– Ну я не знаю прямо, детский сад какой-то!
– Нет, это правда. Валечка, миленькая, послушай... Да не отталкивай ты меня!
– Мне больно! Я опять вся в синяках буду! – заорала Валя.
– Ладно...
Илья нехотя выпустил ее из своих объятий. Сел на землю, опустив голову. Теперь она стояла над ним – в желтом измятом платье, с царапиной на ноге. Сердитая и испуганная.
– Зачем тебе я? Я вовсе не такая красивая и не такая умная... – примиряюще произнесла она.
– Это не важно...
– А что – важно?
– Ты убила меня... Я хотел быть первым и единственным, – с тоской произнес он. – А с ним тебе будет очень плохо. Вот увидишь – он тебя бросит.
– Даже если и так! Все равно, где логика? Где ваша хваленая мужская логика? Он меня бросит, и потому я должна быть с тобой... – передразнила она. – Ты меня любишь, и потому я имею право встречаться только с тобой... Ерунда! Я свободный человек, пойми!
– Нет.
– Но почему же – нет?!
– Потому что... Слушай, Валя... Впереди тебя ждет ад, – мрачно произнес Илья. Он был уже спокоен, и лицо его перестало дергаться. Он смотрел в сторону, куда-то на другой конец пруда.
* * *– «Я буду до-олго гнать велосипед... в глухих луга-ах его остановлю-у... нарву цветов... и подарю букет той девушке, которую люблю-у...»
– Клава, у тебя совершенно нет слуха, – хихикнула Анна Михайловна, сидя на веранде пироговского дома.
– У меня есть слух! – возмутилась Клавдия Петровна. – И голос тоже! Я, если хочешь знать, в юности в театральное поступала.
– Так чего же не поступила?
– Семейные обстоятельства помешали! Я замуж вышла, не до того было...
Клавдия Петровна перетирала тарелки к обеду, но разговор с соседкой отвлекал ее от этого занятия – вот уже битых полчаса она вертела в руках одно и то же блюдце со стертым золотым узором.
– Да-а, не везет нашей сестре... – задумчиво пробормотала Анна Михайловна. – Хотя раньше другие времена были. Лучше.
– Конечно, лучше! – горячо подтвердила Клавдия Петровна, размахивая полотенцем.
– Все было. В смысле в магазинах все было.
– Не то что сейчас!
– И люди были лучше.
– И люди! А сейчас прямо собаки, а не люди...
– Галина Викторовна рассказывала... это соседка моя в Москве, в соседнем подъезде живет... Была она в ФРГ, в командировке по дипломатической части. Говорит, наших туристов там издалека узнают – по выражению лица. И наши там ведут себя нехорошо – прямо все на корню скупают, даже перед немцами неудобно! Говорит, видела в магазине женщину из Саратова – так та скупила тридцать метров искусственного меха! Продавец ей прямо в лицо смеялся – зачем вам столько, спрашивал...
– Да...
– Помню, ходил у меня один в женихах, – перескочила с одной темы на другую Анна Михайловна. – Оч-чень приличный юноша. В техническом вузе учился... Студент. Руку и сердце предлагал.
– А ты? – с любопытством спросила Клавдия Петровна.
– Я отказала. Студент же! Нищий. Ни кола ни двора, одна стипендия... Мы бы с голоду подохли.
– М-да...
– Так что ты думаешь, Клава?.. – всплеснула пухлыми руками ее визави. – Он институт закончил, в аспирантуру поступил. А после еще чего-то там защитил... Ему квартиру дали, машину, дачу... Теперь он академик, член-корреспондент, и все такое... Господи, да ты его наверняка видела – по телевизору показывали, он с Капицей говорил на тему очевидного и невероятного...
– Неужели? – ахнула Клавдия Петровна. – Да-а, прогадала ты, Анюта, ох как прогадала!
– И я об этом... Но кто же знал, дорогая моя, что мой студентик на такие вершины науки взлетит?
– А ты любила его?
– Любила, – горько вздохнула Анна Михайловна. – Но что теперь вспоминать... Он мне звонил лет десять назад, хотел встретиться – как раз в перерыве между второй женой и третьей.
– А ты?
– Отказала.
– Но почему?!
– Я толстая была, – лаконично ответила Анна Михайловна. – Тогда у меня вообще пятьдесят восьмой размер был, к твоему сведению. Не захотела ему портить юношеские впечатления.
– Логично... Слушай, Аня, а если твоя в дом студента приведет, возражать будешь?
– Лидка-то? Не знаю, – вздохнула Анна Михайловна. – Посмотрим... Рано еще об этом думать.
– Как же рано-то – вон ходит все мимо вас...
– Кто?
– Да лоб этот... Серьезный такой, ни разу не улыбнется... Илья!
– Да, Илья, историк будущий. Ладно, мы посмотрим... Я включу телевизор? Сейчас новости должны быть...
– Ради бога!
Анна Михайловна затрещала ручкой переключателя.
– Вот, первый канал...
«На данный момент в СССР зафиксировано уже одиннадцать больных СПИДом. Из них – четверо детей, двое из которых уже умерли...» – сквозь треск и помехи раздался голос диктора.
– Вот напасть какая объявилась! – вздохнула Клавдия Петровна, уставившись на экран. – Раньше вроде ничего такого не было.
– У нас главврач говорила, что этот вирус вывели в секретных лабораториях ЦРУ, – сообщила Анна Михайловна, явно гордясь своей осведомленностью. – В основном передается половым путем.
– Да знаю я!
«...А теперь к зарубежным новостям, – прошелестел диктор. – Ряды «наци-скинхедов» в США продолжают расти, вызывая серьезную обеспокоенность властей. Недавно разбушевавшиеся молодчики разгромили китайскую прачечную в Сиэтле...»
– А это кто такие? – с любопытством спросила Анна Михайловна.
– Которые только своих признают, а все остальные для них – чужие. Вот увидит такой наци, что у тебя нос с горбинкой, и начнет метелить...
– У меня абсолютно прямой нос! – испуганно и возмущенно сказала Анна Михайловна, ощупывая свое лицо.
– Это я так, к примеру... Нос у тебя действительно ровный! – примирительно воскликнула Клавдия Петровна.
– Фу ты... Слава богу, у нас таких скинхедов нет. Люберецкие вот только – я про них в газете читала.
– А я читала, что люберецких тоже не существует. Якобы это все газетная утка. Надо же о чем-то журналистам писать!
– Клава, Клава, они не имеют права в газетах врать!
Во двор зашла Лида.
– Здрасте, Клавдия Петровна... Привет, ма. А где Валя?
– Здесь. Сейчас позову... – Клавдия Петровна обернулась в сторону двери и закричала: – Валя, к тебе Лида пришла!
Тут же из дома выскочила Валя – в легком светло-зеленом сарафане, с распущенными волосами. Она была похожа на русалку.
– А, Лидка... – обрадовалась она. – Привет!
«...Леди Диана Спенсер решила отказаться от мехов в своем гардеробе, – бубнил телевизор. – Ее отказ мотивирован тем, что принцесса решила выступить в защиту живой природы...»
Валя с Лидой отошли к забору.
– Валька, мы с Ильей на Иволгу идем, – прошептала Лида. – Пойдешь?
– Нет, сегодня не могу, – принужденно улыбнулась Валя. – Как-нибудь в другой раз.
– Когда – в другой? – удивилась Лида. – Ты прямо как эта... леди Диана!
– Лидка, честное слово, я не могу... Я обещала с дедушкой сегодня посидеть. Ты же знаешь, он такой старенький – как-никак семьдесят лет человеку! Ему, может, совсем чуть-чуть осталось!
– А, ну ладно... – разочарованно протянула Лида.
Валя виновато улыбнулась и потрепала подругу по пушистым выгоревшим волосам.
– Да ну тебя, Валька! – отшатнулась та. – Всю прическу мне испортила!
– Зачем тебе прическа, вы же на Иволгу идете...
– Что ты понимаешь!
Мимо, за забором, медленно проехала блестящая черная машина.
– Гуров! – прошептала Лида возбужденно. – Видела, а, Валька? Нехилое авто!
В машине, помимо Филиппа Аскольдовича, сидела его жена, а позади них – Марьяна. Она сосредоточенно лизала мороженое и с любопытством выглядывала из окна. Лида ослепительно улыбнулась и помахала Марьяне рукой. Та тоже нерешительно махнула в ответ.
– Кажется, в этот раз она меня узнала, – прошептала Лида. – Тоже мне леди Диана...
– Лидка, теперь ты всех будешь так называть?
– Нет, ты не понимаешь... Она соизволила обратить на нас внимание – на нас, на простых смертных!
– Я не понимаю, чего ты так злишься на нее, – укоризненно заметила Валя. – Как будто она в детстве отняла у тебя любимую игрушку!
– Пусть бы попробовала! Нет, я не злюсь... Просто я не понимаю, почему так – у одних есть все, а у других – ничего, – сердито произнесла Лида. – Ты обратила внимание, какая на ней была кофточка?
– Обратила... – Перед Валиными глазами все еще стояла эта картина – Марьяна в белоснежной, расшитой стразами и блестками (последний писк сезона!) кофте проплывает мимо за блестящим стеклом.
– Вот где она ее достала, а? Поди, папаша из заграницы привез! А какие заколки в волосах! Не удивлюсь, если это настоящие черепаховые гребни...
– Лидка, а ты вырасти и тоже стань адвокатшей. Будешь кучу денег получать, по заграницам ездить...
– Нет, я хочу все и сейчас!
– Нет, я хочу все и сейчас!
Они поговорили еще немного, а потом Лида убежала. Со странным чувством Валя посмотрела ей вслед. Она ей ничего не рассказала про Илью – слава богу, уже была научена. Лида бы опять обиделась на нее... «Она славная... только вот болтушка немного. Зачем-то рассказала Илье обо мне и о Ване, и этот Илья... Нет, не хочу с ним больше встречаться!»
Вечером к Пироговым зашел Иван.
– Ванечка! – обрадовалась Валя.
Он хотел обнять ее, но Валя поспешно отвела его руки:
– Ты что, а вдруг увидят? Идем на задний двор, посидим там...
Они сели на старую скамейку возле забора. Рядом буйно росли лопухи и крапива.
– Я так люблю тебя... – завороженно сказал он, проводя тыльной стороной ладони по ее щеке. – Что же делать?
– О чем ты?
– Я о том, как я люблю тебя.
– Так и я тебя люблю!
– Слушай, Валька...
– Что?
– Давай поженимся, – сказал он, глядя на нее сумасшедшими светлыми глазами. – Мы же знаем, что будем вместе до гробовой доски. Чего нам терять?
– Поженимся? – удивилась она. – Ты что! Кто же нас поженит! Мы по возрасту еще эти... недееспособные. Женят только в особых случаях – ну, ты знаешь, в каких...
– Ну и что! Давай сразу после школы поженимся. У тебя когда день рожденья?
– Четвертого декабря.
– У меня третьего октября. Как раз после десятого класса, в начале декабря, и поженимся! Нам обоим будет по восемнадцать. Вполне дееспособные... А что? Всего полтора года ждать!
– Хорошо, – сказала Валя. – Значит, ты, Ванечка, делаешь мне предложение?
– Ага! – ликующе сказал он.
Они обменялись быстрым поцелуем.
– А платье? – вдруг спросила она.
– Какое платье?
– Свадебное. Оно у меня будет?
– Конечно! – убежденно воскликнул он.
– И банкет? Чтобы Лидка была моей свидетельницей...
– И банкет, и Лидка, и Илья с моей стороны...
Тень пробежала по Валиному лицу.
– Ванечка, а деньги? – осторожно спросила она.
– Что – деньги?
– На все нужны деньги – на платье, на банкет, на все прочее... – нерешительно произнесла она. – Они у нас есть?
Но для Вани и это не было проблемой.
– Сейчас – нет. А потом – будут, – уверенно ответил он. – Вот как раз через полтора года, к свадьбе – будут. Я обещаю.
– Откуда? – удивилась Валя. – Знаешь, сегодня я слышала, как моя мама говорила с Лидкиной...
– О нас?
– Нет, не о нас. О том, что нельзя жениться, будучи нищим. Знаешь, мне кажется, мама не одобрит нас, если мы вот так – когда ни кола ни двора...
– Валька, глупенькая, я же тебе говорю – деньги будут! – засмеялся Иван, целуя ее.
– Ах, перестань... Если б у нас были предки богатые... Ты же знаешь, моя мать копейки получает. А твоя?
– Да, у нас тоже не густо. Отец пять лет назад от рака желудка умер, так что мы сами еле-еле концы сводим. Но про деньги – я серьезно, они у нас с тобой будут! Помнишь, я тебе про Гурова говорил? Он поможет. Мать к нему уже ходила, он в Москве хочет со мной встретиться. Говорит, что уже сейчас хочет предложить мне кое-какую работу – вроде помощника у него... Я буду учиться, а вечером ему помогать. Через полтора года у нас будет целая куча денег! И никто не сможет к нам придраться...
– Это здорово, – сказала Валя. Сердце билось у нее быстро-быстро – так подействовали на нее слова Ивана. Счастье было реальным и, если подумать, не таким уж и далеким – подождать нужно всего каких-то полтора года... – Я надеюсь, дедушка доживет до этого дня. Он такой славный, хоть и допек уже всех своей гидрологией...
Ваня опять поцеловал ее.
– Главное – чтобы ты не передумала.
– Я не передумаю, – твердо сказала Валя.
* * *Веселые годы,
Счастливые дни —
Как вешние воды
Промчались они!
Часть вторая Наши дни
Весна началась двадцать девятого февраля, неожиданно и скоропостижно. Еще накануне шел снег и было минус восемь, а на следующий день – раз, и все: засияло ослепительное, обжигающее зрачки солнце, потекли ряды сосулек, растущих под крышами, повалил пар от тяжелых шуб на прохожих, и в воздухе запахло особенным, каким-то декадентским запахом, который бывает только в городе и только ранней весной.
В такие дни не хотелось работать, а хотелось сидеть где-нибудь в тишине, изнемогая от неотвратимости времени, отсчитавшего очередной год, и жаловаться на авитаминоз и сезонную депрессию...
Вздыхая, Валя брела возле книжных полок – часть фонда подлежала очередному списанию – и вытягивала наиболее потрепанные и старые экземпляры. Это называлось – «визуальный осмотр». Списыванию подлежали не только ветхие книги, но и те, что устарели морально – шедевры кондового соцреализма, которые не интересовали даже литературоведов.
– Панферов, «Бруски»... – пробормотала Валя, пробегая взглядом по корешку. – На вид вполне приличные «Бруски», но в последние лет двадцать их ни разу никто и не спросил. Что ж, товарищ Панферов, кажется, ваш час пробил... А это кто у нас? Демьян Бедный... И вас на свалку истории! Гайдар, дедушка того самого? Нет, Гайдара оставим – классика как-никак, сама в детстве зачитывалась... Василий Казин тоже вызывает серьезные подозрения. Пойдем дальше. Ох, какая потрепанная книжка! Даже в руки взять страшно. «Три мушкетера». Не место им, таким затертым, на полке, надо сбегать в книгохранилище и заменить свежим экземпляром... А тут кто? «Малая земля» нашего дорогого Леонида Ильича... Что же с ней делать? Пожалуй, тоже придется утилизировать.
Совершая безжалостный отбор, Валя ничуть не мучилась угрызениями совести. «Визуальный осмотр» еще ничего не значил – из отобранных экземпляров надо было составить список, который отсылали в вышестоящую организацию – центральную библиотеку, возглавляющую звено из филиалов. Там списки внимательно прочитывались, и по ним составлялась директива – какие-то книги разрешалось выкинуть на свалку, а какие-то предписывалось поставить обратно на полку. Особенно доставалось трудам Маркса, Ленина и иже с ними – библиотекари регулярно пытались расстаться с ними, но «центральная» каждый раз трубила отказ, и труды основоположников возвращались на свои места. Потому как – история философской мысли, и ничего уже не поделаешь...
Набрав внушительную стопку книг, Валя оттащила ее к своему столу. «Потом, – лениво подумала она. – Все остальное – потом...» Поскольку посетителей не было, Валя забилась в дальний угол. Там было большое окно, заставленное цветами и отгороженное от зала огромной пальмой в кадке, стоявшей на полу. Она села на край подоконника, откинулась назад и закрыла глаза.
Солнце светило наискосок, слегка грея кожу, и в его лучах медленно переливалась золотистая пыль, щекоча в носу, пахло сырой землей из цветочных горшков. Монотонно билась о карниз капель снаружи, и этот звук навевал дрему, а также почему-то тревогу...
«Вот и зима кончилась... – потекли ленивые, бесполезные мысли, которые тоже бывали только ранней весной. – Год прошел, словно один день. Господи, так и жизнь промелькнет – не заметишь! И все как будто ждешь чего-то... А чего ждать, когда все есть – ну почти все, что женщине надо... Люди говорят, что я счастливая, и я сама про себя знаю, что счастливая, – так чего же мне еще надо?..»
Валя, не открывая глаз, протянула руку, щелкнула заколкой на затылке, и волосы свободной волной упали ей на плечи. Слегка потрясла головой, расправляя пряди, щекой продолжая чувствовать солнечное тепло. «И это последний день зимы! Если бы не високосный год нынче, был бы первый день весны... О чем я думаю – какие глупости... Но о чем мне еще думать?..»
Смутная тень промелькнула за сомкнутыми веками, на миг заслонив солнце. Валя открыла глаза и увидела Коваленко в черном длинном пальто нараспашку. Он стоял возле почерневшего, ноздреватого сугроба, обнимая одной рукой мокрый, точно вспотевший тополь с торчащими вверх голыми грубыми ветвями, и приветливо махая другой.
Валя махнула в ответ и равнодушно отвернулась.
Этот Коваленко какой-то странный. Нет, выглядел он безупречно – и темное пальто, и ботинки с модными носами, на удивленье чистые («ах, да, он же на машине...»), и костюм с галстуком, и русые волосы, зализанные назад, словно у какого-нибудь киногероя, и шикарная улыбка... Пожалуй, загвоздка именно в улыбке – Коваленко чересчур часто улыбался, словно только что выпил рюмку коньяка. Именно рюмку, и именно коньяка – потому что такие, как он, не пьют водки, да еще бутылками. Бизнесмен средней руки, офисный служащий, банковский работник... кто он там? Словом, яппи. Яппи – это недавно народившийся средний класс, словечко Валя вычитала из любимой еженедельной газеты.
Позади Коваленко стояла его машина, именно такая, какая и должна быть у яппи, – не супердорогая, но вполне приличная иномарка тысяч за десять-пятнадцать. У.е., разумеется. Это Наталья так сказала, потому что немного разбирается в машинах – ее первый муж был автогонщиком.