Пахло деревянной стружкой, псиной,благородными притираниями. Ароматическая какофония казалась вполне уместной, но чихнула я знатно, так что искры из глаз посыпались.
— Будьте здравы, тетенька, — раздался из темноты низкий голос. — Вот и свиделись.
— Ваня, нельзя же так неожиданно. Она сомлеет сейчас с испугу…
Бромиста, деревянная марионетка, звезда кордобской сцены, говорил сейчас на рутенском. И в обморок я упала именно поэтому, а не от ужаса, — к сожалению, не успев ничего никому объяснить.
Капитан Альфонсо ди Сааведра спускался по винтовой лестнице, казалось, в самую преисподнюю. «Мой личный ледяной ад», — усмехнулся про себя капитан, запахивая плащ поплотнее. Не ощущать на бедре тяжести шпаги было непривычно. Но оружие пришлось оставить наверху, все оружие — два клинка, трехгранный кинжал, не раз выручавший его в ближнем бою, комплект метательных ножей, плоских, утяжеленных. Ситуация того требовала, и Альфонсо подчинился. Здание тюрьмы сегодняшней ночью было всего лишь прикрытием, одним из таинственных врат, местоположение которых постоянно менялось. Спуск закончился, капитан снял со стены чадящий факел и уверенно пошел по коридору. За его спиной легким пеплом осыпалась лестница, истаивая пролет за пролетом. Малый элорийский совет для соблюдения тайны мог позволить себе и не такое колдовство.
— Сильвестрис обещала держать шваба при себе, сколько потребуется, — вещал писклявый голосок. — Давай уж нашей девице солей каких нюхательных поднесем, чтоб в себя пришла. А то ничегошеньки не успеем. Мне, между прочим, еще вторую акту отыгрывать, а еще в образ войти, реплики повторить, горло яичным желтком смазать для благозвучности пения.
— Тебя, дядюшка, чем не смазывай, все равно как тележное колесо скрипишь, — добродушно отвечал Ваня. — Лутоня у нас крепенькая, сейчас оклемается. А ты заметил, как она заневестилась? Раскрасавица стала.
— Да ты меня рассказами про ее прелести неземные скоро в гроб вгонишь! Как увидал ее вчера, гак и трещишь без умолку! Окстись, Ваня, не в коня корм. Если ее маркиз в оборот взял…
— Что мы, все вместе на этого супостата управы не сыщем, тем более теперь, когда Лутонюшку встретили? А может, давай я надежным дедовским методом красавицу оживлю? Поцелуем то есть…
Я протестующе заорала и резко села, напомнив себе тех умертвий, которых нам показывал мэтр Франкенштайн в качестве иллюстрации к уроку магической некромантии. В чувства пришла, называется. Вроде все на месте — слух, зрение, обоняние, осязание, вкус. (Во рту было, кстати, противно.) Покряхтывая, как столетняя старуха, посмотрела на Бромисту, отыскивая в раскрашенном кукольном лице черты склочного разбойничьего атамана Колобка, махнула дрожащей рукой и перевела гневный взор на покрасневшего Ваню. За два года, что мы не виделись, парень еще шире раздался в плечах (хотя, казалось, дальше некуда) и возмужал. На подбородке курчавилась русая поросль, а в голубых глазах, некогда выражавших лишь добродушие, явственно проглядывала хитринка.
— И вам не хворать, добры молодцы! — саркастически поприветствовала я честную компанию. — Какими, так сказать, судьбами в наши Палестины?
На слове «Палестины», которое я ввернула для пущего эффекту, оба оглоеда переглянулись.
— Лутонюшка, девица красная, ты-то как поживаешь? — проскрипел Колоб. — Все, как мечталось, содеялось? Стала владычицей ветра?
— А вот разговор переводить не надо, — лилейно пожурила я с той самой ласковостью, которая способна на лету мух бить. — Не стала, дядюшка, и не моя в том вина, много времени впустую потратилось. Вы же меня в трудный момент колдунам на растерзание бросили.
Деревянные куклы не могут краснеть, даже если в их скрипучем нутре скрывается големская сущность сказочного рутенского Колобка, но я готова была поклясться, что бывшему атаману очень стыдно.
— Плохо дядюшке было, иструхлявился он весь, — попытался оправдаться Ванечка. — Мы как рассудили…
— Вы рассудили, что сбежать будет проще, что я одна со всеми закавыками справлюсь? Что заказ для валашского князя выполню и без помощи обойдусь, если хинская лисица нападет?
Ваня растерянно кивнул, глядя на меня с ребяческим вожделением, которое мне все меньше и меньше нравилось.
— Так мы же добрались до них, до палестин то есть, — с гордостью сообщил недоросль. — У доксов в гостях побывали. Скажи, дядюшка?
— Мне же кудель-мудель принять пора для голоса. — Марионетка, поскрипывая суставами, попыталась отступить в темноту. — Швабское средство, верное. Яичный желток с сахаром взбить надобно…
— Стоять! — припечатала я. — Пока вы мне все не объясните, никто с места не сдвинется. А захотите обмануть или умолчать чего, я стражников кликну, не ваших — морочных, а настоящих кордобских гвардейцев, у меня даже капитан знакомый есть.
Разбойнички опять переглянулись.
— Не мастак я рассказывать, — пожал саженными плечами Ванечка. — Хочешь, покажу?
— Это как?
Увалень придвинулся, протянув ручищи к моему лицу.
— Колдовство одно освоил, иноземное.
— Целоваться полезешь — в ухо заеду, — на всякий случай предупредила я. — Или на дуэль вызову. Знаешь, как я на шпагах дерусь?
— Знаю, — кивнул Ваня. — Я про тебя много в Квадрилиуме расспрашивал. Почитай, весь день там провел.
— Он твоего романина чуть не укокошил, — наябедничал Колоб. — Прям в щепы!
— К-какого романина? — сладко ухнуло сердце.
— Рыжего, не помню, как зовут. Он про тебя скверности говорил, ну я по-мужски дело разрешил, без железок глупых. Рыжий сказывал, охранять тебя будет, пылинки сдувать и, если беда какая с тобой приключится, весточку мне с ветром отправит.
«Так вот кто Игоря разукрасил, — разочарованно думала я. — Мечталось-то вовсе о другом защитнике. Значит, права Иравари, сама себе встречу с Владом придумала. Умом девка повредилась, не иначе от неудовлетворенности любовной. Вот ведь глупость какая!»
— Колдуй давай, — устало разрешила я. — Показывай, что с вами, шалопаями, приключилось.
Огромные пальцы обхватили мое лицо, прикрыв глаза и слегка защемив нос. Я от неожиданности дернулась, пытаясь стукнуть обидчика побольнее, а потом замерла, размеренно дыша ртом. Магия Ванечки была мне незнакома, и была она такой яркой, такой пронзительно-прекрасной, что из-под шершавых ладоней здоровяка градом катились мои счастливые слезы. Это были картинки, полные цвета, запаха, звука. И они… двигались, как будто сама я, бестелесная, наблюдала за событиями, происходившими полтора года назад.
…Древнюю Рушалу укутывал ночной мрак. Скрылись во тьме от усталого путника знаменитые висячие мосты, золоченые крыши храмов, выбеленный мрамор ступеней. Двугорбый ездовой верблюд устал не меньше своего хозяина, но упорно переставлял ноги, влекомый только ему понятными верблюжьими инстинктами. Остановившись у крытой колоннады, животное опустилось на землю, поджав под себя колени. Всадник грузно спешился.
— Это ли дом досточтимого докса Шамуила? — громко проговорил он, стараясь не делать резких движений, разумно опасаясь, что в кромешной тьме, подступающей со всех сторон, запросто может прятаться с десяток лучников или вооруженных кинжалами слуг.
Пение цикад смолкло.
— По какой надобности потревожен покой учителя? — отозвалась темнота надтреснутым старческим голосом.
— Я пришел с миром. У меня нет оружия. — Посетитель медленно поднял руки над головой. — Мне нужно поговорить с мастером…
Раздался щелчок. Желтоватый огонек масляного светильника выхватил из тьмы длинноносое лицо слуги.
— Учитель сказал — гость, пришедший на закате, будет знать, что предъявить стражу.
— Покажи им меня, Ванечка…
Человек распахнул полы плаща, под ним, в сложной ременной конструкции, болтался почти бесформенный ком.
— Это мой родственник, — твердо проговорил пришелец. — Он голем, и ему нужна помощь.
— Учитель примет вас, — кивнул слуга. — Идемте за мной…
Ванечка убрал руки от моего лица.
— Вот так мы и познакомились с доксом Шамуилом — мастером големов.
— И он перенес сущность Колобка в ростовую куклу? Зачем?
— Он сказал, что с хлебом работать не приучен, — грустно ответил Бромиста. — Сказал, дедушка мой самородком был, гением. Что если бы какие записи магические у меня от родителей сохранились, доке мог бы попробовать. Ага, записи… По сусекам родитель помел, по углам наскреб, а грамоты-то как раз и не разумел. Но оно и к лучшему — так у меня хотя бы руки-ноги есть.
— А в лицедеи вас определили для какой надобности?
Ваня оторвался от удивленного рассматривания своих ладоней.
— Должники мы, по гроб жизни обязанные. Доксы ничего просто так не делают — не простое у них колдовство, не дешевое. Кроме дядюшкиного лечения они еще во мне способности открыли, не очень полезные, но приятные, сама видишь. Пришлось к маркизу в кабалу идти, отрабатывать по мере сил. Ты полынью пахнешь…
— Должники мы, по гроб жизни обязанные. Доксы ничего просто так не делают — не простое у них колдовство, не дешевое. Кроме дядюшкиного лечения они еще во мне способности открыли, не очень полезные, но приятные, сама видишь. Пришлось к маркизу в кабалу идти, отрабатывать по мере сил. Ты полынью пахнешь…
— И велика ли прибыль? — резковато спросила я. Очарованный дурачок вызывал во мне тревогу; насколько легче было, когда он меня «тетенька» называл, и о нежных чувствах и речи не было. — Неужто дождь золотодублонный на кукольников сыплется?
Бромиста резко шагнул к Ванечке, скрипнув суставами, и отвесил недорослю подзатыльник.
— Ну давай дальше признавайся! Я тебе говорил, не нужно нам раскрываться, говорил, стыда не оберемся?
Тот потянулся к затылку:
— Так мы и не лицедеи вовсе, Лутонюшка. Шпионы мы, для доксового синода тайны вынюхиваем. Вот «Мать четырех ветров» послали разыскать. Маркиз говорит, доставим это чудо чудное, куда велено, нам все долги скостят.
У меня холодно заломило в затылке.
— «Мать четырех ветров» — это что?
Я спрашивала очень осторожно. Информация так часто ускользала от меня, что я опасалась спугнуть ее и на этот раз.
Ваня пожал саженными плечищами.
— Ну, так Источник новый, я так разумею, старый-то иссяк…
— А врешь ты, племянничек, и не краснеешь. Все с ним хорошо, с Источником то есть. Я же нити силы вижу — у тебя на макушке уже целый колтун из них, а еще в храме была седмицу тому назад.
— А видала ли ты когда-нибудь, как речка в великую сушь пересыхает? Не вдруг ведь дело делается. Сначала воды становится все меньше и меньше, а которая остается, зарастает ряской и илом, а потом потихоньку, полегоньку… Думаешь, почему Кордобу сегодня тряхнуло? Как вам, студентам, катаклизьму эту начальство пояснило?
— Подземные толчки, вызванные сдвигом гранитных плит.
— Нет здесь гранита, — проскрипел Бромиста. — Весь остров ходами подземными изрыт, значит, порода мягкая.
Пререкаться я не стала, вечером с Иравари посоветуюсь. Тем более что, судя по доносящемуся сюда гомону толпы, настало время продолжать представление и разговор пора было сворачивать.
— Спасибо за познавательную беседу, — поднялась я. — Меня ждет кавалер, который, я надеюсь, уже вырвался из цепких ручек вашей подельницы.
— Да, Сильвестрис свое дело знает, обещала барона придержать, сколько понадобится, — улыбнулся Ваня.— Так ты поможешь нам?
— С огромным удовольствием. — Я отряхнула жесткую юбку и плавно перешла на элорийский. — Но, к сожалению, возможности скромной студентки Квадрилиума не позволяют ей ввязываться в шпионские авантюры.
— Лутоня! — ахнул Бромиста. — А как же наша дружба?
— Как вовремя вы, господа, о дружбе вспомнили, — вздернула я подбородок. — О такой удобной, такой односторонней. Наивная деревенская простушка, которую вы бросили, тоже уповала на дружбу. Всего доброго, кабальеро! Надеюсь, те медяки, которые я оставлю за представление, приблизят светлый миг вашей свободы.
Я резко развернулась на каблуках, ощутив напряженной спиной движение увальня. В следующее мгновение я намеревалась присесть, увернувшись, и ударить противника по колену.
— Не надо, Ванечка, пусть уходит, — рассудительно сказал Бромиста. — Ей подумать надо, охолонуть. Мы же, правда, не по совести с ней поступили… Лутоня, если передумаешь, приходи. Мы каждый вечер здесь представление даем. А с маркизом поаккуратней — гадкий он человечек. Если узнает, что мы с тобой знакомы — никому не поздоровится. И хитрый очень, если прознает какие болевые точки…
— Чем он вас держит? — Я все-таки не выдержала и испортила свой величественный уход. — Магия, угрозы?
— Долговые расписки.
— Он колдун?
— Если и колдун, то не стихийник. Но мужик очень непростой, в своем деле лучший. Совет ему доверяет.
Я даже не кивнула, ныряя за деревянную панель. Слова бывшего атамана повисли в воздухе.
ГЛАВА 3,
в которой поверяются сердечные тайны, плетутся интриги и мороки, а также происходят неожиданные встречи
Eine Stunde Schlaf vor Mitternacht ist besser als zwei danach.
(Один час сна до полуночи — лучше двух после).
Немецкая пословица
Вышла царица из-под полицы:
«Где наш царь Кесарь?
Он придет к нам в полночь ночевать?»
Русская загадка. Ответ: мышь и кот
— Ты спать-то сегодня собираешься? — недовольно спросила Иравари, уже битый час наблюдавшая за моими метаниями.
Эмелина опять с кем-то «возжигала огонь страсти», что, впрочем, было очень кстати, так как комната была в нашем с демоницей распоряжении. Если бы моя соседка обладала менее горячим темпераментом, мне давно пришлось бы съехать.
— На том свете отоспимся, — огрызнулась я. — Пока не придумаю, куда этого маркиза определить, не будет мне покоя. Слишком много игроков у нас в партии заявлено. Я только-только разбираться начала, тут — бах! — шпионы.
— Это и есть настоящая жизнь. А ты что думала, все просто получится — ты ход, противник ход, и отбой посчитали?
Тут не один десяток лет каша заваривалась, и почему ты вдруг решила, что сможешь ее в одиночку разгрести.
— Твои кулинарно-игровые аллюзии слишком прозрачны.
— А ты свой словарный запас для дворцовых интриг побереги, нечего на мне искусство риторики оттачивать, — надулась Иравари. — Я тебя сразу предупреждала: не для юной девы задача.
— То, что не для девы, Мануэль на себя взял.
— Скоро никакие мороки не помогут, — не уходила от темы Иравари. — Все заметят и синяки твои под глазами, и щеки впалые. Совсем себя не щадишь.
— Мне красота ни к чему, — просто ответила я. — Люди прочь с криками ужаса не бегут — и слава богам.
Я подошла к зеркалу и пальцем провела по его поверхности. Картинка с Иравари съежилась и забилась в уголок, а я смогла изучить свое отражение. Странно, когда я еще девчонкой была, бабушка чего только не делала, чтоб «красоту мою от глаз чужих сокрыть». Слишком моя внешность не вязалась с образом деревенской простушки. Теперь пришло время о другом заботиться — чтоб никто следов моих еженощных бдений не заметил. И чего Иравари ругается? Ну да, бледненькая и с лица спала, отчего глаза кажутся еще больше, ключицы торчат. Но это не от недосыпу, а от того, что ем мало. А ем мало потому, что времени на трапезы особо нет…
— Я тебя Зигфриду сдам, — вдруг пискнула из своего уголка демоница. — Ты меня с ним знакомила когда-то, значит, я ему без проблем являться могу. — Все ему расскажу: и про то, что ты с собой делаешь, и в какую авантюру ввязалась.
— Только попробуй! — Я сделала раздраженный пасс, Иравари опять появилась в полный рост. — К тому же мэтр Кляйнерманн обижен на меня безмерно.
— За то, что ты его на растерзание лицедейке оставила? — оживилась собеседница. Когда я ей в лицах «про сыночков да дочек» рассказывала, она хохотала до слез.
— И за это тоже. Знаешь, он вообще в последнее время какой-то неспокойный и смотрит на меня уж очень… Знаешь, я, наверное, личину надевать больше не буду. А то поклонников образовалось — не продохнуть.
— Ну-ка, ну-ка… — потерла руки демоница, ее длинные алые когти хищно блеснули. — Давай пальцы загибать. Значит, Игорь, толку от которого немного, рутенский знакомый Ванечка — а подведи-ка ты его к зеркалу какому-нибудь, очень интересно посмотреть, как он изменился, — загадочный капитан стражников, почти родственник Зигфрид и законный супруг. Я никого не пропустила?
— Супруга можешь смело вычеркивать, — мотнула я головой. — Даже если он явится пред наши светлы очи и будет петь серенады, это будет говорить лишь о том, что ему что-то нужно в Кордобе.
— Тут мне возразить нечего, — погрустнела Иравари. — Но ты тоже пойми: его не для любви воспитывали, а чтоб княжеством править.
— Думаешь, он уже развелся со мной? — Я спрашивала осторожно, эту тему с подругой мы никогда не обсуждали, и мне не хотелось, чтоб она думала, что меня занимают такие девчоночьи мысли.
— Нет.
— Не думаешь или не развелся? — Я дышала ртом, чтобы не шмыгать носом.
— Тут такое дело, любезная княгиня, — сладким, просто-таки сиропным тоном ответила демоница. — Замуж-то выскочить можно и без наличия супруга, а вот для развода должны оба присутствовать.
— Но я думала, ему достаточно будет указ издать.
— Вас маг венчал, благословления Источника испрашивал, так что Источник вас и развести должен.
— А почему ты раньше мне об этом не говорила?
Иравари поправила мантилью.
— Просто к слову не пришлось. К тому же это ничего не меняло. Твоя жизнь была под угрозой, и даже если бы тебе для спасения нужно было гарем на восточный манер себе завести, я бы все равно не возражала. Кстати, о гаремах. Давай поговорим о капитане. Как он тебе? Хорош?