся скрестить с ним шпаги». Убийца был молод, лет двадцати на вид. Костюм его, видимо специально подобран­ный для тайных ночных делишек, был узко скроен и подчер­кивал худобу. Темные волосы забраны в косицу, несколько прядей выбились от резких движений и прилипли ко лбу. Над верхней губой топорщились усики. Сааведре показа­лось, что князь дерется не в полную силу; его выпады были блестящи и заставляли противника отступать шаг за шагом, но к сокрушительной победе не приводили.

Фонарь догорел и, фыркнув напоследок, погас, и теперь только луна освещала место поединка. Противник князя тя­жело дышал, пытаясь недостаток роста компенсировать на­пором. Капитан внимательно изучал внешность незнакомца. В конце концов, в должностные обязанности алькальда вхо­дит борьба с преступниками. И то, что непосредственно по­иском и поимкой будут заниматься альгвасилы, а ему доста­нется ответственная роль судии, дела не меняет. Он должен быть лучшим — самым хитрым, самым умным, самым ин­формированным. Именно этих качеств ждет от него отец, именно на них рассчитывает курия. «А мальчишка-то ло­вок, — невольно восхитился Сааведра, — ему бы еще удар по­ставить лаконичней, без театральных фортелей, и я бы сам поостерегся скрестить с ним шпаги». Убийца был молод, лет двадцати на вид. Костюм его, видимо специально подобран­ный для тайных ночных делишек, был узко скроен и подчер­кивал худобу. Темные волосы забраны в косицу, несколько прядей выбились от резких движений и прилипли ко лбу. Над верхней губой топорщились усики. Сааведре показа­лось, что князь дерется не в полную силу; его выпады были блестящи и заставляли противника отступать шаг за шагом, но к сокрушительной победе не приводили.

— Маэстро Бертолоти? — вдруг весело спросил Влад Дра­кон, с трудом парируя эффектный крученый удар. — Узнаю его стиль. Старый демон до сих пор обучает местных лобот­рясов?

Мальчишка зарычал нечто утвердительное и отпрыгнул в сторону, меняя направление атаки.

— Этот опознаешь? — крикнул он, на мгновение зависая в воздухе и устремляясь к противнику, кажется, не касаясь земли.

— Что-то островное, — через десяток звонких ударов отве­тил Дракон, перебрасывая шпагу в левую руку. — А, точно — маэстро Микумура. Я брал у него несколько уроков…

Клинок князя просвистел у самого уха противника. Тот оскалился, отбрасывая в сторону начисто срезанный ворот­ник.

— Меня его техника не впечатлила, — с усмешкой продол­жал князь. — Но ценю твои достижения. Если на минуточку остановишься, я даже отложу шпагу и удостою тебя аплодис­ментов.

— У лекарей похлопаешь, если обе руки работать будут, — огрызнулся мальчишка, и клинки скрестились вновь.

Сааведра напряг глаза. На кусочке ткани явно прогляды­вала бельевая метка — извивающаяся саламандра. Парень ог­ненный маг? Усики, темные волосы, худоба, невысокий рост, карие глаза. Последний пункт капитан уточнить был не в со­стоянии, слишком быстро двигались соперники, но и того, что он успел рассмотреть, хватало для опознания. Мануэль Изиидо — заноза в заднице игровых воротил и небольшая проблема для тайной курии. Именно его ди Сааведра должен был арестовать, еще будучи капитаном. Пожалуй, если он ис­полнит поручение сейчас, это будет неплохим началом новой карьеры. К тому же помочь континентальному князю, даже находящемуся в Кордобе инкогнито… А затем элегантно уточнить у спасенного, что его связывает с нашим дворянчи­ком, какие отношения? Пока новый алькальд раздумывал, как с наибольшим достоинством появиться из развалин, по­луночная дуэль неожиданно закончилась. Князь, которому, кажется, наскучил поединок, провел сокрушительную конт­ратаку и резким движением выбил шпагу из руки противни­ка. Мальчишка проводил улетающий по широкой дуге кли­нок грустным взглядом и беспомощно прислонился спиной к стене. Сааведра, которому юный вертопрах нужен был жи­вым, уже приготовился открыться и даже встал в полный рост, но то, что произошло дальше, заставило его прирасти к месту подобно соляному столбу из старинной легенды. Влад Дракон молниеносно приблизился к юному разбойнику и за­ключил того в объятия. Нет, благородный дон ди Сааведра слыхал о подобных пристрастиях некоторых мужчин, но ра­ньше ему никогда не приходилось наблюдать этого непо­требства лично. Мальчишка сдавленно пискнул и со стра­стью ответил на поцелуй. Алькальд снова укрылся под лест­ницей.

— Тебя в вожделенной Элории не кормят, что ли? Одни кости торчат, — донесся до взволнованного алькальда шепот князя. — Пошли, горемыка, приглашаю на ужин.

— Это еще зачем? — хмыкнул мальчишка, поднеся руку ко рту, то ли стремясь стереть с него следы поцелуя, то ли, нао­борот, пытаясь удержать при себе воспоминание. — Здесь по­говорить нельзя?

А потом они перешли на странный язык, изобиловавший шипящими звуками, но, несмотря на это, довольно мелодич­ный, и ди Сааведра перестал их понимать. Бывшие против­ники проговорили недолго. Мануэль Изиидо нашел свою шпагу и даже несколько раз пытался наставить ее на князя. Затем последний, будто потеряв терпение, сгреб мальчишку в охапку, забросил на лошадь, предварительно закутав в свой плащ, и сам вскочил в седло. Добыча по-девчоночьи повизги­вала и сыпала, судя по всему, страшными ругательствами. Жеребец мягко тронулся с места.

— Иногда за невмешательство благодарны больше, чем за помощь, — на прощанье громко проговорил Влад Дракон по-элорийски.

Фонарь зашипел, фыркнул и зажегся вновь. Но ни князя, ни его странного спутника на пятачке перед разрушенным храмом уже не было.

…Я размеренно шла по темной, пустынной улице. Предпо­ложительно пустынной, потому что плотную тканую повяз­ку, прикрывающую глаза, лишний раз трогать не хотелось. Я и так уже пару раз напортачила, понадеявшись на память и свернув вовсе не в ту сторону, куда вел меня прошлой ночью провожатый. Эта попытка, я поклялась себе, будет послед­ней. И если и сейчас мне не удастся отыскать дом, в котором происходила беседа с доксовым шпионом, я просто плюну. Вернусь в Квадрилиум, поплачу от бессильной злобы и, ус­покоенная, засну часиков эдак на двадцать, а лучше — на все двадцать пять. А потом пойду выяснять у начальства, лезть мне на башню или не лезть, чтобы подтвердить высокое зва­ние студентки университета, а может, чего-нибудь надуть в доказательство управления стихиями. Почему-то захотелось надуть маркиза — не фигурально, а по-настоящему. Я пред­ставила, как держу его за кончик длинной бороды, а он летит надо мной, как воздушный шар, покачиваясь в теплых вол­нах дневного бриза, и хихикнула. В этот момент пропал ве­тер, будто оказалась я внутри огромного башенного колоко­ла, окутанная звенящей тишиной. Под этой аркой меня точ­но вчера ночью проводили, и я точно так же подумала, что Источник близко. Я сняла повязку и прислонилась к камен­ной ограде. Небольшой зеленый фонарь, пристроенный на выступе полуразрушенного здания, освещал проем ворот. «Вот мы и вернулись, детка», — как сказал бы настоящий Ма­нуэль Изиидо в моем положении. «Не прошло и года», — по­думала я сама за себя. Это же уму непостижимо — полночи потратить на легкую, в общем-то, задачу. Что мы видим? По­кинутый храм. Но кое-какая остаточная магия в нем сохра­нилась — немногочисленные нити силы, пытающиеся про­браться с улицы, перерезались оградой, будто ножницами. А фонарь-то до боли знакомый… Я чувствовала спиной каж­дый кирпичик стены. Ну и что мне теперь делать прикажете? Горделиво пройти через освещенный двор и схлопотать от ночного татя отравленную стрелу под мышку или нож под ребро? Защитный нагрудник я по глупости не надела и те­перь раскаивалась в своем легкомыслии. И морок мелковат, надо было кем-то повыше и посолиднее представляться. Об­реченно опустила руку и достала из-за отворота сапога фляжку. Иравари меня до смерти заругает, если прознает обо всех моих заначках, а потом еще больше — за то, что слово разбойничье употребляю. От полынного зелья заломило ви­ски. Но мне удалось сплести еще один морок — недолговеч­ный кокон невидимости, под прикрытием которого я серой тенью прошмыгнула через двор. Уже поднимаясь по лестни­це, вспомнила, что сразу после арки повернуть надо было на­право — к двери, на удивление добротной среди повсемест­ного запустения. Сбежать вниз по ступенькам времени не было, невидимость растворялась в лунном свете, как сахар в кипятке. Ёжкин кот! Я плюхнулась на живот и забилась в ближайшую щель. Ну и ладно, все, что ни делается, к лучше­му. Я же шпионское логово собиралась только отыскать, а не врываться туда со шпагой наголо. Все равно теперь ждать, пока фонарь погаснет, на новый покров невидимости силе­нок мне уже не хватит. Я тихонько зевнула. Мыслей никаких особо не было, видимо сказывалась усталость, в голову лезли всяческие перевертыши, еще называемые палиндромами. Иравари такие выраженьица ценила очень высоко — в ее зазеркальном мире они становились именами, позволяющими демонам путешествовать среди отражений. Именно приду­мыванием новых имен я расплачивалась за информацию, щедро поставляемую моей подругой. «Я ем змея, — подумала я по-рутенски. — Мёд ждём. А собака боса». Фонарь ярко вспыхнул, я поднялась на четвереньки и раздвинула лозы ди­кого винограда, пытаясь рассмотреть, что происходит во дво­ре. И тут мне чуть было не наступили на голову тяжелым ко­ваным сапогом. Ёжкин… Я замерла в неудобной позе. Давеш­ний мой знакомый, капитан ди Сааведра, со сноровкой ухо­дящего от смерти таракана, сбегал по лестнице.