— Предлагаю доверить это профессионалу.
Незнакомый голос…
Заговорщики развернулись к двери, хватаясь за шпаги и пистолеты.
В дверях — тех самых дверях, которые должны были охранять верные люди — стоял человек. Расу пока понять было трудно, на улице шел дождь и на человеке был надет мокрый плащ с низко надвинутым капюшоном.
— Кто ты такой и откуда взялся?
— Я тот, — человек, нимало не опасаясь, двинулся к столу — кто поможет вам убить Речника. Я — с Острова черных эльфов…
Человек снял капюшон, показав всем незапоминающееся лицо немолодого хуманса:
— Меня зовут Джон.
Глава 26
— Десять!
— Два десятка, не меньше!
— Хыррр!
— Нет, даже полутора не обойдемся!
Зеленомордый мастер мельничных колес оказался истинным фанатом собственного дела. Правда, пока что это больше мешало, чем помогало Димке в его задумке. Мастер, осознавший, что ни казнить, ни есть его сегодня не будут, а, напротив, позволяют заняться любимым делом, дав любопытную задачку, разошелся вовсю. Он сыпал ладонями, ярдами, чейнами, различными сортами древесины, которые нужно пустить на колесо, причем кроме породы дерева на мощность каким-то образом влияли такие факторы, как возраст дерева, место произрастания и чуть ли не фаза луны, при которой спилили дерево.
— Десять! — Димка наклонился к мастеру.
— Меньше двух десятков человек не только не дадут необходимую мощность — они просто не сдвинут колесо, — не испугался мастер.
Димка вздохнул. Идея запустить штамп для изготовления вещичек, предназначенных для обмена на зерно, была хорошей. Мысль о том, чтобы использовать для вращения приводного колеса не силу воды, а силу заключенных, которые все равно сидят без дела, оказалась уже чуть хуже. А вот попытка построить это колесо…
Нет, построить его можно, но вовсе не так легко, как представлялось. Впрочем, трудности Димку не пугали никогда.
Мастера Флориана — тоже.
Они сидели в комнатушке отведенной Димке для его эксперимента заброшенной канатной мастерской. Чем хороша революция — могут пойти в ход самые безумные проекты.
Мастер Флориан безостановочно курил трубку, так, что в комнате плавали натуральные облака дыма. Неподалеку, уронив голову на стол, спала Флоранс. Неудивительно — на дворе уже даже не поздний вечер, а раннее утро. По столешнице были разбросаны исчерченные, исчерканные, измятые листы бумаги с рисунками требуемого колеса и непонятными не только Димке, а уже и самому мастеру цифрами расчетов.
— И кроме того, мне нужны три кузнеца.
— Хыр.
— А без них я не смогу ничего сделать. Кстати, в тюрьме как раз сидели кузнецы. И именно трое.
— Твоя думать моя не понимать твоя хотеть помочь своя товарищ? Твоя говорить нужная один, два, три моя не злиться, твоя не говорить, моя не быть добрая…
— Гражданин Хыгр, — подскочила заспанная Флоранс, — хочет сказать, что ваши требования чрезмерны и необоснованны…
После чего уронила голову обратно.
Зеленомордый вздохнул:
— Гос… гражданин Хыгр, я же вижу, что человек вы вовсе не такой злой, каким хотите казаться. Поверьте, тут можно обойтись и одним кузнецом. Но какой смысл остальным сидеть в камере, если они могут помочь вашей революции?
Димка вздохнул:
— Их работать как конь, нет, как три конь, моя откусить голову.
Мастер широко улыбнулся:
— Как четыре коня!
* * *— Почему ты пришел к нам?
Генерал Лоран все же не мог поверить, в то, что их трудности разрешатся так просто: пришел профессиональный убийца и предлагает им свою помощь.
— Я хочу, — взгляд Джона-убийцы был холоден и спокоен, — чтобы мой остров наконец-то обрел независимость. Когда вы придете к власти, вы дадите Острову черных эльфов свободу.
Всего-то? Сейчас генерал Лоран был готов отдать не то что какой-то остров — полстраны за то, чтобы победить революцию.
— Согласен.
Они пожали друг другу руки.
— А ты не боишься, что потом я тебя обману?
— Нет, — Джон улыбнулся одним уголком рта, — не боюсь.
Улыбка, и без того еле заметная, пропала вовсе:
— Никто не обманывает профессиональных убийц. Они всегда могут взыскать по счету.
В горле генерала слегка пересохло. Он потянулся к бокалу.
— Кстати, — Джон встал, — по обычаям нашего Острова за заключенную сделку нужно выпить вина. Я привез с собой бочонок.
— Да ты не сомневался, что мы согласимся…
Джон, тронувшийся было к выходу, оглянулся:
— Я всегда сначала узнаю, нужны ли мои услуги, а потом предлагаю их.
— Жан… Я понимаю, что ты — убийца, но если ты вдруг решишь обмануть нас…
— Мне это невыгодно. Так что завтра, — Джон взглянул на карманные часы, — сегодня к вечеру вы не сможете сказать, что я не выполняю свои обещания.
Он вышел.
Заговорщики переглянулись:
— Что скажете?
— Если бы он хотел, чтобы мы что-то сделали… Можно было бы посчитать его провокатором. Если бы он работал на Речника, то нас просто бы арестовали.
— Может быть, он пришел нас убить?
— Один? Двадцать военных? Как?
— Я бы смог, — спокойно заявил появившийся в дверях Джон. Под мышкой он держал небольшой бочонок.
Бывшие гвардейцы загудели.
— Смог бы, — спокойно повторил Джон, — но шансы на успех были бы один к трем в вашу пользу. Так что давайте просто выпьем вина.
Загрохотали сдвигаемые бокалы. Джон извлек пробку, аппетитно пахнувшая темно-красная струя полилась из бочонка.
— За нашу победу! — поднял бокал генерал Лоран, — За будущую свободу вашего острова!
— За Остров! — поднял свой бокал Джон и лихим залпом осушил его.
* * *Через некоторое время Джон выходил из трактира «Старая подошва». Спокойный, как всегда после успешно завершенного дела.
«Забыто… — думал он, — безвозвратно забыто в Этой стране благородное искусство отравления. Пить чужое вино из чужого бочонка? Из бокалов, которые, хоть и ненадолго, выпускались из вида… Они бы даже не заметили, если бы я не пил с ними… Кстати, нужно на всякий случай выпить еще порцию противоядия…»
Да, он мог бы перебить всех в трактире. Но зачем, если шансы на победу и правда были один к трем? Яд — надежнее и проще.
Через несколько дней в столице сойдутся в схватке революционеры. Бывшие товарищи, а ныне — смертельные враги.
Не нужно, чтобы при этом под ногами путались монархисты, которые своим — Джон поморщился — непрофессионализмом могу испортить любую интригу.
Чарльзу понравится, что, по крайней мере, один противник устранен.
А вот новость про дона Мильера ему не понравится…
Совсем не понравится…
* * *Что может быть лучше прогулки на свежем воздухе? Ну, разве что посидеть в прокуренной комнате с человеком, который горит тем же энтузиазмом, что и ты, над общим проектом.
К утру… Ну как, «к утру»… К концу утра проект штампа, работающего от колеса, приводимого в действие силами заключенных, был вчерне готов. Количество кузнецов от необязательных трех, увеличилось до обязательных пяти.
Мастер, который не обладал особенностями яггаев, зевал просто раздирающе, широко раскрывая усеянный мелкими острыми зубами рот, да и у Димки уже горчило во рту от табачного дыма. Флоранс он уже давно отнес в комнатушку, которую присмотрел как раз для подобных случаев, если придется ночевать, а до гостиницы ехать будет лень.
А столица, конечно, изменилась после революции. Как-то все серо, сумрачно, тускло… Хотя, может, все дело в том, что до революции он был здесь летом, а сейчас — уже зима. И пусть по здешнему климату зима больше похожа на дождливый октябрь — это сейчас дождь кончился, хотя низкие серые тучи еще блуждали — все равно настроения погода не добавляла.
Прохожих на улицах гораздо меньше, а те, что есть — стараются передвигаться чуть ли не бегом. Мало карет, те, что есть — украшены скрещенными молотами партии «Свет сердца» и принадлежат, скорее всего, каким-то госструктурам.
Нет дворян и военных, чьи яркие мундиры и камзолы вносили хоть какое-то разнообразие в расцветку одежды прохожих. Вместо них — солдаты Изумрудной армии, в черной одежде и зеленых повязках.
Зеленого цвета вообще много. Можно подумать, что к власти пришли ирландцы или в городе — бесконечный день Святого Патрика. Перекрашены некоторые дома, висят зеленые флаги, зеленые банты и ленты на шляпах, зеленые повязки…
У патрульных на улицах.
Навстречу Димке шли два гнома с зелеными повязками и буквами, чьего произношения Димка не помнил, зато точно помнил, что они означают «Революционная полиция». А рядом на стене висит выцветший плакат «Разыскивается» в котором несложно угадать зверскую яггайскую физиономию бывшего начальника сразу двух особых сысков — королевского и революционного.
— Ух ты, яггай! — один из гномов схватил второго за рукав, — А я думал…
Гномы синхронно посмотрели на Димку. Перевели взгляд на плакат. Опять на Димку. На плакат.
— Слышь, яггай… Ты это… арестован.
На Димку ставились два дрожащих ружейных ствола.
Неожиданно ему стало смешно. В кармане лежит мандат о том, что он — амнистирован и на службе у новой власти. Если бы не было мандата — в кобурах два револьвера. Да угрожать яггаю огнестрельным оружием, все равно что вампиру — связкой лука.
Димке просто стало интересно, как же эти лихие парни — каждый ростом ему по пояс — собираются его арестовывать.
— Яггай, ты — арестован.
— Да, — сказал Димка, и прислонился плечом к стене.
Гномы помялись. Один приблизился к Димке и толкнул стволом в бок:
— Ты должен идти с нами.
— Зачем?
— Ты арестован.
— Что значить эта слово?
Гномы ошарашено поглядели друг на друга.
— Что здесь происходит? — послышался ленивый голос.
— Да вот, гражданин Анри, — гномы чуть ли не обрадовались появлению начальства, тоже, кстати, гнома, — мы яггая арестовали, того самого, с плаката…
— Так ведите его в участок.
— Да он не идет.
— Тогда пусть отправляется своей дорогой. Вы что на инструктажах делаете? Или не слышали, что розыск на гражданина Хыгра отменен?
На гномов было жалко смотреть. Димка не любил, когда люди попадают в неловкие ситуации — он уже собирался закончить шутку с тупым яггаем и показать мандат — поэтому решил объяснить командиру, что его подчиненные не виноваты.
— Уж извини, Хыгр. Понабрали тут…
«…лимиту по объявлению…» — мысленно продолжил Димка.
— …молодежь: ничего не знают, сами преступников боятся. А ты не к нам ли обратно? Не узнаешь меня, что ли?
— Нет, — Димка действительно не мог вспомнить гнома.
— А как ты мне сказал «Твоя говорить плохо сзади моя спина моя откусить твоя голова», помнишь?
Димка вспомнил. Троица гномов, нахально распивавшая в его кабинете, когда он пришел в участок в первый его день в должности начальника особого сыска.
— Моя помнить твоя.
— Слушай, Хыгр, а пойдем на самом деле в участок? Нет, не для ареста. Просто посидим, вспомним прошлое, погово… в смысле, послушаешь новости.
А правда, почему нет? Полчаса есть, почему бы не пообщаться с людьми? Можно, конечно, предположить, что это такой хитрый способ его арестовать. Но, во-первых, слишком сложный — кто мог знать, что он пойдет по этой улице, что он вообще на улицу выберется? — во-вторых, пойманный яггай — очень опасная вещь. Тут главное, сразу понять: кто кого поймал.
— Моя идти.
* * *Димка наконец-то услышал тот самый анекдот о самом себе.
— Летом прошлого года читал яггай лекцию по философии в Академии. И вот один из студентов, молодой маркиз де Карваль, спрашивает его: «Господин яггай, скажите, вот одни философы считают, что человек мыслит головой. Другие же полагают, что мышление осуществляется сердцем. Если правы вторые, то получается, что человек может мыслить и без головы. Скажите, это так?» Яггай подумал и сказал: «Моя не знать. Моя проверить». После чего откусил маркизу голову.
Димке анекдот не показался настолько уж смешным, но гном Анри залился веселым смехом.
Кстати, сколько времени?
— Сколько? — Димка стукнул пальцем себя по запястью.
Увидел непонимающие глаза, выругался про себя, и изобразил, как он вынимает часы из кармана.
— Первый час дня, — сообразил гном.
Пора идти. Кстати, нужно будет купить себе часы. И переделать в наручные.
* * *— Значит, монархисты кончились, — господин Шарль на самом деле был доволен.
— Да, — Джон был серьезен, — Все, кроме одного.
— Упустил.
— Отпустил.
Господин Шарль посерьезнел:
— Не понял.
— Это — черный эльф.
Жители Острова не убивали друг друга. Их и так слишком мало. За исключением случаев кровной мести.
— Дон Мильер… — если бы у господина Шарля были клыки, он бы оскалился.
Да, за исключением случаев кровной мести.
Глава 27
По дороге от полицейского участка до гостиницы, Димка размышлял о том, что Этой стране повезло, что во главе революции стоит именно товарищ Речник. Жесткий романтик, как бы странно это не звучало. Не похожий ни на Робеспьера, ни на Ленина, Сталина, Троцкого, Гитлера… Вышеназванные товарищи (кроме, может быть, Сталина) относились к революции, как к некоей глобальной компьютерной игре-стратегии — если бы в их времена существовало такое понятие — они продвигали прогресс, в своем понимании, не обращая внимания на возможности конкретной страны, имевшей несчастье стать объектом их экспериментов, на желания жителей, ее населяющих, априори считая, что народ глуп и темен и не понимает, что прогресс для них — благо… Они строили страну, идеальный образ которой держали в голове, не задумываясь, как правило, возможно ли это построение на практике. Молчаливо предполагалось, что все достижения прогресса, ими продвигаемые, все технические новшества, однозначно ведут к величию страны, счастью народа в целом и каждого отдельного его представителя, поэтому весь народ в едином порыве, без всяких исключений, будет строить то светлое будущее, которое нарисовалось в воображении одного человека. Когда же хрустальная теория разбивается при столкновении о чугунную реальность, никто не признает, что теория ошибочна и не пытается ее исправить. Сразу выискивается враг, который «гадит» — внешний или внутренний — и от действий которого, ясен пень, ничего и не получается…
Димка подумал, что его мысли уже ушли куда-то в сторону от конкретных исторических личностей и в его памяти всплывает некое явление, некие люди, которые именно так себя и ведут… Кажется, даже в литературе для них было придумано особое название… Как же… Нет, не вспоминается…
Да и ладно.
Возьмем товарища Речника. Он строит не государство, в котором он хотел бы быть правителем, а государство, в котором ему было бы комфортно жить простым мещанином. Есть у него трудности? Еще какие! Другой бы на его месте уже поседел, да вот беда — Речник — тролль, а значит — лыс. Нашел товарищ Речник врагов, которые испортили ему всю малину? Нет! Все свои ошибки он признает и, более того — исправляет. Гитлер бы уже объявил врагами мышанов, тем более что это — почти правда и в стране уже гремела бы антисемышанская истерия. Товарищ Речник засекретил информацию о том, что мышаны работали на Хозяина, как раз для того, чтобы не допустить погромов. Робеспьер обвинил бы во всем дворян, и гильотина на площади работала бы безостановочно. И не на одной площади, а на КАЖДОЙ. А речник и короля бы отпустил работать сапожником в тихом предместье, если бы тот, конечно, согласился. Король был казнен под давлением радикальных товарищей, которых, кстати, обвинил бы во всех бедах уже товарищ Троцкий. В то время как товарищ Речник не хочет устраивать охоту на ведьм и до последнего надеется, что товарищи образумятся.
Димка еще раз покатал в голове мысли и пришел к выводу, что он, кажется, выбрал в этом конфликте правильную сторону. Было и еще одно, главное, соображение в пользу товарища Речника.
На его стороне — господин Шарль, самый умный из всех известных Димке людей.
НА этом выводе господин Хыгр осознал, что стоит у ворот рынка, куда умные ноги привели задумавшуюся голову, чтобы купить те самые часы, о которых он подумал в полицейском участке.
* * *Черный эльф Жозеф с некоторым недоумением смотрел на то, как его друг, господин Шарль — то есть, гражданин, конечно — собирается в дорогу:
— Чарльз, только не говори мне, что ты бежишь из города.
— Не бегу, — бывший начальник особого сыска спрятал в сумку два пистолета, — а уезжаю.
— Чарльз… Это больше похоже на бегство. Если бы я не знал тебя…
Господин Шарль выпрямился:
— Так как ты меня знаешь, то просто подумай вот о чем. Стоит ли мне отменить очень важную и задуманную задолго до появления дона Мильера поездку только потому, что кому-то может показаться, что я струсил?
— Нет, но… А что за поездка?
— Мне нужно привезти в столицу одного человека. Он поможет нам в поисках шпионов из другого мира. Мы нашли одного и то — на чистом везении.
— Полицейский, что ли?
— Нет, башмачник.
* * *Димка нашел часы. Солидные, в серебряном корпусе, величиной с небольшую тарелку. То есть по размерам — как раз на запястье яггая. И самое приятное — недорого.
Практически — по дешевке.
Димка почесал нос. Что-то тут ему не понравилось. ОН обвел взглядом рынок.
Да… Рынок не тот, что раньше. Толчея стала больше, а шума при этом — меньше. Не слышно зазывных криков продавцов — а те, что слышны, такие унылые, как будто зазывал заставляют кричать под угрозой казни всех родственников. Шумные перепалки с торгом за каждый денье тоже не слышны… Покупатели и продавцы как будто присыпаны пылью, настолько они серы и унылы.