Время написания мемуаров и оригинальное их содержание неизвестно — хотя Тацит описывает, что мемуары имели форму commentarii, фактически прозаического описательного жанра, который возник в период Республики и использовался исключительно мужчинами для оформления рассказов об их политической карьере. Мужчины клана Юлиев-Клавдиев, предки Агриппины, Август, Тиберий и Клавдий — все оставляли такие записки. Так как Тацит говорит нам, что он использовал мемуары Агриппины для изложения разногласий между ее матерью и Тиберием по поводу желания старшей Агриппины повторно выйти замуж, можно предполагать, что они были скорее перечислением сплетен, нежели неким родом облагороженных commentarii, ожидаемых от карьерного политика.
Но как у любой женщины, жизнь Агриппины вращалась вокруг забот, отличных от мужских. Ее публичная роль определялась положением жены и матери. Единственный иного свойства отрывок этих мемуаров, который у нас есть, — это утверждение Агриппины, что Нерон родился вперед ногами. Сам по себе он может указывать на ее намерение сделать свои commenttarii женским вызовом мужской литературной традиции.[495]
Подобно ее отсутствующей гробнице, никакой копии работы Агриппины так никогда и не было найдено — вопреки ожиданию чуда появления древних бумаг, они утрачены навсегда. Надежда на то, что документ, тем не менее, существует где-то помимо нашего воображения, красноречиво выражена в поэме «Американская история» Уильяма Уэтмора, также автора отдельной драмы «Трагедия Нерона», написанной в 1875 году:
Карьера Агриппины привела в действие самую серьезную и тревожащую переоценку ценностей внутри римской элиты: ведь это было вторжение женщины на политическое поле. Но в течение следующих полутора веков женщины империи, похоже, вновь стали почти невидимыми.
Глава пятая МАЛЕНЬКАЯ КЛЕОПАТРА Иудейская принцесса и первые леди[497]
21 ноября 1670 года на улице Моконси в Париже французский писатель Жан Расин с труппой «Отель Бурбон» с трепетом ждал премьеры своей последней трагедии «Береника». Ровно через неделю старейшина трагического театра Пьер Корнель с конкурирующей труппой «Пале-Рояль» на улице Монпансье торжественно давал премьеру своей пьесы «Тит и Береника», точно на ту же самую тему: обреченная любовь I века между Юлией Береникой, дочерью царской семьи Иродов из Иудеи, и будущим римским императором Титом, отпрыском династии Флавиев, которая в 69 году сменила Юлиев-Клавдиев.
История о Тите и Беренике, двух родившихся под несчастливой звездой влюбленных, которых вынудил расстаться патриотический долг, в XVI веке породила ряд новых трактовок в Британии и во Франции, где история Рима была бездонным источником характеров и ситуаций, воспринимаемых как подходящие иллюстрации моральных и политических вопросов.[499]
Тем не менее обстоятельства, при которых Расин и Корнель принесли в театр свои новые сочинения, основанные на одном и том же материале и с разрывом всего в одну неделю, темны. Согласно Вольтеру, их соревнование было вызвано заказом Генриетты, герцогини Орлеанской, для которой обреченная страсть Тита и Береники отразилась в ее благородном отказе от своей любви к зятю, Королю-Солнце, Людовику XIV, — хотя другие нашли более близкую параллель в разрыве отношений Людовика с Марией Манчини. В любом случае Расина ждал успех: его пьеса одержала победу в гонках самолюбия, а усилия Корнеля пережили относительный неуспех.[500]
В то время как история о Беренике овладела воображением драматургов XVII века, она оказалась еще более интригующей для историков, занимающихся судьбами римских первых леди. Будучи хотя и не женой, а всего лишь возлюбленной будущего императора, членом иудейской, а не римской правящей семьи, Береника стала важным звеном в цепи, связующей историю римских царственных матрон. Она появилась на сцене в то время, когда благодаря выбору отца Тита, Веспасиана, а позднее и самого Тита, император правил без императрицы. Это было решение, теоретически обещавшее прекращение обвинений, которые сыпались в адрес предшественников Флавиев, семейства Юлиев-Клавдиев. Последних обвиняли в том, что их власть перестала быть мужской, что они попали под каблук женщин, толпящихся возле престола. И все-таки история Береники и других царственных дам показывает, что женщины возникали и в орбите императоров Флавиев — по-разному содействуя или угрожая их попыткам представить себя революционерами, что вымели саму позорную память о Мессалине, Агриппине Младшей и прочих женщинах старого режима.
Юлия Береника родилась в 28 году в семье Иродов, которые правили в римской пограничной провинции Иудея, — в год, когда сын Ливии Тиберий еще правил в Риме, а некий сын плотника из Назарета уже причинял местной правящей элите некоторые неудобства.
Праправнучка царя Ирода Великого и его красавицы жены Мариам, девочка родилась у Марка Юлия Агриппы, названного так в честь многолетней дружбы его предков с семьей Юлия Цезаря. Как и некоторые другие дети из царского клана Иродов, Юлий Агриппа с четырех или пяти и примерно до тридцати лет жил на Палатине в Риме, получив такое же образование, как Клавдий или наследник Тиберия Друз. Он заработал репутацию беспечного городского плейбоя, чьи расточительные склонности сдерживала только его мать, Береника, бдительно выдававшая ему ограниченное содержание.
После ее смерти разрушительная привычка к тратам завела его глубоко в долги, а смерть его друга Друза в 23 году, как утверждают, от руки Ливиллы и ее любовника Сеяна, заставила его бежать от кредиторов и уплыть домой в Иудею. Примерно в 27 году у него и его жены Кипрос родился сын, Агриппа II, а на следующий год — дочь по имени Юлия Береника, в честь ее бабушки по отцовской линии.
Проведя несколько лет в переездах с молодой семьей между Иудеей и Сирией и поссорившись последовательно со всеми родственниками и друзьями из-за своих претензий воскресить доходы, в 36 году Юлий Агриппа решил, что единственный выход — это оставить жену и детей в Иудее, а самому вернуться в Рим, чтобы попытаться снова снискать расположение императорского дома.
Как только он оказался в Италии, его долги поймали его снова. От осложнений его спасла Антония Младшая, одолжившая ему в память о своей давней подруге Беренике и о дружбе Юлия Агриппы с ее сыном Клавдием 300 000 драхм, которые он должен был римскому казначейству. Это на время сдержало врагов Юлия Агриппы, и он использовал свои связи с Антонией, чтобы установить дружбу с ее внуком Калигулой, — дружбу, которая позднее даст свои дивиденды.
Однако пока случилось другое — этим же летом его заключили в тюрьму по обвинению в якобы высказанной надежде, будто Тиберий вскоре может отказаться от власти в пользу Калигулы. Пребывание Юлия Агриппы в тюрьме несколько смягчала постоянная забота Антонии, которая добилась, чтобы ему дали право на ежедневную ванну и на посещения друзей.
Затем, в 37 году, Юлий Агриппа внезапно испытал замечательный поворот судьбы. За смертью Тиберия своим чередом последовало восшествие на трон Калигулы, который выпустил своего сторонника из тюрьмы и назначил тетрархом территории, включающей область к северо-востоку от Галилейского моря, которая прежде была царством умершего дяди Юлия Агриппы, Филиппа. Позднее он получил также территорию Галилеи и Переи, конфискованную Калигулой у зятя Агриппы — Ирода Антипы. Летом 38 года он вернулся, чтобы занять место в своем новом царстве, где он соединился с Кипрос, Агриппой Вторым и десятилетней Береникой.[501]
Для Береники, проведшей первые десять лет жизни в переездах по Палестине, Сирии и Иудее на хвосте амбициозных планов отца, его взлет до царского положения открыл богатые перспективы. В то время как ее брата отправили в Рим, как когда-то отправили отца, чтобы он получал там образование при императорском доме, для Береники было подобрано подходящее замужество с Марком Юлием Александром — сыном старого друга семьи по имени Александр Алабарх, чья семья была одной из самых богатых в Александрии. Свадьба состоялась в 41 году, когда ей исполнилось тринадцать лет.[502]
В этом году Калигула был убит. Ему наследовал Клавдий, старый друг Юлия Агриппы по совместному детству на Палатине. Правление Калигулы характеризовалось рядом вспышек напряжения между Римом и его иудейскими подданными — в особенности когда Калигула попытался установить свою статую в самой священной из иудейских святынь, Иерусалимском храме. Так как вассальные цари назначались Римом, Ироды стремились быть в таких спорах на стороне своих римских покровителей, но Юлий Агриппа использовал личные связи с Калигулой, чтобы отговорить императора от этого поступка. Действительно, влияние Юлия Агриппы при римском дворе было таковым, что он, как говорят, помогал при торопливом возведении Клавдия на престол. В награду за это новый император расширил подчиненную ему территорию, включив туда Иудею и Самарию.[503]
В этом году Калигула был убит. Ему наследовал Клавдий, старый друг Юлия Агриппы по совместному детству на Палатине. Правление Калигулы характеризовалось рядом вспышек напряжения между Римом и его иудейскими подданными — в особенности когда Калигула попытался установить свою статую в самой священной из иудейских святынь, Иерусалимском храме. Так как вассальные цари назначались Римом, Ироды стремились быть в таких спорах на стороне своих римских покровителей, но Юлий Агриппа использовал личные связи с Калигулой, чтобы отговорить императора от этого поступка. Действительно, влияние Юлия Агриппы при римском дворе было таковым, что он, как говорят, помогал при торопливом возведении Клавдия на престол. В награду за это новый император расширил подчиненную ему территорию, включив туда Иудею и Самарию.[503]
Брак Береники и Марка Юлия Александра резко оборвался в 44 году смертью ее мужа. Для пятнадцатилетней принцессы быстро организовали второй брак — с ее дядей Иродом, братом Юлия Агриппы, которого Калигула должным образом наградил крохотным царством Халкис к северу от Иудеи.[504] Вскоре после этого отец Береники умер от удара во время посещения игр в Кесарии, временно прервав правление Иродов в Иудее, — владыки империи предпочли передать контроль за этой территорией под надзор прокураторов, назначаемых из Рима.
Четырьмя годами позднее, в 48 году, смерть уже старого дяди-мужа Ирода оставила Беренику вдовой во второй раз. В возрасте двадцати лет она теперь поселилась в доме своего брата, которому в 50 году было отдано в управление царство умершего Ирода — Халкис.[505] Впервые со времени их кочевого детства Агриппа II и Береника получили постоянное жилище.
Следующие пятнадцать с лишним лет Береника оставалась под крышей брата. Такая жизнь, безусловно, привела к появлению скандальных обвинений в инцесте со стороны некоторых римских комментаторов. По мнению историка Иосифа Флавия, иудейского представителя при дворе Веспасиана и Тита, слухи об инцесте позорили Беренику и заставили ее в 65 году в возрасте тридцати семи лет выехать из дворца и вступить в третий брак — с Полемо, царем Киликии, который согласился ради нее даже на обрезание и обращение в иудаизм. Но вскоре Береника потребовала развода и вернулась жить под защиту брата.[506]
Это все известные факты из жизни Береники до настоящего момента. К середине 60-х годов в землях восточного Средиземноморья она явно была женщиной с некоторым общественным положением. Как и супруги римских императоров, она выполняла роль благотворительницы и публичной покровительницы добрых дел. Надпись, называющая ее «царица», или basilissa, сохранилась в Афинах; первоначально она сопровождалась почетной статуей, ныне утерянной. В 1920-х годах в Бейруте была найдена другая надпись с ее именем, сообщающая о подношении городу Береникой и Агриппой II мрамора и колонн на восстановление театра, впервые построенного их предком царем Иродом.[507] Береника имела крупную личную собственность благодаря приобретенным зерновым амбарам и брачным выплатам, также она демонстрировала достойное римской женщины умение оказывать умиротворяющее влияние на своих правящих родичей. Например, ей приписывали, что она уговорила брата не казнить Юста — иудейского противника римского правления. Ранее, в 60 году, она публично появилась как молчаливый свидетель при знаменитом выступлении святого Павла, когда он защищал свою христианскую веру перед Фестом, римским прокуратором Иудеи, и ее братом, Агриппой II — это событие описано в Библии.[508]
И все-таки мало что в ее биографии предсказывало такой взрыв интереса, который ей суждено было привлечь в XVII веке.
Все изменили события 66 года. Первая Иудейская война началась как сопротивление иудейских групп римскому правлению в провинции, среди лидеров повстанцев был вышеупомянутый Юст, и длилась война четыре года. Волнения 66 года были подавлены Гессием Флором — новым жестоким римским прокуратором Иудеи. На этот пост его рекомендовала в 65 году Поппея — женщина, ради которой Нерон в итоге сослал и казнил Клавдию Октавию и убил свою мать.
Гессий Флор сделал резкий провокационный шаг, послав солдат в Иерусалимский храм, чтобы забрать там налоги, которые, по его заявлению, не были собраны для Рима. Последовал конфликт между римскими войсками и протестующими иудеями. Береника в это время как раз была в Иерусалиме и, согласно рассказу из первых рук иудейского историка Иосифа Флавия, оказалась настолько шокирована жестокостью римских солдат, что отправила нескольких старших членов своего дома с личной охраной к Флору с просьбой прекратить резню. Когда ее посланники получили резкий отказ, она сама явилась на встречу с ним, представ босиком перед его судейским местом. Но с нею обошлись так же неуважительно — от побоев ее защитило только присутствие ее личной охраны.[509]
Не испугавшись, Береника написала послание Цестию Галлу, римскому губернатору Сирии, прося его обуздать Флора. Эта просьба через некоторое время возымела действие: Галл отправил своего представителя для проверки фактов. Тот прибыл в Иерусалим одновременно с Агриппой II, который в спешке прервал дипломатическую миссию в Александрию. Пытаясь снять напряжение, Агриппа созвал массовый митинг, на котором собралось более миллиона возмущенных жителей. Он обратился к собравшимся с призывом не начинать войну с римлянами, а сестру поставил на крыше дворца Хасмония, где ее могла видеть вся бурлящая внизу масса людей. Но его страстное обращение не достигло цели — несмотря на исторические прецеденты, когда женщинам вроде Октавии или Агриппины Старшей удавалось разрядить взрывоопасную ситуацию с помощью дипломатичности и благородного поведения, появление Береники не смогло успокоить мятежников. У Агриппы II и его сестры не осталось другого выхода, как только бежать из города.[510]
Больше года иудейские повстанцы успешно сражались с римскими легионами, посланными на их усмирение, нанеся им серию тяжелых ударов. Затем, в 67 году, Нерон назначил на подавление восстания полуопального 57-летнего генерала Веспасиана. Опытный ветеран успешной кампании в Британии при Клавдии, Веспасиан был благодарен за предоставленную возможность проявить себя — годом раньше он опозорился, уснув во время одного из поэтических чтений любовавшегося собою Нерона.
Он был также старым другом отца Береники со времен пребывания Агриппы при дворе Антонии. Веспасиан отправился в Антиохию в Сирии, чтобы встретиться с делегацией, которая включала принцессу из семьи Иродов и ее брата. Перед самой отправкой в Сирию назначил своим заместителем 26-летнего сына Тита, приказав ему забрать остаток легионов в Александрии и встретить его в Птолемее.[511]
Точное время и место первой встречи Тита и Береники нигде не отмечено. Они могли столкнуться в Птолемее — когда Тит с отцом готовили первую кампанию против иудейских мятежников, либо это могло произойти позднее, летом того же года, когда Тит с Веспасианом провели несколько недель гостями Агриппы II в Кесарии Филиппин, городе в двадцати пяти милях к северу от Галилейского моря, где брат Береники имел великолепный дворец.[512]
Пустующая канва начала их взаимоотношений со временем заполнилась большим количеством ярких романтических фантазий. «Дочь Агриппы» (1964) Говарда Фаста[513], продолжение его бестселлера «Спартак», более известного по экранизации, изображает Беренику как капризную красавицу, в которую с первого взгляда влюбился нервный Тит.
«Она вспомнила, когда первый раз увидела его. Невысокий — так мало итальянцев были высокими, — но хорошо сложенный, как греческий спортсмен: короткий прямой нос, глубокие карие глаза, широкий чувственный рот, черные, вьющиеся, коротко обрезанные волосы. Двадцать восемь лет — и без всякого высокомерия. Две вертикальные складки между густыми темными бровями придавали его лицу выражение отчаяния, как если бы он осознавал, что обречен провести все свои дни без надежды. Он стоял и как-то неловко смотрел на нее — пока она не повернулась на каблуках и вышла из комнаты. После ее брат Агриппа сказал ей: „Он в тебя влюблен — безнадежно, по-идиотски влюблен в тебя“».[514]
Напротив, у Лиона Фейхтвангера в романе «Иудей в Риме» (1935) будущего императора при первой же встрече с Береникой околдовал ее низкий голос, прекрасное вытянутое лицо и золотисто-карие глаза.[515]
Единственная конкретная историческая ссылка на истинный характер этих взаимоотношений в течение следующих четырех лет дана в кратком комментарии в «Историях» Тацита, где историк отмечает, что нежелание Тита возвращаться в Рим на пике кампании 68 года многие считали признаком нежелания оставлять Беренику: «Некоторые думали, что он повернул назад из-за страстного желания снова увидеть царицу Беренику и что сердце молодого человека не осталось невосприимчивым к ней».[516]