– Вместо этого, – продолжала доносить я, – он… простите, Костя, занимается сайтом моей передачи, расставляет точки над «ё». Гамлет, спросите его… фу ты!.. спросите Костю, чего он хочет?
– Костя, чего ты хочешь?
– Чтобы Ася своими словами сказала, что любит меня.
– Ася уже сказала. Ты что, глухой?
– Слепой, немой, дурак набитый.
– Ася, он раскаивается.
– Гамлет, спроси Асю, чего она хочет?
– Ася, чего вы хотите?
– Родить детей от Кости.
Так вырывается признание, которое в спокойной обстановке под пытками не произнесёшь.
Гамлет закашлялся. Или это Костя издал странные звуки?
Если бы идиоматическое выражение «провалиться под землю» имело конкретное воплощение, я благодарила бы провидение. Пока же у меня заложило уши от взрыва крови в сосудах. И разговор Гамлета с Костей был далёким, как эхо.
– Костя! Женись на Асе. Такая девушка!
– Сам знаю, поучи ещё.
– Что ты бревном лежишь? Она снова в обморок грохнется.
– Ё-кэ-лэ-мэ-нэ…
Два инвалида одновременно схватили костыли и подскакали ко мне.
Земля, может быть, и разверзлась, но я не провалилась, потому что меня держал в объятиях Костя, целовал моё лицо, шею…
– Да это что же такое! – Истошный женский вопль прервал идиллию.
Вопила медсестра в симпатичном белом костюмчике. Она вошла неслышно, или я отключилась от посторонних звуков.
– Совсем обнаглели! Уже днём, втроём!
Надо простить сестричку, взору которой представилась, мягко говоря, странная сцена. Мы с Костей обнимались-целовались. В непосредственной близости стоял Гамлет – сам на костылях, – страхующий Костю и его костыли.
– Лидочка, это не то, что вы подумали, – повернув к ней голову, сказал Гамлет с отчетливым кавказским акцентом. – Они хотят пожениться.
– Прямо здесь? – ужаснулась сестричка. – Прекратите! – Она замахала руками. – Отлипните! Больные – по кроватям! Девушка, немедленно убирайтесь!
– Лида, я выписываюсь, – сказал Костя, – пусть документы подготовят.
– Что ты? – испугалась я. – Твой закрытый, то есть открытый перелом надо лечить!
Костя убрал руки с моей талии, опёрся на один костыль, а другим постучал по гипсовому сапогу:
– Только трещина голени, не перелом. И сильное растяжение. Если бы ты не сказала, что прилетишь, я уже сегодня был бы дома.
– Гамлет, он опять мне соврал! – капризно пожаловалась я.
– Мировой парень, Ася, женись, не пожалеешь.
Перепутал «женись» и «выходи замуж».
* * *Финалы романов со счастливым концом имеют свойство торопливой скороговорки. Описывать переливы счастья намного сложнее, чем конфликтные ситуации – теперь я это знаю. Мне недостает литературного дарования, чтобы подобрать слова к оттенкам счастливых чувств. Или это в русском языке недостаток слов, описывающих парение духа и тела?
Костя велел мне спуститься в вестибюль больницы, ждать его, не трогаться с места. Я сидела на том же самом диванчике, охранник сновал вперёд-назад передо мной, пока не сказал: «Никогда не видел, чтобы после травмы так радовались». Увечья у меня не было, следовательно, под «травмой» он имел в виду отделение травматологии.
Я улыбнулась:
– Это метонимия, как вы думаете? «Хирургия» – хирургическое отделение, «Травма» – травматологическое. Или нет? Метонимия, – пояснила я, потому что у охранника брови полезли вверх, – это когда явление или предмет не прямо называется, а обозначается словами со смежным смыслом. «Все флаги в гости будут к нам» – под «флагами» имеются в виду представители разных стран. Или – опять же у Пушкина: «Ты вёл мечи на пир обильный…» «Мечи» – это воины. Я понятно выражаюсь?
– Понятно. А про что вы говорите?
– Про метонимию.
– Ну да, конечно. У меня дела.
Он отошёл, чтобы проверить пропуск у женщины с авоськами.
Я не могла стереть улыбку с лица и перестать хихикать (чего стоило только воспоминание о медсестре, потрясённой видом двух пациентов на костылях: один целует девушку, а другой, прильнув к тому со спины, приговаривает: «Вот это хорошо, по-нашему!»). И не могла унять оглушительное ликование, сравнимое с локальным землетрясением в отдельно взятом теле. Всё-таки надо успокоиться, взять себя в руки, чтобы не выглядеть дурочкой-снегурочкой. Так бабушка говорит о девушках, которые голову потеряли, в мозгах ветер свистит. Дурочкой-снегурочкой бабуля называла меня в бытность Прохиндея моим кавалером. Снегурочка в современных детских представлениях на Новый год выглядит декоративно – никакой инициативы, внучка при Дедушке Морозе. Но что прежде было в фольклоре? Спросить папу. До следующего Нового года ещё далеко. А тропы, они же художественные средства, – отличная тема для моей передачи. Только не сыпать их кучей. Одна передача – эпитет, вторая – сравнения, третья – метонимия, четвёртая – метафора, пятая – синекдоха…
Охранник закрывал мне обзор, и как появился Костя, я не увидела.
В куртке и джинсах, на костылях. Одна нога в ботинке, другая, гипсовая, обмотана полиэтиленовым пакетом. Через плечо большая спортивная сумка.
– Что тут происходит? – спросил Костя.
– Ваша девушка? – вопросом на вопрос ответил охранник.
– Моя.
– Странная, однако.
– Не твоего ума дело.
– Да я что? Голос у девахи! Обалдеть! Тут каких только не наслушаешься, чего не насмотришься, – бормотал охранник..
– Ася! Тебя можно оставить на полчаса? И не обнаружить, что к тебе липнут мужики?
Наверное, Костю более всего разозлило «девахи» – своё словечко в чужих устах кажется воровством.
– Мы с товарищем обсуждали художественные средства выражения, они же тропы. Про метонимию я рассказала, собиралась – про синекдоху…
– Про кого? – хором спросили Костя и охранник.
– Про что. Синекдоха – неодушевлённое существительное. Вид метонимии, перенесение значения с одного предмета на другой по признаку количественного отношения или подмены родового понятия видовым.
– Ты понял? – спросил охранник Костю.
– Ася, с тобой всё в порядке? – Костя смотрел на меня тревожно.
– Со мной необыкновенно. Пытаюсь вернуться на землю – не получается. Хочется смеяться и плакать. И всё время говорить, говорить, не закрывать рта.
– У меня друга по кумполу шандарахнули, – сказал охранник, – с тех пор болтает не останавливаясь. Муху на стекле пришлёпнут – плачет. Остальное время сам с собой разговаривает и смеётся.
Хорошенькое сравнение! Но меня оно нисколько не обидело:
– Ваша служба и опасна, и трудна. Костя, отдай сумку, я понесу.
Мы немного поспорили, но сумку Костя не отдал. Вышли на крыльцо и остановились. Я спросила, чего ждём? Костя сказал, что Гамлет обещал прислать машину с водителем.
– Такой состоятельный человек? А всё равно очень милый.
– Не бедный. Мечтает быть крёстным отцом.
– Он мафиози?! – ахнула я.
– Дурочка! – рассмеялся Костя, которого я, наконец, заразила своим чудным (или чудны́м) настроением. – Гамлет хочет быть крёстным отцом наших детей.
– О! – Я покраснела от смущения. – Пожалуйста, не воспринимай серьёзно мои слова про замужество и детей. Это я в пылу волнения брякнула.
– Поживем – увидим.
В машине Костя устроился сзади один, вытянув больную ногу вдоль сиденья. Мне досталось кресло пассажира рядом с водителем. День был хмурым и ненастным, но мне погода казалась романтичной, люди на улицах – прекрасными и добрыми, здания – архитектурными шедеврами, назойливое множество рекламы – украшением города, бесконечные пробки на дорогах – весёлым приключением. О чём я не уставала сообщать вслух. Чувствовала, что Костя смотрит не в окно, а на меня. Разворачивалась и ловила его взгляд, полный любви, как пишут в романах. Смеялась счастливо. Кажется, произвела на шофёра впечатление не совсем нормальной девушки. Впрочем, мне не привыкать.
Ресторан, в который мы приехали, был восхитительным, обед – великолепным. Из жизни вообще исчезли чёрные краски – этим открытием я воодушевлённо делилась с Костей. Он слушал мою восторженную глупую болтовню и улыбался. Я оправдывалась, говорила, что со мной такое впервые – безудержное словоизвержение. В нормальном психическом состоянии я скорее молчалива, ты ведь знаешь. Ой, я ещё не рассказала тебе, как у меня голос пропал…
Во время десерта я вспомнила, что до сих пор не поинтересовалась, при каких обстоятельствах Костя сломал ногу. Трындычу и трындычу, а главного не спросила. Костя отшутился: «Катил с горы, думал о тебе, упал. Очнулся – гипс».
По дороге в аэропорт я уснула. Бессонная ночь, сытный обед и два фужера вина, череда разнополярных переживаний, эмоциональный стресс в виде неукротимой болтовни сделали-таки свое дело: я отключилась на полуслове. Костя потом рассказывал, что разбудить меня в аэропорту оказалось невозможным: я брыкалась и бредила. Говорила, что бегемоту надо чистить зубы шваброй, а уши – пылесосом. Заявила, что все реки текут вспять, потому что падает курс рубля.
Костя не знал про мою особенность – выплывать из сна медленно, со шлейфом видений. Костя спрашивал меня: «Где твой паспорт?» Я отвечала ему, чтобы поискал в Центробанке.
Паспорт нашёлся в моей сумочке, где ему ещё быть. Водитель с нашими документами отправился покупать билеты, а Костя охранял мой сон почти два часа. Когда до самолёта оставалось времени впритык, уже объявили регистрацию, меня растолкали, брызнув в лицо водой. Вот денёк! Обливают и обливают.
В самолёте мы с Костей держались за руки и тихо-мирно говорили о будущем. Хмурость, которую я отчётливо, с первой минуты встречи, видела на Костином лице, была вызвана, как выяснилось, вовсе не моим экстравагантным поведением, от которого струхнул бы всякий нормальный мужчина. Косте предложили интересную работу в Москве, он дал согласие, потому что после комедии положений ничего другого себе не мыслил. А теперь… У меня всё отлично складывается на областной радиостанции, в гробу я видела столицу, а ему уезжать.
Я сказала Косте, что переживает он понапрасну. Конфликт карьер – самый надуманный, с моей точки зрения. Недавно читала детектив, в котором любовная линия вертится вокруг производственной необходимости жить героям в разных местах – «дан приказ ему на запад, ей в другую сторону». И что? Грош цена отношениям, которые боятся проверки расстоянием. Хороший детектив был подпорчен искусственными переживаниями. «Поживём – увидим, – вернула я Косте его слова, – волков бояться – в лес не ходить». Иные примеры народной мудрости требуются?
Костя сказал, что я не перестаю его удивлять, что подчас он боится меня. Не того, конечно, что я могу вдруг обернуться бабой-ягой, нет. Он боится не дотягивать, не соответствовать мне интеллектуально, эмоционально, физически – словом, обмануть мои надежды. «Если бы ты знал, как я боюсь того же самого!» – искренне призналась я. И мы рассмеялись: трусливые влюблённые чудаки.
После посадки я пригрозила не сойти с места, если Костя не отдаст мне сумку. Нас встречала Костина мама, я уловила благодарный взгляд, который она бросила на мою ношу. Расцеловавшись с сыном, Анна Леонидовна пошутила: «Костя – Костяная нога». Каламбур был не из удачных, но представляю, каково матери шутить после отчаянных волнений. Костя опять расположился на заднем сиденье. Он сказал маме: «Ася не любит быстрой езды. Не гони, пожалуйста!» Анна Леонидовна, пристегиваясь и помогая мне воткнуть пряжку ремня безопасности в гнездо, ответила: «Если Ася не любит, то гнать не будем». В этих словах была и легкая насмешка, и отзывчивость, и приглашение в свою жизнь, впрочем, не исключавшее пристального внимания. У Кости замечательная мама, только я боюсь её. На дежурные вопросы про Москву, погоду, перелёт я отвечала, взвешивая каждое слово, как на экзамене, выстраивая безупречный порядок слов в предложении. От балаболки, у которой несколько часов назад язык молотил без остановки, не осталось и следа. Костя молчал, не потрудился перевести разговор на себя, насмешливо хмыкал. Коварный.
Когда подъехали к моему подъезду, я вежливо поблагодарила Анну Леонидовну – «за оказанную любезность». Костя расхохотался: «Мама, она… то есть Ася, не всегда такая примороженная», – и стал выбираться из машины. Я замахала руками, протестуя, но Костя всё-таки вылез. Держась за открытую дверцу, второй рукой притянул мою голову и поцеловал: «До завтра!»
Я поднималась по лестнице и думала о том, какие это замечательные выражения: до завтра, до вечера, до свидания! В них надежда и вера, ожидание счастья и продолжение бытия. Но «до завтра» – это так долго!
На мой звонок открыла бабушка. Второй линией стояли папа и мама. Три пары встревоженных, любящих глаз. Девочка слетала в Москву. Туда – обратно, с маленькой дамской сумочкой. Её телефон не отвечал, думайте что хотите.
– Всё хорошо, просто замечательно, – поспешила их успокоить. – Я выхожу замуж, чтобы рожать детей.
По-моему, удалось втиснуть в корявую фразу громадную информацию. Но меня ещё долго пытали мама и бабушка при молчаливом одобрении папы, пока не выудили подробности. Прощаясь, папа мне сказал, что надо говорить «денно и нощно» в значении – «постоянно». Я же произносила – «ночно». И тут же добавил, что от ошибок никто не застрахован. Он сам не мог запомнить, как пишется мерчендайзеры, дистрибьюторы, дилеры. «Дилеры-фигилеры!» – выругался папа.
В своей тёплой постельке – уютненьком гнёздышке, под бабушкиным пуховым одеялом, навевающим обычно сладкие сны, я ворочалась точно на булыжниках. Сбросила пуховик, села и обняла коленки, положила на них голову. Словосочетание «томление плоти» мне всегда казалось вульгарным. А если к «плоти» прибавить дух, чувства, эмоции, желания и стремления? Тогда получусь я – девушка, пребывающая в крайней степени как горя, так и радости, как удовольствия, так и разочарования. Я не знала, куда пристроить свои чувства, куда загнать желания, как упаковать восторг и утрамбовать тоску.
Звонок моего сотового телефона. Прыжок с постели, судорожные поиски аппаратика, страх – перестанет звонить, и радость – обнаружила в кармашке сумки.
Костя звонит!
– Слушаю!
– Ася! Я тут думал, думал… В общем, не очень долго думал. А чего нам тянуть? Поехали ко мне, а?
– Костя, ты где?
– Под твоими окнами.
– Тогда поднимайся.
Мы практически не разговаривали ни ночью, ни утром. Какие разговоры, когда губы всё время заняты?
Бабушка постучала в дверь:
– Детки, извиняюсь, но Асе на работу, сегодня у неё передача. Костенька, блинчики на завтрак будешь?
– Буду! – вскочил Костя, нисколько не удивившись тому, что бабушка знает о его присутствии. – Обожаю блинчики.
– У меня варенье клубничное к блинчикам. Ася очухалась или ещё бредит?
– Все нормально, Вера Петровна, мы идём. Как ты себя чувствуешь? – повернулся ко мне Костя.
– Как Буратино в человеческий рост.
– Что?
– Было бревно, стало весёлым человечком. Спасибо, папа Карло!
– Ты меня когда-нибудь перестанешь удивлять?
– А ты хочешь?
– Я хочу блинчиков. Хотя… на самом деле…
Он принялся стягивать свитер, который только что надел. Если не завтракать, то я успею к эфиру «поздравлялки» в десять, не говоря уж о «Словарике». Бабушка обидится. Нет, поймёт.
– Здравствуйте, дорогие друзья! Вы слушаете очередной выпуск передачи «Словарик» и её ведущую Асю Топоркову. Сегодня речь пойдёт об одной из букв русского алфавита. У этой буквы непростая судьба…
Рассказы
Укус змеи
Анна Семенова, симпатичная брюнетка двадцати трех лет, работала продавцом-консультантом в мебельном магазине и училась на вечернем отделении юридической академии. Жила Анна вместе с бабушкой в районе Преображенской площади.
Как и всякая современная девушка, Аня следила за фигурой. Иными словами, в течение дня – только кофе или чай без сахара. А вечером (практически – ночью) позволяла себе принять калории в виде любимых бутербродов: тонкий кружок батона, смазанный мягким творожным сыром, сверху ветчина. Бабушка считала бутерброды вреднейшим изобретением холостых мужиков. Это ведь верное средство приобрести язву желудка или двенадцатиперстной кишки! Побаловать себя бутербродами Анна могла только в отсутствие бабушки, которая в данное время находилась на даче.
Единственным круглосуточным магазином рядом с Аниным домом был дорогущий супермаркет «Новый континент». Людей, которые покупают в нем продукты, бабушка считала или лентяями (Преображенский рынок в трех трамвайных остановках), или буржуями, наварившими капиталы и теперь сорящими деньгами. Но у Анны, возвращавшейся после занятий, выбора не было. Она стояла у стеллажа с сырами, когда все началось. Анна уже держала в руках разрезанный батон в полиэтиленовой упаковке и лоточек с ветчиной. Она никогда не брала в супермаркете тележку или корзину, чтобы избежать соблазна прихватить лишнее и завлекательное, вроде вяленых помидоров в оливковом масле. Анна раздумывала, какой мягкий сыр купить: натуральный, с грибной начинкой, с укропом, с беконом? Рядом, тоже с сомнениями, перебирал сыры молодой человек. У его ног стояла дорожная сумка.
Парень брал один кусочек сыра, читал этикетку, возвращал на полку, брал другой:
– Козий. И этот козий сыр. Да что у них тут все козлиное!
В «Новом континенте» был прекрасный выбор дорогих сыров. А дешевые, типа «Российского», лежали в самом низу, на полке в пяти сантиметрах от пола. Молодой человек согнулся, потянулся за брикетом сыра…
– Й-й! – просипел он. – Змея! Укусила меня!
Аня никогда бы не поверила, что в супер-пуперном магазине, в полночь, когда покупателей раз-два и обчелся, продавцов вообще не видно, работает одна касса, на входе-выходе маются два охранника – что в этой безлюдной продовольственной благодати могут присутствовать натуральные змеи. Но видела собственными глазами: серый жгут выскочил из дешевых сыров, открылась маленькая пасть, ткнулась в руку парня и мгновенно скрылась. Не привиделось, было!