— Ага, их самых.
— Пока нет. Они же недавно начали, минут двадцать назад.
— А твое мнение? Как ты считаешь — самоубийство не липовое?
— Трудно сказать, — пожал плечами майор. — На первый взгляд смотрится оно вполне убедительно. Одно непонятно — если он решил свести счеты с жизнью, то зачем убивать Лаптева?! Ведь он же не жена-изменщица, которую муж пришил в порыве ревности, а после, плача от горя и отчаяния, пустил себе пулю в голову!
— Чужая душа потемки, — философски заметил я. — Всякое может быть…
И тут неожиданно меня посетила интересная мысль:
— Слышь, Костя, Кадкин-то раньше в КГБ служил!
— Ну и что?
— А то! В базе данных о нем должно содержаться немало информации, особенно если воспользоваться особым кодом доступа. Вдруг он не сам ушел из Конторы, а его «ушли»?! К примеру, из-за психического расстройства или склонности к половым извращениям!
— Однако ты загнул, — усмехнулся Костя. — И потом, разве ты знаешь «особый код»?!
— Рябов знает, — отрезал я, набрал мобильный номер шефа и попросил срочно перегнать на ноутбук Кадкина подробную информацию об усопшем. В том числе закрытую.
— Разумно, — одобрил Владимир Анатольевич, и через непродолжительный отрезок времени на экране появилась развернутая справка с грифом «Секретно». Полностью приводить ее не буду. (Много места займет.) Скажу лишь одно — мое предположение отчасти подтвердилось. В 1992 году Владимира Васильевича (тогда сорокалетнего полковника) досрочно отправили в отставку по состоянию здоровья. Врачи обнаружили у него вялотекущую шизофрению. Диагноз поставили после того, как он в истерическом припадке избил до полусмерти собственную секретаршу. (Чай, видите ли, долго готовила!) В результате девушка осталась инвалидом на всю жизнь. Поначалу Кадкина «закрыли» в Брюсовском СИЗО, хотели отдать под суд, но затем по настоянию следователя В.П. Сычева провели психиатрическую экспертизу, признали невменяемым в момент совершения преступления и потихоньку комиссовали вчистую…
— Ну-у-у, коли Кадкин шизофреник, от него можно ожидать чего угодно, — покачал головой Костя. — А искать мотивы теперь бессмысленно. У таких душа даже не потемки, а вовсе не пойми что!
— Согласен, — кивнул я.
Спустя некоторое время в «караулке» появился Кирилл Альбертович. Выглядел он неважно: опухшее лицо, слезящиеся глаза, сизый нос… На днях Ильин справлял свое 63-летие и, видимо, не до конца оправился от праздничных возлияний. Старик крепко дружил с «зеленым змием», что, впрочем, пока не мешало его работе. Более того, Ильин пользовался в Управлении огромным уважением, а начальство (по крайней мере, генерал Марков и полковник Рябов) испытывало к нему глубокое, заслуженное доверие как в профессиональном, так и в личностном плане.[15] Ильин был не только судмедэкспертом, но и специалистом самого широкого профиля. Альбертыч мог один с успехом заменить и анестезиолога, и реаниматора при проведении наркодопроса. Мог быстро, квалифицированно оказать помощь раненому. Отлично разбирался в ядах и противоядиях и т. д. и т. п. А в августе 2005-го он с успехом дебютировал в амплуа психоаналитика, сумев в одиночку вычислить неуловимого маньяка-убийцу.[16] Ему бы еще пить бросить, а то не дай Бог угробит себя водкой!..
— Лаптев убит из пистолета Кадкина, — голосом тяжелобольного сообщил Ильин. — А на самом Кадкине отсутствуют следы насилия. Либо он действительно застрелился, либо… выстрел произвел тот, кого покойный хорошо знал, кому стопроцентно доверял и от кого не ожидал ни малейшего подвоха. Более точные данные будут после проведения лабораторного анализа.
— Посмотрите, Кирилл Альбертович, — я указал на распечатку с ноутбука, — Кадкин-то, оказывается, того! — Я выразительно покрутил пальцем у виска.
— А-а-а, ну тогда понятно, — прочитав справку, вздохнул судмедэксперт, мутно глянул на нас с Костей и пожаловался: — Плохо мне, ребята! Голова по швам трещит!
— Так выпейте пива. В «Золотом блюде» хороший буфет, — посоветовал Костя. — Хотите, сбегаю?
— Нет, нельзя. Работа! — Альбертыч снова вздохнул, судорожно сглотнул слюну и удалился шаркающей походкой.
— Ра-бо-та, — с расстановкой повторил Сибирцев. — Ему проще. Взял труп, расковырял, написал заключение… Ну а нам с ними что делать? Допросить-то никак не получится!
— Тьфу, блин, совсем забыл! — спохватился я. — Типа со свернутой шеей Эмир опознал по фотографии. Это некто Аслан Теймуразов. А двоюродный братец его, Муслим, чемпион Европы по боям без правил и тоже наш клиент. Именно он был сегодня в номере с Асланом и еще с кем-то третьим. После полуночи Ваха должен принести в клюве точные координаты сего господина, а также сведения о взаимоотношениях тейпов Теймуразовых и Кадаевых. Проанализируем — и в путь. Завтра, думаю, можно будет брать голубчика!
— Слава Богу!!! — расцвел Костя. — Ниточка не оборвана! Вечером потолкуем с Эмиром, а пока… Гм! Давай запросим «базу» о Муслиме. Зачем попусту время терять, да и дополнительная информация не помешает…
Глава 6
Упоминавшаяся ранее конспиративная квартира (кстати, единственная, которую знал Эмир) находилась в престижном районе города на пятом этаже монументальной сталинской высотки. Она состояла из трех комнат и кладовки, иногда выполнявшей роль карцера. В августе 2004-го там провел пару неприятных часов Ваха Асланов, поскольку именно здесь проходила завершающая стадия его вербовки. С тех пор Эмир поглядывал в сторону кладовки с откровенной неприязнью. Видимо, не мог забыть прошлое…
Мы с Костей приехали на Смоленскую в начале двенадцатого и, приготовив себе кофе, расположились в одной из комнат. На днях квартиру использовал шеф для каких-то тайных дел, а посему она была чисто убрана, и мы не утопали в грязи и не чихали от пыли, как в ту памятную июльскую ночь, когда Ваха притащил сюда отрезанную голову Салаутдинова.[17] За окном сгустилась морозная ночь. Улицы, и днем-то немноголюдные, сейчас совсем вымерли. Лишь изредка по ним проносились одинокие машины. Размеренно тикали стенные часы на батарейках. И я, и Костя молчали. Сибирцев рассеянно просматривал заключение экспертов по четырем «вавилонским» трупам. А я в очередной раз перечитывал распечатку с базы данных о Муслиме Теймуразове. Ему посвящалось аж целых три страницы. Вот краткая выдержка: родился в Грозном в 1976 году в семье крупного партийного чиновника Ибрагима Теймуразова. С семи лет усердно и успешно занимался различными видами единоборств: боксом (где добился звания мастера спорта), карате (черный пояс второго дана) и самбо (первый взрослый разряд). В 1993 году отец отправил Муслима в Соединенные Штаты учиться на экономиста. Пока Теймуразов-младший грыз гранит американской науки, старший уехал из предвоенной Чечни и обосновался в Н-ске, где развернул прибыльный игорный бизнес. По совместительству он активно торговал наркотиками, за что и поплатился в конце 95-го. Нет, предприимчивого нохчу не арестовали наши доблестные «органы», в насмешку названные «правоохранительными». Папашу Ибрагима грохнули конкуренты из таджикской наркомафии. Средь бела дня взорвали в центре города, вместе с новеньким «Мерседесом». Семейный бизнес возглавил его брат Дука. Муслим, узнав о гибели отца, спешно вернулся в Н-ск. Чем он тут занимался — неизвестно, но несколько месяцев после его возвращения в окрестностях Н-ска находили страшно изуродованные трупы видных представителей таджикской диаспоры. В 1997 году Муслим Теймуразов принял участие в отечественных соревнованиях по боям без правил, на которых занял третье место. В 1998-м женился. Имеет двух сыновей. Супругу зовут Лейла, мальчиков — Шамиль и Ахмет. В 2002 году стал чемпионом Европы и с тех пор больше не выступал, предпочитая пожинать лавры. При финансовой поддержке дяди он основал в городе ночной клуб «Центурион», ставший эдакой полуспортивной тусовкой, где вовсю процветал культ личности Муслима. Сведениями о его связях с мятежниками и непосредственном участии в наркобизнесе база данных не располагала…
Стрелка часов перевалила за полночь. Из соседних комнат, из холла, из коридора периодически доносились подозрительные стуки, шорохи и поскрипывание половиц. Ни я, ни Костя не были суеверными, но иногда (по крайней мере, у меня) по коже пробегали мурашки. Поблизости едва ли не физически ощущалось постороннее, враждебное присутствие. Или просто мерещилось с усталости? Не знаю! Однако конспиративная квартира ФСБ и впрямь не лучшее место для ночного времяпрепровождения. Здесь столько жутких тайн зарыто, о большей части коих мы даже не подозреваем!
— Надо бы священника пригласить, освятить тут все, — словно прочитав мои мысли, сказал Сибирцев.
— Опять ведь загадим, — вздохнул я. — Грязная у нас работа, брат!
— И тем не менее.
— Да разве кто спорит?! Завтра же поговорю с шефом.
Послышался условный звонок в дверь.
— Ваха пожаловал, — констатировал Костя, направляясь открывать. — Надеюсь, без очередной головы в сумке!
Эмир вошел в комнату, не снимая дубленки, серо-зеленый от холода, с заиндевевшими усами. Зубы агента выбивали мелкую дробь.
— На, согрейся. — Я кивнул на дымящийся кофейник.
Стянув с руки перчатку, Ваха наполнил до краев большую чашку, обжигаясь, выпил, хрипло перевел дыхание и, немного порозовев, уселся в кресло.
— Задали вы мне работенку, — проворчал он.
— Устал, бедненький! — фыркнул я. — Перетрудился, аж с ног валится! Может, постельку ему постелить?
— Зря смеешься, командир, — насупился агент. — Задание действительно было непростое. Ладно бы я интересовался будущим деловым партнером или кровником, а тут…
— Хорош базарить, — прервал его Сибирцев. — Ты раздобыл нужную информацию?
— Да.
— Тогда выкладывай!
Эмир окинул нас хмурым взглядом, налил себе еще одну чашку кофе и начал рассказ…
Выше я уже упоминал, что агентурные источники куда надежнее электронной базы данных. Во-первых, они гораздо осведомленнее, а во-вторых, «базовые» сведения зачастую устаревают. Так получилось и на сей раз. Оказывается, Муслим Теймуразов вот уже три месяца постоянно проживал с семьей в Питере, а в Н-ске появлялся наездами. (В «базе» об этом ни полслова!) Чем обуславливалась миграция чемпиона в северную столицу, Асланов не знал. Не знал он также, где именно в Н-ске Муслим остановился в последний свой приезд и когда собирается обратно к жене и детям. Но одно мог утверждать с уверенностью — отправится он туда не раньше сегодняшнего утра. А сейчас он наверняка в «Центурионе», отмечает четвертую годовщину победы в чемпионате Европы. Это происходит каждый год, и обязательно в ночном клубе «Центурион». На празднество собираются друзья, знакомые, поклонники Муслима и устраивают ему настоящую овацию. Парень с наслаждением купается в лучах всеобщего восхищения и ни разу не пропустил чествования, даже в прошлом году, когда его мать схлопотала обширный инфаркт и умирала в реанимации. И еще, в сей знаменательный день (вернее, ночь) обычных посетителей в клуб не пускают. Вход только по пригласительным билетам… О каких-либо разногласиях между тейпами Теймуразовых и Кадаевых Вахе узнать не удалось. К следующему вечеру он обещал навести более подробные справки…
— Наши действия? — выпроводив агента за дверь, обернулся ко мне Сибирцев.
— Отправляемся в «Центурион» чествовать чемпиона, — усмехнулся я. — Иначе ищи его потом как ветра в поле. Ведь далеко не факт, что после убийства Кадаева Муслим вернется обратно в Питер. Может затаиться, на дно залечь.
— Я бы на его месте уже залег, — с сомнением покачал головой Костя. — И точно похерил бы всякие «чествования». Боюсь, зря прокатимся.
— То ты, а то он, — не согласился я. — Наш Муслимчик страдает звездной болезнью в острой форме, а гордыня, друг мой, страшная штука! Вот увидишь, будет он в клубе, обязательно будет!!!
* * *«Центурион» располагался в северной части города и занимал отдельное трехэтажное здание с претензией на готику. Над дверями сияло разноцветными огнями огромное панно с названием клуба и стилизованным изображением двух полуголых мужчин, сцепившихся в жестокой схватке. Неподалеку от входа, на обнесенной цепями автостоянке, теснились дорогие иномарки. За стеклянными вращающимися дверями сурово бдили два шкафообразных охранника в костюмах с иголочки. Скромно миновав сие великолепие, я остановил служебную «Волгу» за углом и вместе с Костей вышел из машины. Пригласительных билетов у нас, понятно, не было. Предъявлять фээсбэшное удостоверение мы тоже не собирались. Зачем портить людям праздничное настроение? Лучше потихоньку, с черного хода… После недолгих поисков таковой обнаружился с тыльной стороны здания, в полутемном захламленном дворике. Он представлял собой обитую жестью дверь без ручки. По обе стороны от нее высились мусорные баки, до краев наполненные пищевыми отходами. Вероятно, ход вел на кухню. Безуспешно поискав звонок, я постучал кулаком по жести. Спустя секунд десять внутри послышались тяжелые шаги, хриплый кашель, невнятное бормотание на чеченском. И перед нами предстал здоровенный детина — красномордый, усатый, с объемистым пузом, облаченный в замызганный поварской халат, со столь же замызганным колпаком на голове. От детины ощутимо попахивало спиртным.
— Чиго хочишь? — недружелюбно осведомился он.
— Внутрь пройти. У вас тут вкусно пахнет, — вежливо ответил я.
— Поройся в памойка, русский собак! Можат, кост найдош. А я тибе памагу! Морда туда суну! Га-га-га! — в восторге от собственного остроумия работник кухни громогласно заржал, попытался ухватить меня за воротник, но не успел. Не став баловать пьяного хама особыми изысками, я немного присел, саданул ему кулаком в пах и, когда он согнулся, добавил локтем по затылку. Сдавленно хрюкнув, бугай лишился чувств. Поясом от халата мы быстро связали ему руки за спиной, затолкали в рот скомканный колпак и прислушались — ни звука!
— Давай в дом затащим, а то околеет на морозе, — шепотом предложил Костя.
— Давай, — согласился я, подхватывая детину за ноги.
Сибирцев взялся спереди. Стараясь не шуметь, мы занесли бесчувственное тело в узкий извилистый коридор, с грехом пополам запихнули в чулан для швабр и закрыли снаружи на крючок. Откуда-то спереди тянуло аппетитным ароматом чего-то жареного. Похоже, там находился «горячий цех». Никаких ответвлений у коридора не было. Пришлось идти напролом. Шагов через пятнадцать мы уткнулись в дощатую дверь. Из-за нее доносились мужские голоса. Разговор велся по-чеченски.
— …Аслан запропастился?! — возмущенно спросил кто-то.
— Стук ему померещился, — усмехнулся второй собеседник. — Спьяну, наверное.
— Ведет себя, как неверный пес, — зло процедил первый. — Нет, я понимаю, можно выпить вечером, когда Аллах не видит, но не на работе!!! Пойду поищу придурка, а то еще спать завалится.
Дверь отворилась, из «цеха» вышел узколицый пожилой нохча в крахмальном халате и… замер, ошалело глядя на уткнувшийся ему в живот ствол «ПСС».
— Спокойно, папаша, не шуми. Тогда жив останешься, — тихо посоветовал я.
Повар поспешно кивнул.
— Сколько вас тут?
— Трое вместе с Асланом, — одними губами ответил он.
— Ваша кухня для посетителей клуба?
— Нет, та в другом крыле. А эта для обслуги и охраны.
— Эй, Вагит, ты с кем разговариваешь? — громко спросил приятный баритон.
— Скажи, мясо привезли. Пусть поможет, — зловеще сузил глаза Сибирцев. — Ну-у?!
— Мясо привезли, Сулейман. Давай помоги, — послушно продублировал Вагит.
— Иду! — Очередной чеченец оказался ровесником предыдущего, но гораздо шире в плечах. Завидев нас, он разинул рот, собираясь позвать на помощь, однако Костя упредил его намерение — коротко, без замаха, врезав кулаком в челюсть. Сулейман молча рухнул на пол.
— А где это Аслан мог спать завалиться? — полюбопытствовал я.
— Вон, комната отдыха. — Вагит указал глазами на неприметную дверцу в стене, на которую мы раньше не обратили внимания.
— Ну-с, тогда поднимай приятеля. Сейчас отдохнете! — Я посильнее нажал стволом.
Чеченец испуганно охнул…
Комната отдыха представляла собой небольшое помещение с деревянными топчанами, с обшарпанной тумбочкой и со свернутым в рулон молитвенным ковриком у стены.
Подробно расспросив Вагита о внутренней планировке клуба, о наличии в нем Хозяина, о плане сегодняшних торжеств и о системе охраны, мы крепко связали поваров (Сулейман до сих пор не пришел в себя), заткнули им кляпами рты и, без задержки миновав кухню, поднялись на второй этаж. Время близилось к трем часам ночи, и нам следовало занять «зрительные места» до окончания главного представления…
Глава 7
Просторный зал был заполнен хорошо одетыми горцами (сплошь мужчинами). Они сидели за столиками, ели, пили, курили и с интересом наблюдали за установленным в центре гигантским аквариумом из пуленепробиваемого стекла. В нем по колено в грязи дрались две абсолютно голые дамы. Они таскали друг дружку за волосы, вцеплялись ногтями в лица, поскальзывались, падали, яростно шипели… Публика подбадривала «гладиаторш» насмешливыми возгласами. Неподалеку возвышалось нечто вроде трибуны, и там за инкрустированным серебром столиком устроился виновник торжества: хмурый, с загипсованной рукой, с подбитым глазом (тоже моя работа) и облаченный в чемпионский пояс поверх костюма. Со слов Вагита я знал — в аквариуме сейчас сражаются проститутки, случайно подобранные на улице. В качестве гонорара им обещали по пять тысяч долларов за участие и десять тысяч отдельно победительнице. Платить, правда, никто не собирался. Несчастных девчонок элементарно обманывали. Поле «боя» аквариум спустят в подвал на специальной платформе, «гладиаторшам» предложат пройти в душ, а затем отдадут на потеху обслуживающему персоналу (если девушки не сильно изуродовались). А если сильно, просто выгонят взашей. Но это все будет происходить в подвале, а на поверхности — Муслим поднимется из-за стола и толкнет речь, типа: «Вы видели, как дерутся бабы. Безобразное зрелище! Женщины не должны лезть в мужское дело. Так выпьем же за настоящих мужчин!»