Он решил попытаться доехать до Химок. Хоть и маленький город, но не смогут же они останавливать каждого прохожего.
Внезапно впереди на дороге образовалась пробка. Сквозь метель Варяг сумел разглядеть несколько красных огоньков. Похоже было, что впереди, метрах в шестидесяти, несколько машин стоят с включенными габаритами возле обочины. Что бы это могло означать? Возможно, ремонт дороги, сужение, а может, авария, которая вполне вероятна при таких погодных условиях. Ну а если все же милицейский контроль? Рисковать он не мог. Слишком много уже прошло времени.
— Будем считать, приехали, — сквозь зубы сказал Варяг и свернул на обочину.
Остановив «пазик», Варяг вынул из кармана пистолет, проверил обойму, затем снял его с предохранителя и положил в боковой карман. Во внутренний карман дубленки он сунул бутылку «смирновки» и быстро вышел из автобуса.
Теперь он видел, что стоявшие впереди машины отъезжали, а на их место становились, подчиняясь чьему-то невидимому приказу, новые. Шмон. Точно шмон.
Нужно было как-то обойти это место и добраться до ближайшей автобусной остановки. Отойдя метров на двести назад, Варяг, спрыгнув с обочины, перебрался через заваленную снегом глубокую канаву и под надежным прикрытием снегопада скрылся в перелеске. Он не стремился уйти далеко от дороги, а старался сделать так, чтобы его лишь не было видно. Прячась за кустарником и деревьями, Варяг быстро миновал опасное место. На шоссе милицейский наряд на двух «Фордах» с выключенной иллюминацией без разбору «потрошил» все направляющиеся в Москву автомобили, не пропуская ни иномарку, ни заляпанный грязным снегом «КамАЗ», ни рейсовые автобусы.
Варяг благополучно обошел пост и, по-прежнему держась на безопасном расстоянии от шоссе, энергично двигался в сторону Химок, огни которых маячили впереди. Лес кончился, но Варяг долго еще пробирался через пустырь, через какие-то новостройки, и благодарил бога, что менты не выставили оцепление на всех подступах к Москве. Вконец измотанный, обессилевший, к десяти часам Владислав оказался в центре Химок у автобусной остановки, откуда в Москву к метро «Речной вокзал» ходили несколько городских автобусов. Зайдя в подъезд соседнего дома, он отряхнулся, привел себя в порядок и, слегка отдышавшись, стал дожидаться автобуса, поглядывая в окошко на остановку.
По противоположной стороне Ленинградского шоссе с воем и включенной иллюминацией из Москвы пронеслись несколько патрульных милицейских машин. И хотя под Новый год много чего могло произойти на дорогах Подмосковья, у Варяга были все основания полагать, что эти отправились по его душу. На остановке собралась уже приличная толпа пассажиров. Они с нетерпением ожидали автобус, переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на большие светящиеся часы напротив остановки. Варяг быстрым шагом вышел из своего укрытия лишь тогда, когда замелькали огни приближающегося автобуса. Благополучно слившись с толпой, чудом избежав встречи с двумя патрульными милиционерами, он сел в автобус, забился в угол и, закутавшись в воротник дубленки, облегченно вздохнул: неужели спасен?
* * *— Восемнадцатый, доложите о результатах поиска, — раздавалось в это время в «милицейском» эфире.
— Рубин, говорит Восемнадцатый. Объект не найден.
— Где находитесь?
— Прочесываем девятый и шестой квадраты, товарищ майор. Похоже, его здесь уже нет.
— Продолжайте поиск. Внимание, Тридцать шестой! Говорит Рубин. Доложите о результатах.
— Говорит Тридцать шестой. Результат нулевой. Проверяются все автомобили, идущие по шоссе в сторону Москвы. Объект отсутствует.
— Что с вертолетами?
— Нелетная погода, товарищ майор. Какие тут вертолеты! С высоты своего роста дорогу не видно…
— Отставить разговоры! — чувствовалось, что настроение «Рубина» портится все больше с каждым новым сообщением. — Я вам целый полк выслал!.. Продолжайте работу. Докладывать каждые тридцать минут.
— Рубин, Рубин, говорит Четвертый. В районе аэропорта задержан подозреваемый.
— Срочно в Центр. С фотографией сравнили?
— Да у нас нет фотографии. Только по описанию…
Пауза. Неразборчивая брань.
— Четвертый, слышите меня?
— Четвертый слушает.
— Все равно давайте его ко мне. Всех давайте! Тут разберутся… Первый, доложите обстановку.
— Ничего, товарищ майор. Город хоть и небольшой, а все ж город. Работаем. Ни в лесу, ни на трассе его, думаю, уже нет. Растворился.
— Что значит — растворился? Вы что — работать там разучились?! Не может человек раствориться! Имей в виду, капитан, не найдем — все вместе отвечать будем!.. Ладно. «Восемнадцатого» и «четвертого» сними — там его действительно уже нет наверняка. А дорогу и собак оставьте. Чтоб каждый куст был обнюхан, каждый подъезд! Давай, Коля, работай. И еще. Пусти ребят по рейсовым автобусам, идущим из пригорода в Москву. Захватите сектор от Дмитровского до Волоколамского шоссе. А вдруг?! Чем черт не шутит?! Выставь патрули по станциям метро, особенно конечным. Ну давай, действуй.
* * *Варяг вышел из автобуса за две остановки до конечной — станции метро «Речной вокзал» — и пересел на другой, идущий в Тушино, до «Сходненской». На последних станциях метро менты наверняка серьезно прочесывают все закоулки, а на «Сходненской» шансов попасться было меньше.
Выйдя из автобуса, Варяг спустился в вестибюль метро и постоял несколько минут. Денег у него при себе не было. Старушка, контролирующая вход, ругалась с каким-то подвыпившим подростком, а тот, отшучиваясь, поздравлял ее с Новым годом. Как только Варяг услышал звук приближающегося поезда, он быстро оттолкнул с дороги подростка и, прыгая через три ступеньки, в несколько секунд оказался внизу. Старушка на контроле заголосила, разом забыв про пьяного парня, но двери вагона уже захлопнулись, и Варяг, усевшись в угол наполовину освещенного вагона, облегченно закрыл глаза.
Он ехал к Ангелу.
Ангел сейчас был ему просто необходим. Вполне возможно, что Ангел сможет прояснить хоть что-то из всей этой непонятной ситуации. Варяг снова попытался вспомнить то, что так взволновало его в лесу, но память упрямо сопротивлялась. И Владислав никак не мог уяснить причину своего беспокойства, он чувствовал, как в его подсознании идет могучая, непрерывная работа, и знал, что не успокоится до тех пор, пока не доберется до сути дела. Так Варяг устроен, по-другому он не мог.
Владислав помнил, что Ангел жил на Маросейке, в одном из переулков, недалеко от квартиры, в которой Варяг жил осенью в последний свой приезд в Москву. Точного адреса у смотрящего не было, но, однажды побывав в каком-то месте, он навсегда запоминал его.
Владислав легко нашел этот дом — пятиэтажный, с эркерами и старинной лепниной по карнизу. В окнах квартиры Ангела Варяг увидел свет и, не раздумывая, поднялся на третий этаж. Подъезд был пуст, из-за двери, ведущей в соседнюю квартиру, была слышна музыка, веселый смех, шум голосов. Варяг подошел к обитой дерматином двери и уже поднял было руку, чтобы нажать кнопку звонка, как вдруг увидел, что дверь квартиры Ангела не заперта. Она не была открыта, лишь узенькая щель между косяком и самой дверью указывала на то, что дверь закрыта неплотно. Варяг замер, прислушиваясь. Громкие голоса, музыка и звуки телевизора у соседей мешали ему. В квартире Ангела была тишина. Варяг сунул руку в карман и, не вынимая пистолета из кармана, наставил его на дверь. В подъезде было пустынно. В это время все уже сидели за столом у телевизора, провожая старый год. Владислав тихонько толкнул дверь ногой. Она легко открылась. За дверью никого не было.
Варяг осторожно, прикрыв за собой дверь, прошел в коридор, освещенный стоявшей на телефонном столике лампой. Дверь в комнату была закрыта, и Варяг еще некоторое время постоял прислушавшись. Ни звука. Он резко распахнул дверь.
Ангел лежал на полу вниз лицом. Затылок его был разворочен пулей, голова покоилась в луже черной запекшейся крови. На пороге спальни сидела, прислонившись к косяку двери, его красивая подруга. Остекленевшие глаза женщины были открыты, а на шелковом голубом халате, слева, там, где сердце, расплылось огромное кровавое пятно. В комнатах не было видно следов борьбы или ограбления — вся мебель стояла на своих местах и даже на руке женщины, безвольно лежавшей на полу, горел бриллиантовым огнем дорогой массивный перстень.
— Ах, Ангел, Ангел! Всегда такой осторожный. Что же ты, брат? — прошептал Варяг. — Кто же тебя так? Что же такое творится?
Варяг, не в силах сдержаться, со всего размаху рубанул рукой воздух.
Задерживаться в комнате было небезопасно. Варяг еще раз посмотрел на друга:
— Прости, Ангел. Видно, мне придется этим сукам за тебя отомстить.
Осторожно открыв входную дверь и убедившись, что на лестнице никого нет, Владислав быстро покинул квартиру Ангела. Через несколько мгновений он уже шел по переулку вниз, в сторону Солянки.
— Ах, Ангел, Ангел! Всегда такой осторожный. Что же ты, брат? — прошептал Варяг. — Кто же тебя так? Что же такое творится?
Варяг, не в силах сдержаться, со всего размаху рубанул рукой воздух.
Задерживаться в комнате было небезопасно. Варяг еще раз посмотрел на друга:
— Прости, Ангел. Видно, мне придется этим сукам за тебя отомстить.
Осторожно открыв входную дверь и убедившись, что на лестнице никого нет, Владислав быстро покинул квартиру Ангела. Через несколько мгновений он уже шел по переулку вниз, в сторону Солянки.
Лицо его будто окаменело, губы были плотно сжаты, глаза горели недобрым огнем. Смотрящий уже давно считал Ангела не только своим соратником, но и самым близким другом, кровным братом, которого он любил и которому доверял безгранично. Теперь он испытывал такую чудовищную боль, что ему не хватало воздуха, он задыхался от ненависти к неведомому врагу. Смотрящий машинально выбирал маршрут, то прячась в тени переулков, то смешиваясь с предпраздничной толпой на широких улицах, сердце истекало кровью, а сознание четко и с предельной ясностью работало, анализируя увиденное.
Ясно одно, что Ангел не пытался защитить ни себя, ни свою жену. Более того, судя по положению тела, он повернулся спиной к убийце, который, просто протянув руку, выстрелил ему в затылок. Дверь в квартиру была бронированной и снабжена таким замком, который, наверное, и не снился Бутырской тюрьме. Из всего этого следовало то, что Ангел сам открыл дверь человеку, который его убил, а значит, он хорошо знал его и доверял. Зная осторожность Ангела, Владислав не мог даже предположить, что тот мог повернуться спиной к человеку, которому не верит.
Женщина, скорее всего, вышла из спальни только после выстрела. Это означало, что разговор, который должен был состояться между Ангелом и его убийцей, был деловым, а не дружеским, и она знала об этом. Все деловые связи Ангела были Варягу более или менее известны, а уж людей, которым он так доверял, можно было по пальцам пересчитать. Это был кто-то свой, известный так же хорошо и Варягу.
Глава 22 Неожиданный визит
Вика мыла ковер.
«Вот дура-то, — ругала она себя, — только такая, как ты, может заниматься в новогоднюю ночь подобными вещами… Ну кто заставлял тебя сидеть сиднем дома, вместо того чтобы справить этот праздник как все нормальные люди — в компании с мужчинами, которые по крайней мере умеют открывать шампанское?»
Женщина промучилась полчаса, пытаясь открыть эту чертову бутылку, а когда, наконец, открыла — тут же пожалела об этом. Шампанское ударило фонтаном с такой силой, что бутылка выскочила у нее из рук и, прыгая по ковру, залила его сладкой липкой жидкостью. Теперь, стоя на четвереньках с мыльной тряпкой в руке, Вика самозабвенно предавалась самобичеванию.
— А главное, — вслух говорила она, — на что ты вообще надеешься? Думаешь, оттого что хранишь верность тем нескольким ночам, когда была счастлива, он бросит свои дела, жену, ребенка, друзей и прибежит к тебе через океан?! Глупость несусветная!
Вика в сердцах швырнула тряпку на ковер. Слезы навернулись на глаза, она встала с пола и подошла к окну. «Дурацкая была идея, — подумала она. — Нельзя встречать Новый год в одиночестве. Как встретишь, так и проведешь…»
С другой стороны, что она могла поделать с собой, если все мужики на свете, кроме одного, казались ей теперь ничтожествами?
Вероника вспомнила их последнюю встречу и даже застонала от сознания собственной глупости. Ну зачем было ей врать?!
Придумала какого-то мифического мужа и, вместо того чтобы сообщить Владиславу о том, что у него есть дочь, сказала, что родила от мужа сынишку…
— Дура ты, дура, — горько сказала себе Вика и пошла в ванную комнату мыть тряпку.
Она не сразу услышала звонок в дверь. Выключив воду, замерла, прислушиваясь и раздумывая, открывать или нет. «Наверняка, — подумала она, — это кто-то из сердобольных подруг завернул на огонек». Да еще с очередным претендентом на ее сердце. Этих персонажей, с их заискивающими лицами и сальными взглядами, Вика уже видеть не могла.
Боже мой, когда все это закончится!
Вероника раздраженно вымыла руки и пошла открывать дверь, на ходу примеряя недовольное выражение лица.
Распахнув дверь, женщина замерла от неожиданности: перед ней стоял Владислав. Измученный, заросший щетиной, осунувшийся. Лицо его было разбито, ссадина пересекала переносицу, оба глаза заплыли. Не в силах произнести даже слово, она, слегка приоткрыв от удивления рот, смотрела на долгожданного и единственно любимого мужчину.
— Вика… — тихо сказал он.
По-прежнему не говоря ни слова — просто потому, что потеряла дар речи, — Вероника посторонилась, впуская Владислава в квартиру. Закрывая дверь, вдруг почувствовала, как бешено, разрывая грудную клетку, колотится сердце, как трясутся руки, в ногах испытала слабость. «Не хватало еще от нахлынувших чувств грохнуться в обморок», — непроизвольно подумала она. Повернулась к Владиславу, приникла к нему всем телом, содрогаясь от рыданий.
Варяг, не раздеваясь, стоял в прихожей, обнимая Вику, гладя ее по волосам, не в силах утешить, сам едва держась на ногах.
— Владик, дорогой! Это просто какое-то чудо, волшебство! Я весь вечер о тебе думаю… И ты здесь. Какой подарок для меня, ты просто не представляешь, любовь моя.
Вика наконец-то смогла оторваться от сильной груди Владислава и, немного успокоившись, вдруг спохватилась:
— Но что это с тобой? Кто тебя так?
Варяг, не обращая внимания на вопрос, тихо спросил:
— А где же твой муж?
Вика застыла, широко открыв глаза:
— Его нет.
Владислав молча снял дубленку, скупо улыбнувшись:
— Значит, мне повезло.
Вика автоматически про себя отметила, что рукав дубленки порван, что на дорогой рыжей замше темнеют какие-то пятна. Грязный свитер на Владике расползся снизу, замызганные брюки были подобны старой половой тряпке, от которой несло машинным маслом.
Она набрала побольше воздуха в легкие и собиралась уже перевести разговор на другую тему, как вдруг снова разрыдалась и неожиданно для себя выпалила сквозь слезы:
— Я тогда все тебе наврала, Владик. Нет у меня никакого мужа. И сына тоже никакого нет. Есть только дочь Лиза. Твоя дочь. Вот такие дела.
Владислав в этот момент вешал дубленку на крючок. Услышав эти слова, он замер, потом медленно повернулся к ней.
— Что ты сказала? — хрипло переспросил он, глядя на нее.
Вероника, испугавшись своих слов, смутилась и, закусив губу, твердила про себя:
— Что же я наделала? Что же я наделала?
Она развернулась и быстро прошла в комнату. Владислав догнал Веронику, взял за плечи, повернул к себе.
— Повтори, что ты сказала, — попросил он.
Дрожа всем телом, с глазами, полными слез, Вика лишь мотнула головой в сторону письменного стола, на котором с фотографии в кокетливой резной рамочке улыбалась их дочь Лиза.
Владислав отпустил ее и подошел к столу. Взяв со стола фотографию, долго ее разглядывал. Вика следила за ним, растерянно растирая ладонью слезы, которые, не переставая, струились по щекам. Наконец он повернулся к ней. Он не улыбался. Но она увидела, что глаза его сияют.
— Все бабы — дуры, — констатировал он и, подойдя, обнял ее. — Зачем врала?
Вика не знала, что ей ответить.
— А что бы мне дала правда?! — всхлипнула она, уткнувшись в его плечо. — Ты что, пришел бы ко мне?!
Владислав долго молчал, гладя ее по волосам. Потом заглянул в залитое слезами лицо и долгим поцелуем закрыл соленые губы. Вика задыхалась в его объятиях, но даже не пыталась освободиться, а лишь все крепче и крепче прижималась к нему всем телом, стараясь раствориться в нем.
…Она не помнила, как оказалась лежащей на кровати, и только чувствовала, как ладони Владислава жадно шарили по ее телу, срывая одежду, лаская истосковавшееся по мужским рукам тело. Забывшись, он сжимал ее так, что ей становилось больно. Но эта сладостная боль доставляла истинное наслаждение. Вероника просила его сделать так же, и он снова сжимал ее, и тогда она стонала, откинув назад голову, разметав по подушке роскошные волосы, разметавшись сама, теряя в любовном бою свои самые сокровенные одежды и стремясь отдаться ему всей душой, всем телом, всей жизнью.
Варяг забыл об усталости. Умом он понимал, что делает Вике больно, но разум покинул Владислава в эти минуты. Сейчас он любил Веронику до умопомрачения, до изнеможения. Он готов был выполнить любое ее желание. А Вика, целуя его разгоряченными губами, постоянно повторяла:
— Сделай мне больно, любимый, терзай меня, молю, сожми меня в своих объятиях.
В этот миг он готов был придушить ее еще и за то, что она скрыла от него на пять лет существование его дочери: ярость смешивалась в нем с желанием, которое он так долго запрещал себе испытывать.