— Хорошо бы и нам повезло, — сказал Дохнор нз Келлефа. — Я захватил краски, на случай если представится возможность увидеть свежую зелень.
— Признаться, шансов мало, — заметил Рэднал.
Дохнор, соглашаясь, развел руками. Как все, что он делал, жест получился четкий, сдержанный, строго контролируемый. И этот человек увлекается цветочками?..
— Цветы прекрасны, но они лишь верхушка айсберга, — сказал Рэднал. — Жизнь в Котлован-Парке зависит от воды, как и повсюду, хотя и приспособлена обходиться самой малостью. Появляется влага — и начинается буйство природы, которая спешит показать себя на балу.
Через четверть день-десятины встретившаяся на тропе табличка указала, что туристы опустились ниже уровня моря и таким образом оказались глубже, чем где бы то ни было за пределами Низины. Рэднал прочитал надпись вслух, не без гордости добавив, что соляное озеро — вторая по глубине точка суши — тоже находится в непосредственной близости от Низины, можно считать, на ее территории.
— Вот уж никогда бы не подумал, что этой пустыней можно гордиться, — сказал Мобли, сын Сопсирка. — А вы еще норовите приписать к ней нормальные земли! — На его обнаженных руках и торсе блестел пот.
Пройдя первую половину пути, группа по сигналу Рэднала остановилась на скальной плите — передохнуть, размять ноги и воспользоваться кабинкой-туалетом. Гид раздал пищевые рационы. Лишь Дохнор из Келлефа съел содержимое пакета без малейшего недовольства.
Рэднал выбросил свой пакет в урну близ кабинки, затем подошел к краю тропы и заглянул вниз, на дно Низины. После дождя отсюда открывалась удивительная картина: сейчас все было просто выжжено — белые соляные проплешины, серо-бурая иди желто-бурая пыль, редкие клочки выцветшей зелени. Даже ближайшие окрестности нижнего лагеря не орошали. По указу Тирана Парк сохраняли в первозданном виде.
Когда группа сошла с тропы и двигалась по дну древнего моря к нижнему лагерю, Эвилия заметила:
— Я полагала, что мы окажемся словно на дне горшка, окруженные со всех сторон горами. А на самом деле не так. Вот горы, с которых мы только что спустились, вот на западе Барьерные горы, но к востоку и югу ничего нет — одна голая равнина да что-то там темнеет на горизонте.
— Собираясь сюда в первый раз, я тоже воображал нечто подобное, — кивнул Рэднал. — И мы действительно на дне горшка. Однако Низина очень широка по сравнению с ее глубиной — это большой мелкий горшок. Уникален Котлован-Парк потому, что его край находится на одном уровне с дном остальных геологических горшков-впадин, а дно гораздо ниже любого из них.
— Что это за следы? — спросила Тогло вез Памдал, указывая на трещины, пересекавшие их путь. Некоторые были не шире ячменного зернышка, другие походили на беззубые, раскрытые рты.
— Большинство — следствие неравномерного высыхания почвы после дождя, — ответил Рэднал.
— Но есть и такие, которые обозначают более глубинные процессы; например, показывают столкновение плит в земной коре.
— Вы хотите сказать, что при следующем землетрясении эти трещины разверзнутся и поглотят нас? — испуганно взвизгнула Носко вез Мартос, дернув за поводья своего осла, будто хотела очутиться подальше отсюда.
Рэднал сохранил серьезный вид: ему платили не за то, чтобы он смеялся над туристами.
— Если вы тревожитесь из-за столь немыслимого события, то имеет смысл опасаться и попадания метеорита. И у того, и у другого вероятность примерно одинаковая.
— Это точно? — В голосе Лофосы тоже сквозил страх.
— Точно, точно. — Рэднал пытался сообразить, откуда они с Эвилией родом. Судя по акценту, из Крепалганского Единства. Крепалганцы — самая северо-западная нация узкоголовых; западные границы страны лежали восточнее Низины. Территория, между прочим, также подвержена землетрясениям. И познания Лофосы в этой области не очень лестно свидетельствовали о ее умственных способностях.
Но если Лофоса глупа, как пробка, что можно сказать о ее с Эвилией партнере? Выходит, их выбор — очередная глупость?
Рэднал сделал то, что предпринял бы на его месте любой здравомыслящий человек, — сменил тему.
— Скоро лагерь. Подумайте, какие вещи вам нужно взять из сумок с собой в комнаты.
— Я мечтаю только о горячем душе, — буркнул Мобли.
— Все будут получать по ведерку воды каждый день, — объявил Рэднал и тут же пресек недовольный ропот: — Не жалуйтесь, это зафиксировано в ваших туристических договорах. Практически вся свежая вода поступает в Котлован-Парк по этой вот тропе, на спинах ослов. Лучше вообразите, с каким удовольствием вы будете отмокать в горячей ванне, когда экскурсия закончится.
— Вообразите, как нам понадобится отмокать в горячей ванне, когда экскурсия закончится! — проворчал пожилой широкобровый, о котором Рэднал в самом начале подумал: вот старик, транжирящий серебро, накопленное в лучшие годы (к собственному стыду, он забыл его имя). — Узкоголовым хорошо — они почти безволосые, но мои волосы к тому времени просто слипнутся от грязи!
— Старик метнул на гида яростный взгляд, словно обвиняя в умышленной пакости.
— Не расстраивайтесь, вез Мапраб, — сказала Тогло вез Памдал. — Я захватила баночку обезвоженного мыла; оно втирается в волосы и просто вычесывается гребешком. Могу поделиться.
— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Бентер вез Мапраб, заметно подобрев. — Пожалуй, мне самому не мешало бы взять баночку.
«Вот именно, старый дурак, а то только плачешься», — подумал Рэднал. Он также с одобрением отметил, что Тогло вез Памдал подготовилась к путешествию весьма тщательно. С другой стороны, если бы он сам забыл обезвоженное мыло, можно было бы обратиться к девушке за помощью… Биолог шумно вздохнул. Проклятая предусмотрительность! Не всегда она на пользу.
Что-то маленькое и серовато-коричневое юркнуло в сторону рощицы олеандров из-под копыт его осла.
— Что это? — спросили сразу несколько туристов, когда зверек исчез под слоем опавших листьев под деревьями.
— Местная разновидность тушканчика, — пояснил Рэднал. — Здесь, в Низине, их множество. Они обитали в засушливых районах, еще когда не пересохло внутреннее море, и эволюция научила их обходиться влагой, получаемой из пищи. Это помогло тушканчикам выжить.
— Они опасны? — спросила Носко вез Мартос.
— Если вы куст — опасны, — ответил Рэднал. — Да и это в сущности не так. Некоторые разновидности едят мошек, а тушкан клыкастый охотится на своих меньших родственников. Он занял место в крохотной нише хищников, прежде чем плотоядные расселились по Низине. Сейчас его редко увидишь, особенно за пределами Котлован-Парка, однако он по-прежнему здесь, причем в самых сухих и жарких местах, где не выживет ни один другой хищник.
Чуть позже гид привлек внимание туристов к маленькому непримечательному растению с узкими буро-зелеными листьями.
— Знает кто-нибудь, что это такое?
Рэднал задавал этот вопрос каждой группе и услышал правильный ответ лишь раз, сразу после дождя. Однако сейчас Бентер вез Мапраб сказал уверенно:
— Низинная орхидея, причем самая обычная. Вот если бы вы показали нам краснояремную орхидею, другое дело…
— Верно, свободный, это действительно орхидея, хотя она мало похожа на то, что мы привыкли видеть в более мягком климате, правда? — Рэднал улыбнулся пожилому широкобровому. Если Мапраб любитель орхидей, то понятно, почему он отправился в Котлован-Парк.
Бентер только хмыкнул в ответ, скорчив кислую гримасу. Очевидно, старик вознамерился увидеть редчайшую краснояремную орхидею в первый же день путешествия. Рэднал отметил про себя, что перед выходом из Парка надо будет осмотреть его вещи — собирать образцы флоры и фауны запрещалось.
Тушканчик вновь показался на виду и принялся жевать сухой лист. Внезапно, будто молния, кто-то выскочил из-за орхидеи, схватил грызуна и исчез. Туристы забросали гида вопросами:
— Вы видели? Кто это был?
— Птичка-коприт. Быстрая, да? Она относится к роду сорокопутов, точнее, серых сорокопутов. Летать умеет, но предпочитает бегать. Птицы выделяют мочевину более или менее в твердом виде, а не в виде мочи, как млекопитающие, и потому лучше приспособлены к жизни в Низине. — Биолог указал на здание базового лагеря в нескольких сотнях кьюбитов впереди. — Смотрите, на крыше сидит еще один коприт, выискивает сверху, что бы ему поймать.
Навстречу группе вышли работники базового лагеря Парка. Они приветствовали Рэднала, помогли спешиться туристам, затем отвели ослов в хлев.
— Берите с собой в дом только самое необходимое, то, что вам понадобится сегодня вечером, — сказал один из них, Фер вез Кантал. — Остальное пусть остается в седельных сумках до завтра. К чему лишний раз распаковываться и упаковываться?
Некоторые туристы, бывалые путешественники, прислушались к доброму совету. Эвилия и Лофоса изумленно заахали.
Мобли, сын Сопсирка, попытался утешить одну из них. Когда группа направилась от хлева к дому, Мобли подошел к Эвилии и обнял ее за талию. В тот же миг он, очевидно, споткнулся — Рэднал резко обернулся на крик бедняги.
Мобли лежал на грязном полу хлева. Эвилия пошатнулась, отчаянно замахала руками и рухнула прямо на него. Мобли снова вскрикнул — и тут же судорожно стал хватать ртом воздух, когда, вставая, девушка локтем угодила ему в солнечное сплетение.
Эвилия всплеснула руками, участливо глядя на молодого человека.
— Извините, пожалуйста! — воскликнула она. — Вы меня напугали!
Мобли не мог даже сразу сесть, не говоря уже о том, чтобы встать. Наконец он выдавил:
— Не стоит, я сам виноват.
— Не следует забывать, — произнес Рэднал, — что мы все из разных стран и имеем разные привычки. Осмотрительность и неторопливость помогут нам избежать возможных неловких ситуаций.
— Как, свободный, разве прошлой ночью вы попали в неловкую ситуацию? — невинно спросила Лофоса.
Рэднал закашлялся, а девушки, не обратив внимания на совет Фера вез Кантала, с веселым смехом принялись разгружать седельные сумки. Может, конечно, мозгов у них и мало, однако их тела…
Базовый лагерь не отличался роскошью, но мог похвастаться противомоскитными сетками на окнах, электрическим освещением и даже вентиляторами, которые гоняли раскаленный воздух пустыни, пусть и не охлаждая его. А еще в доме был холодильник.
— Сегодня у нас настоящий ужин, — объявил Рэднал. — Никаких концентратов.
Туристы возликовали.
Фер вез Кантал и второй работник базового лагеря, Жозел вез Глезир, заправили плиту углем, полили топливо легковоспламеняемым маслом и подожгли. Затем насадили на вертел разделанную тушку ягненка и повесили ее над жаровней. Время от времени кто-нибудь из них поливал мясо острым чесночным соусом. Соус и жир попадали на угли и с громким шипением рождали волны ароматнейшего запаха. Рэднал сглотнул слюну.
В холодильнике были припасены финиковое и виноградное вино и эль. Туристы немедленно принялись утолять жажду. Дохнор из Келлефа удивил Рэднала, попросив холодной воды.
— Я дал обет Богине, — пояснил он.
— Как угодно, — ответил биолог, но его развеявшиеся было подозрения вспыхнули с новой силой. Богине, как идолу, поклонялась верхушка военной аристократии Моргафа. Не исключено, конечно, что в числе ее последователей оказался и странствующий художник, но Рэднал считал это маловероятным.
Впрочем, времени размышлять над проблемой, которую поставил Дохнор, не было — Жозел вез Глезир позвал его исполнить почетную обязанность: разложить мясо по бумажным тарелкам.
Чета Мартос поглощала пищу, как изголодавшиеся пещерные коты. Рэднал почувствовал себя виноватым — может быть, супругам действительно не хватало обычных рационов. Затем он обратил внимание на то, как натянута одежда на их вздувшихся животах, и чувство вины испарилось. Нет, они явно не похудели.
Эвилия и Лофоса выпили по нескольку кружек финикового вина, после чего пользоваться одноразовыми деревянными палочками оказалось для них почти непосильной задачей. Порезав мясо на кусочки, Лофоса гоняла их по тарелке, но никак не могла подцепить. Эвилии это удавалось, но мясо то и дело срывалось и падало, так и не попав в рот. Захмелевшие девушки заразительно смеялись над своими неудачами, и даже высокомерный Дохнор снизошел до того, что показал им, как надо пользоваться палочками. Впрочем, его урок не пошел на пользу, хотя девушки придвинулись к нему настолько, что Рэднал ощутил укол ревности.
— У вас так ловко получается! — воскликнула Эвилия. — Должно быть, моргафцы пользуются ими каждый день.
Дохнор помотал головой — знак отрицания у его народа.
— У нашего столового прибора есть зубцы, чашеобразная часть и режущая кромка — все одновременно. Тартешцы говорят, что мы предпочитаем помалкивать, потому что боимся порезать язык, открывая рот. Просто я немало поездил по Тартешу и знаю, как обращаться с их палочками.
Мобли, сын Сопсирка, которому явно надоело их воркование, затянул песню на родном языке. Рэднал не понимал слов, но мелодия была несложная и очень приятная. Скоро вся группа дружно хлопала в ладони. Последовали еще песни, уже на тартешском. У Фера вез Кантала оказался недурной баритон. Те, кто не мог петь, хлопками отбивали ритм.
Отступлением сумерек появились тучи мошек, и группа ретировалась в дом, куда доступ кровососущим был закрыт противомоскитными сетками.
— Теперь мне ясно, почему вы носите так много одежд, — сказал Мобли. — Они защищают от гнуса.
— Ну разумеется, — кивнул Рэднал, удивляясь, что Мобли не сразу понял очевидное. — Если сможете несколько секунд простоять спокойно, у нас есть спрей — снимает раздражение от укусов.
Мобли вздохнул, когда гид его опрыскал.
— Петь еще будем? — спросил он.
Энтузиазм убывал. Одни вообще не могут под крышей дома совершать все те маленькие безумства, которые подсказывает вечер у костра; других просто клонит в сон. Так что Тогло вез Памдал была не единственной, кто сразу удалился в спальную комнату.
Дохнор из Келлефа и Бентер вез Мапраб взяли боевую доску и погрузились в игру; радом стоял Мобли. Подошел посмотреть и Рэднал, который считал себя неплохим игроком.
Дохнор, игравший синими, двинул пехотинца через широкую свободную полосу, разделявшую фигуры соперников.
— Форсирование реки, — прокомментировал Мобли.
— Так лиссонесцы называют разделительную черту? — спросил Рэднал. — У нас она называется траншеей.
— А в Моргафе — рукав. В честь Канала, который отделяет наши острова от Тартеша, — сказал Дохнор. — Однако, заметим, игра везде одна и та же.
— И требует сосредоточенности и тишины, — наставительно произнес Бентер. Немного подумав, он передвинул советника (так называлась фигура у красных; аналогичная фигура у синих называлась слоном) на два поля по диагонали.
По мере развития игры пожилой тартешец задумывался все чаще. Красный властитель торопливо перемещался по вертикалям и горизонталям своей крепости, пытаясь укрыться от атак Дохнора, а его стражники суматошно метались по диагоналям, чтобы блокировать фигуры синих. Наконец Дохнор сдвоил свои пушки и объявил:
— Итог!
Бентер мрачно кивнул. Умело пользоваться пушкой (аналогичная фигура у красных называлась катапультой) очень трудно: она могла двигаться и по горизонтали, и по вертикали, но лишь перепрыгивая через какую-нибудь фигуру. Сейчас красному властителю угрожала задняя пушка, однако стоит Бентеру закрыться стражником или одной из колесниц, как в полную силу заработает передняя.
— Недурно сыграно. — Бентер встал из-за стола и направился в спальную комнату,
— Может, кто-нибудь хочет сразиться? — обратился Дохнор к зрителям.
Мобли, сын Сопсирка, покачал головой.
— Хотел, пока не увидел, как вы играете, — признался Рэднал. — Я не против сразиться с более сильным соперником, если есть хоть малейший шанс на победу. Даже когда проигрываешь, чему-нибудь учишься. Но вы меня просто разгромите, слишком разные уровни.
— Как угодно. — Дохнор сложил боевую доску, ссыпал фигурки в мешочек, затем убрал доску и мешочек на полку. — Тогда я отправляюсь спать.
Он удалился в номер.
Рэднал и Мобли взглянули друг на друга, потом на боевую доску. По молчаливому согласию оба решили, что раз уж они не рискнули сразиться с Дохнором, играть друг с другом не к лицу.
— Как-нибудь в другой раз, — сказал Рэднал.
— Разумеется. — Мобли зевнул, демонстрируя безупречные зубы, которые казались белоснежными на фоне его коричневой кожи. — Увидимся утром, Рэднал.
Биолог едва сдержал раздражение — Мобли опять забыл вежливое обращение «вез».
В комнате Дохнора зажегся тусклый свет — читальная лампа на батарейках. Однако моргафец увлекся не книгой. Он сидел на койке, прислонившись спиной к стене и держа на коленях альбом для зарисовок. Слышно было слабое поскрипывание угля по бумаге.
— Что это он делает? — прошептал Фер вез Кантал. Двадцати лет мирного сосуществования оказалось недостаточно, чтобы приучить тартешцев доверять островному соседу.
— Рисует, — так же тихо ответил Рэднал; никто из них не хотел привлекать внимание Дохнора.
Ответ звучал вполне невинно. Однако интонация придала ему иной смысл.
— Судя по документам, он художник.
И опять интонация говорит о другом.
— Если он шпион, Рэднал вез, то взял бы с собой камеру, а не альбом.
— Верно, — кивнул гид, — но Дохнор дал обет их Богине.
Фер вез Кантал поперхнулся. Видимо, он знал обычаи верхушки военной касты Моргафа.