Омут - Лика Лонго 10 стр.


— Сядьте, господин Кинарь! — резко сказала Элеонора. — По-моему, мы уделили вам и вашим фантазиям достаточно времени. — Она посмотрела на меня. — Надеюсь, госпожа Романова, вы и сами понимаете, что претензии вашего друга необоснованны?

Я молчала, не зная, что ответить. Трудно было понять, кто из них прав. Но я не могла так просто уйти, не узнав о Саймоне. Поэтому я сказала, тщательно подбирая слова:

— Я пришла к вам, потому что ищу своего друга. Его зовут Саймон, он Морской.

Я впилась глазами в лицо Элеоноры, но при упоминании Морского в нем не дрогнул ни один мускул. Зато Найджел развеселился:

— Да вы отличная пара, подруга! Парень толкует про какие-то эксперименты, а девушка ищет морского друга! — он захохотал, сверкая белыми зубами. — Вам в одну палату, голубки!

— Прекрати, Найджел! — поморщилась Элеонора и участливо посмотрела на меня. — Почему вы решили, что мы можем знать что-то о вашем друге?

Я сидела вся красная от стыда, почти уверенная, что Антон ввел меня в заблуждение и в поисках Саймона я, скорее всего, обратилась не к тем людям. И все же я не могла остановиться. Если есть хотя бы один шанс из тысячи, что это те Грасини, я пойду до конца.

— Профессор Анжей Стоян рассказывал мне, что, возможно, Морские появились в результате экспериментов семьи Грасини. Мой друг мог обратиться к вам, он ищет способы снова стать человеком…

Найджел фыркнул, лица Стива и Элеоноры были непроницаемы.

— Госпожа Романова, наша семья достигла огромных результатов в науке. Порой исследования опережали свое время, и естественно, что это породило много легенд вокруг нас. Вероятно, вы и ваш профессор слышали одну из них. Но поясните нам, какие проблемы у вашего друга? — спросила Элеонора.

— Он не может пробыть без воды больше нескольких часов… — ответила я. Упомянуть о том, что Морские могут стать людьми, утопив тринадцать человек, я не решалась.

— И это — ваш молодой человек? — сочувственно спросила Элеонора.

— Да. Я ищу его. Дело в том, что он пропал… И я думала, может быть, он обращался к вам за помощью?

— Не знаю, что и сказать вам… — сказала Элеонора. — Ваш друг к нам не обращался. Если все это действительно так, наверное, ему приходится очень трудно. Но мы оставили научную деятельность и вряд ли сможем ему помочь…

— Лаборатория! — вдруг перебил ее Антон. — Вы говорите, что оставили научную деятельность, но в подвале дома есть лаборатория, где вы вводили мне препарат!

Элеонора переглянулась с Найджелом, и негр с готовностью вскочил:

— Конечно, браза! Лаборатория! — Он прямо-таки танцевал на месте от нетерпения. — Полина должна это видеть!

— Некоторые эксперименты нельзя прекратить в одночасье, они длятся годами. Скажем, если мы вывели новый вид животного, то должны проследить его жизненный цикл до конца, — пояснил Стив, обращаясь ко мне. — Поэтому лаборатория еще существует. Но ничего секретного там нет, госпожа Романова, вы можете ее осмотреть прямо сейчас.

— Давай, подруга, — схватил меня за руку Найджел. — Посмотришь сама! Заодно проверишь, не держим ли мы там твоего морского дружка взаперти!

— Я пойду с вами! — поднялся Антон.

— Оф корс! Конечно! — радостно завопил Найджел и, пританцовывая, повел нас к боковому выходу из зала. За небольшой дверью оказался длинный коридор, ведущий на широкую мраморную лестницу. Но мы не пошли к ней, а остановились около большой картины, изображающей Адама и Еву в Раю. Центральным элементом была большая развесистая яблоня, на ветвях которой лежал змей-искуситель. Румяные, белотелые Адам и Ева смотрели на него во все глаза, явно готовые вкусить плодов добра и зла. Найджел хлопнул в ладоши, и картина пришла в движение. То, что показалось мне искусно прорисованной трещиной в стволе, на самом деле было стыком двух панелей. Они начали разъезжаться в разные стороны, и перед нами оказалась кабина лифта. Мы зашли, Найджел нажал кнопку. Лифт бесшумно тронулся, и через несколько секунд открылись двери с другой стороны. Мы вышли и осмотрелись. Казалось, из прошлого столетия мы переместились в будущее: подвальное помещение было похоже на современный бункер. Белые стены заливал синеватый свет, источник которого я не увидела, на них висели какие-то датчики. На расстоянии нескольких метров друг от друга находились три двери. Найджел подошел к ближней и набрал код. Дверь бесшумно открылась, пропуская нас в просторное, светлое помещение. После тишины коридора в уши буквально ударил визгливый собачий лай. В комнате стояло несколько клеток, в каждой из которых бесновалось маленькое серое существо размером с крысу. Найджел подошел к одной из клеток и сунул между прутьев указательный палец. Зверек тут же подпрыгнул, пытаясь укусить. Не добравшись до пальца, он залился звонким лаем, совсем как маленькая собачонка.

— Сторожевые крысы, — повернулся к нам негр. — На редкость агрессивные твари! Выведены путем скрещивания карликовых собак и крыс.

— Гадость какая! — поморщился Антон. — Зачем они нужны?

Я тоже подумала, что обычные собаки в качестве сторожей гораздо лучше. Зачем было выводить эту гадость?

— Слушай, браза, я не лезу в их эксперименты. Но эти гады гораздо агрессивнее собак. Их даже держать в одной клетке нельзя — жрут друг друга!

Я вздрогнула от отвращения.

— Я все-таки и не понял, зачем это? — настаивал Антон.

— Некоторые находят их удобными. Ну а насчет того, что гадость… В науке нет такого понятия, браза.

Когда мы вышли, я вздохнула с облегчением. Я бы себе такого «сторожа» никогда не завела.

В соседнем помещении было тихо. В углу на привязи спал небольшой волк. Когда мы зашли, он поднял голову и посмотрел на нас умными грустными глазами. Я обратила внимание, что за ушами у него прикреплено что-то вроде стереонаушников.

— Это Карлос, он живет у нас уже шесть лет, — сообщил Найджел. — Видите штуки у него за ушами? Это излучатели, они усиливают активность зон мозга, отвечающих за телепатию.

Я посмотрела на Карлоса с жалостью. Шесть лет провести под землей! Интересно, его хоть погулять выводят? Волк поднялся и сделал несколько шагов к нам. Он пристально посмотрел на меня своими желтыми глазами, и вдруг у меня в голове стремительно пронеслось видение: темно-зеленая, влажная чаща леса. Несколько секунд я чувствовала себя кем-то, продирающимся сквозь спутанные ветви, ощущая пьянящую радость движения. Потом все исчезло. Я снова стояла в подвальном помещении напротив худого, облезлого Карлоса. Я глубоко вздохнула.

— Что вздыхаешь, подруга? — схватил меня за плечо Найджел. — Карлос пожаловался тебе на жизнь? — и он радостно заржал. — Это он у нас умеет! Оглянуться не успеешь, как он уже в твоей голове!

— Он хочет гулять! — сказала я.

— Ага. А я хочу в ночной клуб, у меня ноги, затекли от безделья, — противным голосом проныл Найджел. — Пожалей меня, подруга!

За третьей дверью не было ничего особенного. В пустом помещении стоял какой-то шкаф, у противоположной стены — обычная ванна.

— Здесь хранят инвентарь, — пояснил Найджел.

Я подошла поближе и увидела, что в ванне — лед.

— А лед зачем? — машинально спросила я.

— Лед? — удивился Найджел. — Не знаю, зачем лед! — и он снова заржал, будто отпустил смешную шутку.

— Грасини говорят, что не проводят экспериментов над людьми, а это ванная — для человека! — сказал вдруг Антон.

Найджел закатил глаза:

— Браза, остынь! Хватит подозревать заговор в каждом углу! Может, это Элеонора принимает здесь ледяные ванны, откуда я знаю?! — и он потянул нас к выходу. Когда мы вернулись в зал, там никого не было.

— Похоже, вы здорово утомили Элеонору и Стива, — пробормотал Найджел.

— Извините, — сказала я. Антон промолчал.

Найджел позвал Ченга, и тот проводил нас до ворот. Таксист уже успел уснуть, утомившись ожиданием. Мы сидели рядом на заднем сиденье, но разговаривать не хотелось. На меня навалилась сосущая тоска: поездка ни на шаг не приблизила меня к Саймону. Я тупо смотрела на проносящийся мимо пейзаж, всеми силами сдерживая подкатывающие слезы…

…После огромного дома Грасини наша однокомнатная квартира показалась мне малюсенькой каморкой. Но зато на кухне мы нашли пакетики чая и турецкие сладости. Я заварила чай, и мы с Антоном сели за стол. Было уже около одиннадцати, после длинного тяжелого дня хотелось спать.

— Ты очень любишь этого парня? — спросил вдруг Антон. Я почувствовала, что краснею.

— Да. Только, пожалуйста, больше не спрашивай ни о чем! — взмолилась я.

— Могла бы и не скрывать от меня, что он не может без воды… — проворчал телевизионщик.

— Ты тоже мне не все сказал!

Антон пригладил упрямый хохолок на голове.

— Я тебе соврал про бессонницу. Сплю я отлично. На самом деле у меня другая проблема. Когда я злюсь на кого-нибудь, этот человек видит страшные галлюцинации.

— Ты тоже мне не все сказал!

Антон пригладил упрямый хохолок на голове.

— Я тебе соврал про бессонницу. Сплю я отлично. На самом деле у меня другая проблема. Когда я злюсь на кого-нибудь, этот человек видит страшные галлюцинации.

— Как это? — не сразу поняла я.

— Я сам не понимаю. Но читал, что это может быть связано с частотой излучения мозга.

— А что за галлюцинации? — осторожно спросила я. — Действительно очень страшные? — Я не знала, верить ему или нет. Все-таки у Грасини телевизионщик вел себя не слишком убедительно. И не смог ничего показать.

— А ты спроси у Коржана! — предложил Антон.

— Так это было… То самое?

— Да. Только я не знаю, что ему привиделось. Это от человека зависит, от того, какие у него там страхи в голове.

— А как ты вообще про это узнал?

— Когда с другом поссорился… Мы с ним отношения выясняли, и вдруг он побледнел и кричит. «Антоха! По мне пауки бегают!» Друг потом два месяца у психиатра лечился. Пока он таблетки пил, на работе новый случай вышел — я вспылил на ассистента, и тому померещилась смерть с косой. В общем, через некоторое время я понял, что это из-за меня случается…

— А почему же у Грасини ничего не вышло? — не утерпела я.

— Я думаю, это связано со Стивом. Когда он смотрел мне в глаза, я не мог говорить…

Я не знала, верить ему или нет.

— Только меня не пугай, пожалуйста! — попросила я, чтобы немного разрядить обстановку.

— Если бы это от меня зависело! — обиделся Антон. И сухо добавил: — Я в душ и спать.

— Давай! — пробормотала я и принялась убирать со стола. Через десять минут, когда Антон вышел, я тоже поплелась в ванную, чтобы помыться и переодеться.

Вода немного освежила меня, но ноги все равно подкашивались от усталости. Я тихо отворила дверь и зашла в комнату. Через незашторенное окно сюда проникал свет луны. В углах сгустилась темнота, и я еле различила слева большое светлое пятно — наше ложе. Я тихонько подошла к нему и пригляделась — Антон уже спал, повернувшись ко мне спиной. Я облегченно выдохнула. Коржан оставил нам легкое постельное белье, но Антон не стал укрываться — просто снял рубашку, оставшись в шортах. В темноте его загорелая кожа отливала оливковым цветом.

Я осторожно пристроилась на самом краю циновки. Голова кружилась, мысли путались. Как там родители? Мама, наверное, скучает… Куда теперь пристроят бедную Жуку? И как приятно пахнет от Антона чем-то свежим, бодрящим… Темная комната медленно удалялась и расплывалась, тело расслабилось…

Внезапно я почувствовала легкое прикосновение. Рука Антона скользнула по мне и осторожно легла на мое плечо. Я подумала отодвинуться, но ощущение было настолько приятным, что тело отказывалось повиноваться. Меня охватила блаженная истома, хотелось, чтобы эта рука нежно гладила меня, не останавливаясь. Легко и осторожно Антон повернул меня к себе, и мои губы встретились с его губами. Мир полетел вверх тормашками… Но уже через секунду меня словно током ударило. Что я делаю? Я резко дернулась и… проснулась. Первым, что я увидела, были широко раскрытые глаза Антона. Он не спал и смотрел на меня. А я, оказывается, во сне повернулась к нему лицом.

— Я тебя разбудил? — тихо прошептал он.

— Нет, — ответила я, пытаясь унять бешеный ритм сердца.

— А у тебя во сне такое лицо счастливое… — сказал Антон, немного отодвигаясь от меня.

— А не во сне? — тупо спросила я, лишь бы как-то снять возникшую неловкость.

— А не во сне ты иногда… — он чуть замялся, подбирая слова, — бываешь затравленная… Как маленький зверек в западне! — в темноте было видно, как блеснули в улыбке его зубы.

Я резко села на циновке.

— Извини, не хотел тебя обидеть! — прошептал Антон и отвернулся к стене.

Больше в эту ночь я не смогла сомкнуть глаз — до утра просидела на постели, обхватив колени руками. Я думала о Саймоне и о своем предательстве во сне.

Призрак из дождя

Проснувшись утром, я услышала, как Антон с кем-то разговаривает на кухне. Я быстренько причесалась, надела шорты, топ и вышла. За столом напротив Антона сидел смуглый мужчина лет тридцати, с добрыми и немного грустными глазами, кажущимися очень большими за стеклами очков. Бывают люди, про которых как-то сразу понимаешь: они не способны ни вспылить, ни накричать. Наш гость принадлежал к этой категории. Все у него было мягким — и редеющие темные волосы, и движения, и голос.

— Здравствуйте, Полина! Очень приятно познакомиться! — сказал мужчина с чуть уловимым акцентом. — Я Мехмет, ваш переводчик.

Тут я вспомнила, что мне сегодня предстоит первый рабочий день. Я не была уверена, что справлюсь с обязанностями ассистента. И хотя Антон сам пригласил меня на эту должность, отлично зная, что я ничего не понимаю в деле кинопроизводства, я очень боялась облажаться и подвести его.

— Давайте я вам кофе сварю! — предложила я, прикидывая, как еще могу заранее задобрить Антона и Мехмета, прежде чем вскроется моя полная некомпетентность. Но в голову ничего не приходило.

Пока я варила крепкий кофе в серебристой турке, Антон с Мехметом разговаривали про какой-то центр, куда мы сегодня должны были ехать. Переводчик уважительно называл Антона по имени-отчеству…

Я разлила кофе по маленьким белым чашкам и тихо села за стол. Антон и Мехмет, увлеченные разговором, не глядя взяли по чашке и продолжили беседу. Покончив с кофе, Антон, наконец, вспомнил о моем присутствии. Он окинул меня взглядом, задержав его на распущенных волосах, которые сегодня лежали особенно хорошо.

— Полин, ты ведь не собираешься так ехать? — спросил Антон вместо того, чтобы сделать мне комплимент.

Ну конечно, он же предупреждал меня еще в Москве: шорты и топы подходят только для курортных мест! А мы сегодня едем работать.

— Нет, что ты! — воскликнула я и помчалась переодеваться.

Я надела легкую светлую блузку с длинным рукавом и темно-синюю прямую юбку-карандаш.

Мехмет уже спустился и ждал нас у белой «Тойоты».

Мы мчались по свободным улицам Измира, и солнце сверкало, отражаясь в застекленных зданиях. Недавно проехала поливальная машина, и асфальт ярко блестел. Мы миновали многолюдную площадь с фонтанами, проехали еще несколько кварталов и наконец оказались на небольшой улочке, напоминающей окраину Москвы. Здесь стояли типовые пятиэтажные дома — снаружи вроде наших «хрущевок». Мы остановились у одного из них, зашли в подъезд, и я сразу же заметила отличие этих строений от московских — тут не было характерного запаха сырости, надписей на стенах, а у каждой квартиры лежал чистенький вышитый коврик. Из-за одной двери доносились яростные крики. К моему удивлению, Мехмет толкнул именно ее. Я мельком успела подумать, что здесь, наверное, допрашивают подозреваемого, и, сгорая от любопытства, зашла в помещение вслед за Мехметом и Антоном.

Внутри квартира оказалась офисом. В одной из комнат стоял стол с компьютером, телефоном и оргтехникой. За ним сидели двое немолодых мужчин в больших наушниках. Один из них — полный, с проседью в волосах — сосредоточенно орудовал джойстиком, другой, с подвижным выразительным лицом, похожий на Бельмондо, тыкал пальцем в экран и очень эмоционально кричал. Похоже, они играли в компьютерную игру и заметили нас, только когда Мехмет прошел в комнату. Они тут же сняли наушники, вскочили и затараторили одновременно с Мехметом.

Антон тем временем достал из сумки камеру и начал устанавливать ее.

— Полина, дай микрофоны! — бросил он мне. Я заметалась. На дне сумки среди клубков прводов я нашла большой микрофон и протянула его Антону.

— Маленькие! В серой коробке! — сердито сказал он.

Мехмет, видя мое замешательство, оставил турков, полез в сумку и вытащил из нее небольшую серую коробку, внутри которой лежали маленькие микрофончики. Я растерянно вертела их в руках, не зная, как прикреплять и кому. Переводчик вновь пришел мне на помощь и ловко закрепил микрофон под воротником белой рубашки полного турка.

— Это Доган! — представил он его нам, и турок тут же что-то выразительно добавил.

— Доган — значит, сокол! — перевел Мехмет. — Он очень гордится своим именем.

Доган начал рассказывать, Мехмет переводил. Я должна была следить за тем, чтобы Доган смотрел в камеру, не делал резких движений, не выходил за рамки видоискателя.

— Я живу здесь с рождения, мне уже сорок восемь. Для турецких мужчин помогать полиции поддерживать порядок в районе — дело чести! К этому допускают только самых лучших! — переводил Мехмет. — Десять лет назад здесь произошла серия ограблений, люди боялись выходить на улицы, и тогда…

Я увлеклась рассказом и тут же получила замечание от Антона:

— Следи за кадром!

Да, расслабляться было нельзя: Доган вовсю жестикулировал и то и дело переводил взгляд с Мехмета на своего товарища и обратно. Я за спиной Антона делала Догану знаки, когда он слишком увлекался. Интервью длилось минут сорок, и к концу я была полностью вымотанной — настолько трудно, оказывается, следить за каждым движением человека.

Назад Дальше