Глава 3
В восемь утра из ворот имения неторопливо выехал микроавтобус и взял курс на Париж. Один из пассажиров, доктор, не успела машина тронуться, вновь провалился в сон, а Багрянский стал обсуждать с водителем, по какой дороге быстрее добираться до столицы.
Неизвестно, что именно заставило Льва обернуться в сторону мэрии, но он заметил тронувшийся вслед за ними большой черный джип с затемненными стеклами.
– Погляди назад, – тронул он Арсена за плечо. – Видел когда-нибудь в ваших местах эту машину?
Водитель округлил глаза:
– Нет, на таких здесь не ездят. Дороги узкие.
– Тогда знаешь что, езжай-ка старой дорогой, через деревни.
Каким-то шестым чувством Лев неожиданно для себя предположил – не за ними ли следят? И глубоко не анализируя, как и почему, решил, что на трассе следить за ними будет легче, чем на местных проселках, где такая приметная машина постоянно будет на виду.
Микроавтобус неуклюже рванул вперед и резко ушел влево, на грунтовку, где еще строилась новая трасса на Руан. Затем машина нагло проскочила под «кирпич» и въехала на недостроенный мост, уже перекинутый через трассу, и, сколько было мочи в двигателе, помчалась вперед.
Табачников испуганно приподнялся на сиденье:
– Что случилось?
– Спи, спи, – попытался успокоить его Лев. – Ты же говорил, что у нас ланч в час, а выехали по твоей милости мы поздно.
– Это не я. Это кальвадос. Зачем только я эту дрянь пил?! Голова – как пустой сундук.
– Ничего, пока доедем до Парижа – придешь в себя.
Водитель Арсен творил за рулем чудеса. Он тихо дал понять Багрянскому, что пару раз за время его препираний с доктором видел черный джип. Вывод был неутешительным, но вполне очевидным.
Лев тоже наклонился к уху водителя и велел ехать спокойнее. И лишь под Парижем попытаться уйти от преследователей. Мелькающие за окном милые ухоженные французские деревеньки на какое-то время отвлекли Льва от мрачных мыслей. Но ненадолго. Всю историю создания меморандума Уралова, которую теперь Багрянский знал в подробностях, а о разворачивающейся борьбе вокруг него догадывался, напоминала, по меткому выражению Духона, самый настоящий коллапс власти. Все ее дряхлеющие сосуды жизнеобеспечения, похоже, наглухо были закупорены пробками больших и маленьких проблем, которые уже никогда ни при каких обстоятельствах не раскупорить.
Так что рано или поздно наступит коллапс, как наступает он у безнадежно больного человека, агонизирующего от беспомощности врача в безнадежно агонизирующем от своей беспомощности госпитале в безнадежно агонизирующем от своей беспомощности городе в безнадежно агонизирующем от своей беспомощности государстве.
Это и есть Красный коллапс. Потому что в отличие от коллапса, наступившего у больного, у него нет медицинских причин. Только исключительно исторические, только социальные, только политические. Меморандум пятнадцати гарантов, включая Уралова и его преемника, – это диагноз. А люди вокруг лишь его заложники.
– Так куда ехать? Мы уже под Парижем!
Вопрос Арсена встряхнул Льва. Он посмотрел по сторонам и увидел, что они уже в пригороде Версаля.
– Лёня, где ты назначил встречу?
– В ресторанчике, который в переводе на русский называется «У него». Это недалеко от церкви Дома инвалидов. Я покажу, когда подъедем.
Лев легко припомнил этот ресторанчик, когда прошлым летом, накануне пятидесятилетия Духона, приглашал его туда.
– Молодец, Лёнечка, не знаю, как пройдет встреча, но ресторанчик стоящий, – похвалил он доктора.
– А может, заедем сначала в отель, приведем себя в порядок, а потом уж на встречу? – предложил Табачников.
– Не успеем. Пока поселимся, пока будем пробираться по центру, словом, опоздаем.
На самом деле Лев исходил из другого посыла. Неизвестно откуда взявшиеся преследователи, наверняка знающие о пристрастиях Духона в Париже, будут искать его именно в отеле «Ритц». Значит, появляться там вообще не следует.
Без десяти минут час они были у ресторана и расположились в углу у окна, слева от входа. Тут же прибежал официант с корзиной хлебов и колбас. Он поставил все это на стол и без слов положил рядом острый нож. В этот ресторанчик случайные посетители практически не заглядывали, а завсегдатаи знали подобную привычку хозяев угощать гостей замечательными колбасами, привезенными в основном из французских Пиренеев, Эльзаса и Тулузы.
Пару лет назад президент Ширак принимал здесь молодого Президента России. Высокие гости, судя по тому, что рассказывали как-то Духону и Льву хозяева этого заведения, остались довольны.
– Смотри, приехал. – Табачников указал через окно на высокого полноватого, уже немолодого мужчину. – Это месье Паскуа, сейчас он на пенсии, а был министром Франции.
Посетителя узнали, пожалуй, все – и сидящие за столиками люди, и официанты, и хозяин, который бросился к дверям его встречать.
Хозяин уважительно посмотрел на столик в углу, куда присел бывший министр. И вызвался сам принять заказ. Лев заказал себе жареные лягушачьи лапки и жаркое из молодого петушка, приготовленного в вине. Табачников – холодный фуа-гра и стейк из молочной нормандской телятины, а месье Паскуа – протертый креветочный суп и рыбу на гриле. Ему же было доверено выбрать вино.
Когда хозяин отошел, довольный заказом, бывший министр первым спросил:
– Ну что там у вас снова стряслось в России? Бедная Россия, – добавил он на русском, который когда-то даже учил. Впрочем, безуспешно. Не Ширак.
Леонид охотно пустился рассказывать, время от времени обращаясь к Льву за уточнениями.
Гость устало слушал, тяжело вздыхая.
– Я всегда любил Россию, особенно после знакомства с месье Леонидом. Когда у вас страна перестанет болеть? – спросил он, явно не ожидая, что сидящие перед ним уже седые люди, совсем не намного моложе его самого, ответят на этот чисто риторический вопрос.
Поэтому Лев без излишних предисловий, коротко попросил:
– Здесь, во Франции, нам нужны ответственные люди. Господа, от имени которых мы сейчас говорим, а Леонид Михайлович практически перечислил их всех, справедливо опасаются, что в какой-то момент окажутся не в состоянии противостоять нынешней российской государственной машине.
Пока Табачников переводил, он жадно сделал глоток воды и продолжил:
– Вы заметили, что большинство из названных гарантов меморандума Уралова сейчас отошли от активной политической жизни своей страны? И предвосхищая ваш вопрос, сразу скажу, что никто не жаждет собственного политического возрождения. Как поется в одной из наших песен: просто за державу обидно.
Месье Паскуа понимающе кивнул. Он тоже сегодня был одним из бывших. И ему тоже наверняка нравилось далеко не все, что происходит в сегодняшней Франции. Но он жил в стране несколько иных ценностей и гражданских институтов, управляющих этой страной. И в этом смысле за свою страну месье Паскуа был спокоен. Другое дело – Россия.
– Продолжайте, пожалуйста, – попросил он.
– Да, собственно, и продолжать нечего, – сказал Табачников. – Тем, кто командировал нас на встречу, просто нужны союзники в Париже, Лондоне, в Италии, которые в случае необходимости смогут совместными силами возбудить общественный интерес к этой угрожающей всему просвещенному миру весьма трагической ситуации. Простите, что я несколько высокопарен.
Бывший министр замахал руками:
– Чем же я сейчас могу помочь?
Услышав об идее приема гостей из России у господина Люка Мартена, месье Паскуа задумался.
Закуски на столе стояли нетронутыми, что было совсем не в духе парижской стилистики общения за столом.
– Вы знаете господина Мартена? – весьма глупо спросил Лев.
– Кто не знает Люка, – перевел его ответ Табачников.
– Идея интересная, и я вам, несомненно, постараюсь помочь. Только дайте мне пару дней. Так сказать, подумать и договориться… – сказал француз. – А что касается гарантов, если моя скромная персона будет угодна, то я готов. Уверен, что привлеку еще ряд уважаемых в нашем обществе людей, которым небезразлична судьба России в контексте европейской цивилизации. Заранее прошу прощения, что теперь я уже говорю несколько высокопарно. Позвоните мне послезавтра. Я расскажу о переговорах с Мартеном. Кстати, поймать мэтра – тоже проблема. А также назову имена политиков и общественных деятелей, которых смогу привлечь, как вы сказали, в случае необходимости.
Все как-то дежурно «поклевали» из тарелок, оставив большую часть еды нетронутой, что привело в смятение персонал ресторанчика. Табачников даже попытался извиниться, уверив хозяина, что имеют место совсем не гастрономические причины. Когда собеседники дружески распрощались, солнце уже опустилось за купол церкви Дома инвалидов.
– Когда у нас ужин с твоим врачом?
– В семь я должен позвонить ему и узнать место встречи. А вообще-то планировали на девять, – сообщил Лёнечка. – Если ужин пройдет так же вкусно, как и обед, я повешусь.
– Зато поговорили хорошо. Спасибо, – искренне поблагодарил друга Лев. – Только вот сроки… Духон торопит. Его можно понять. Но делать нечего, подождем до вечера.
– Надеюсь, будем ждать в отеле, а не на скамеечке? Вы обычно в «Ритце» останавливаетесь?
– Это Духон останавливается, а я – где удастся.
Лев по-прежнему не хотел посвящать друга в тонкости утренней езды под зорким оком преследователей. Гадая, где приткнуться до вечера, он вспомнил рассуждения Духона о том, как спецслужбы отслеживают передвижение интересующих их персон по свету. Буквально через пять минут после того, как ты зарегистрировался практически в любом, если это только не ночлежка, отеле, данные паспорта скачиваются в компьютерные сети Интерпола, а уж оттуда расхватываются спецслужбами мира. Если, разумеется, против твоей фамилии заранее выставлен красный флажок. Не надо быть разведчиком, чтобы предположить: если за Табачниковым следят, то стоит мелькнуть его фамилии, как черный джип или другой джип будет дежурить у отеля.
– А это нам нужно? – неожиданно произнес он.
– О чем ты? Что нужно? – заинтересовался Лёнечка.
– Да это так, – сразу не нашелся что ответить Лев. – Дай мне возможность сделать пару звонков. Кстати, у тебя здесь нет знакомых, чтобы остановиться на ночлег?
– Совсем обнищали, на отель денег нет?
– Не в этом дело. А между прочим, ты разве будешь против, если за одну «нештатную» ночь заработаешь, например, тысячу евро?
Табачников задумался.
– Ты думай, а я позвоню.
Лев полез в портмоне и достал весьма потрепанный листок бумаги, на котором явно нетрезвой его собственной рукой было накарябано: Baccarat restaurant, place des Etats-unis, 16 areas. Sandrin, tel.: 0679786430.
Зайдя в телефонную будку, Багрянский сосредоточился. Его весьма слабый английский не позволял говорить «с листа», сначала надо было мысленно извлечь из памяти тот набор фраз, который мог понадобиться в разговоре. И лишь потом набрал номер.
– Сандрин, привет. Это тот русский, который как-то давно любил тебя в маленькой мансарде под крышей на Итальянском бульваре.
– А потом на два года исчез? Привет, месье Лев. В следующий раз ты снова позвонишь через два года?
– Не надо упреков, Сандрин. Ради той одной ночи ты должна помочь мне. Поверь, что моя просьба очень важна. За мной и моим другом следят, мы не можем остановиться в отеле. Прошу приютить нас на эту ночь.
– Оля-ля! Что ты натворил?
– Я тебе все расскажу, точнее, что смогу. Это не моя тайна.
Лев уже не находил нужных слов в своем запаснике английского языка. Но неожиданно Сандрин сказала:
– Говоришь, вас двое. Кто второй?
– Очень уважаемый человек у нас, в Москве. Профессор медицины. Прекрасно говорит по-французски. В Париже его тоже знают.
– Хорошо, приходи в ресторан, посидим вчетвером, пообщаемся, а там видно будет.
– Извини, дорогая. Но у нас очень важная деловая встреча. Из-за нее мы и приехали в Париж. Поэтому мы можем встретиться не раньше часов одиннадцати. Прошу, рискни. Два года назад ты же рискнула?
– И что я получила?! Еще одну интрижку. Знаешь, сколько их у меня было! Надежды – разочарования. Разочарования – надежды. Ладно, это не важно. Ты помнишь адрес?
– Найду, – уверенно сказал Лев и повесил трубку.
– А я и не знал, что ты так долго можешь говорить по-английски, – удивился доктор, который ничего не понял из разговора. – О чем вы говорили? Женщина? Я понял это по твоим масленым глазам.
– Нужда заставит, и ты заговоришь. Все остальное – вечером. Поздно вечером.
Вечер был теплым. Друзья забрели в какой-то парк, где можно было беззаботно посидеть на скамеечке, расслабиться и подремать оставшиеся до ужина пару часов. Уйдя в себя, Багрянский живо вспомнил длинноногую смуглянку Сандрин, с которой они познакомились в магазине Gucci недалеко от церкви Святой Магдалины. Она настолько хорошо обслуживала Духона, что тот закупил целый гардероб. Стройная, затянутая во все черное, Сандрин не могла не понравиться. И девушка была не против познакомиться с Александром поближе: в том, как он выбирал одежду, обувь, за версту чувствовалась порода и присутствие больших денег. Эти несомненные достоинства прямо-таки витали в воздухе, как запах туалетной воды от Тиффани, который Духон предпочитал всем другим. Словом, он не мог не понравиться такой девушке, как Сандрин, которая, не долго думая, продиктовала свой адрес и телефон.
Увы, его друг Духон никогда не был склонен к рискованным и авантюрным знакомствам. Как бы ни была хороша и обольстительна Сандрин, он сумел сдержать свои эмоции.
Той же ночью, после изрядного количества виски в баре отеля «Ритц», когда друзья разошлись по номерам, Багрянский сам набрал номер телефона Сандрин.
– Это не он. Это тот, у кого осталась записка. Такая перемена возможна? Или я crazy?
– Найдешь мой дом или тебе объяснить?
– Такси привезет. – Его сердце колотилось, как на финише у победителя марафона.
К девяти вечера Табачников и Лев уже находились в рыбном ресторане «Гуммар», куда их пригласил известный врач и близкий друг Леонида Клод Даву. Тот самый, который был родом из городка Кан. Он был примерно одного возраста с Табачниковым. Наблюдая их сердечные объятия, Лев вдруг понял, что именно встреча с Клодом принесет им удачу.
Как раз в эти минуты позвонил Духон, которому не терпелось узнать результат переговоров.
– Ну что скажешь? – спросил он.
– Пришли на вторую встречу. Так что по окончании перезвоню. А с месье Паскуа, по-моему, все прекрасно. Правда, он взял тайм-аут, чтобы дать ответ послезавтра.
На другом конце провода Духон, похоже, чертыхнулся. С его характером всегда надо было получать все и сразу:
– Что я буду говорить завтра?
– Во-первых, через час-два я тебе перезвоню. Может, будет больше конкретики. Ну, я отключаюсь, послушаю, о чем там они толкуют.
Табачников с Даву уже пили вино, и доктор, увидев Багрянского, сообщил:
– Ты прости, но я уже ввожу Клода в курс дела. Так будет быстрее.
У него был очень звучный и красивый французский. Приятно слушать.
Когда Табачников закончил монолог, Клод обратился непосредственно к Багрянскому:
– Наш друг сказал, что вы сформулируете мне задачу.
Переведя его слова, Леонид добавил от себя:
– Всю политическую подоплеку я Клоду изложил. Даже твоими словами. Но он не месье Паскуа. Я имею в виду то, что он не политик, а мой коллега и друг. Поэтому говори сразу суть.
Лев понимающе кивнул и, повернувшись к парижскому врачу, сказал:
– Задачу нам сформулировал господин Духон, а перед ним ее поставили ряд известных и достойных людей России, включая семью самого Уралова.
– Да, я слышал, что господин Духон в разное время был близок с этой семьей. Правда, не знаю, хорошо это сейчас или плохо.
– Этого сейчас никто не знает.
«С ним надо говорить открыто и без всяких там соломенных подстилок», – подумал Лев.
– Нам надо собрать всех гарантов меморандума не позднее конца мая в Нормандии, причем желательно на приватной вечеринке у господина Мартена. Вы знаете, что он поселился недавно рядом с Духоном?
– Как же не знать, я был среди приглашенных в его имении. Мы с Люком достаточно близки, особенно после деликатной операции, которую я сделал ему пару лет назад. – Табачников быстро переводил, не стараясь скрыть своего ликования. – Сами понимаете, дать за него ответ относительно приема я не могу. Но поскольку Леонид выражает такую тревогу по поводу того, что я от него услышал, я постараюсь донести ее и до моего друга. Да, именно друга. Хотя у нас и наблюдается некоторая разница в возрасте.
– Когда? – не выдержав все нарастающего напряжения, довольно бесцеремонно спросил Багрянский.
Клод Даву поднял на него такие же, как у Табачникова, усталые глаза и, прочитав всю бурю нескрываемых переживаний на лице Багрянского, совсем уж неожиданно предложил:
– Хотите, я сделаю это прямо сейчас?
Он подозвал официанта и попросил принести стационарный телефон.
– Алло, Люк, привет. Ты в своей деревне? Ах, даже в ночном колпаке? Прости.
Табачников по ходу комментировал разговор Клода с Мартеном:
– Судя по всему, режиссер предложил Клоду приехать… А сейчас он говорит режиссеру, что дело безотлагательное и крайне важное. Сейчас он сообщил, что рядом с месье Мартеном поселился русский олигарх, друг бывшего Президента Уралова, а еще – что он срочно хочет познакомить Мартена с русскими. Остальное – не для ресторанных и телефонных ушей. – Табачников замолчал, пытаясь догадаться, что говорят на том конце провода.
– Удача! – закричал Клод, повесив трубку. – Он ждет нас завтра в девять на легкий ужин.
Он радовался не меньше своих русских гостей, наслаждаясь, нет – упиваясь впечатлением, которое он произвел этим сообщением.
– Теперь мне наконец-то дадут поесть? – обрадовался Леонид. – Как ты думаешь, надо ли рассказывать Клоду о нашей встрече с месье Паскуа и его желании оказать нам содействие?