Вопрос: «Легко ли вам было начинать карьеру в Москве?»
Ответ: «Помогло то, что я приехал в столицу на следующий день после своего восемнадцатилетия. Знаете, такой наглый подросток, абсолютно уверенный в собственной гениальности. Прямо с вокзала я без тени сомнения отправился в редакцию издания «Снимки со всей планеты», пробился к главному редактору, разложил у него на столе свои наивные работы… Ха-ха-ха! Виталий Семенович обалдел от нахальства желторотого юнца. Но понимаете, он очень хороший, добрый человек, поэтому взял провинциала на работу. Я стал его ассистентом, таскал за ним кофры, ставил свет и учился, учился, учился. Да, мне невероятно повезло. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что в двадцать пять лет человеку уже не выкинуть подобный фортель, возникнет страх, всякие мысли типа: куда я еду? Кто меня там ждет? Вдруг сгину в Москве? Вот, посмотрите, этот снимок сделан в день, когда я впервые вошел в редакцию. У них в офисе такая фишка – абсолютно каждого человека, что появляется на пороге, щелкают, а потом вручают ему фото на память. Видите, какое наивное и одновременно самоуверенное выражение лица у меня восемнадцатилетнего? Первый год в Москве был очень трудным и голодным, подчас у меня не хватало денег на еду».
Еще вопрос: «Родители вам не помогали?»
Ответ: «Я сирота. Отца не знаю, мать скончалась, когда мне стукнуло два года, совсем не помню ее. Меня воспитывала бабушка, тянула на маленькую пенсию и на зарплату вахтера в женском общежитии. Она никак не могла подкинуть мне деньжат, мы с ней копейки считали, она единственный родной мой человек, к сожалению уже покойный. Но я очень рад, что бабуля дожила до того момента, когда я стал хорошо зарабатывать. Я успел купить ей, всю жизнь ютившейся в крошечной комнате коммуналки, симпатичную однушку, обставил ее, набил шкаф хорошей одеждой. Хоть короткое время, но успела баба Лена пожить, как она говорила, «королевишной». А еще я свозил ее в Турцию, чтобы поплавала в теплом море. Это был мой первый выезд за рубеж. Раньше меня на лето всегда отправляли в деревеньку Конский Завод. Она так смешно и неправильно называется! Надо говорить «конный завод». В тридцатых годах прошлого века там разводили лошадей. В селе жила близкая подруга бабушки, Марфа Авдеевна, которая меня кормила-поила, а я за это огород ей копал, воду носил, за коровой ухаживал. Да-да, я приспособлен к деревенской работе с малолетства. Нищета вообще отличный учитель жизни. Именно в селе мне впервые пришла в голову мысль заняться фотографией. Удивительно, но я отлично помню, как десятилетним пацаном в пять утра отогнал скотину в стадо, сдал ее пастуху, пошел домой и замер от восторга. У тропинки буйно цвел куст жасмина, на одной из ветвей сидела малиновка, такая розовая, леденцовая, словно игрушечная. Луч солнца пробился сквозь зеленые листья, позолотил белые цветы над птицей. Я стоял, полный восхищения, но солнышко вскоре зашло за тучу, малиновка улетела… И тогда мне стало вдруг понятно: красоту надо запечатлевать, она очень хрупкая, вмиг исчезает. Вот с того я задумался о фотографии».
– Странно… – внезапно перебил Роберта Денис.
Троянов оторвался от чтения.
– Что тебя удивило?
Глава 16
Жданов показал на фото на мониторе.
– Если верить словам Пряхова, снимок сделали в день, когда он приехал в Москву?
– Он же об этом в интервью сообщил, – подтвердила Лиза. – Да и с первого взгляда ясно: перед нами провинциал. Посмотри на его прическу, одежду, ботинки – все далеко не модное, купленное по дешевке на захолустном рынке. В Москве пять лет назад уже не носили спортивные костюмы в пир, мир и добрые люди, а в маленьких городах такой наряд с эмблемой крупного производителя до сих считается шиком. И в руке у парня дорожный баул.
– А на шее висит камера, – добавил Жданов.
– Понятное дело, – подал голос Глеб Валерьянович, – он же мечтал стать фотографом и заявился не куда-нибудь, а в издание «Снимки со всей планеты».
– Я немного разбираюсь в аппаратуре, но, думаю, Роберт в ней понимает больше меня, – продолжил Денис. Затем кивнул на снимок: – Сколько стоит такая вот камера?
Троянов покачал головой:
– В фотоделе я полнейший профан.
Жданов оперся локтями о стол.
– Зеркалка, которую мы все сейчас видим, очень дорогая штука. Это вам не мыльница, не пластиковая коробка, которой большинство туристов щелкает достопримечательности, а профессиональное оборудование. Роберт, глянь на фирменный чехол, там видна марка – «Linda». Можешь открыть сайт производителя и сказать, сколько стоит такое оборудование?
Троянов повернулся ко второму ноутбуку и поводил «мышкой» по коврику.
– Вот, пожалуйста. Эта фирма широко известна в кругах профессионалов. Она не производит фототехнику для массового потребителя, не пытается вытеснить с рынка «Kodak» или «Canon». «Linda» работает для журналистов, операторов, фотохудожников. Стартовая цена на ее оптику примерно семьсот долларов, верхнего предела нет. На сайте компании висит информация о хозяине телеканала «Мир в фотографиях», которому друзья подарили камеру ценой в полтора миллиона долларов. Но это был спецзаказ, на крышке футляра бриллиантами выложили имя юбиляра.
– Семьсот долларов – большая сумма для паренька из забытого богом местечка, – завершил свое выступление Жданов.
– Может, он их накопил? – неуверенно произнесла Лиза.
– Интересно, с каких доходов? – нахмурился Роберт. – Я же читал интервью Пряхова вслух, и парень там ясно говорит: у них с бабушкой подчас не хватало денег на еду. Все детство и отрочество Вадик отдыхал у какой-то тетки в деревне Конский Завод, а это тебе не пятизвездочный отель на Бали, к тому же свежий воздух и речка шли в обмен на работу в коровнике.
– В день восемнадцатилетия Вадим рванул в Москву с дорогой камерой на шее… – пробормотала я. – Пряхов не рассказал корреспонденту, кто его приютил в столице?
– Сейчас посмотрю, – откликнулся Троянов. – Вот. Зачитываю. «Свет не без добрых людей. Майя Михайловна, секретарь редакции «Снимки со всей планеты», позвонила своей соседке Олесе Никитичне, та сдала юному покорителю столицы однокомнатную квартиру. Говорят, что вокруг много злости, но мне в Москве не встретились подлые, вредные люди. Наоборот, окружающие очень мне помогали, вели по жизни».
– Значит, какие-то денежки у Пряхова имелись, за жилье ведь надо платить, – констатировал Глеб Валерьянович. – Вообще-то я не советую верить селебритис, они отчаянно врут, сообщая о том, как трудно пробирались к славе. Вероятно, бабушка Вадима продала семейное серебро или какую-нибудь реликвию, чтобы собрать любимого внучка в столицу. Она была умной женщиной, понимала, что пареньку лучше штурмовать большой город, где возможности для активного творческого человека неисчерпаемы.
– Что могло связывать всех этих людей? – задала я главный вопрос. – И каким образом в их компании оказалась Лора Павловна? Лиза, составь нам таблицу, Маргарита Валерьевна Друзь, вехи ее биографии, которые нам известны. Вадим Пряхов…
– Поняла, – остановила меня Кочергина и подошла к стене, где у нас висит большая стеклянная доска.
– Сколько ехать из Москвы до городка Котово? – поинтересовалась я у Троянова. И услышала:
– Около двух часов на электричке.
Я посмотрела на Жданова.
– Ясно, – кивнул Денис. – Нужно съездить на родину Вадима, порасспрашивать соседей, авось чего выплывет?
– Смотрите! – окликнула нас Лиза.
Все повернулись в ее сторону.
– Материала у нас маловато, но даже при столь скудных сведениях заметна одна общая деталь, – затараторила Елизавета. – Пять лет назад все действующие лица нашей истории резко изменили свою жизнь и из лузеров превратились в успешных людей. Маргарита Друзь бросает службу в больнице, начинает заниматься кошками, и вскоре ранее никому не известная скромная медсестра покупает коттедж в ближайшем Подмосковье, становится судьей международной категории и открывает питомник.
Роберт повернулся к компьютеру и забарабанил пальцами по клавиатуре. А Лиза продолжала:
– Не сомневаюсь, что Маргарита стала хорошо зарабатывать и у нее резко повысился социальный статус, ее начали приглашать в качестве гостьи на разные теле– и радиопрограммы. Вадим Пряхов примерно в то же время перебирается в Москву и делает карьеру фотографа, быстро становится известным в определенных кругах. А Юрий Николаевич Фофан переезжает в Первопрестольную из своего Громска, открывает антикварную лавку. Кстати, этот самый Громск и Котово, откуда родом Пряхов, находятся неподалеку друг от друга.
– А еще Фофан приобретает трехкомнатную квартиру, – подсказал Глеб Валерьянович. – Пряхов тоже весьма быстро обзавелся недвижимостью. Ох, простите, Лизонька, перебил.
– Ничего, вам можно, – улыбнулась Кочергина. – И вы совершенно правы. Причем квартира и лавка Фофана расположены не на окраине мегаполиса, а в пределах Садового кольца, где квадратные метры о-го-го сколько стоят. Пойдем далее. Лора Павловна Селезнева приблизительно в то же время из портнихи переквалифицировалась в учительницу домоводства.
– А еще Фофан приобретает трехкомнатную квартиру, – подсказал Глеб Валерьянович. – Пряхов тоже весьма быстро обзавелся недвижимостью. Ох, простите, Лизонька, перебил.
– Ничего, вам можно, – улыбнулась Кочергина. – И вы совершенно правы. Причем квартира и лавка Фофана расположены не на окраине мегаполиса, а в пределах Садового кольца, где квадратные метры о-го-го сколько стоят. Пойдем далее. Лора Павловна Селезнева приблизительно в то же время из портнихи переквалифицировалась в учительницу домоводства.
– Последний вариант я не могу назвать успешным, – скривился Жданов.
– Надо спросить у Ивана Никифоровича, – остановила я Дениса. – Вероятно, Селезнева всегда хотела работать с детьми, однако по какой-то причине раньше не могла осуществить свою мечту. Но вот что особенно интересно. Селезнева меняет место жительства. Где она была ранее прописана?
– В коммуналке на улице Прохорова, – пробурчал Троянов. – Старый район, там дома девятнадцатого века. Лора имела одну комнату в тринадцать квадратов.
– Ну, тогда понятно, – сказал Глеб Валерьянович. – Такие здания – лакомый кусочек для строительных компаний, они расселяют многонаселенные «клоповники», делают дорогой ремонт, а потом по астрономическим ценам продают апартаменты богатым клиентам.
– С вами трудно поспорить, – остановила я Борцова, – но бизнесмены – люди расчетливые. За одну комнатенку Лоре Павловне никто не мог предложить двушку, да еще в центре Москвы. Как правило, корпорации, которые переделывают коммуналки в хоромы, предоставляют их бывшим обитателям площадь в домах, которые сами же возводят на окраинах, и при этом стараются выгадать. Например, говорят: «Вы имели в общей квартире двадцать пять квадратных метров, дадим вам однушку с комнатой в семнадцать метров. Да, жилая площадь меньше, зато вы получите личную кухню и прихожую. И никаких соседей по ванной и туалету. А то, что новый дом находится не в загазованном Центральном округе, только плюс. У вас из окна виден лес, где птички поют, будете дышать свежим воздухом».
– Откуда эти четверо взяли деньги? – удивился Жданов. – Были не особенно обеспечены, а пять лет назад обзавелись новым жильем, не побоялись рискнуть сменить профессию. Значит, имели в загашнике деньги.
– Замечательный вопрос, – поддакнул Борцов.
– Слушайте все! – воскликнул вдруг Роберт. – С именем Маргариты Валерьевны, оказывается, был связан скандальчик. Я только что нашел сведения в Интернете.
– Рассказывай, – приказала я.
Глава 17
Троянов развернулся в кресле и заговорил, время от времени поглядывая на монитор:
– Карьера Друзь-кошатницы началась с представления ею на выставке новой породы кошек. Маргарита Валерьевна показала крупное животное с необычной «мраморной» рыже-черной окраской, с хвостом-помпоном и сильно вытянутой мордой. Кот неожиданно вызвал большой интерес знатоков, вокруг него разгорелись споры. Друзь объяснила, что много лет пыталась вывести московского бобтейла, и вот пожалуйста – смотрите на результат селекционной работы. Официальные сообщества кошколюбов посмеялись над ней, но Друзь уперлась, зарегистрировала клуб «Кэт М» и собрала вокруг себя единомышленников. Уже на следующий год она организовала выставку, на которой продавала котят из своего питомника. Московские бобтейлы быстро вошли в моду, хотя официально такая порода не признана.
– А где скандал-то? – не понял Денис.
– Склока разгорелась, когда Друзь принялась активно торговать своими кисками, – пояснил Роберт. – Некая Антонина Львова обвинила ее в обмане, заявив: «Никакой селекционной работы Друзь не вела. Это я создала московского бобтейла, хотела идти с ним на выставку, но у меня случилось несчастье, заболел сын, понадобились деньги на лечение. И мне пришлось продать уникального кота этой Друзь, которая страстно мечтала въехать в сообщество любителей кошек на белом коне». Маргарита Валерьевна спокойно отреагировала на выступление Львовой. Когда к ней обратился корреспондент «Желтухи», а именно это издание вовсю раздувало скандал…
– Кто бы сомневался! – усмехнулась я. – Если где-то что-то плохо пахнет, то, к гадалке не ходи, возле ароматной кучи уже стоит папарацци, фотографирует дерьмо и кормит им читателей. Или, что тоже вероятно, сам же какашку принес, а потом соврал, будто случайно мимо шел и ее невзначай узрел.
– Среди представителей «желтой» прессы встречаются и порядочные люди! – вспыхнул Жданов. – Они разоблачают нечестных политиков, хотят сделать мир чище!
Я покосилась на Роберта, Троянов отвел взгляд в сторону. Ну да, мы-то с ним знаем, что, назвавшись Денисом, в нашей бригаде служит Федор, у которого жена – корреспондент «Желтухи». Не стоило мне сейчас выступать с резким заявлением, надо держать себя в руках.
Компьютерщик продолжал:
– Так вот, Друзь без всякого аффекта сказала газетчикам: «Пусть госпожа Львова подает в суд. Я могу представить многолетние записи, дневники наблюдений, снимки кошек и котят. А что есть у клеветницы?» На том скандал захлебнулся, Львова заткнулась.
– Ну, это ерунда, – отмахнулся Денис, – каждый успешный человек непременно расскажет о чем-то подобном. Писателей, музыкантов обвиняют в плагиате, ученых – в присвоении чужих изысканий и изобретений. Стоит кому-нибудь залезть на вершину славы, как снизу раздается злобное тявканье: «Звезда-то бездарная, она украла мелодию (рукопись, диссертацию, научное открытие) у меня». Это элементарная зависть, не следует воспринимать такие обвинения всерьез, как и слова о том, что каждая исполнительница главной роли переспала с режиссером, оператором и шофером гримвагена.
– Денис, охлади свой пыл, нас не интересует история появления на свет породы московский бобтейл, – остановил Жданова Борцов. – Речь о другом. Откуда у простой медсестры появились деньги на покупку коттеджа, причем не за двести километров от столицы, а в ближайшем Подмосковье? Роберт, где Маргарита Валерьевна жила до переезда?
– Ранее она обитала в Капотне, в однушке гостиничного типа: комната девять метров, кухня два, вместо ванны – душ. А потом очутилась в поселке «Садовый», десятый километр Новорижского шоссе, – сообщил Троянов. – То есть из самого экологически неблагополучного района Москвы перебралась в престижный поселок. Из норы – в двухэтажный особняк. Ловко, однако.
Я решила подвести итог.
– Завтра с утра Лиза поедет к Эрике Рудольфовне Кнаббе, подруге Друзь. Денис у нас отправляется в Котово, а я пообщаюсь с дочкой и зятем Фофана. Глеб Валерьянович и Роберт остаются в офисе.
– Бабушка Вадима скончалась, сам он давно уехал с исторической родины, в городке небось давно позабыли Пряхова, зря только время потрачу, – неожиданно заныл Жданов. – Ну что там можно интересного узнать? Наболтают глупостей про то, как парень в детстве стекла соседям футбольным мячом бил. Лучше поговорить с его любовницей-манекенщицей.
– Согласна, беседовать с красивой девушкой намного приятнее, чем с бабками, – без тени улыбки сказала я. – Однако приказы начальства не обсуждаются. Но спасибо за напоминание, мы забыли про девушку. Где она сейчас?
Роберт постучал по клавиатуре.
– Людмила Малышова вскоре после исчезновения жениха уехала в Нью-Йорк. Подписала контракт с крупным модельным агентством и вышагивает по подиумам США, Франции, Италии и других стран. В Москву не приезжает.
– Понял, – кивнул Денис. – Котово так Котово.
– Может, я нанесу визит Зинаиде, дочери Фофана, и ее супругу Степану? – предложил Борцов. – Еще не забыл, как работать в поле. А вы, Танечка, наверное, должны быть в «Доме солнца», ниточка-то туда тянется. Человек, шантажирующий Обнорскую, позвонил сразу после того, как Ксения Рябикина побежала по редакции с воплями, что приз пропал, а конкурс отменят. Новость слышали только свои.
– Да, – подтвердила я, – Ольга Ивановна пригрозила страшными карами тому, кто вынесет информацию за пределы офиса.
– Интернет пока молчит, – добавил Троянов, – никаких сенсаций вроде: «У журнала «Дом солнца» сперли приз конкурса» – нет. Значит, местный люд крепко держит язык за зубами.
Глеб Валерьянович встал.
– Вот-вот! Новость не ушла на улицу, но реакция звонившего последовала незамедлительно, шантажист велел Арине ехать в трактир «Голодный рыцарь». Значит, у него есть информатор среди сотрудников.
– Или он сам работает в журнале, – добавила Лиза. – У меня еще один вопрос. А зачем Обнорской было приказано посетить кафе? Никаких фигурок ей на сей раз не дали.
– Аноним оставил для нее незапечатанное письмо, – напомнила я. – Арина его заклеила и опустила в ящик.
– Как-то странно, – протянула Кочергина. – Мы можем получить конверт?
– Да, – ответил Роберт. – Как только сортировка выловит из потока письмо на несуществующую улицу Собачья Площадка, нам сообщат, я позаботился об этом.