– Ну тогда поехали, не будем откладывать это дело в долгий ящик.
Подъехав к зданию городской милиции, мы первым делом отыскали Дынина и спросили, что от нас требуется. Он объяснил, что нужно опознать второго нападавшего и подписать все необходимые протоколы, и отвел нас к следователю Быкову, который занимался этим делом.
После того как с формальностями типа опознания второго бандита и оформления бумаг было покончено, я спросил Быкова насчет того, какие показания дал Барсуков.
– Пока все отрицает, – ответил следователь. – Сначала утверждал, что его сотрудники лгут и хотят его подставить. Потом утверждал, что его хочет подставить милиция. Потом дошел до того, что обвинял вас в сговоре с его мясниками. В общем, в голове полная каша, человек явно растерян. Сейчас консультируется со своим адвокатом.
– О деле Бомберга вы пока не говорили? – спросил я.
– Отрицает всякую связь с Бомбергом, говорит, что вы беседовали с ним о состоянии Карповского рынка... Словом, пока не раскололся, но мы работаем, – подытожил Быков.
Мы молча кивнули следователю и попрощались с ним.
Наше возвращение в газету принесло нам некоторые неожиданности. Во-первых, весть о нападении на нас распространилась по всей редакции и, скорее всего, по всему Дому печати. Во-вторых, нас хотело видеть руководство газеты как в лице главного редактора Гармошкина, так и его заместителя Пыжикова.
Мы отправились сначала к Гармошкину.
– Черт возьми, что еще случилось? Почему я ни о чем не знаю, когда должен знать в первую очередь?! – возмутился главный редактор, едва мы появились на пороге его кабинета.
Скорее всего, это фраза была не вопросом, а упреком в мою сторону.
– Кто, в конце концов, платит вам деньги? – подтвердил мою догадку Гармошкин.
– Во-первых, пока мне еще ничего не заплатили, – резонно заметил я, – а во-вторых, у меня не было возможности сообщить вам какую-либо конкретную информацию. Да и сейчас рассказывать особо не о чем. Могу лишь подтвердить те факты, которые, скорее всего, и так вам известны.
– Садитесь, – указал Гармошкин на стул рядом со своим столом, – и быстро все мне рассказывайте.
Мы сели за стол, и я неторопливо поведал главному редактору о том, что с нами случилось. Во время моего монолога Гармошкин нервно елозил на кресле, беспрестанно вздыбливая руками свои и без того всклокоченные волосы. Потом он несколько секунд поразмышлял и спросил:
– Как вы думаете, это дело имеет перспективы?
– Какие именно?
– Я имею в виду прежде всего дело Барсукова. У вас есть основания предполагать, что он является заказчиком убийства?
– Хотя основания есть, – сказал я, – эта линия не кажется мне перспективной.
И я изложил Гармошкину свои мысли, с которыми вчера уже ознакомил Седого.
– Никаких фактов, доказывающих причастность Барсукова к делу об убийстве Бомберга, не обнаружено. Эпизод с нападением на нас можно рассматривать как банальное запугивание, – резюмировал я. – И предваряя ваш вопрос, скажу, что расследование надо продолжать, но не по этой версии. Барсуковым занимается милиция.
– Угу, угу, угу, – рассеянно глядя на стол, закивал Гармошкин. – Что ж, в таком случае продолжайте свою работу. Что же касается аванса, – Гармошкин залез в стол и достал оттуда конверт, – то вот пятьсот долларов. Кроме того, завтра вы оба, вместе с Борисовым, получите премиальные за проведенную работу. Можете назвать это материальной помощью. А теперь отправляйтесь к Пыжикову и объясните ему ситуацию. У него есть желание написать обо всем случившемся большую статью.
– А стоит ли торопиться со статьей? – спросил я.
– Не знаю, – раздраженно ответил Гармошкин. – Вы ему все объясните, он напишет, потом посмотрим... С сегодняшнего дня он заменяет Бомберга по всем тем вопросам, которые тот раньше курировал.
Мы вышли из кабинета главного редактора и отправились к его заместителю. Сергей Иванович Пыжиков встретил нас сидя за столом, на котором царил образцово-показательный хаос. В нем мог разобраться только человек, сам непосредственно являющийся автором этого хаоса. Что Пыжиков с успехом и демонстрировал, доставая нужные папки и документы из вороха бумаг, наваленных на столе.
– Ты хотел нас видеть, Сергей Иванович? – спросил Борисов.
Пыжиков бросил на нас задумчивый взгляд из-под очков и произнес каким-то утробным мягким голосом:
– Э-э... Как бы да... Тут как бы поступила информация о том, что вы э-э... попали в некую критическую ситуацию, и в связи с тем событийным рядом, который имеет место быть в последнее время, э-э... есть как бы необходимость придать всему этому идеологическую направленность и персонифицировать в ряд статей на тему о-о-о... Ну, в общем, я бы сформулировал ее как журналисты-расследование-свобода слова-тайны сильных мира сего...
Пыжиков сделал небольшую паузу и посмотрел в окно, чтобы сосредоточиться.
– Видите ли, я хотел бы просто пояснить вам ситуацию, чтобы вы были более адаптированы в ней, – продолжил он. – Раньше всеми подобными материалами занимался Бомберг, но в связи с такими неожиданными трагическими обстоятельствами его жизни эти вопросы перешли в мое ведение. И я, несмотря на то, что по-своему уважал Сашу, должен сказать, что мне кардинально не нравилось, что он делал. Все это было, э-э... на мой взгляд, несколько непрофессионально, ужасающе субъективно и односторонне, семантически и стилистически не выверено, и, можно сказать, граничило с лубком... Я не говорю о чем-то большем, поскольку для этого необходима уверенность, базирующаяся на-а... жесткой фактологической основе, но всего перечисленного, на мой взгляд, как бы достаточно, чтобы э-э-э... радикально перестроить работу в этом направлении...
– Сергей Иванович, – перебил его Седой, – ты можешь сказать, чего ты конкретно от нас хочешь?
– Э-э... От вас мне нужна хронология событий, происшедших с вами, – мы опубликуем ее в ближайшем же номере, но-о... мы должны изменить стилистику подачи материала в свете той новой концепции, которую я изложил и которую намерен жестко продвигать в дальнейшем.
Неожиданно мое терпение лопнуло. Не знаю почему, но этот человек производил на меня странное впечатление, сотканное из противоречивых качеств: подчеркнутой интеллигентности и одновременно дремучести и отчаянного самомнения. Кроме всего прочего, сама манера речи Пыжикова действовала на меня усыпляюще. Может быть, отчасти из-за этого я и встрял в разговор.
– Я извиняюсь, конечно, я человек новый в редакции, – признался я, – но в силу того, что я имею некое отношение к упоминавшемуся эпизоду, позволю себе высказать свое мнение.
Не знаю почему, но я заговорил в интеллигентной манере Пыжикова.
– Дело в том, что следствие только началось, – продолжил я. – Этот эпизод как таковой сложно однозначно расценить в том или ином направлении. Мне кажется, на данном этапе логичнее было бы ограничиться лишь упоминанием самого факта нападения без указания каких-либо причин происшедшего. И уж совершенно точно, что о серии статей говорить еще пока рано.
Пыжиков задумался, глядя на расчищенное на своем столе место. И, не поднимая глаз, обратился ко мне с вопросом:
– То есть вы э-э... однозначно уверены, что убийца еще не найден и задержание э-э... – тут он запустил руку в хлам на столе и вынул из него нужный листок, – некоего Барсукова не имеет к убийству Бомберга никакого отношения?
Мне захотелось высказаться категорично, что я и сделал:
– Если это и имеет отношение к убийству, то весьма косвенное. Подлинные преступники еще не найдены.
– А чем подкреплена ваша уверенность на этот счет? – после некоторой паузы спросил Пыжиков.
Я и тут проявил категоричность и сказал, что предпочел бы не распространяться на этот счет, поскольку это не более чем мои соображения.
Пыжиков снова сделал паузу и после нее со вздохом произнес:
– Что ж, тогда наш разговор можно заканчивать. Я подумаю над тем, что вы сказали, и приму соответствующее решение, о котором я вас поставлю в известность.
Последнюю начальственную фразу он произнес особенно мягко и даже нежно.
Мы с Седым молча кивнули и покинули кабинет заместителя главного редактора, расширившего за последние дни свои полномочия.
Мы вернулись к себе в комнату, и Седой, расположившись в кресле, констатировал:
– Зам умер, да здравствует зам! Ты знаешь, Владимир, я прихожу к выводу, что не знаю людей, кому смерть Бомберга принесла какие-либо потери, хотя бы моральные. И вижу достаточно людей, которые после его кончины скорее вздохнули с облегчением.
– Ну а как же женщины? В конце концов, семья?...
– Я не имел в виду сферу его личной жизни, – заметил Седой.
– И все-таки кто-то должен был от этого пострадать, – заявил я. – Понимаешь, я, конечно, не знал Бомберга лично, но по тому, что о нем говорят, не могу себе представить, что он жил бы подобной жизнью, полной опасности и врагов, не подстраховываясь.
– Какую страховку ты имеешь в виду? – спросил меня, недоумевая, Седой.
– Я думаю, что единственной страховкой, которая гарантировала бы ему относительную безопасность, является наличие у него компрометирующих материалов на своих врагов. Именно появление в печати подобных материалов и должны опасаться враги Бомберга после его смерти. Только это останавливало бы их от решительных действий.
– Насколько мне известно, пока ничего не вскрылось, – сказал Седой.
– Это означает лишь две вещи: или канал раскрытия материалов слишком длинный и сложный, или же он не сработал, и архивы лежат где-нибудь, ожидая своего нового владельца.
– Интересно, где же они могут лежать?
– Если бы я это знал, мы сегодня же взяли бы их.
– А кто это мог бы знать в принципе? – спросил меня Седой.
– Понятия не имею, но думаю, что сами материалы могли бы дать нам серьезные основания для подозрений и поисков подлинного убийцы.
Тут Седой вспомнил, что ему нужно срочно идти по какому-то журналистскому заданию, быстренько собрался, накинул пиджак и покинул редакцию. Я остался в комнате один в глубокой задумчивости. Через некоторое время в кабинет вошла Лена Капитонова.
Завидев меня, она тут же широко заулыбалась.
– Вот он, – торжественно произнесла она, – герой журналистского расследования, борец с рыночной мафией! Зарубцевались ли уже свежие шрамы у воина?
– Нет еще, – ответил я, легонько дотронувшись до пластыря на лбу.
– Ничего, до свадьбы заживет, – успокоила меня Капитонова, плюхнулась в кресло и закурила.
Я еще некоторое время смотрел на нее, потом вдруг произнес:
– Кстати, о свадьбе... Лена, ты не хочешь со мной выпить?
– Выпить? – переспросила она, в ужасе тараща глаза. – Такое предложение! Девушке?! Боже мой, какая дерзость!.. Конечно, хочу...
– В таком случае я угощаю. Пошли!
– А что у нас за повод? – спросила она, когда мы вышли из кабинета.
– Повод у меня почти всегда один – сбросить возникшее напряжение. Все остальное лишь формальности, которые придумывают люди.
– Сбросить напряжение? Ах ты, толстый шалунишка! – игриво подергала бровью эта распутная девчонка, ткнув меня в бок кулаком.
Выйдя на улицу, мы отыскали ближайший бар, в котором я, разменяв сто долларов из своего аванса, заказал мартини. Когда официант принес напиток, я произнес заковыристый тост:
– Выпьем за то, чтобы возникающее напряжение не приводило к взрывам.
Капитонова лукаво улыбнулась мне и осушила свой бокал. В дальнейшем в течение всей нашей беседы Елена опрокинула еще несколько бокалов. Уже после третьего я понял, что этой женщине пить нельзя. Развезло ее достаточно быстро. Она слегка оплыла, откинулась на стул в вальяжной позе, плавающая улыбка на ее лице из разряда благожелательных переходила в похотливую. Полутьма и тихая музыка в баре этому весьма способствовали. Разговор сам собой зашел на темы, близкие каждому человеку – о том, какие сволочи были прежние мужчины и женщины и какими лапочками будут будущие.
Мы выпили еще пару бокалов, когда наконец я решил, что довел Капитонову до нужной кондиции и можно переходить к делу.
– Скажи честно!.. – начал я.
– Конечно, – тут же мигнула мне глазом Лена. – Лгать такому герою, боже упаси!
– Ты по Сашке Бомбергу тоскуешь? Вы ведь, говорят, были не просто коллеги, а еще и хорошие друзья.
Капитонова ухмыльнулась, стряхивая пепел с сигареты в пепельницу на столе, и сказала:
– Санечка, в общем-то, был приличный засранец. Как и все мужики, любил в отношениях с женщинами побольше взять и поменьше дать. Хотя, – Елена откинула волосы рукой и выпустила струю дыма, – надо отдать ему должное, что он и не старался ничего обещать, ограничиваясь лишь намеками. Ну а поскольку как мужик он был хорош – ничего не могу сказать, – Елена снова улыбнулась и загасила сигарету, – бабам этого хватало... Но, скажу тебе честно, всерьез его никто никогда не любил, отвечая таким образом ему на его же отношение... Ну, может быть, кроме одной. Эта старая дура, похоже, была готова бросить ради него все. Ничего не поделаешь, когда женщине под сорок, ей снова хочется романтики. А Томке уже тридцать семь...
Лена могла бы и не называть имени, я и сам знал, кто эта женщина.
– Но он, даже встречаясь с ней, к нам в общагу регулярно захаживал, – ехидно засмеялась Капитонова и, сделав неловкое движение, уронила бокал на пол.
Я посмотрел на мартини – оно уже почти закончилось, и подумал, что нам пора. Я отдал подошедшему официанту деньги и, подхватив свою захмелевшую спутницу под руки, вывел ее на свет божий.
– И куда мы сейчас скачем, Большой Джо? – спросила Капитонова.
– Я думаю, тебе пора домой. Сейчас я поймаю такси и отправлю тебя.
– Как?! – запротестовала Капитонова. – Разве мой сладкий пончик не хочет проводить мамочку до дома и уложить в кроватку?
– Я плохо пою колыбельные песни, – ответил я.
– Значит, мне не удастся уснуть, – констатировала Елена, повиснув у меня на плече.
Тут, на мое счастье, остановилось такси, и я, впихнув упирающуюся Капитонову в машину, заплатил деньги водителю и сказал, чтобы тот немедленно уезжал по адресу, который укажет эта женщина. Как только такси отъехало, я направился обратно в редакцию.
В нашей с Седым комнате я застал не только Борисова, но и Дынина.
– Ты где ходишь-то? Мы тебя уже час ждем! – набросился на меня Дынин.
– А я что, в казарме, что ли? Я работал... – огрызнулся я.
– Помаду с лица вытри, работник! – прокомментировал Седой. – Куда ты дел Капитонову?
– Домой отправил.
– А сам что с ней не отправился? – удивленно поднял брови Седой.
– Потому что мне надо работать! Просто я думаю, что знаю, с кем надо побеседовать из близких к Бомбергу людей.
– Кто же это? – спросил Седой.
– Я уверен, что это твоя коллега Тамара Тарасова.
– Нет, – начал было Седой с неуверенностью в голосе, – это не факт... В принципе, тут говорили, что они... Но дело в том, что Сашка вообще...
– Я знаю, в чем дело, – прервал я его. – Я знаю, что она у него была здесь не одна.
И я пересказал Седому наш разговор с Капитоновой.
– Ты уверен, что разговор с Тарасовой может дать что-нибудь толковое?
– По крайней мере, она может дать хотя бы намек на то, где хранятся архивы Бомберга, – сказал я.
– А как же ты ее собираешься расколоть? – спросил Седой. – Ты хочешь, чтобы она призналась тебе в любовной связи ни с того ни с сего?
– Я сам не знаю как, – признался я. – Но нужно ее убедить.
– Он прав, – категорично заявил Дынин. – Нужно ее хорошенько прижать. Она нам все расскажет.
– Во-первых, все нам не надо, а во-вторых, с ней все-таки нужно поделикатнее. Она солидная женщина, – возразил Седой.
– Какая разница! Мы эту старую корову так в оборот возьмем!.. – не сдавался Дынин.
– Ну, в общем, это надо делать как можно скорее, – сказал я.
Седой подумал, посмотрел на часы и сказал:
– Время уже позднее, но сейчас узнаем...
Он набрал номер внутреннего телефона и немного погодя сказал в трубку:
– Томка? Это Леонид. Ты еще долго на работе будешь?... Погоди пока, не уходи, мне с тобой переговорить надо.
Борисов положил трубку, мотнул седой головой и сказал:
– Ну, пошли, гестаповцы!
Мы вереницей прошли по коридору и один за другим вошли в комнату, где одиноко сидела Тамара Тарасова. В момент нашего визита эта достойная дама наводила марафет на своем лице, держа в одной руке помаду, в другой – зеркальце. Завидев нас, Тарасова закончила прихорашиваться, скрестила руки на столе и произнесла:
– Боже мой, какие мальчики! У вас такой вид, как будто вы меня насиловать пришли.
– Ты почти угадала, – сказал Седой и, подойдя к двери, защелкнул замок.
– Это что еще за фокусы? – всерьез насторожилась начальник службы информации.
– Тамара, у этих двух господ, – Седой указал на меня и Дынина, – к тебе имеется ряд вопросов. Они сами тебе все объяснят.
– Я вас внимательно слушаю, – холодно произнесла Тамара, окидывая нас с Дыниным еще более холодным взглядом.
Я только раскрыл рот, думая, с чего бы лучше начать, как меня опередил Дынин. Он подошел к столу и оперся на сжатые кулаки.
– В общем, так, – костяшки его пальцев побелели. – В общем, мне надо, чтобы вы все подробно рассказали о вашей связи с убитым Бомбергом. И чем откровеннее вы будете, тем лучше для вас будет в дальнейшем.
Глаза Тамары округлились, а рот раскрылся. Она откинулась на стул, посмотрела на Седого и спросила:
– Он что, дурак? Может быть, вам еще рассказать о своем первом сексуальном опыте? Милый, не красней так... А то у тебя на лысине скоро можно будет яичницу жарить. Если у тебя проблемы с сексом, то купи литературу, а лучше всего сними девочку, она тебе все расскажет.
– Гр-ражданка Тар-расова, что вы себе позволяете?! – грохнул по столу кулаком Дынин. – С капитаном милиции!