Она подрулила к опущенному шлагбауму, нажала на клаксон, потом вспомнила, что автоматика не сработает, вышла из машины, подняла шлагбаум и выехала за ворота. Там опять вылезла из салона и вернулась, чтобы опустить полосатую стрелу. И вдруг поняла, что совсем не хочет никуда ехать. Что ей надо на той даче? Сидеть в доме и тупо пялиться на экран телевизора, где нет ничего интересного? Или смотреть в окно на ветви яблонь, усыпанных зелеными плодами? Торчать там в одиночестве, грызть себя грустными мыслями, плакать, вздрагивать от каждого звонка мобильника — вдруг опять вызовут на допрос, а на самом деле — чтобы снова засунуть в камеру? Лучше уж, наверное, дожидаться своей участи дома, рядом с мужем и Сережкой.
Света снова села за руль. «Субару» резко рванул с места и понесся вдоль длинного забора, огораживающего строящийся дом. Томина не знала, куда ехать и зачем она в машине. И что будет с ней завтра, тоже не знала. Думать об этом боялась, а мысли в голову лезли страшные и беспросветные, от которых мороз продирал до костей.
Впереди стоял огромный грузовой автомобиль с прицепом-платформой, на которой лежали бетонные плиты. Впрочем, машина с плитами не стояла, а медленно двигалась навстречу, постепенно выезжая на центр неширокого проезда. Света нажала на газ, чтобы проскочить мимо грузовика, а тяжелый автомобиль вдруг вывернул наперерез, перегораживая дорогу. Если бы скорость «Субару» была меньше, Света успела бы затормозить или уйти от столкновения через бетонный поребрик, а теперь она, в долю секунды поняв, что не успевает спастись, крутанула баранку, отправляя машину на переворот. В то же мгновение грузовой автомобиль ударил «Субару» в бок. Свету швырнуло на правое сиденье, она успела лишь увидеть упавшее вниз небо и перевернутый забор стройплощадки, пробитый капотом ее машины, влетающей в поддоны с красным кирпичом…
Гости начали прибывать сразу после полудня. Джон с Наташей встречали их на крыльце. Мужчины прикасались губами к руке хозяйки, а потом пожимали руку мистеру Хадсону. Под полосатым навесом укрылся от солнца джаз-банд, и немолодой певец бархатным баритоном исполнял песни из репертуара Фрэнка Синатры.
Все было замечательно и чинно. Немного смущало Наташу то, что неподалеку маячила Джейн с неприличным декольте. Гости, проходя мимо, косились на нее. Улучив момент, Наташа спросила подругу:
— У тебя поскромнее чего-нибудь в гардеробе не нашлось?
— Так это Джозеф настоял, — объяснила Джейн, — а мне и самой неудобно. Знаешь, как жмет? Вот-вот наружу все выскочит!
Среди гостей было несколько военных с женами. С одним генералом Джон как раз о чем-то беседовал, когда к крыльцу подошел тот парень, с которым Хадсоны познакомились в ювелирном салоне.
— Кстати, Нортон, — обратился Джон к своему собеседнику, — вот тот самый майор, о котором я тебе говорил.
Генерал протянул руку молодому инвалиду:
— Привет, Питер. Помнишь меня?
— Да, сэр, — ответил тот, — вы вручали мне Серебряную звезду.
— Я не о том… Значит, забыл. А ведь я еще тебя вот таким помню…
Генерал поднял руку и показал расстояние между большим и согнутым указательным пальцем — дюйма в четыре.
— Да, таким вот, — повторил он и вздохнул. — Мы с твоим отцом Джеком в Германии в одной эскадрилье служили. Дружили, можно сказать. Джек, кстати, мог спастись, но самолет упал бы на тот задрипанный городишко. А так он увел его в поле.
— Мне это известно, сэр.
— Ну и хорошо. А теперь о деле. Вопрос с тобой решен. Я забираю тебя к себе в объединенный комитет начальников штабов. Восстанавливаем тебя уже в звании подполковника. Послужишь у меня под боком, пока нога не заживет, а потом, если захочешь летать, повесим тебе орла на погоны и отправим какой-нибудь базой командовать. Согласен?
— Да, сэр.
— Что ты заладил, «сэр» да «сэр»… Мы не на службе. Здесь я для тебя просто Нортон. Понял?
— Да, Нортон.
Хендерсен, несколько растерянный, отошел в сторону. Наташа последовала за ним.
— Что-то не так? — спросила она.
— Все так, леди… Прости, Наташа. Просто неожиданно как-то. Я тогда, в тот день, когда познакомились, подумал, это просто треп, чтобы меня сюда заманить, а вот как оно вышло.
— О каком орле говорил генерал?
— Орла на погонах носят полковники. Генерал намекнул мне на возможный карьерный рост.
Гости продолжали прибывать. Наташа поспешила снова на крыльцо — приветствовать их. А к майору Хендерсену тут же подплыла Джейн. Подошла почти вплотную, едва не коснувшись его пиджака своим декольте. Наташа даже не сомневалась, о чем миссис Биркин начнет сейчас говорить, не забывая взмахивать ресницами. «Вы прибыли один? Неужели у такого мужчины не нашлось достойной спутницы? Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию на сегодняшний вечер?..»
Даже думать об этом было противно.
— Strangers in the night
Exchanging glances, —
доносился из всех динамиков голос певца, стоящего с микрофоном перед джаз-бандом под полосатым навесом.
Наташа смотрела на гостей, пытаясь вспомнить их имена, и путалась. Потом подошла к Джейн и попросила ее помочь как-нибудь занять гостей. Но миссис Биркин хлопала ресницами и не понимала, что от нее хотят.
— Наташка, — прошептала она, — я, что с ума схожу? Мне показалось, там Бред Питт.
И она показала рукой на дальние кусты, за которыми, разумеется, никого не было.
— Точно, рехнулась, — призналась Джейн. — Какой же Бред Питт, если он один, без своей… как ее… этой самой…
Сумерки накрывали океан, когда гости собрались у столов. Официанты наполняли бокалы и стаканы. Общего разговора не получалось. Но когда зажглись фонари, мистер Хадсон постучал вилкой по хрустальному бокалу, голоса стихли, гости посмотрели на хозяина дома.
— Друзья, — начал Джон, — открою вам небольшую тайну: у меня была договоренность с одним очень и очень известным режиссером о том, что я дам денег на новую экранизацию великого романа Скотта Фитцджеральда «Ночь нежна». Но после того, что случилось с нашим фондом в России, ни о какой постановке фильма не могло быть и речи. Однако я привык держать данное слово, а потому экранизация все-таки состоится. Тем более что об этом меня попросил один мой хороший приятель, который всю жизнь мечтал воплотить на экране образ психиатра Дика Дайвера…
Все начали аплодировать и повернулись к выходящему из сумрака человеку.
Бывшая Зина ошиблась: то был не Бред Питт, но актер не менее известный, впрочем.
— Добрый вечер, — негромким голосом произнес гость. — Я действительно мечтал об этой роли с тех пор, как прочитал роман. А когда узнал, какой будет бюджет картины, стал мечтать еще больше.
Все засмеялись, некоторые зааплодировали. Наташа выхватила глазами из толпы Джейн — та с упоением била в ладоши.
Но известный актер лишь скромно улыбнулся. Дождался, когда шум стихнет, и так же негромко продолжил:
— Но я откажусь от любого вознаграждения за участие в фильме, при условии, что весь мой гонорар пойдет на освобождение тех честных людей, которые работали в фонде «Рашен райз» и сидят сейчас в тюрьмах. Если этих денег не хватит на организацию кампании по их защите, то я готов добавить еще.
— Мы все добавим! — крикнул кто-то.
И тут начались настоящие овации. Аплодировали председатели правления банков, промышленных корпораций, генерал из комитета начальников штабов, Джозеф Биркин и Джейн, голливудская звезда, человек у микрофона, исполнявший песни Фрэнка Синатры, музыканты, официанты, отставной майор Питер Хендерсен… Не аплодировал только Джон Хадсон.
Потом чей-то голос прокричал нараспев:
— O! Say you can see…
Тут же десятки голосов подхватили разом:
— …by the dawn’s early light…
Оркестр среагировал моментально: саксофоны взвились, выдувая мелодию американского гимна, а человек, стоящий у микрофона, положил ладонь на левую сторону своей груди. Впрочем, так сделали почти все. Наташа тоже пела, глядя, как открывает рот не знающая текста бывшая Зина — свою руку Джейн положила на декольте, но так, чтобы особо ничего не прикрывать. Вливался в общий хор и негромкий голос мистера Хадсона, а кто-то стучал в такт кулаком по столешнице. Набок упали бутылка шампанского и пара бокалов, которые, подкатившись к краю, соскользнули вниз, на тротуарную плитку, и с коротким печальным звоном разбились.
Пение закончилось. Постепенно присутствующие пришли в себя.
— Наша борьба уже приносит свои плоды, — произнес Джон громко, — часть людей выпущена из тюрем, однако дело не закрыто… Но теперь перед моими друзьями встала другая, еще более страшная опасность: всем им грозит гибель, то есть физическое устранение, как опасных свидетелей злодеяний российской полиции и ФСБ… Уже трое моих бывших подчиненных погибли…
— Трое? А кто третий? — вскрикнула Наташа, разорвав наступившую гробовую тишину.
— Светлана Томина, — вздохнул Джон. — Она попала в явно подстроенную автомобильную аварию.
Наташа закрыла ладонями лицо и почувствовала, как они наполняются слезами.
— Господа, простите, — донесся до нее голос Джона, — но погибшая девушка была лучшей подругой моей жены.
Сделав пару шагов к дому, Наташа повернулась к гостям, увидела направленные на нее сочувствующие взгляды и произнесла:
— Я сейчас вернусь.
Она поднялась в свою комнату, села перед туалетным столиком, посмотрела на себя, нарядную и ухоженную, вспомнила Светлану Томину, с которой не дружила, конечно, но ведь общалась часто. Знала, что у Светы маленький сын, а муж, с которым когда-то была в одном экипаже на раллиевых гонках, теперь работает инструктором в автошколе. Неужели и она погибла? А вдруг Джон прав, и смерть Марины Степановны, Грановского и Светы — не случайность, а чья-то злая воля?
Наташа вышла на балкон и посмотрела на океан, над которым еще плотнее сгустились сумерки. Внизу звучала музыка и сквозь листву пальм виднелось пятно света, в котором стояли накрытые столы. Она вернулась к зеркалу, приблизила лицо к его поверхности, проверяя макияж. Слезы почти не нарушили его, но все равно пришлось кое-что подправить.
Потом Наташа спустилась на первый этаж и увидела в углу холла нескольких человек в казачьих костюмах — тот самый коллектив, с которым репетировала несколько песен, для того чтобы исполнить их сегодня. Она подошла к музыкантам и спросила, не голодны ли те.
— Да нас сколько ни корми, — ответил один, — все голодными останемся.
— Эмигрантский хлеб горек, — произнес другой.
— Что ж уехали тогда?
— Дураками были. Но сейчас чего говорить? В любой момент можно вернуться, только нам это уже не надо…
Через час с неба упало несколько капель. Кое-кто из гостей начал прощаться, а еще раньше укатил джаз-банд. Оставшихся Джон пригласил в дом. Официанты втащили столы в холл, и в просторном помещении сразу стало тесно. В углу «казаки» принялись наяривать на балалайках «Светит месяц». Общество распалось на несколько компаний по интересам: в одной говорили о биржевых индексах, в другой об экспансии китайских капиталов, где-то обсуждали наряды первой леди… Джон шагнул к жене, но не сказал ей ни слова.
— Друзья! — обратилась Наташа к собравшимся. — В России есть обычай в дни радости и в дни горя петь. У меня сегодня и радость, и горе. Радость оттого, что вы пришли в наш дом, — поддержать нас с Джоном, и горе от дурной вести, ворвавшейся сюда без приглашения. Вообще, я пою редко, предпочитая слушать тех, кто умеет это делать лучше меня. А потому не взыщите… Исполню старинный русский романс, хорошо вам знакомый.
Она кивнула казакам, и сразу зазвенели гитары, мандолины и балалайки.
— Ехали на тройках с бубенцами,
А вдали мелькали огоньки…
На нее смотрели с удивлением. Она видела лица людей и понимала, что гости поражены не мастерством ее исполнения, а тем, что широко известная песня, которая всегда звучала на английском, оказалась русской.
Мне б теперь, соколики, за вами,
Душу бы развеять от тоски…
Наташа сделала паузу, смолкли на секунду и балалайки. Она взмахнула рукой, и тогда гости все разом подхватили:
— …Those were the days, my friends…
В России после ухода гостей хозяева обычно до утра моют посуду и прибирают в доме. Но за окнами было Атлантическое побережье Соединенных Штатов, по комнатам сновал нанятый на одни сутки обслуживающий персонал, а потому Наташа не знала, чем себя занять. Приятно, конечно, просто отдыхать, но когда мысли совсем о другом, то и отдохнуть не получается. К тому же мистер Биркин уехал один, оставив свою не очень трезвую жену с Наташей. А может, бывшая Зина сама решила задержаться — невыпитых бутылок шампанского осталось превеликое множество. Хозяйка и ее подруга вдвоем расположились в холле второго этажа и о чем-то пытались говорить. Вернее, пыталась говорить лишь Джейн. Она развалилась в кресле, держала в руке бокал, пила шампанское, давилась им, вино стекало по ее подбородку и капало на почти полностью обнаженную грудь. Джон зашел, вероятно, для того, чтобы побеседовать с женой, но увидев Джейн, поспешил удалиться, успев сказать, что надо увеличить штат собственного персонала. А поскольку произнес он это по-русски, миссис Биркин уцепилась за его фразу.
— Вот здорово! Как это много и значительно звучит — Соединенные Штаты собственного персонала… Никому и в голову не придет такое придумать. А мне пришло… Я, между прочим, давно заметила, что не такая, как все. И одна подруга еще в Иваново сказала мне как-то: «Ты, Зинка, не такая, как все! Все вокруг просто проститутки, а ты не просто. Всем чего-то от мужиков надо, а тебе не надо чего-то, тебе идею подавай». Да, еще добавила: «Зинка, вступай в правящую партию, ты со своим талантом далеко пойдешь. А что, наши ивановские всегда далеко ходили…» Она так и сказала. А я так бы и сделала, но потом укатила в Москву, и Яша Брук, гад такой, всю карьеру мне испортил — увез сюда. Хотя здесь тоже неплохо, спорить не буду… Но только в Государственной Думе разве я могла бы встретить того самого Бреда Питта? Ты видела, как он на меня смотрел? Хотя нет, он на тебя смотрел, наверное, потому, что ты что-то там пела. Потом пошел тебе ручки целовать. Он, кстати, мне не понравился — маленький какой-то. Я, если честно, представляла его высоким. Конечно, не как баскетболист, но что-то вроде… Нет, мне понравился… как его… Питер, что ли? Высокий такой…Только зачем он палочку с собой носит? У него ноги нет, что ли? Хотя это не важно, все равно красивый. Красивее Бреда Питта… Слушай, у тебя случайно нет закурить? Что-то очень вдруг курить захотелось. Я как про родину говорить начинаю, сразу курить охота… Ах да, ты же некурящая… Послушай, Натаха, может, ты для меня у официантов стрельнешь? У них наверняка есть… Таксисты ведь курят, не все, правда…
Наташа не слушала ее. Какие-то слова Джейн пробивались к ее сознанию, но к чему они говорились, понятно не было. Ясно было одно — бывшая Зина здорово напилась.
В холл снова заглянул Джон. Но подходить не стал — показал издалека глазами: заканчивайте, мол, миссис Биркин уже и так изрядно набралась. Каким-то образом бывшая Зина почувствовала его присутствие и обернулась.
— Хеллоу, Джек. То есть Джон. А почему ты не хочешь к нам присоединиться? У нас здесь так весело…
— Я, пожалуй, спать отправлюсь, — объявил Джон.
— Ну, ладно, — согласилась Джейн, — если тебе девушки не нужны, то можешь спать один.
И тут же она уставилась на Наташу.
— Послушай, Натаха, а вы что, в разных комнатах это самое… в смысле, спите?
— Случается и такое, — призналась хозяйка дома.
— Как это? — не поняла Джейн. — Поодиночке, что ли?
Миссис Биркин качнуло, и остатки шампанского выплеснулись ей на грудь и живот.
— Блин! — выругалась бывшая Зина, растирая шампанское по платью. — Ну вот, пятна останутся, как я потом перед мужем оправдываться буду… Ой, что-то мне нехорошо, пойду-ка и я спать…
Она поднялась с кресла и нетвердыми шагами направилась в сторону спальни Джона. Наташа догнала ее и, взяв под руку, повела к гостевой комнате.
— «И снова седая ночь, и снова ей доверяю я…» — пропищала миссис Биркин и замолчала.
Посмотрела на Наташу и сказала:
— Сегодня я не в голосе. Тащите меня спать.
Она плюхнулась поверх постели и попросила:
— Раздень меня, дорогая.
— Как-нибудь сама, — ответила Наташа и двинулась к выходу. Уже у двери услышала шепот за спиной:
— Тогда позови кого-нибудь, я сама не могу…
Она вышла на огромный квадратный балкон, села в плетеное кресло и закуталась в плед. Точно так же, как полгода назад сидела на палубе чужой яхты, глядя на ночное море. Тогда все только начиналось, а теперь перед ней океан, она на балконе огромного дома, который вроде бы принадлежит и ей тоже. Под окнами собственный пляж и светится бассейн, от которого разбегаются мощенные брусчаткой дорожки, свет шаров фонарей пробивается сквозь кроны пальм, стоящих рядами… Теплая влажная ночь, ночь нежная и чужая…
Наташа обернулась и посмотрела через проем двери на полутемный холл, в котором только что сидела с бывшей Зиной Пахомовой. Теперь там было темно, лишь над барной стойкой светились бледные синие лампочки. Послышалось шлепанье босых ног — в голубом сиянии промелькнула голая миссис Биркин, которая пыталась тихо и незаметно проскочить в спальню Джона. Прошмыгнув мимо балкона и решив, что ей это удалось, Джейн хихикнула.
«Дурочка», — подумала Наташа.
Через минуту в холл выскочил перепуганный мистер Хадсон в пижаме. Думая, что жена находится в своей спальне и ничего не ведает, он спешил к ней.