– Делайте, как вам удобнее, – добродушно сказал Гуров. – Мне главное, чтобы был результат.
– Тогда, Лев Иванович, мы, пожалуй, вместе с Артемием все встаем к кинопроектору, – заключил Григорий Петрович. – Я этого шедевра абсолютно не помню, а ведь нам придется останавливать кадр, поэтому лучше не разлучаться… Надеюсь, мы сможем получить нужную распечатку кадров, Артемий?
– Нет проблем. Это займет некоторое время, но вы ведь не торопитесь?
Артемий привел гостей в небольшой демонстрационный зал и отпер дверь, за которой обнаружилась комнатка, набитая кинопроекционной аппаратурой. Здесь же лежали алюминиевые коробки с лентой. В этих коробках шедевр должен был сохраняться на радость будущим поколениям кинозрителей.
Артемий вставил в кинопроектор первую бобину, включил его и сказал с усмешкой, повышая голос, чтобы перекричать треск аппарата:
– Комфорта тут, конечно, поменьше, но все видно и слышно. И можно остановить показ, как только вам это потребуется. И вообще, если понадобится моя консультация, я к вашим услугам, спрашивайте!
Начался просмотр. Уже с первых кадров Гурову стало ясно, что шансов стать популярным у фильма не было и в помине и на полку он лег вполне заслуженно и, видимо, теперь безвозвратно. Это была совершенно беспомощная, наводящую скуку галиматья о русской мафии, о продажной милиции, о продажных женщинах, о продажных чиновниках и о кристально чистом герое-одиночке, бывшем спецназовце, прошедшем Афганистан. Герой был квадратный, абсолютно бесстрашный, суровый и смертоносный. Всю продажную сволочь на протяжении двух часов экранного времени он последовательно сокрушал ударами каменных кулаков, так что к финалу почти никого из них не осталось. Несмотря на то что действия в фильме было хоть отбавляй, смотреть его было невыносимо тяжко – буквально сводило скулы от зевоты. Гуров подумал, что, сняв такую картину, он бы тоже со стыда сбежал подальше – может быть, в Америку, как режиссер Никольский.
Впрочем, его не интересовали художественные достоинства фильма. Гуров с нетерпением ждал, когда наконец на экране появится лицо второстепенной актрисы, о которой вспоминал Григорий Петрович, и сам Григорий Петрович скажет решительное слово.
Однако она никак не появлялась. Гуров испытывал некоторую досаду, но старался ее не выказывать. Он невозмутимо и добросовестно пялился на экран, не задавая киношнику никаких вопросов. Но Григорий Петрович и без того нервничал. Ему было страшно неудобно перед Гуровым, а нужный эпизод все никак не появлялся на экране. Григорий Петрович даже начал побаиваться, что эпизод этот на самом деле был вырезан при монтаже, а он попросту позабыл об этом факте.
Они просмотрели уже шесть частей фильма. Артемий сохранял полное равнодушие к содержанию ленты, которую крутил. При этом он иногда вставлял по ходу фильма замечания профессионального характера, чтобы гостям не было очень скучно.
Постепенно Гурова начала забавлять галиматья, творящаяся на экране, и он от души веселился, глядя на подвиги главного героя и гнусные козни героев отрицательных. С особым вниманием он встречал появление на экране каждого нового женского лица.
Григорий Петрович откровенно злился. Его актриса никак не хотела появляться, хотя пружина сюжета уже раскрутилась вовсю. Ему очень не хотелось подводить Гурова, который очень ему нравился.
А потом на экране начался эпизод в ресторане. Главный герой, слегка дрогнувший в какой-то особо трудный момент, пытается расслабиться за стаканом хорошего виски и вдобавок найти себе женщину на ночь. Хорошенько напившись, он подсаживается за столик к двум «ночным бабочкам», совсем юным девушкам, и заводит с ними задушевные разговоры. Сильно разговориться, однако, ему не удается, потому что в следующую минуту появляются враги и все опять кончается хорошей дракой, после которой героя выбрасывают из ресторана, потрепанного, но непокоренного.
Этот эпизод чрезвычайно взволновал Григория Петровича. Он даже подпрыгнул на месте, замахал руками и закричал Артемию: «Стоп! Стоп! Останови здесь! Смотай обратно!»
Когда все нужные процедуры были по его распоряжению выполнены, Григорий Петрович схватил Гурова за локоть и указал через окошечко кинобудки на экран.
Теперь, когда кадр замер на экране, Гуров мог в подробностях рассмотреть обеих актрис, участвовавших в эпизоде. Он прекрасно видел девушку в голубой кофте с вырезом. Ее лицо в самом деле смахивало на фоторобот, изготовленный со слов Астахова и Курносова. Сходство, впрочем, было отдаленное. Но Гурова больше заинтересовала вовсе не эта девушка, а ее сестра, сидевшая рядом за ресторанным столиком. Он узнал ее.
На экране она была гораздо моложе, иначе одета, и волосы у нее были здесь каштановые, а не светлые, как прошлой ночью. Но ее скуластое, с острым подбородком лицо Гуров узнал бы где угодно. Несомненно, это была та самая женщина в красном, которая водила Гурова за нос накануне возле клуба «Палитра». Гуров живо обернулся к Артемию.
– Мне хотелось бы получить снимок именно этого кадра, – сказал он.
– Сделаем! – кивнул Артемий и ловко извлек из кинопроектора бобины с лентой. – Мне придется на время отлучиться в монтажную. Ты без меня тут справишься, Гриша?
– Ну, все-таки я человек от кино не очень далекий, – засмеялся тот. – С техникой знаком. Да, наверное, мы со Львом Ивановичем больше ничего смотреть и не будем, кроме титров, как вы думаете?
– Да, теперь мне хотелось бы только узнать фамилии этих актрис, – сказал Гуров.
– Это не проблема, – ответил повеселевший Григорий Петрович. – Сейчас поставим первую часть и постараемся угадать, кто есть кто… А вы тоже находите, что это та самая женщина?
Гуров ответил не сразу, ему не хотелось раскрывать постороннему человеку все свои тайны.
– Не скажу, что уверен на сто процентов, – сказал он наконец. – Но что-то мне подсказывает – мы в двух шагах от истины. Вас нам сам бог послал, Григорий Петрович!
– Рад, что хоть чем-то вам помог. Сейчас мы посмотрим титры…
Артемий уже ушел, и Григорию Петровичу самому пришлось управляться с кинопроектором. Через непродолжительное время Гуров получил наконец то, чего так страстно желал – фамилии неудачливых сестер-актрис, выбравших впоследствии совсем другую жизненную дорогу. Конкретные обвинения этим женщинам Гуров пока даже мысленно предъявлять остерегался, но заняться их личностями собирался не откладывая.
Через некоторое время в его распоряжении появились также довольно хорошего качества фотографии, сделанные Артемием с кинопленки. Это было большой удачей. Имея на руках такие козыри, уже можно было рассчитывать на реальный успех.
– Ну, ребята, я перед вами в неоплатном долгу! – заявил Гуров киношникам на прощание. – Вы даже не представляете, как помогли сегодня своей родной милиции. Только у меня будет еще один последний вопрос: неужели дальнейшая судьба этих актрис никому не известна? Что же, они так и пропали в безвестности? Неужели нигде нельзя выяснить, где они работают сейчас?
Артемий и Григорий Петрович переглянулись, а потом помощник режиссера сказал:
– Наверное, можно, Лев Иванович. Только это уже, скорее, по вашему ведомству. Далеко не все, кто попал однажды на киноэкран, заработали известность. Гораздо чаще случается так, что начинающий актер сходит с круга, даже успев привлечь к себе внимание. В столице работы нет, в провинцию ехать не хочется, люди ищут что-то другое. Я уже говорил вам про свой богатый опыт. Но про этих двух сестер мне больше слышать не доводилось. Вероятнее всего, они совсем ушли из кинематографа. Возможно, вышли замуж, сменили фамилию, переехали, умерли, наконец… Одно могу сказать точно – в среде кинематографистов искать их бесполезно.
– Я мог бы попробовать порыться в архивах, – вмешался Артемий. – Может быть, наткнусь на какое-то упоминание. Но шансы невелики. Об актрисах такого уровня обычно не пишут.
– Ладно, не стоит беспокоиться! – махнул рукой Гуров. – Вы и так сделали для меня слишком много. Будем теперь искать этих гражданок своими методами.
Глава 11
Получив наконец в свои руки что-то реальное, Гуров воодушевился и дожидался наступления следующего утра с огромным нетерпением. Он даже спал плохо, чего с ним давненько не бывало. Однако на следующий день, прежде чем заняться работой, Гурову сначала пришлось пережить небольшую бурю в кабинете начальника.
Генерал вызвал к себе обоих и сразу дал понять, что разговор будет серьезным.
– Ну что, голубчики? – сказал он, обводя оперов недобрым взглядом. – Прошло пять полноценных дней – практически лимит времени, отпущенный нам, исчерпан. Я вас стараюсь не опекать, не беспокоить, чтобы не мешать работать. Вы по десять раз опрашиваете свидетелей, врываетесь в кабинеты к министрам, делаете все, что вам заблагорассудится, – и каков же результат? Скажу без обиняков – результата-то я и не вижу! Только что я имел весьма неприятный телефонный разговор с нашим министром. Он вне себя. И он выразился в том смысле, что нам доверили крайне деликатное дело, почти интимное, а мы даже пальцем не пошевелили, чтобы это доверие оправдать…
– Ну, конечно, – вставил Гуров. – Обидеть подчиненного дело нехитрое. А мы, между прочим, занимаемся преступлениями, а не интимными делами.
Орлов строго посмотрел на него и сказал внушительно:
– Не хочу обсуждать сейчас, кто из нас прав, кто виноват. Суть не в этом. Со своей стороны, я воспринимаю все это как личную просьбу министра. Вы, наверное, обратили внимание, что по случаю этой кражи официального уголовного дела не ведется? Для вас это, может быть, еще один повод встать в позу. Но это вы под моим чутким руководством можете изображать из себя принципиальных и независимых. А мне приходится соблюдать полную субординацию. Просьба начальника – приказ для подчиненного. Слыхали про такое? Тогда послушайте кое-что еще. Колье до сих пор не найдено. Чтобы избежать скандала, потерпевшие вынуждены предпринимать отчаянные меры. Информация эта частная, трепать о ней языком не обязательно, но, короче, министр Панченко какими-то своими путями организовал себе зарубежный визит и через два дня отбывает в Голландию. Визит официальный, но, по сути дела, организован он только для того, чтобы получить повод отсрочить свадьбу еще на неделю. Если не найдем преступников за этот срок, я даже не хочу думать о том, какие могут быть последствия! С вас-то как с гуся вода, а мне придется принять весь удар на себя. Не исключаю, что после этого вам придется срабатываться с новым начальником. Надеюсь, он не станет с вами церемониться…
– Слушай, Петр, не бери все к сердцу, будь проще и чаще сплевывай! – сказал Гуров. – Ты тут такую мрачную картину нарисовал… А ведь на самом деле не все так плохо. То есть даже хорошо, если нам накинули еще недельку. Ты-то должен понимать, что сложнее всего поймать умного непрофессионала. А мы как раз имеем дело с таким. Но спешу тебя обрадовать – теперь у нас есть фамилии и фотографии женщин, имеющих непосредственное отношение к похищению колье.
Орлов недоверчиво посмотрел на него.
– А чего же ты молчишь? – грубовато воскликнул он. – Немедленно давай сюда твои фамилии – я сразу двину к прокурору, и будем брать!
– Брать пока не получится, – сказал Гуров. – Сначала, Петр, надо их найти. – И он объяснил генералу ситуацию, подкрепив объяснения демонстрацией фотографий, которые предусмотрительно захватил с собой.
Выслушав Гурова, генерал откинулся на спинку кресла и, хмуря брови, принялся изучать глянцевый снимок. Наконец он поднял глаза и подозрительно спросил:
– Значит, вы хотите сказать, что одна из этих девиц и есть та самая, которая украла колье? Я правильно понял?
– Строго говоря, с уверенностью этого мы утверждать пока не можем, – сказал Гуров. – Пока это только подозрения, хотя и достаточно серьезные. Один знакомый киношник узнал в фотороботе начинающую актрису, с которой когда-то вместе работал. На фотографии она в голубой кофте. Действительно ли это та самая женщина, которую мы ищем? Прямых доказательств нет. Но вот ее спутницу опознал уже я сам. Она была возле клуба «Палитра» прошлой ночью, и именно за ней гонялись мы со Стасом. Тут ошибки быть не может. Не думаю, что бывают такие совпадения.
– И, значит, никаких данных? – буркнул Орлов. – Ничего, кроме вот этого лаконичного – И. Смелова и Е. Смелова?
– Да, так их имена были обозначены в титрах, – кивнул Гуров. – Они сестры. Те кинематографисты, с которыми я общался, этих женщин не помнят. Видимо, их актерская карьера не удалась. Придется искать через адресный стол. Возможно, у кого-то из них были уже нелады с законом. Тогда будет проще.
– А если не было? – возразил Орлов. – Сколько в Москве Смеловых? Уже прикидывал? И потом, они наверняка давно сменили фамилии. Нет, тут все равно нужно искать тех, кто знал их раньше. Не одни же они снимались в том фильме!
– Не одни, – согласился Гуров. – Но, говорят, та киногруппа вообще кончила неудачно. В кино мало кто остался. Впрочем, можно попробовать найти кого-нибудь. Я займусь этим. Но через паспортный стол, через милицию тоже искать надо.
– Я распоряжусь. К вечеру у нас будет вся возможная информация. А вам бы еще посоветовал показать эти фотографии всем, кто участвовал в «мальчишнике». Насколько я понял, они их еще не видели? Их опознание будет решающим.
– Так-то оно так, – сказал Гуров. – Но я думаю, не рано ли? Если кто-то из этой четверки имеет отношение к преступлению, мы можем спугнуть его.
– Виталию Панченко надо показать обязательно! – категорически заявил Орлов. – Хватит бродить в тумане. Мы должны знать, кого ищем.
– Согласен, Панченко фотографии покажем, – кивнул Гуров. – Только бы получилось его найти. Небось по-прежнему прячется в загородном доме своего отца?
– Вот тут ты ошибся, – ухмыльнулся генерал. – Он слег в больницу… Нет, он не умирает, не пугайся. Видимо, до приезда папаши его решили изолировать, чтобы не наделал еще каких-нибудь глупостей. Лежит он, естественно, в закрытой больнице, доступ туда ограничен, но я сделаю тебе разрешение – сегодня же навести человека. Гостинцев и цветов можешь не носить – этого добра у него и своего хватает. А вот фотографию покажи обязательно. Мы должны быть уверены на сто процентов, что не тратим зря время… А Стас пусть займется кинематографом – поищет людей, которые снимались вместе с этими девками…
Гурову уже приходилось бывать в больничных учреждениях, предназначенных для лечения номенклатурных чинов, поэтому его не слишком удивляли порядок и комфорт, которые там присутствовали. Точно так же его не удивлял беспорядок в обычных больницах. Он подозревал, что эти явления находятся в железной зависимости, подчиняясь даже не человеческим, а основополагающим физическим законам, – и если в одном месте что-то убывает, в другом непременно прибавляется.
Клиника, в которую залег Виталий Панченко, ничем не отличалась от прочих подобных учреждений. Здесь было идеально чисто, светло и замечательно спокойно. Панченко числился в неврологическом отделении. У него была отдельная палата – небольшая, но уютная, и что особенно приятно – с персональной ванной.
О визите оперуполномоченного Панченко был уже предупрежден и ждал его. Однако прием, который он оказал Гурову, никак нельзя было назвать любезным. Панченко едва скрывал свое раздражение, разговаривал сквозь зубы и всем видом старался показать, что Гуров ему смертельно надоел.
Впрочем, когда в его руках оказались фотографии с кадрами из старого фильма, Панченко моментально притих, заволновался и покраснел как рак. Сопя и морща лоб, он несколько секунд рассматривал фотографии, а потом вдруг выпалил внезапно охрипшим голосом:
– Точно – это она! Моложе, конечно, и прическа другая, но это та самая девица. Кто она такая? Вы поймали ее? – Взгляд его, обращенный на Гурова, сделался беспомощным и даже жалким.
– Так вы подтверждаете, что опознали в женщине, изображенной на фотографии, вашу знакомую Алену, которая похитила колье? – невозмутимо спросил Гуров.
– Какая она, к черту, моя знакомая?! – вспылил Панченко, швыряя фотографии на пол. – Что вы себе позволяете? Эту тему мы закрыли раз и навсегда, ясно? Занимайтесь своим делом, уважаемый! И отвечайте на вопросы, когда вам их задают! – Этим высокомерным хамством он как бы компенсировал себя за проявленные растерянность и откровенность при первой встрече с Гуровым, когда Виталию поневоле пришлось выложить всю правду о том, как он провел ночь двадцатого мая.
Гуров спокойно переждал эту вспышку и твердо посмотрел в глаза разгневанному сыну министра.
– Мне очень не хотелось тревожить вас в больнице, Виталий Андреевич! – сказал он сочувственным тоном. – Но было крайне важно получить подтверждение, что это та самая женщина. Без этого дальнейшее расследование, сами понимаете, невозможно. Но вот теперь я вижу, что вы очень тяжело больны и мне, наверное, придется подождать, пока доктора поставят вас на ноги. Иначе боюсь, что ваши ответы могут оказаться слишком неадекватными. Я понимаю, этот случай слишком потряс вас. Нервная система…
– Что за чушь вы несете? – уже не так смело произнес Панченко, вскакивая на ноги и меряя палату быстрыми шагами. – Почему это я не смогу быть адекватным? Я в здравом уме!
– Люди в здравом уме не кидаются на полковников МВД, – медленно и раздельно проговорил Гуров. – И не задают вопросы, а отвечают на них. Пока вы не осознаете эту простую вещь, Виталий Андреевич, я отказываюсь признать вас здоровым и никаких дел иметь с вами не хочу. Кстати, по закону мне у вас вообще делать нечего. Ведь официального уголовного дела никто не заводил, верно?
– Я не знаю. Всеми делами занимался отец, – пробурчал Панченко, отворачиваясь. – Но вы меня неправильно поняли. Признаюсь, я погорячился. Извините. Просто я жду не дождусь, когда вы наконец поймаете эту воровку. На фотографии – она, я подтверждаю это официально.
– Однако, составляя ее портрет, вы оказались довольно далеки от оригинала, – заметил Гуров.