В десять минут девятого зазвонил телефон. Майк поднял трубку и сказал «И-йе». Это был Поллукс.
— Наконец-то вы вернулись, — сказал он. — Вы не одни?
— Да. Вам ответил мой сын. Знаете, предпочитаю оказаться в пасти льва, чем бегать от него, пока он не поймает.
— Лев ранен. С этой стороны нет опасности. Я не знал, куда вам позвонить, чтобы сообщить об этом.
Что касается письма, там тоже все тихо. Она сказала, что пробудет в Париже дня три, а затем присоединится к друзьям в Греции и вернется к 1 сентября.
— Что нового у вас?
У Поллукса не было отпуска. Свой довольно длинный уик-энд он намеревался провести в Италии. Ему хотелось посмотреть картины Карпаччо, пока очередная мировая катастрофа не уничтожила их вовсе.
— Не хотите присоединиться? — спросил он.
— Нет, — ответила Клер, смеясь. — У меня в программе Эйфелева башня, могила Наполеона и Дворец открытий. Карпаччо хорош. Созвонимся по возвращении.
Она также пообещала Майку прогулку на катере по Сене. Клер ничего подобного никогда бы не пришло в голову, не будь Майка, который все это требовал по подсказке гофмановских детей.
Прислуга пришла проститься. И она уезжала в отпуск. Как мадам намерена в этом году поступить с Красавчиком, ведь консьержка тоже уезжает? Эта особа обладала умением четко формулировать свои мысли. Она говорила поставщикам о Клер: «Мадам — это машина, которая зарабатывает деньги, чтобы покупать машины», имея в виду оборудование кухни. Клер она заявляла: «Вы умеете делать то, что я умею, но я не умею делать то, что умеете вы».
Она сказала, что охотно взяла бы Красавчика, но тот вряд ли подружится с ее мужем, у которого собачий характер.
— Мы увезем его с собой, — сказал Майк, который больше не расставался с сиамским котом.
— Придется тогда купить специальный мешок для транспортировки животного — с окошечками для обозрения и воздуха, — сказала женщина.
Короче, всем вокруг предстоял трудный день.
Поллукс не был обременен обычными заботами. Он не очень рассчитывал на согласие Клер. Приятные особы, с которыми он проводил подчас, и даже весьма регулярно, свои вечера, были не из тех, кого могла бы увлечь живопись. К тому же там можно было напороться на знакомых. Он полистал блокнот, набрал два телефона — безуспешно! Хорошо. Жребий брошен, он едет один.
В 8.45 секретарша принесла почту. Это была заместительница его постоянной секретарши, которая находилась в отпуске. Ему требовалось досье по одному личному делу, и он с раздражением ждал, когда его принесут.
— Позвоните мадам Селль, — сказал он. — Она вам подскажет, где его найти. Надеюсь, вы знаете, где она?
— О, да, господин министр, — ответила молодая женщина. — Мадам Селль в Венеции. Она оставила свой номер телефона.
Поллукс любил мадам Селль. Он был бы в отчаянии, случись потерять ее. Ни одна женщина не могла похвастаться ни тем, что провела с ним столько часов, ни тем, что была ему столь необходима. Однако при мысли, что он может встретить ее где-нибудь на площади Святого Марка и ему придется разделить ее одиночество, он погрустнел. Часы пробили девять. Надо было думать о другом.
По окончании совещания он задержал начальника канцелярии.
— Когда вы уходите в отпуск? — спросил Поллукс.
— Когда угодно, господин министр. Я ведь холостяк…
Не хочется ли ему прокатиться в Венецию?
— В Венецию в августе? Откровенно говоря, господин министр, я предпочитаю Лозьер. Но могу я знать…
— Нет, нет, ничего…
Нельзя сказать, что он долго оплакивал жену, когда она его бросила, настолько жизнь его упростилась. Но два-три раза в год он понимал, почему люди женятся, даже жалея потом об этом.
В 12.30 он узнал, что министр сельского хозяйства был задержан студентами-демонстрантами и его самолет не вылетел в положенное время. Звонил префект департамента. Обедал Поллукс один, чего с ним никогда не случалось на неделе. Окончательно подавленным он почувствовал себя при виде семги под татарским соусом. Он ведь запретил подавать ему это блюдо, которым его так часто угощали на разных приемах. Но его обычный повар был, как все, в отпуске, а заместитель ничего не знал об этом распоряжении.
Он вызвал своего начальника канцелярии, чья машина уже выезжала из ворот, и тот поспешно поднялся к нему.
— Вы любите семгу под татарским соусом? — спросил Поллукс.
— Когда она хорошая, господин министр.
— Тогда садитесь и ешьте. Вы нужны мне.
Даже убежденные любители одиночества проявляют подчас желание поговорить с кем-нибудь, хотя бы с собственной тенью, умей она говорить.
Его подчиненный повиновался, отменив назначенную встречу. Он так и не понял, зачем министр в течение часа рассказывал о метаморфозах венецианского искусства, освобожденного от византийского влияния, о хроматических кристаллах и космическом построении сюжета карпаччской «Святой Урсулы», а также о волнении, которое вызывает «Буря». Но одно было ясно — министр явно не в своей тарелке и ему срочно необходим отдых.
2 августа розовощекий и похудевший Эрбер испытал живейшее удовольствие, обнаружив в оставленной ему секретаршей почте записку Пьера: «Я зайду за вами во вторник, чтобы вместе пообедать, если… вы найдете работающий ресторан».
Он сделал несколько звонков, и в конце концов нашел столик в достойном для такой встречи заведении.
— Вы превосходно выглядите, мой мальчик! Прекрасно! — сказал он, увидев входящего еще загорелого Пьера, действительно в отличной форме. — Как приятно вас увидеть снова!
Дверца его сейфа была открыта, и он как раз собирался положить туда одно досье и уже стал было его запирать, когда Пьер сказал:
— Отдайте мне письмо, ну, того типа.
— Пожалуйста. Но зачем оно вам?
— Нужно.
Эрбер вынул письмо из сейфа и отдал Пьеру, который положил его в карман.
— Смотрите, не потеряйте, — посоветовал толстяк. — Пошли? Было бы жаль. У меня есть идея, которая может вас позабавить.
— У меня тоже. Пошли. А то у меня сегодня еще одно свидание.
Эрбер пожелал взять такси — выбранный им ресторан находился довольно далеко.
— Садитесь-ка сзади, — сказал ему Пьер, показывая на свой мотоцикл. — Я сам вас отвезу. Только держитесь крепче. Куда нам ехать?
И они покатили.
— Все-таки помедленнее, — попросил Эрбер.
— Ладно уж, папаша, — смеясь, ответил Пьер. — Исключительно ради вас.
Только после выбора меню к Эрберу вернулся его обычный апломб.
— Я вижу, вы не изменились, — заметил Пьер. — Главное для вас — пожрать.
Пьеру хотелось поговорить о своей работе. Он принес несколько страниц перевода, чтобы посоветоваться с Эрбером, они ему никак не давались. Эрбер поднял на лоб очки, чтобы прочесть протянутый ему текст. Обнаружил смысловую ошибку, подчеркнул точный перевод фразы, из которой ушел, однако, ее язвительный смысл. Но помимо этих ошибок, работа была сделана отлично.
— Вы ухватили самое главное — музыку, движение немецкого текста.
Пьер забрал свои листки. Телятина с рисом, которую им принесли, на некоторое время целиком поглотила внимание Эрбера.
— Помните ту официантку? — спросил Пьер. — Ну, из кафе, откуда я звонил?.. Она умерла.
— Как вы об этом узнали?
— Я пошел туда… Мне захотелось ее отблагодарить. Хозяин был один. Он сказал: «Вы спрашиваете мадам Берту? Представьте себе, однажды утром ее нашли мертвой в собственной квартире. Виновники пока не обнаружены. С тех пор не могу найти ей замену».
— Ну и что?
— Ничего.
Эрбер вздохнул. Что делать с этим парнем, способным на всякие глупости?
— Вы думаете, было благоразумно туда ходить?
— Мне хотелось ее отблагодарить.
— Сколько вам лет, мой мальчик?
— Ровно двадцать.
— Я бы сказал — двенадцать. Да нет — одиннадцать.
— Вам неизвестно чувство благодарности. Есть люди, которым хочется сказать спасибо за их поступок.
Он взглянул на часы.
— Ах ты черт! Я опоздаю… Так я вас оставлю… Вы найдете такси. Спасибо! До скорого!
Клер и Майк вернулись с прогулки мертвые от усталости. Майк отмокал в ванне, когда около семи позвонили у входа. Набросив цепочку, Клер приоткрыла дверь и увидела Пьера.
— Не бойтесь, — сказал он. — Вы меня не узнаете? Я приходил в связи с опросом…
— Нет, нет… Этого достаточно!
И Клер захлопнула дверь.
— Кто это был? — крикнул Майк.
— Не знаю. Он ошибся дверью.
— А я думал, не сюрприз ли это? — сказал Майк.
— Какой еще сюрприз?
Он вышел из ванной, наследив как следует на полу.
— Иди, я тебя оботру.
Заворачивая его в полотенце, она увидела подсунутую под дверь бумажку.
— Пошли. Поставим пластинку.
И стала ему объяснять, какие у нее есть пластинки.
И стала ему объяснять, какие у нее есть пластинки.
— В твоей системе трудно разобраться. Почему у тебя нет каталога?
— Купим его завтра.
— И побольше кассет!
— И много кассет. Постарайся найти свою любимую пластинку.
И пока Майк искал, она подняла записку и прочитала: «Не бойтесь. Я хотел поговорить с вами об одном письме… из Токио. Я скоро вернусь».
Она бросилась к телефону и вызвала министра внутренних дел. Новая секретарша не знала имени Клер и отказалась соединить ее с министром.
— Скажите ему, что речь идет о письме из Токио. И побыстрее, прошу вас.
— Я еду, — бросил Поллукс. — Если он придет раньше меня, задержите его.
Наконец-то произошло то, о чем он все время думал. Он извинился перед посетителем, передал его начальнику канцелярии, потребовал машину. Скорее! Через двадцать минут он был у Клер.
Через двадцать минут Пьер снова приехал на улицу Гренель. Перед дверью стояла министерская машина с флажком, за рулем был шофер. Охранник, Андриен, — он вернулся — стоял, облокотившись на открытую дверцу. Пьер, увидев флажок, прошел мимо дома прямо в соседний. В китайском ресторане он видел Клер с министром внутренних дел. И он понял, что она позвала его. Ну нет, он не попадется на эту удочку.
Пьер обождал некоторое время, вышел из подъезда, снова прошел мимо машины и спокойно удалился. Он поискал работающее кафе, с трудом обнаружил такое. Казалось, весь район погрузился в спячку.
Когда зазвонил телефон, Клер бросилась к аппарату и услышала мужской голос: «Напрасно, мадам, вы якшаетесь с полицией. Тем хуже. Не ждите меня».
Клер стояла ошарашенная.
— Он не придет. Он так сказал. И еще сказал, что напрасно я якшаюсь с полицией.
Поллукс схватил трубку и вызвал шофера. Не проходил ли мимо высокий брюнет, не подходил ли к машине?
— Нельзя сказать, чтоб подходил. Но действительно, мимо прошел, а потом вернулся… высокий молодой брюнет. Минут десять назад… Или с четверть часа.
— Он опознал мою машину, — сказал Поллукс. — Я идиот.
— А что это за машина такая? — спросил Майк. Но не получил ответа. Поллукс снова звонил. А Клер после нескольких дней покоя опять ощутила страх.
— Ты не получишь сюрприз, — сказал ей Майк.
Клер ничего не понимала.
— Его обещал сделать один человек вчера, — спокойно сказал Майк. — У него был сюрприз для тебя.
— Один человек? Вчера?
— Да.
Пока он рисовал в отсутствие матери, позвонили в дверь. Он открыл, и вошел мсье. Какой мсье? Мсье? С обветренной кожей.
— Загорелый, — поправила Клер. — Обветренная кожа — это по-английски.
… Загорелый. Симпатичный. Они поболтали.
— О чем?
— О футболе. Он не знает настоящего — американского.
— Об этом, старина, мы еще потолкуем, — сказал Поллукс.
А помимо футбола? Он спрашивал, целует ли его мама перед сном, умеет ли она готовить варенье из малины, такие вот вопросы, и Майк ему сказал, что с матерью они видятся редко, но в остальном она очень хорошая, что имя отца ему неизвестно, но он его узнает в 14 лет.
— С ума можно сойти, — произнесла Клер. — Отчего же ты молчал?
— Потому что он попросил, сказал: «У меня есть для твоей мамы прекрасный сюрприз, она будет рада».
Он снова поставил пластинку.
— Выключи музыку, — сказал Поллукс. — Ты же видишь, я звоню.
Оскорбленный Майк отправился на кухню. Как ему надоели все эти тайны, он начал нервничать. Вернувшись, он сказал, что нечего есть и что у Жюли все иначе, там холодильник всегда набит. Поглядел недовольно на Поллукса, сел на диван, погруженный в раздумья, и сказал:
— Где я ночую сегодня?
Клер почувствовала приближение бури.
— Мне надо приготовить обед и позаботиться о нем, — сказала она.
Но Поллукс не выразил ни малейшего желания уйти.
Она отвела ребенка на кухню, показав на сковородку, где готовилось, по ее словам, отличное блюдо, приласкала его, сказала, что он будет снова спать в своей постели. И он успокоился.
— Хотите поужинать с нами, Поллукс? — спросила Клер.
— Мне не хочется вас затруднять, — неуверенно ответил тот.
Майк вяло оценил приготовленное блюдо, он устал, и когда его мать сказала ему: иди спать, он не стал противиться и уснул, едва коснувшись головой подушки.
Клер присоединилась к Поллуксу, который зато высоко оценил ее кулинарные способности.
— Завтра он будет другим. Ему давно пора вернуться к нормальной жизни.
Поллукс спросил, когда она намерена покинуть Париж? Билеты заказаны на послезавтра, но лучше бы уехать раньше.
— Я не могу вас отпустить, Клер. Вы нужны мне.
Он объяснил ей, что теперь она единственная может опознать того, кого Майк называет «мсье» и кто, вероятно, похитил у нее сумочку. Теперь всех подозреваемых снова вызовут для опознания. С другой стороны, ее телефон будет прослушиваться, и если «мсье» позвонит снова, ей надо будет подольше держать его на проводе, чтобы они успели установить, откуда он звонит, и задержать. Но это может случиться и через месяц, и завтра. Нет, она не может уехать. Кстати, он тоже.
Но Клер словно с цепи сорвалась. Она сказала, что с детьми в такие игры не играют, во всяком случае, с ее ребенком. Майк расстроен, взволнован, вот отчего он такой противный. Ему нелегко пришлось за последние три недели, теперь все. Ему пора вернуться к нормальной жизни среди Гофманов, увидеть море и ощутить вкус каникул. Оттуда он прямо вернется в США.
— Кстати, я тоже намерена покинуть Францию, — сказала она. — Не насовсем, но так, чтобы работать в основном там.
Она явно приняла окончательное решение.
— Вы можете помешать нам найти письмо. Это ведь и вас касается.
— Мне все равно. Надо уметь выбирать из двух зол.
А то, что этот «мсье» украл у нее пять тысяч франков? И он заговорил о Касторе. На что Клер ответила, что слышать о нем не желает.
— Значит, я вас больше не увижу? — спросил Поллукс.
Увидит, конечно, пусть не волнуется! Ведь ее дела нельзя уладить в мгновение ока. Она снова приедет в сентябре. Клер приняла решение в принципе.
После того как Поллукс наконец уехал, она прибрала квартиру и поставила будильник на восемь часов. Афинский самолет вылетал в 13.10. Они успеют. Лишь бы нашлось два места!
Давненько не было у Поллукса такой скверной ночи! С тех пор, как он едва не погиб в автокатастрофе.
Когда в 7.55 он вышел на авеню Мариньи, то вместо поворота к своему министерству оказался на Фобур-Сэнт-Оноре. Вахтеры Елисейского дворца удивились, увидев министра внутренних дел так рано.
В восемь часов Клер разбудил звонок будильника, Майка не было рядом. Она вскочила. Но Майк спокойно беседовал с Красавчиком за завтраком, который сам себе приготовил.
В 8.10 она узнала, что может получить билеты до Афин на сегодня, выпила кофе с молоком и быстро собрала вещи. Майк проделал то же со своими.
Первым, кого увидел Эрбер, очутившись утром в своей конторе, был Пьер. Открыв дверь, Эрбер попросил его войти.
— Что случилось?
— Я сделал глупость.
Да уж, по правде говоря, это была суперглупость.
— Честное слово, — сказал Эрбер. — Вы все делаете для того, чтобы себя погубить.
Он метался по комнате, обдумывая услышанное.
— Значит, вы крали сумочки, прежде чем познакомились со стариной Эрбером?
— Все из-за девушки…
— Прекрасное оправдание.
— И вообще, черт побери, не такое уж преступление — украсть сумочку у бабы, которая разгуливает с пятью тысячами, — сказал Пьер.
— Этот вопрос можно обсудить, но не сейчас. Глупостью было заявиться к этой бабе, как вы выразились. Вы, часом, там не оставили свой адрес и телефон?
— Я видел ее малыша. Потрясный парень! Только подумать, что он сын того мерзкого типа…
— Вы бы лучше подумали о себе. Вы уже по уши в дерьме, мой друг.
— Поэтому я и пришел к вам так рано. Что мне делать? Смыться? У меня осталась еще тысяча франков. На них далеко не уедешь.
Через час они были на квартире Эрбера, куда никто никогда не приходил. Эрбер запер его, запретив открывать окна и пользоваться телефоном.
— То, что я делаю, я не сделал бы ни для кого в мире, слышите? — сказал Эрбер. — Ни для кого.
— Я знаю, — ответил Пьер.
Эрбер ушел, сказав, что у него на уме несколько вариантов, но он пока не знает, на каком остановиться. Главное в настоящий момент заключалось в том, чтобы Пьера нельзя было обнаружить. Тут его никто не станет искать.
Оставшись один, Пьер стал кружить по комнате. Потом прошел в соседнюю и от нечего делать начал читать одно досье, потом другое, потом третье.
Обалдеть можно от того, как живут люди…
Клер и Майк прибыли в аэропорт Руасси за три четверти часа до вылета самолета. Она сдала багаж, оставив себе только мяукающего Красавчика, упакованного в мешок с иллюминаторами.