подсобку.
- Ладно, я пошла, - сказала я в трубку. – Позвони мне, хорошо? В августе.
- В августе, - согласился он. – Непременно.
Я повесила трубку и взглянула на Морган. Норман в кухне отложил книгу и смотрел на меня. Он
как-то странно вел себя, вернувшись с ярмарки, опустил голову и старался не встречаться со мной
взглядом. Я не знала, что и думать.
- Наша Коли, – с гордостью проговорила Морган. – Как она выросла!
- И все еще сутулится, - донеслось из подсобки. Морган вздохнула и потрясла солонку,
перемешивая соль с рисом.
- Первая любовь, - мечтательно произнесла она. – Теперь я скучаю по Марку еще сильнее.
- Ты издеваешься? – поинтересовалась Изабель, выходя в зал и доставая банку колы из автомата.
– Не начинай.
- С его стороны было так мило сделать мне сюрприз, - продолжала Морган. Эту фразу я слышала
уже добрый десяток раз за сегодняшнее утро. Всего лишь один неожиданный визит Марка – и
счастливая улыбка не сходила с ее лица, несмотря ни на что. Изабель уже предположила, что дело
в веселящем газе, которого Морган где-то надышалась. – Теперь мне хочется сделать что-то и для
него, понимаете?
Изабель лишь заказила глаза.
- Он позвонит мне в августе, - попыталась я перевести разговор.
- Чудно. На первое же предложение о свидании не соглашайся, - Изабель достала из-под стойки
журнал. – Сперва скажи, что занята. Хотя ответить так дважды было бы еще лучше. Ты всерьез
зацепила его, Коли. Пользуйся.
- Ладно, – согласилась я, гадая как справлюсь без нее.
Кухонная дверь распахнулась и с грохотом закрылась за спиной Нормана. Он вышел на задний
двор, оставив книгу на столе. Выглянув в окно, я увидела, как он стоит возле своей машины и что-
то ищет внутри.
- Ого, - удивилась Морган. – Что это с Норманом?
- Ревнует, - коротко бросила Изабель, не отрываясь от журнала.
- Кого? – в недоумении спросила я.
Она подняла голову.
- Сама-то как считаешь?
- Ну не меня же! О чем ты вообще говоришь?
- Ты ему нравишься. Ты же видела его лицо, когда вы разговаривали вчера вечером, - она снова
углубилась в чтение. – Все очевидно.
- Неправда. Ты ошибаешься.
- Я никогда не ошибаюсь в таких вещах, - она скользнула взглядом по Норману, который воевал с
ящичком на приборной панели. Дверца открывалась снова и снова, а он снова и снова пытался
закрыть ее.
- Черт побери! – рявкнул он, наконец.
- Вот видишь? – хмыкнула Изабель. – Ревнует. У него, наверное, был целый план, как завоевать
твое расположение. Он, может, - задумчиво протянула она, - предложил бы тебе написать портре
или еще что-то…
Портрет. Горячий шоколад.
- О господи! – воскликнула я. – Вчера вечером… Я совсем забыла!
- Что забыла? – поинтересовалась Морган.
- Он же собирался приготовить для меня горячий шоколад вчера!
- Серьезно? – девушка выпрямилась. – Ого, у него выходит отлично! Зуб даю, он делает его просто
шикарно. Добавляет молоко, а не воду, а еще…
- Морган. – Изабель закрыла журнал.
- Что?
- Заткнись. – Она повернулась мне. – И? Что ты о нем думаешь?
- О Нормане?
- Нет, о Линкольне! – раздраженно отозвалась она. – Да, о Нормане.
Я снова посмотрела в окно. Он сидел на капоте машины. Сегодня на нем была оранжевая
футболка и черные очки «RayBan». Что я о нем думаю? Ну, он симпатичный. И он был очень
дружелюбен ко мне с самого первого дня. Но он… Он не Джош.
Хотя, с другой стороны, он и не Чейз Мерсер.
- Я не знаю, - честно призналась я. – Он мне нравится, но он такой…
- Какой?
Мне вспомнился Джош – красивый своей классической красотой. А Норман… Ну, он любитель
мобильников, подвешенных к потолку, и фигурок животных на приборной панели.
- Он просто… Ну совсем мой тип.
- Твой тип, - повторила Морган.
- А кто же тогда «твой тип»? – уточнила Изабель.
- Вы же понимаете, что я имею в виду! – воскликнула я. – Он коллекционирует очки, а его
машины… Я не знаю, как еще это объяснить, просто он… Норман. Вы же понимаете!
- Нет, - Изабель сложила руки перед собой. – Не понимаем.
- Он милый, - вздохнула я. – Но я не думаю, что могла бы просто взять и пойти с ним куда-то. Он
немного не от мира сего. Ты же знаешь, о чем я, Изабель.
- Нет, не знаю, – медленно проговорила она. – Зато мне прекрасно известно, что ты появилась
здесь со странным цветом волос и в черной одежде, и я уж не говорю о твоем идиотском кольце в
губе, и была настолько забитой, насколько можно себе представить. И «не от мира сего» - это
самое мягкое выражение, которое я могла бы употребить тогда, говоря о тебе.
- Изабель, - предупреждающе сказала Морган, но девушка снова отмахнулась от нее.
- Слушай, Коли. Не позволяй первому встречному симпатичному парню забыть, какая ты. Я бы
никогда в жизни не стала помогать тебе, если бы знала, что ты превратишься в такую же девчонку,
которая пришла сюда и стала оскорблять тебя.
- Я и не превратилась! – ее слова задели меня.
- Прямо сейчас ты – это она и есть. – Изабель снова открыла журнал. – Норман – милейший,
дружелюбнейший парень из всех, кого я знаю, а если ты считаешь, что он недостаточно хорош для
тебя, то ты, видимо, лучше всех нас.
- Этого не говорила, - возмутилась я и оглянулась на Морган, ожидая поддержки, но она смотрела
в сторону.
- А иногда говорить и не нужно, - заметила Изабель. – Люди могут все понять и так.
Она была права. И Мира была права. Я развязала фартук и положила на стойку, а затем пошла в
ванную комнату. Плеснув в лицо водой, я уставилась на свое отражение. Новая прическа, новая
форма бровей. Новая я. Если Изабель права, а она права, то я никогда не прощу себе, что
позволила общественному мнению управлять моими действиями и решать за меня, с кем я
должна общаться. Моя мама никогда не забывала о том, каково ей приходилось, когда она была
толстой. Если забуду я – значит, я ничем не лучше Кэролайн или Беа.
Норман был милым со мной, он принял меня лучше, чем все остальные в самом начале, если не
считать, конечно, Миры, а я отталкиваю его. Так это и есть моя благодарность? Я покачала
головой, не веря, что оказалась способна на такое.
Он был именно таким, каким его видели окружающие – открытым и увлеченным, приветливым и
наблюдательным, чутким и тактичным. Он наблюдал за мной в первые дни работы, подсказывал
что-то, если я не справлялась, и угощал вкусным. Он никогда не отказывал в помощи мне, Мире,
Морган или Изабель, в его машине всегда находилось место для чьих-либо вещей, которые
требовалось подвезти.
Норман для меня – это самые лучшие качества, какие только могут быть в человеке, а еще
неповторимая индивидуальность, любовь к искусству и… И то, как я ранила его, выкинув из
головы данное ему обещание.
Когда я, наконец, осмелилась заговорить с Морган о нем, она подняла голову и улыбнулась, точно
ждала моего вопроса.
- Ох, Норман, - вздохнула она, когда мы протирали подносы перед закрытием, а затем бросила
взгляд в кухню, где он и Бик наводили порядок. – Он просто чудо.
- Да, - тихо согласилась я. Если кто и мог простить мне мое недавнее поведение, то только Морган.
– Так что у него за история?
Морган отложила поднос и серьезно посмотрела на меня.
- У него проблемы в семье. Его отец – Норм Карсвелл, владелец нескольких авто-магазинов. Ты,
наверное, видела рекламные плакаты по всему Колби и их ролики по телевизору. Возможно, он и
сам попадался тебе на глаза, в выпусках новостей, например. Он всегда много кричит и
рассуждает о выгодных сделках, размахивая руками.
- Точно, – припомнила я мужчину в костюме, который часто появлялся в рекламе в промежутках
между поединками Миры. – Видела насколько раз.
- Так вот. Как бы то ни было, он - большой человек здесь. Входит в городской совет, финансирует
туризм, ну и так далее. У него трое сыновей, старшие братья Нормана тоже занимаются отцовским
бизнесом, но вот Норман…
Она замолчала, потому что дверь кухни открылась и оттуда вышел Норма с ящиком лимонов в
руках.
- Норман решил, что бизнес – это не для него, и пару лет назад попытался поговорить с отцом о
том, чтобы поступить в школу искусств. Мистера Карсвелла это просто взбесило, он заявил, что не
станет платить за эту пустую трату времени и все такое. Это было ужасно. Но Норман от своего не
отступил и получил стипендию за свои работы, так что все равно будет учиться там с этой осени.
Он настоящий талант, Коли, ты бы видела его работы.
Я вспомнила портрет Миры и рисунок Изабель с Морган. Норман все еще стоял на улице, изучая
лимоны. Он достал из ящика один, подкинул в воздух, поймал и покрутил в руках.
лимоны. Он достал из ящика один, подкинул в воздух, поймал и покрутил в руках.
- Отец все равно был недоволен, - тихо продолжала Морган, - и в итоге Норман просто взял и
ушел из дома. Сперва он жил прямо здесь, в подсобке, но потом Мира предложила ему переехать
к ней. Это было на той же неделе, когда к ней пришел тот кот. Словом, она приютила их обоих.
- Ого, - я все еще смотрела на Нормана, который уже начал жонглировать лимонами. – Ничего
себе. Сложно поверить, что родители могут быть такими.
- Видишь ли, его отец уже решил для себя, каким хочет видеть сына, а Норман не пожелал
вписываться в составленный план. Мистер Карсвелл до сих пор остается при своем. Он просто не
понимает, да и никогда не понимал.
- Не понимал чего?
- Нашего Нормана, - лимоны крутились в воздухе, как маленькие солнышки. – Он просто… -
Морган тоже посмотрела в окно и улыбнулась. – Он особенный, Коли. Поэтому будь осторожна,
ладно?
- Конечно.
Она кивнула, точно мы поняли друг друга и пришли к соглашению.
Чуть позже я нашла Нормана у его автомобиля, он воевал с ремнем безопасности на
водительском сиденье.
- Привет, - неуверенно сказала я.
- Привет, - он едва ли поднял голову. Я села на ступеньки кафе.
- Как ты?
- Нормально, - он достал из машины папку с рисунками, положил на бампер и вернулся к ремню.
- Это новые? – поинтересовалась я, указав на рисунки. Норман покачал головой, по-прежнему не
глядя на меня.
- Кое-какие старые работы.
- Слушай, Норман, - я сделала глубокий вдох, - я очень надеюсь, что ты дашь мне еще один шанс.
Чтобы нарисовать портрет.
- Мне показалось, тебе это не интересно.
- Интересно! Просто я была такой глупой… Я забыла.
Он, наконец, взглянул на меня.
- Ты не должна чувствовать себя обязанной. Это не одолжение и не что-то подобное. Просто
предложение.
- Я знаю. Я хотела… Я хочу, да, я хочу принять его.
Он положил папку обратно на сиденье.
- Я довольно-таки занят сейчас…
- О, - нет, умолять я не собиралась. Мои слова и так напоминали мольбу. – Ладно, - я поднялась и
направилась обратно в кафе. Но, когда я уже открыла дверь, Норман окликнул меня.
- Я просто не слишком хорошо подумал, когда спросил тебя об этом.
Я застыла – наполовину на пороге, наполовину внутри.
- В смысле, портрет – это долгая работа. За один день не делается.
- У меня достаточно свободного времени, - произнесла я. Норман снова повернулся к машине. Не
знаю, почему для меня это было так важно, но я очень хотела вернуть его расположение, поэтому
стояла в дверях, мысленно прося его обернуться.
Он не обернулся, и я вошла внутрь, когда вдруг услышала тихое:
- Хорошо.
Я напряглась.
- Думаю, - добавил он погромче, - у нас еще есть время.
Во мне словно лопнула до предела натянутая нить, я вдруг поняла, что задержала дыхание, и
только что начала дышать снова.
- Спасибо, Норман.
- Но, – твердым голосом снова заговорил он, - ты все равно остаешься без горячего шоколада. На
него вторых шансов не бывает.
- Ладно, - согласилась я. Это я смогу пережить. – Когда мы начинаем?
- У тебя ведь еще есть те очки? Которые я дал тебе?
- Да.
- Тогда приходи сегодня с ними ко мне, где-нибудь около восьми. Я сделаю набросок, а потом мы
будем работать здесь, в кафе.
- Здесь? Ты можешь рисовать прямо тут?
- Именно, - кивнул он. – По моей задумке, все будет именно тут. Вот здесь, - он указал на
табличку, стоявшую возле кафе. Почему-то раньше я не обращала внимания на эти красные
буквы, складывающиеся в слова: «ДОСТАВКА», а чуть ниже – «ВАШ ЕДИНСТВЕННЫЙ И
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС»
- Хорошо. Я приду.
Впервые оказавшись в комнате Нормана, я решила, что это самый настоящий бардак. На самом
же деле она была целой вселенной, в которой царили свои порядки и законы.
Вселенная Нормана. Если рассматривать его подвал с такой точки зрения, то можно было понять,
что все здесь лежит на своем месте – пластмассовые фигурки героев мультфильмов сидят на
книжной полке, а манекены сидят вдоль стен, точно ждут своей очереди на прием к врачу. Была у
него и целая коллекция стеклянных баночек из-под детского питания, каждая из них была
заполнена чем-то – шестеренками, гайками, кнопками, пуговицами, ракушками, скрепками…
Словно Норман был ученым, коллекционирующим интересные экземпляры и образцы самых
разных предметов.
Стены в подвале были выкрашены в белый цвет и увешаны рисунками – некоторые я видела
раньше, например, портрет Морган и Изабель, но был тут еще один, который тоже продолжал
тему очков, но раньше я его не видела.
Это был портрет мужчины, которому было чуть больше двадцати. Он стоял возле старомодной
машины и смеялся чему-то, откинув голову назад, точно ему рассказали самую смешную шутку на
свете. Он был в белой рубашке, галстуке и брюках, на глазах у него были очки, а руки он скрестил
на груди. Кто это?
Норман велел мне сесть на старый синий стул со спинкой, пахнувший какими-то духами,
напоминавшими розы, и я подумала, что, наверное, здорово жить в окружении вещей, у которых
есть своя история.
- Так. Смотри сюда.
Я уже надела темные очки и не понимала, как он определяет, куда именно я смотрю, но все же
послушно взглянула на него. Он сидел напротив меня с альбомом на коленях и карандашом в
руках. Возле него стояла банка из-под кофе, в которой были самые разные кисти, ручки и
карандаши. Время от времени он наклонялся к ней и доставал нужный.
Осознав вдруг, что в ближайшее время я буду единственным, на чем он сосредоточится, я
занервничала и порадовалась, что на мне есть очки – хотя бы за ними я могу спрятаться.
- Подними подбородок, - он указал на меня карандашом. – Нет, не так высоко. Да, вот так,
отлично. Так и сиди.
Вскоре моя шея начала ныть, но я не стала уподобляться ей. Вместо этого я разглядывала
Нормана, словно видела его впервые.
Не знаю, когда именно это началось. Может, в один их тех моментов, когда он поднимал голову и
рассеянно смотрел на меня, а затем переносил мое лицо на свой рисунок. Или, может, когда я
наблюдала за его руками. Раньше я видела, как они режут хлеб, носят ящики с овощами и ставят в
окошко для раздачи готовые тарелки, а теперь они летали над листом бумаги, творя маленькое
чудо. Звук карандаша, скользящего по бумаге, сплетался с моим собственным дыханием, и мне
казалось странным вот так вот сидеть перед ним. Как будто он был не просто Норман Норман,
ленивый хиппи, а парень с глубокими карими глазами, наблюдающий за мной, и, возможно,
Изабель была права, думая, что…
- Не трогай колечко в губе, - произнес он, и я поймала себя на том, что, действительно, тихонько
качаю его языком.
- Я и не трогала, - автоматически ответила я, смутившись, точно он мог прочитать мои мысли. Он
же просто Норман, боже мой!
Он взглянул на меня, и я немедленно испугалась, что произнесла последние слова вслух.
- Что-то не так, - сказал он, глядя мне в лицо.
- Что? – слишком быстро переспросила я. – Что не так?
Он встал, отложил альбом и карандаш и подошел ко мне. Мой желудок подпрыгнул.
- Сиди прямо, - предупредил он и осторожно отвел прядь волос с моего лица, заправляя ее за ухо.
Его пальцы скользнули по моей щеке.
Это всего лишь одно движение, незначительная мелочь, но, когда Норман вернулся обратно к
своему альбому и продолжил набросок, я закрыла глаза. Снова и снова он вставал передо мной и
касался рукой моего лица.
- Подбородок вверх, - напомнил он. – Смотри сюда, Коли.
Я вдохнула поглубже и медленно выдохнула. Это смешно. Мира сказала бы, что это связано с
астрологией, а в гороскопе непременно было что-нибудь на эту тему, но…
Ладно, может быть, это связано с луной, звездами или бог знает, чем еще. Не знаю.
- Подбородок вверх.
- Извини.
Еще полчаса прошли в молчании, когда, вдруг зазвонил телефон. Затем еще раз. Затем трижды.
- Может, мне взять трубку? – предложила я.
- Не надо.
- Точно?
- Подбородок вверх, Коли.
Телефон снова зазвонил, и это был по-настоящему громкий сигнал, я могла бы услышать его через
два этажа. На минуту он смолк, а затем все повторилось, и вот уже включился автоответчик –
голос Нормана предложил оставить сообщение.
Послышался стандартный гудок, но за ним ничего не последовало, и я уж было решила, что
звонящий, кем бы он ни был, повесил трубку, но тут мы услышали, как на другом конце кто-то
прочищает горло, будто бы готовясь сказать что-то.
Глаза Нормана по-прежнему были прикованы к листу бумаги. Звонивший снова прокашлялся, а