Поскольку Плюх стоял, упершись лбом в бревно, ему не было видно, что происходит за его спиной. Зато было слышно. Сначала – слабый ропот толпы, затем, будто кто-то выключил звук, наступила полная тишина. И негромкий, сипловатый голос, скорее всего, очень пожилого человека, монотонно забубнил:
– Совет старейшин постановил: за попытку к бегству принадлежащего Юрию Разину раба по кличке Плюх применить к последнему дисциплинарное наказание в виде двадцати ударов кусачными розгами. К исполнению приступить немедленно.
Послышались приближающиеся шаги.
«Интересно, кто меня будет пороть? Хозяин, в смысле, Стенька, или у них для подобных процедур специальный человек имеется?» – слегка успокоился косморазведчик (все-таки двадцать ударов мокрыми веточками – «кусачными», словечко-то какое придумали! – это почти как веничком в русской бане, только без пара).
В воздухе свистнуло, и тут же спину Плюха обожгло дичайшей болью, даже зазвенело в ушах. Второй удар показался еще больнее, почти на грани потери сознания. Перед глазами замельтешили мошки, звон в ушах заглушил все прочие звуки.
«Что же это?! – едва не выкрикнул разведчик, но удержался, лишь скрипнул зубами. – Там были всего лишь прутья, я сам ви…»
Третий удар все-таки отправил Плюха в обморок.
Космический разведчик третьего класса Егор Плужников очнулся в ставшем уже почти родным погребе. Каменные стены освещал слабый, колеблющийся свет лучины. Плюх лежал на животе, а спину жгло так, будто на ней развели костер. Да еще кто-то ворошил там угли!..
Разведчик задергался, пытаясь повернуть голову, чтобы увидеть своего истязателя.
– Лежи смирно! – услышал он голос Зинки. – Я тебя сейчас мазюкой намажу – легче станет. Потерпи чуточку.
– Какой еще мазюкой?.. – простонал Плюх, опуская на место голову.
– Ну, такой вот… – неохотно ответила женщина. – Тебе зачем знать? Я сама ее готовлю, ты все равно не сможешь.
– А Стенька?..
– Что Стенька?
– Зайдет, увидит, и… – Разведчик, не выдержав, зашипел, когда Зинка коснулась пальцем с «мазюкой» очередной раны.
– Стенька сам меня к тебе отправил. Ему тоже лучше, чтобы ты скорей поправился.
– Но почему мне так больно?! Не должно такого быть от каких-то веточек! Ну, ободрали кожу, так не всю же. У меня вообще болевой порог очень высокий, да и учили нас с ней справляться. А тут… – Плюх опять зашипел.
– Так веточки-то не простые, а кусачные. Все и так удивляются, что ты два удара выдержал и только на третьем сковырнулся. Никто еще и одного удара не стерпел.
– Что еще за «кусачные»?
– Кустик такой есть, кусачник называется, потому что кусается больно. У него сок сильно жгучий. Это еще прутья в воде вымочили, чтобы сок вывести, а так бы ты после трех ударов не сознание потерял, а насовсем скопытился.
– Так меня что, больше и не пороли, три раза только? – удивился разведчик.
– Чего ж не пороли-то? Пороли. Назначено двадцать раз – двадцать и выдали. Ну, правда, последние десять – уже так, больше для виду.
– А кто порол, Стенька?
– Да ты что? – обиженно воскликнула Зинка. – Стенька тебе что, палач? Для этого Мирослав имеется.
– Подходящее для палача имя, – попытался улыбнуться косморазведчик. – Такое мирное, славное…
Женщина закончила свою процедуру и строго сказала Плюху:
– Я накрывать спину не буду, так скорее раны подсохнут, а всякой дряни мазюка забраться не даст. А ты старайся больше лежать и меньше шевелиться. Вот только я тебя сейчас бульончиком покормлю и отвару дам выпить.
Зинкина «мазюка» и отвары сделали свое дело – через пару дней разведчик начал подниматься, а еще через два почувствовал себя практически здоровым, только сильно чесалась спина, да немного давали о себе знать последствия знакомства с «выжималкой».
Стенька с ним почти не разговаривал, и уже на следующее после экзекуции утро Плюх обзавелся кожаным ошейником с прикрепленной к нему веревкой. Второй конец был привязан к вбитому в потолок крюку.
Пару раз косморазведчику довелось побывать на охоте – разумеется, в качестве приманки, оружия ему давать никто не собирался. Ошейник при этом не снимали, только привязывали к нему веревку подлиннее. Сами охотники прятались за камнями или в кустарнике, а Плюха и других рабов выгоняли вперед, на открытое место и заставляли скакать, размахивать руками и погромче орать, привлекая внимание хищников.
В первый раз охота не принесла результатов, зато во второй…
Интуиция еще с утра нашептывала разведчику, что его поджидает опасность. А когда Стенька объявил, что намечается очередная охота, стало понятно, откуда взялось это тревожное предчувствие.
– Сними с меня сегодня ошейник, – попросил Плюх. – Я не сбегу, даю слово.
– Слово? – хохотнул «рабовладелец». – А что это такое?.. Вот веревка – это я понимаю. Это ты точно не сбежишь.
– Ну хотя бы пику мне дай, автомат я, понятно, и не прошу.
– А чего не просишь? Вдруг бы я дал? – вновь хохотнул Стенька, но тут же стал серьезным. – Ничего я тебе не дам, голубь лысый. И ошейник не сниму. Потерял ты мое человеческое доверие.
«Человеческое! – мысленно фыркнул разведчик. – Держать себе подобных на привязи – это, действительно, ну о-оочень по-людски!». Насчет «лысого» Стенька тоже был не совсем прав – за прошедшую неделю на голове Плюха выросла заметная щетина, а усы и борода могли и вовсе уже полноправно именоваться таковыми.
Вышли на сей раз ближе к «закату», в надежде, что вылезут из дневных укрытий промышляющие в темноте хищники. Далеко уходить не стали – возвращаться ночью было бы опасно.
Охотники разделились – шестеро с двумя рабами двинулись вправо от селения, четверо, включая Стеньку, и Плюх свернули налево. Добрались до груды больших камней, за которыми начинался невысокий, метра в полтора кустарник. Охотники спрятались за камнями, приказав рабу вышагивать, топая как можно громче и орать во все горло, что в голову придет. А когда увидит добычу, пусть тут же им крикнет об этом.
– А если я не успею? – хмуро поинтересовался разведчик.
– Успеешь, – успокоил его один из охотников. – Не крикнешь, так пискнешь. Молча редко умирают.
Плюху ничего не оставалось, как отправиться топать вдоль кустов и орать. Что именно ему поорать, он придумал не сразу. Бессвязные вопли отмел сразу – не дикарь же в самом деле-то. Петь не хотелось. И тогда он принялся громко декламировать «Устав космического разведчика». Во-первых, боевой дух поднимает, а во-вторых, Устав повторить никогда не вредно. Пусть даже в Космической разведке ему, скорее всего, больше не служить.
Топать пришлось недолго – он успел проорать лишь три пункта Устава. Сначала дрогнули кусты. Плюх насторожился, но сигналить охотникам пока не стал – мало ли что там шевелится. А может, и показалось. Или ветер дунул… Хотя, нет, ветер дунуть не мог, его в Зоне вообще почему-то никогда не бывало. Разве что порой легкое волнение воздуха, но его не хватило бы, чтобы двинуть упругие ветки, да еще и сугубо локально.
Разведчик несколько раз подпрыгнул, размахивая руками, словно крыльями, и по-куриному кудахча. С кустов он при этом не спускал взгляда, а потому не прозевал, когда оттуда вылетел… В первую очередь эта зверюга показалась Плюху огромным бурым медведем. Но еще пока хищник не завершил прыжок, стало понятно, что от медведя у существа было только туловище, да и то непропорционально длинное и низкое. А вот морда у него была кошачья, с вертикальными зрачками в зеленоватых глазах и кисточками на кончиках острых ушей.
Все это Плюх разглядел за доли секунды – видеть как можно больше за минимальный отрезок времени являлось обязательным умением космических разведчиков, на что они тратили немало часов тренировок.
А потом его обдало невыносимым смрадом, очень знакомым, не вызывающим и тени сомнения в том, что летящий на него хищник – пресловутая медверысь. Возможно, та самая, что один раз уже пыталась им отужинать.
Реакция сработала быстрее сознания. Плюх схватился за веревку, привязанную к его ошейнику и, благо в данный момент она была не натянута, а имела большой свободный запас, набросил ее петлей на шею медверыси и сильно дернул. Зверюга упала в паре метров от него, запутавшись передней лапой в веревке, которой разведчик без устали продолжал «бинтовать» медверысь. Та судорожно дергалась и рычала, но сделать уже ничего не могла. Впрочем, ей удалось перекусить веревку, но это лишь дало Плюху больше свободы.
Скрутив медверысь так, что она уже почти не могла шевелиться, косморазведчик не спеша отправился к валунам, за которыми прятались охотники. Они выскочили ему навстречу, когда он был еще на полпути до камней. Однако возле Плюха они останавливаться не стали, а побежали добивать связанного хищника. Правда, Стенька притормозил, схватил раба за руку и потащил за собой.
– Я не сбегу, – сказал Плюх. – Что ты со мной, как с маленьким? Захотел бы, не к вам побежал, а в другую сторону.
Признаться, он немного лукавил. Первой его мыслью после того, как медверысь перестала представлять опасность, и было ринуться в кусты и удрать как можно дальше. Но разведчик понимал, что от четырех вооруженных автоматическими винтовками и автоматами «рабовладельцев» ему не уйти. Если бы он был в полной физической форме, попытаться было бы еще можно. А так… Нет, Плюх трезво оценил свои силы и рисковать не стал. К тому же, вот-вот должна была наступить темнота. И он бы снова оказался один на один с ночной Зоной, напичканной смертельными опасностями под завязку. Да и направления, куда нужно идти, он так и не узнал. Так что, как ни жаль было упускать представившийся случай, косморазведчик решил погодить и в ближайшее время полностью восстановить силы – это раз; узнать, в какой стороне находится Новоромановск – это два; а в идеале обзавестись бы еще и каким-никаким оружием – это три. Третий пункт казался самым сложным, но все-таки был и не самым важным. Если удастся устроить побег днем, то шансов выжить даже невооруженному будет куда больше. В конце концов, если повезет, автомат или винтовку можно будет отнять у какого-нибудь сталкера-одиночки.
Случай сделать это Плюху, кстати, скоро представился. Вот только был он при этом не один, и снова его «украшением» служила привязанная к ошейнику веревка, второй конец которой находился в руках у Стеньки.
Грабили одиноких сталкеров они теперь даже чаще, чем охотились. Это сильно, до физического отвращения не нравилось косморазведчику, но его мнение значило для «рабовладельцев» не больше писка комара.
Правда, отнимать оружие Плюх чаще всего вызывался сам. Не потому, что стремился к быстрой смерти, а потому, что, восстановившись физически, он с помощью изученных в академии приемов мог почти без риска для жизни – как своей, так и противника – разоружить почти любого. А потом говорил ограбленному, чтобы тот поскорей делал ноги, пока не подошли «хозяева». Сбежать удалось немногим – остальные пополняли численность рабов, – но это было хоть каким-то утешением для совести косморазведчика.
Однажды ему повезло: у нарвавшегося на неприятность сталкера кроме короткоствольного «Никеля» оказался и пистолет – девятизарядная «Канда». И вот ее-то разведчик успел спрятать под камнем, пока не подоспели «хозяева». Плюх ожидал, что затаивший на него злобу сталкер расскажет об этом «рабовладельцам», но их плененный мужчина ненавидел, похоже, все-таки больше, и промолчал.
Таким образом, два пункта своего плана – восстановить форму и вооружиться – Плюх уже выполнил. Осталось узнать, где расположен Новоромановск. Но вот тут-то и вышла главная закавыка – не спросишь ведь об этом у Стеньки или Зинки напрямую. Хотя Зинка могла и сказать, но разведчик опасался, что потом она проговорится мужу, и тот ее за это явно не похвалит.
«Что ж, ёхи-блохи, – вынес вердикт Плюх, – дольше ждали, и еще чуть-чуть подождем».
Глава 5
На сей раз все началось совершенно спонтанно. Как правило, выход на охоту планировался накануне. Охотники принимали решение, куда именно пойдут, в какое время, каким количеством и многое другое. Но случалось и так, что сидящие в засаде наблюдатели обнаруживали достойную добычу и посылали в селение гонца.
Спящего Плюха растолкал взволнованный Стенька:
– Вставай, голубок! Натягивай сапоги – и за мной!
– Что за спешка? – сладко зевнув, поднялся косморазведчик. – На нас напали?
– Типун тебе на язык! Сейчас мы пойдем нападать.
– На кого?
Обычно «рабовладелец» не вдавался перед рабом в подробности предстоящих операций, но в этот раз он изменил своим правилам:
– Глазырь засек неподалеку от нас «богомолов». Четверых точно видел, может, еще парочка-другая неподалеку пасется. Выходим все, прочешем местность. Так что давай, шевелись!
– Я-то зачем тогда? – проворчал Плюх. – Если всем скопом пойдете, наживка не потребуется. А ловить «богомолов» голыми руками у меня все равно не получится.
– Не тебе решать, что у тебя получится и что от тебя потребуется, – насупился Стенька, отвязывая от крюка веревку. А отвязав, дернул, заставив раба шагнуть к лестнице. – Идем, голубь лысый.
– Я уже не лысый, – провел разведчик по щетинистому затылку.
– Лысина, голубок, она не только на голове бывает, – философски изрек мужчина.
Впервые за все время, что Плюх провел у «рабовладельцев», охотники двинулись в ту сторону, где он еще не был. Разведчик подумал, но больше «по инерции», чем действительно с сожалением, что спрятанный пистолет лежит в другом месте. Реального смысла сожалеть об этом не было, все равно с таким количеством «присмотрщиков» ему бы не удалось извлечь из тайника оружие, а уж тем более – его применить. Так что теперь оставалось радоваться хотя бы какому-то разнообразию в его нынешней унылой жизни и любоваться видами местности, где ему еще не доводилось бывать. Действительно, каменистую равнину и впрямь вскоре сменил более живой и «веселый» пейзаж – сначала редкие кустики, а потом и более густой, временами выше человеческого роста, кустарник, похожий кое-где на рощицы молодых деревьев – не исключено, что именно они это и были.
Из-за куста выглянул незнакомый Плюху «рабовладелец» и поднял руку – тихо, мол, они рядом. Было ясно, что это и есть остававшийся в засаде Глазырь, заметивший «богомолов». Мужчина показал в одну сторону и поднял два пальца, затем махнул в другую, добавив еще один.
Охотники, также изъясняясь жестами, разделились на четыре группы. Две должны были следовать в указанных Глазырем направлениях, а еще две – исследовать местность поблизости. Стенька с Плюхом оказались в группе, которой достались три «богомола». Разведчику и так-то не сильно нравилась затея идти безоружному на встречу с трехметровыми быстрыми и сильными зверюгами, способными одними зубами и когтями легко разорвать человека пополам. А тут еще и риск увеличился в полтора раза. Наверное, не такой уж и большой риск – с ним рядом шли два десятка вооруженных «рабовладельцев» плюс три таких же, как он, раба с веревками на шеях, – но все-таки на душе было неуютно. Выпрыгни «богомол» прямо на него, клацни разок зубами – и гуляй потом по Зоне безголовым.
Впереди группы шел один из самых опытных охотников – Носатый. Мужчина и в самом деле имел весьма внушительный нос, обладавший, по слухам, исключительно тонким обонянием. Видимо, он что-то унюхал, поскольку замер вдруг, сделав остальным недвусмысленный знак: «Стоять!», и стал водить из стороны в сторону носом. После этого махнул рукой: «За мной!» и, ступая совершенно беззвучно, двинулся по направлению к одной из «рощиц».
И тут впереди, именно там, куда и повел группу Носатый, затрещало, затопотало, захрюкало!.. Из кустарника выскочил один «богомол», второй, третий, четвертый!.. А следом, даже не следом, а просто гурьбой, и пятый, и шестой, и десятый, и пятнадцатый…
Охотники принялись стрелять по надвигающейся на них темно-зеленой туче гигантских псевдонасекомых. Однако нападение оказалось столь неожиданным и быстрым, что в испуге и растерянности мало кому удавалось как следует прицелиться. Во всяком случае, за те три-четыре секунды, что потребовалось «богомолам» для стремительной атаки, только двое из них, истошно вереща, рухнули на землю.
А потом началась резня и бойня. Только добыча и охотники поменялись местами. Из разодранных тел «рабовладельцев» кровь хлестала фонтанами, воздух наполнился ее железистым запахом и вибрировал от непрекращающихся воплей страха и боли, и пронзительного верещания «богомолов». Еще три зверюги сверзлись с вывернутых «коленками назад» суставчатых ног. Но – и только. Больше по ним не стреляли. Те, кто еще мог бы это сделать, драпали без оглядки, не разбирая дороги, ломая кусты. Дернулась привязанная к ошейнику Плюха веревка. В кровавой суматохе он не смог понять, потянул ли его за собой удирающий Стенька, или его подтягивает к себе, чтобы порвать на части, разъяренный «богомол».
Когда разведчик увидел, что верным оказалось именно второе предположение, он невольно зажмурился. Странно, но ничего, напоминающего панику, он не чувствовал, хоть и понимал, что через секунду-другую умрет. Скорее всего, мозг, оглушенный происходящим, впал в ступор. А может, уже просто хотелось, чтобы этот кровавый кошмар поскорее закончился.
Плюха тряхнуло и подбросило кверху. «Все…» – вспыхнула короткая мысль. Разведчик сжался в ожидании боли. И снова почувствовал, как его хорошенько встряхнуло, а потом… потом так же и продолжало трясти. При этом он ощущал, что лежит, словно на двух толстых ветках, а по свисающим рукам и ногам хлещут другие ветки, более тонкие, то покрытые листвой, то колючие, словно елка. Сапоги на ногах не удержались, стало еще больнее. Доставалось от веток и лицу, поэтому, как ни хотелось Плюху открыть глаза, делать он это поостерегся.