Однокурсник президента - Анатолий Гончар 11 стр.

– Мы кровники, нам нет иного пути, – Газиев повел рукой, очерчивая расстилающийся вокруг лес. – Отступать нам некуда, идти тоже. А Рамзан… Сволочь, конечно, но… неправы были мы, когда хотели маленькой свободной Ичкерии… Зачем отделяться на клочке земли, способной прокормить один-два миллиона, когда можно жить в России и владеть ею?! Рамзан далеко не первый, кто понял это…

Джабраил не находил слов. Хотелось возмутиться, замахать руками, но он смолчал, настороженно ожидая продолжения разговора, который ему очень не нравился!

– Не веришь? – Солта усмехнулся. – Посмотри, как часто рождаются у нас дети! Скоро мы заселим земли русских. Придем в их дома.

– И отомстим! – Казалось, Джафаров понял мысль командира.

– Отомстим, – согласился Газиев, – но не так, как ты думаешь. Наши потомки будут жить и наблюдать, как вымирают внуки тех, кто сейчас топчется на нашей земле. Эта война отобрала у русских последнее, что они имели, – славу быть непобедимыми. Они не проиграли, но победить не смогли.

– Если бы не Кадыров, у них бы не было и этого! – Джафаров наконец высказался.

– Кадыров? Кадыров всего лишь пешка, – казалось, Солта сам себе противоречит, – пес на цепи. Ему, как и его папаше, вначале как следует пригрозили дубинкой, затем кинули кусок мяса, и он заключил сделку. Жизнь, благополучие, развязанные руки в обмен на лояльность и преданность. Преданный пес, которого в нужный момент всегда можно спустить с поводка и направить в глубь России.

– Ты считаешь, в Кремле боятся собственного народа?

– Собственного, говоришь? – Газиев и не пытался скрыть сарказма. – Боятся, говоришь? Почему бы и нет? Во всяком случае, готовятся они к возможным потрясениям уже давно. Потому и держат хорошо вооруженного, натасканного на кровь цепного пса, постепенно отпуская и отпуская удерживающий его поводок. Пес, – Солта хихикнул, ему нравилось собственное определение, – которого в нужный момент можно отцепить от привязи и натравить на взбунтовавшуюся толпу. Или хотя бы как следует припугнуть наиболее зарвавшихся.

– А что, если ослабленный поводок даст ему возможность прыгнуть на своих хозяев? – Джафаров улыбался, ему тоже понравилось сравнивать младшего Кадырова с цепным псом.

– О, на этот случай у хозяев остается ружье! Старое, можно сказать кремневое, но все же заряженное и, если не способное сразить намертво, то, во всяком случае, годное для того, чтобы жестоко покалечить. К тому же, без сомнения, в узком ошейнике пса спрятана тайная игла с ядом. И пес, я уверен, догадывается об этом. Во всяком случае, ему должны были дать это понять. Ружье – это армия, а армия никогда не станет вмешиваться во внутренний конфликт. Она слишком инертна, а офицеры… русские офицеры привыкли повиноваться приказам. Самый страшный недуг Российской армии – безынициативность. Хотя, как говорят в той же армейской среде, «дурак с инициативой еще хуже». Что бы ни произошло – армия все равно, как всегда, останется в стороне при любом развитии событий.

– Но в семнадцатом армия в стороне не осталась, – попробовал возразить Джабраил, так и не сумевший уловить смысл всех этих пространных рассуждений.

– В семнадцатом это была не армия. – Солта как бы невзначай передвинул автомат на грудь и направил ствол в сторону продолжавшего сидеть помощника. – Это была большая, оголодавшая, безземельная деревня. Именно она – деревня – и совершила революцию в феврале, а когда ее снова обманули, совершила следующую. Деревня, а не армия брала Зимний дворец, деревня арестовывала временное правительство. Но я сейчас не о том. Знаешь, если бы не мои личные счеты с Кадыровыми, я бы, пожалуй, сдался по амнистии еще два года назад.

У Джабраила вновь не нашлось слов. Таким откровенным Газиев никогда еще не был. Джафаров никак не мог уразуметь, что это – очередная проверка на «вшивость» или же момент проявления позорной для моджахеда слабости?

– Не спеши осуждать, Джабраил, не спеши… Если вдумаешься, то не сможешь отрицать, что путь, которым ведет наш народ Рамзан, – более перспективен. Перед ним простор, перед нами изоляция в резервациях. Да-да, наши красивые горы и зеленые долины через несколько лет станут резервацией, неспособной вместить и прокормить всех наших детей и внуков. Но об этом я уже говорил. Если бы мы победили и обрели границы, то через какое-то время их бы закрыли на замок. Если бы не моя ненависть и личная вражда с тейпом Кадыровых, я бы сдался, правду говорю, а что тебе не позволяет сделать это?

Джабраил мысленно содрогнулся: «Вот он, главный вопрос этого разговора».

– Нет, никогда! – Он решительно затряс бородой. – Я не сложу оружия. Брат, я… – Он запнулся, собираясь с мыслями. – Я… не хочу пресмыкаться перед предателями…

– Похвально! – Солта Газиев осклабился. Из-за деревьев, повинуясь его знаку, вышли телохранители. Что-то почуяв, Джафаров потянулся к стоявшему с правой стороны дерева автомату.

Удар ноги опередил это движение. Незаметно подкравшийся из-за спины Хасан Хасбулатов – телохранитель Газиева, высокий, жилистый, тридцатилетний мастер спорта, – отшвырнул оружие в сторону.

– Не двигайся! – предостерег Солта.

– Командир?! – Джабраил, подавив страх, попытался изобразить на лице удивление и обиду.

– Какой я тебе командир? – Теперь Газиев откровенно издевался. – Говоришь, ненавидишь Кадырова? Верю! Говоришь, ненавидишь предателей? Верю! Но знаешь, я тоже. И наверное, еще больше, чем ты. Возможно, потому, что меня уже предавали разные люди. А сколько раз меня предавал ты?

– Ни разу, – слегка запинаясь, ответил Джафаров. Он еще на что-то надеялся.

– Ни разу, говоришь… – Усмешка главаря банды стала совсем нехорошей. – Посмотрим, что ты скажешь, когда мы станем сдирать с тебя кожу. Ты работаешь на Главное разведывательное управление! – Слова как удар под дых. Телохранители Газиева толкнули бывшего помощника главаря в спину и поставили на колени.

– Меня оклеветали! – запальчиво возразил Джабраил, пытаясь опередить возможное развитие событий. К этому моменту ему уже заломили за спину руки и связали их. – Проверь меня, и ты убедишься… – попросил он, хватаясь за последнюю соломинку.

– Проверить?! – казалось, Газиев задумался. – А пожалуй, что ты и прав. Тебя надо проверить. Да-да, проверить! У нас как раз остался еще один пленник. Убей его!

– Я, я, я, – замялся Джафаров, – не палач… – наконец заявил он, мучительно соображая, как выкрутиться из создавшейся ситуации. Страх душил, он не мог отказаться. С другой стороны, убей он русского, и как на это посмотрят его наниматели? Заставят отвечать? Отдадут под суд? Нет, нельзя, нельзя…

– Ну?! – потребовал главарь банды.

– Ты предатель! – Обвинение вновь было брошено в лицо трясущемуся боевику.

– Дайте мне автомат, я убью его! – Понимая, что промедление может стоить жизни, поспешно согласился Джабраил. И вновь, как когда-то давно, в ветвях пронзительно запищала птица. Сердце на секунду замерло, а потом застучало с бешеной скоростью.

– Автомат? Э, нет, – Солта рассмеялся.

– Кончи его как настоящий горец. Ножом. – Газиев взглянул на дрожащего, бледного как мел предателя, плюнул и взмахнул рукой: – Развяжите его!

Джабраил почувствовал, как освобождаются руки. И тут же прозвучала новая команда.

– Верните нож! Пусть докажет!

Джафаров принялся разминать, собственно, и не успевшие затечь кисти. Ему бросили нож, как лишайной собаке кость. Он нерешительно протянул к нему руку, затем схватил и сжал рукоятку. Встал, ноги подламывались. Сцепив всю волю в единый кулак, Джабраил постарался держаться уверенно, но предательски дрожали губы. В глазах расплывалось, зрение никак не могло сфокусироваться, изображение «прыгало». В висках безостановочно стучало, в просветах деревьев ему привиделась сгорбленная фигура. Она приближалась. Джафаров распознал пленника. Позади него топал слегка прихрамывающий Ваха Байсаров. Почему-то Джабраилу почудилось, что лицо у Вахи красное, словно от только что перенесенной натуги. Русского подвели ближе и вытолкнули вперед к застывшему в неподвижности Джафарову.

– Сережа, жить хочешь? – глядя прямо в глаза пленника, почти ласково поинтересовался Джабраил.

Тот смолчал, лишь участилось его и без того шумное дыхание.

– Сережа, жить хочешь? – глядя прямо в глаза пленника, почти ласково поинтересовался Джабраил.

Тот смолчал, лишь участилось его и без того шумное дыхание.

– Серый, что молчишь? – обвиненный в предательстве наконец-то взял себя в руки.

Лицо пленника заливал пот. Он сутулился и непрестанно дергал связанными за спиной руками.

– Страшно? – Поворачиваемый в руке Джабраила нож отразил лезвием матовый, пробивающийся сквозь туман солнечный свет. Тусклый, едва угадываемый зайчик скакнул по ближайшей листве. – Страшно! Может, хочешь принять нашу веру? Прими и будешь жить… – привычно пообещал предатель и ухмыльнулся.

– С-с-суки. – Русский понял, что с ним играют, губы хотели плюнуть, но в пересохшем горле не нашлось влаги, он попробовал ударить ногой, но не достал, Джафаров проворно отскочил в сторону.

– Зря ты так, Сережа, я мог сделать это быстро… – оскалившись, зло прошипел Джабраил. – Повалите его на землю! – привычно скомандовал он, хотел что-то добавить, но осекся, на лицах стоявших боевиков появились усмешки. – Ладно, – опальный помощник главаря скользнул в сторону и подсечкой сбил пленного на землю. Упав на левый бок, тот тут же попытался вскочить, но со связанными руками у него ничего не вышло. Джафаров, подлетев спереди, ударил ногой в живот, и еще, и еще, еще раз, со всем остервенением, с садистской злостью, удар за ударом, прогоняя свой собственный страх, вымещая, выдавливая недавний ужас, вкладывая в злобу воспоминания о своем позоре. Наконец приговоренный перестал откатываться в попытке защититься от ударов. Он даже не свернулся калачиком, лишь неловко сжал бедра, прикрывая промежность, да вздрагивал при каждом новом ударе.

Джабраил почувствовал, что очень устал и, тяжело дыша, опустился на корточки.

– Готов сдохнуть? – спросил он.

Русский молчал, но по щеке медленно сползала вниз одинокая слезинка.

Джафаров схватил его за волосы и запрокинул голову. Сергей всхрапнул, дернулся. Но тут же угомонился, Джабраил держал крепко.

– Мама! – Тихий вопль сквозь скрежет зубов, и больше ни единого звука. Русский смирился, возможно, стал молиться.

Джафаров ощерился и перехватил нож поудобнее. Пленник изо всех сил сжал челюсти. Острое лезвие скользнуло к кадыку, холодом коснулось кожи, Сергей дернулся, но как-то вяло, лезвие пошло вверх, появилась капелька крови, нож достиг верхней точки и упал вниз, и вновь вверх, как пила. Туго натянувшаяся кожа лопнула, палачу показалось, что он слышит, как затрещали крошащиеся зубы. Из носа русского закапала кровь. Острый клинок коснулся адамова яблока, движение замедлилось, лезвие на мгновение будто ухватили плоскогубцами. Джабраил хихикнул, надавил сильнее и не рассчитал усилия – острая сталь прошла сквозь кадык, разрезав его с неожиданной легкостью. Русский захрипел, забился, вырвался из рук своего палача, в пальцах которого остался большой клок седых волос, но Джафаров не выпустил ножа, навалился на бьющееся, хрипящее, мычащее тело, резанул изо всей силы, ощутил, как лезвие, перехватив мышцы, уперлось в костяной хребет. Кровь залила руки. Бывший помощник главаря не обращал на это никакого внимания, он должен был закончить начатое. Увы, кость никак не желала поддаваться. Джабраил слегка повернул лезвие, выискивая хрящ межпозвоночного диска. Нашел, надавил, хрустнуло, надавил сильнее, пошевелил ножом, дорезая остатки мышц, уперся кончиком в почву и надавил сверху набок, поворачивая рукоять вниз по часовой стрелке, снова хрустнуло. Расползающиеся под острой кромкой металла позвонки раздались в стороны, нож уперся лезвием в почву. В правой руке палача оказалась измазанная кровью голова. Губы казненного несколько раз беззвучно шевельнулись, глаза, уставившись в бесконечную точку, неподвижно замерли. Джафаров повернул голову к себе лицом, всмотрелся, плюнул и отшвырнул в сторону. На губах палача сияла победная улыбка.

– Вот видишь, как я… это… легко. Теперь ты убедился, что я говорил правду! – Джабраил обратился к Газиеву и, показывая красные едва ли не по локти руки, рассмеялся: – Агент ГРУ никогда бы не сделал такого! Скажи, пусть вернут мне оружие! – Голос прозвучал требовательно. Джафаров был уверен, что сейчас все наладится, а чуть-чуть попозже удастся посчитаться с теми, кто только что так презрительно глядел в его сторону.

– Оружие? – Холод в голосе Солты засквозил так, что ноги обвиняемого в предательстве свело судорогой. Он невольно опустился на корточки. – Слушай, ты, падаль! У меня есть доказательства твоего предательства, – главарь банды потряс перед лицом Джафарова маленькой видеокассетой с отснятой копией личного дела агента № 37/2 Джабы, – здесь есть все, все до малейших подробностей! Даже данные завербовавшего тебя некоего подполковника Юрьева – и то есть! Здесь вся история твоего предательства!

После этих слов Джабраил упал на задницу. Члены сковала слабость, он задрожал и машинально вытер окровавленной рукой покрывшийся испариной лоб. Джафаров понял, зачем Газиев уходил в скалы с видеокамерой в руках – Солта просматривал отснятый на видеокассету материал, а потом о чем-то долго разговаривал по рации с американцем. Если бы он, Джабраил, не оказался таким дураком, то бежал бы еще утром. Тогда у него оставался шанс, а теперь, сейчас…» Джафаров почувствовал, как потяжелел желудок. К горлу подкатила тошнота. Стало трудно дышать.

– Мы бы прикончили тебя вслед за этим, – взгляд на обезглавленное тело, и Солта плюнул своему бывшему помощнику прямо в лицо, – но наш американский друг сообщил, что тебя очень хочет видеть один господин. Очень-очень. Тебе повезло… – Глаза главаря зло сверкнули. – Свяжите эту гниль! – Газиев не удержался, чтобы не пнуть своего бывшего помощника, но он тут же взглядом остановил Байсарова, вознамерившегося последовать поданному примеру. – Он должен быть невредим! Не знаю, какие на него планы у американцев, но нам обещали хорошо заплатить за его шкуру, если доставим ее в целости! Хотя, что проку от праведника, бывшего в прошлом грабителем? Какая ему вера? Что проку от единожды предавшего? Несчастен тот, кто ему поверит…

– Падла! – Байсаров ухватил все еще сидевшего на заднице Джабраила и хорошо тряхнул. – Вставай, дерьмо собачье! Вставай! Живо!

Джафаров тяжело поднялся. Его колотило, но в глазах появилась надежда. Надежда на жизнь. Маленькая, почти призрачная, но надежда. Страх по-прежнему сжимал его сердце, но дышать стало много легче.

– Свяжите ему руки! – Газиев поправил один из ремешков разгрузки. – Ваха, глаз с него не спускать! Сбежит – пристрелю!

– Не сбежит! – заверил Байсаров, стягивая за спиной руки обвиняемого в предательстве. Он не церемонился – веревка туго впивалась в кожу. Джафаров скривился от боли, злобно сощурился, но выказать свое недовольство не осмелился. Теперь самое главное для него дожить до встречи с американцем, а дальше все зависело от того, что он ему предложит. Впрочем, в том, что его станут вербовать, он не сомневался. И если подумать, то положение двойного агента было не так уж и плохо, как казалось на первый взгляд. Когда работаешь на два фронта, всегда возможно отступление в одну или другую сторону.

С этими мыслями, подгоняемый конвоиром, Джабраил и отправился в столь многообещающий для него путь.

Через два часа – ближе к полудню – отряд Газиева остановился на короткий отдых. Находясь на грузинской территории, Солта мог позволить себе и своим людям слегка расслабиться. Конечно, он по привычке выставил охранение, но не потребовал от боевиков четкого несения службы. Все опасности остались позади. Совершенно безбоязненно его люди расселись двумя группами и разложили костры. Около одного оказался и Джабраил. Помня о том, что предатель должен быть передан американцам в целости и сохранности, карауливший пленника Ваха развязал ему руки, давая возможность восстановить в кистях кровообращение. Кряхтящий, сгорбившийся Джафаров с видом побитой собаки уселся на корточки и начал растирать успевшие стать непослушными пальцы. А довольные успешным переходом границы моджахеды, весело переговариваясь, ели с по-братски раздираемыми на части лепешками загодя припасенную вяленую говядину. Когда покалывание в кистях значительно ослабло, Джафарова начало одолевать чувство голода, а ведь, казалось бы, злоключения этого дня должны были отбить у него всякое желание есть, но нет, свежий воздух и витавшие вокруг запахи растревожили желудок. Рот наполнился слюной. Не выдержав подобного испытания, Джабраил с мольбой взглянул на своего конвоира. Тот понял все сразу, но только усмехнулся:

– Жрать хочешь, собака? Потерпишь! У америкосов есть будешь! – сказал и отвернулся. И было непонятно – то ли в этих словах прозвучал оттенок ненависти, то ли непонятная для большинства зависть. А возможно, это смешались оба этих чувства вместе?

А раздосадованный Джафаров сглотнул слюну и, поняв, что кормить его не намерены, протянул руки к огню, пытаясь сосредоточить все свои мысли на устремляющемся вверх пламени… В какой-то миг среди взлетающих искр ему почудилась мелькнувшая фигурка. Только почудилась, но он, внезапно вспомнив об оставленном в рюкзаке с деталями ракеты и включенном аварийном радиомаяке, осознал, что нахождение в рядах банды может оказаться опасным даже здесь, в Грузии. И невольно заерзал на одном месте.