— Да, — сказал он и сделал шаг навстречу. Он прижал меня к себе, и я услышала его взволнованный голос: — Ты не представляешь, Полина, что со мной происходит!
Его руки гладили мои волосы, я вдыхала исходящий от него тонкий аромат и задыхалась от счастья. Сейчас мне не требовались слова, мне было ясно одно: он любит меня! Я все сильнее вжималась в его прохладное мускулистое тело, пряча лицо на его груди. Мир вокруг перестал существовать. «Господи, пусть это длится вечно!» — мысленно взмолилась я. Но вдруг заскрипела галька, и тишину разорвали громкие возгласы.
— Вот он! Рыба! — крикнул кто-то.
Со стороны центрального входа на пляж вывалила группа людей. Впереди всех победоносно вышагивал мужчина в темно-коричневой куртке и видавшей виды кепке. Он улыбался нам, но как-то недобро. На шее у него болтался большой фотоаппарат.
Немного позади семенила женщина лет сорока в голубом джинсовом костюме, в руках она держала какой-то продолговатый предмет. За ними двигался небритый парень с большой профессиональной камерой на плече. И вся эта группа приближалась к нам! Мужчина в коричневой куртке уже расчехлил фотоаппарат и бесцеремонно снимал нас с разных ракурсов.
— Что вам нужно? — закричала я.
Мужик в кепке скользнул взглядом по мне, будто я была неодушевленным предметом, затем обернулся к парню с камерой и скомандовал:
— Слева зайди, Максим!
— Может, объясните, в чем дело? — сдержанно спросил Саймон, неохотно выпуская меня из объятий.
— Смотрите, он еще и говорит! — радостно закричал мужик и сделал очередной снимок. Женщина в джинсовом костюме тут же кинулась к нам и вытянула руку — продолговатый предмет, который она несла, оказался микрофоном.
Я попыталась вырвать из рук репортера фотоаппарат, но тот ловко увернулся и спрятал его за спину — очевидно, ему уже не раз приходилось совершать такой маневр.
— Но-но, девочка! — осадил он меня. — Почему ты не хочешь, чтобы мы сфотографировали такую чудесную пару? Житель морских глубин, можно сказать, ожившая легенда! И его девушка! Это же кадр года! Твое лицо — на обложках, красавица! Попадешь к Малахову в «Пусть говорят»! — тарахтел он, пытаясь поймать нас в объектив.
— Да он ничем не отличается от человека — по крайней мере, внешне! — кричала тем временем в мобильник женщина в джинсе.
Каждая фраза причиняла мне почти физическую боль. Слезы навернулись на глаза, но я сдерживала себя из последних сил: ни за что не заплачу перед… этими. Журналисты принялись что-то быстро писать в своих блокнотах. Кто-то включил диктофон.
Главный в коричневой куртке снял свою засаленную кепку и стер со лба выступившую испарину.
— Михаил Быстроумов, телекомпания «Сочи-ТВ», программа «Мир непознанного». Позвольте задать вам… э-э-э… несколько вопросов. Простите, не знаю, как называть вас — существо, рыба или, может быть, м-м-м… русал? — Лицо телевизионщика изобразило вежливое смущение, но наигранность была слишком очевидной.
В ужасе я взглянула на Саймона. Он был спокоен.
— Я слушаю вас, Михаил. Что вы хотите узнать? — спросил он своим удивительным бархатным голосом.
— Я не то чтобы узнать хочу… Скорее посмотреть… — тут Михаил почему-то взглянул на море и замялся. — Вся Бетта гудит о том, что местный спасатель — это Морской из наших старых легенд. Ну, вы знаете, всем нам тут такое бабушки в детстве рассказывали… — он снова кинул тревожный взгляд на море. — Среди местной журналистской братии, которую я возглавляю, волнения сильные…
Саймон пристально смотрел на Михаила и молчал. Журналист как-то сник, словно сбился с мысли.
— Ну скажите хоть что-нибудь! Как вы прокомментируете эти слухи? — встряла женщина.
— Никак. Уходите, — тихо произнес Саймон.
Женщина не унималась:
— А что вы так обижаетесь? Мы с вами корректно разговариваем! Вот когда вами спецслужбы займутся, другой будет разговор! — взвизгнула она.
— Ася, ну что ты болтаешь? Нас же просили не разглашать! — раздраженно прервал ее главный. Он снова покосился на море, затем оглядел свое окружение. — Ладно, пошли. Сворачивай скорее аппаратуру, Максим! — нервно приказал он парню с камерой и надел свою заношенную кепку.
Максим посмотрел удивленно, но послушался.
Через несколько минут толпа журналистов уже грузилась в «Газель», стоявшую у входа на пляж. Я боялась даже поднять глаза на Саймона — так мне было стыдно за эту сцену. Но когда он заговорил, в его голосе звучала улыбка.
— Не догадываешься, почему Быстроумов так стремительно удалился? — спросил Саймон.
— Внушение? — загорелась я любопытством.
— Я ему внушил, что с моря идет цунами…
Мы хохотали, как дети, снимая стресс, вызванный этой неприятной историей. А потом Саймон пригласил меня к себе домой, и мы, взявшись за руки, неторопливо пошли вдоль кромки воды.
Покрытое мелкой зыбью, море было настроено игриво. Оно то затихало до полного штиля, то вдруг накатывало нам на ноги быструю холодную волну. Я отложила все свои расспросы на потом и приняла игру, то и дело отпрыгивая в сторону, со смехом увертываясь от пенящейся воды. От того, что Саймон находился рядом, я была в эйфории. Мир вокруг стал ярким и сверкающим, он обрушил на меня все свои краски, звуки и запахи. Особенно острю я почему-то ощутила, что море пахнет арбузом. «Боже, как же хорошо в Бетте!» — подумала я и от избытка чувств сжала руку Саймона. Но он даже не взглянул на меня. Его отрешенный и строгий вид свидетельствовал о том, что мысли его далеко отсюда.
И тут же праздник закончился. Я поняла, что кеды у меня насквозь промокли, а море больше не пахло арбузом. Ну конечно! То, что сейчас произошло на пляже, наверняка ранило и оскорбило Саймона. Перед моим мысленным взором встали телевизионщики. Почему они вели себя так, будто Саймон — сбежавший из зоопарка жираф? Или пришелец из космоса, не понимающий их слов? Как там они его назвали? Русал! В душе у меня все так и вскипело. Я повернулась к Саймону:
— Я их ненавижу!
— Кого? — удивленно спросил он, поворачивая ко мне прекрасное лицо.
— Этих! Телевизионщиков! Как они могли так разговаривать с тобой?!
— Как? — недоумевал Саймон.
— Словно ты не человек!
— Полина, ты забыла, Я действительно не человек… — очень спокойно ответил он. — Я морское существо, которое способно прожить без воды лишь несколько часов…
— И тебя не задели их слова? — настаивала я.
— Нет. Это их работа, — все так же невозмутимо сказал он.
Я подумала, что иногда отсутствие эмоций — большой плюс. Ведь я еще ни разу не видела Саймона переживающим мелкую человеческую обиду. Даже когда мой папа вместо того, чтобы поблагодарить Морского за мое спасение, заподозрил его в причастности к похищению, это не вызвало у Саймона никаких чувств. И наглое поведение телевизионщиков, которое кого угодно вывело бы из себя, не произвело на него впечатления. Но что-то все равно было не так, я чувствовала это!
— Я о другом задумался… — тихо, словно с самим собой, поделился Саймон. — Кто им про меня рассказал? И что рассказал?
Он смотрел поверх моей головы на море, словно там искал ответ на свои вопросы. Морской ветерок ворошил его блестящие русые волосы. А ведь правда — кто? И тут только я поняла всю серьезность положения. Кто-то в Бетте знает, что Саймон — не человек. И рассказал об этом журналистам. Но неужели Саймон думает, что это сделала я? Волна с шорохом плеснула на берег и залила мои кеды до щиколоток. Ноги обожгло холодом, но я даже не вздрогнула. Я всматривалась в непроницаемое лицо любимого, пытаясь понять: неужели он считает меня способной на это?
Обычно у моря в солнечный день глаза его были ярко-голубыми, словно таили в себе весеннее небо. Но сейчас они потемнели, будто небо закрыла грозовая туча. Мне стало страшно.
— И что ты думаешь по этому поводу? Что человек, который тебя любит, раскрыл кому-то твой секрет? — Голос мой был твердым, но в душе все кипело.
— Полина, я много лет наблюдаю за людьми. И видел, что некоторые из них ведут себя очень странно…
— Что значит странно?
— Для них очень много значит возможность оказаться на страницах газет или на экране телевизора. Иногда ради этого они готовы на все… — Саймон слегка усмехнулся и добавил совсем тихо: — Особенно девушки…
От промокших ног холод пошел по всему телу, меня бил озноб. Я вспомнила, как совсем недавно Саймой рассказал мне историю одной греческой парочки, с которой он познакомился несколько лет назад. Парень с девушкой, красивые, как боги, любили друг друга, вызывая всеобщее восхищение и зависть. Их часто видели у моря: летом они каждый день уплывали на лодке, чтобы уединиться на острове. Они все время проводили вдвоем, и им никто не был нужен. А в один из сентябрьских дней по греческому телевидению показали ток-шоу, где девушка поливала грязью своего бывшего возлюбленного. После этой передачи ее затухавшая было карьера модели пошла в гору…
Мы молча шли вдоль кромки воды, и моя рука лежала в его руке. Но мы как никогда были далеки друг от друга. На меня накатывало то отупляющее отчаяние, то, наоборот, страшное возбуждение, и мысли загорались в голове, как вспышки. Я хотела одного: доказать Саймону свою непричастность к слухам. Но все мои доводы и аргументы сводились к беспомощному: «Я же люблю тебя!» И что он ответит мне на это? «Та греческая девушка тоже говорила это своему парню, Полина…»
Я уже не обращала внимания на волны, то и дело заливавшие мои кеды. Слезы стояли в глазах, сердце жгло огнем. А ноги все шагали и шагали по мокрому песку, и казалось, что мои следы в нем все глубже, потому что на плечи давила невыносимая тяжесть. Уже показалась среди листвы резная крыша дома Саймона, мы почти дошли до ворот. И вдруг меня озарило:
— Саймон, я согласна — ты знаешь много плохих историй…
Он повернул ко мне голову, в его темно-синих глазах мелькнул интерес — он явно не ожидал этих слов.
— Но я никогда не поверю, что за несколько сотен лет ты ни разу не видел настоящую любовь! И если есть девушки, которые отказываются от своего парня ради славы, то есть и такие, которые откажутся от славы и богатства ради любви! — выпалила я на одном дыхании.
На секунду Морской приостановился и задумался. Прекрасное лицо его посветлело, четко очерченные губы изогнулись в улыбке.
— А знаешь, Полина, ты права. Я ведь и это видел! Я во время войны много нового узнал о людях… — голос его стал мягче.
Саймон достал из кармана джинсов пульт управления воротами и нажал кнопку. Металлические панели бесшумно двинулись вверх.
— Расскажи! — я нетерпеливо потянула его за руку…
— Конечно, только войдем в дом! — ответил он, обнимая меня за плечи.
Мы пошли по выложенной мрамором дорожке.
— Так вот, однажды я встретил… — начал Саймон, как вдруг раздался какой-то негромкий звук, будто большой жук ударился о стекло. Я вздрогнула и посмотрела на Саймона — он прижимал руку к плечу. Когда он отнял ее, я увидела в его пальцах какой-то странный предмет, нечто вроде ампулы с длинной иглой на конце.
— Что это? — спросила я. И тут же ощутила удар чуть ниже плеча.
Точно такая же ампула торчала из моей руки. Голова закружилась, ноги сделались ватными. Неожиданно ожили деревья: от их стволов отделились люди в камуфляже. Они шли к нам. Саймон схватил меня за руку и потащил к воротам, но было поздно: металлическая панель уже опустилась. Он обхватил меня, не давая упасть, и что-то крикнул приближающимся людям. Последнее, что я помню — это стальные глаза мужчины в шлеме. Язык не слушался меня, но я успела выговорить:
— Он умрет без воды…
После этого мир исчез, и воцарились удивительная тишина и покой. Мне стало очень хорошо…
— Полина! Девочка, что с тобой? — прорвался в мой уют взволнованный женский голос. Я с трудом разлепила веки. В полутьме надо мной маячила чья-то непомерно большая голова. Как будто со мной разговаривал марсианин.
— Полина, с тобой все в порядке?
Голос принадлежал нашей физичке Ольге Ивановне. Я пригляделась и поняла, что голова кажется огромной из-за старомодного начеса, который учительница делала из своей рыжей шевелюры по особо торжественным датам.
— Да… В порядке… — смогла наконец выговорить я.
— Ну и слава богу, а то я уже испугалась, девочка моя! Думала, перезанималась Романова. Я вас, конечно, нагружаю, но не так, чтобы вы сознание теряли посреди поселка!
Я огляделась и поняла, что сижу на лавочке около «дурки» — нашего дома культуры. Это действительно самый центр Бетты, и те, кто меня сюда доставил, рассчитывали, что меня быстро обнаружат. Значит, они не хотели причинить мне вреда. И тут сердце обожгло острой болью: Саймон! Сколько времени я проспала? Может, его уже нет в живых?
— Я пойду домой, Ольга Ивановна! — сказала я, поднимаясь с лавочки. Было очень трудно двигаться, но кажется, мне удалось скрыть это от физички.
— Иди, Полина, — не очень уверенно разрешила она. — Хотя подожди! — я похолодела: только бы она не вздумала потащить меня в медпункт. — Завтра можешь на занятия не приходить! Отдохни, как следует…
Я бесцельно брела по улицам, сжимая в руках мобильный. Саймон был недоступен. На поселок уже опустился вечер — не то чтобы стемнело, но в воздухе разлилась какая-то нежная дымка, предвестник сумерек. Постепенно к мыслям возвращалась ясность. Люди, которые захватили Саймона, должны узнать, что он не может долго без воды. Если они сотрудники спецслужб, о которых упоминала журналистка в джинсовом костюме, я должна попробовать связаться с ними. Вот только как?
Я в растерянности стояла напротив маленького кондитерского магазинчика, где в детстве бабушка покупала мне калорийные булочки с изюмом. Рядом со мной замер кудлатый рыжий пес Он умильно смотрел то на витрину, украшенную пластмассовыми муляжами огромных сдобных пирогов, то на меня. «Рыжик совсем от рук отбился без Картошкина. Службу не несет, бегает по городу и попрошайничает…» — вспомнились мне бабушкины слова. Ну конечно! Это же полицейский пес Рыжик, воспитанник сержанта Димы Картошкина. Пока Картошкин работал в Бетте, пес исправно нес службу. Он провожал посетителей до дежурки, облаивал пьяных и не давал никому рвать цветы с клумбы у здания полиции. Но вот уже месяц как Картошкин в Москве. Он уговорил моего папу перевести его к себе. Отец не смог ему отказать, потому что именно Дима помог мне, Саймону и Александре доказать его невиновность, когда майора Романова обвинили во взятке. Алексей Алексеевич, начальник местной полиции, хоть и вздыхал: «Ох, испортите мне в Москве хорошего парня…» — но смирился. А Рыжик до сих пор тоскует и бегает по городу, как неприкаянный.
— Бедняжка… — погладила я его по всклокоченной голове.
Пес чуть вильнул грустно повисшим хвостом и посмотрел мне в глаза. В них читалась тоска.
— Или уже на работу, — сказала я. — Кто же там без тебя в полиции будет пьяных облаивать?
И тут я поняла: единственный человек, который может мне помочь, — это друг отца, начальник полиции Белы Алексей Алексеевич. Я посмотрела на экран мобильного: восемь вечера. Алексей Алексеевич, наверное, еще на службе.
В дежурке сидел незнакомый хмурый полицейский.
— Лисицын на месте, — ответил он на мой вопрос о начальнике, и я бегом кинулась к его кабинету.
— А, Полина, здравствуй! — улыбнулся Алексей Алексеевич.
При этом он окинул меня профессиональным цепким, взглядом. У папы взгляд такой же, от него ничего не скроешь. Считав информацию с моего лица, Алексей Алексеевич помрачнел, скрестил руки на груди и сказал:
— Рассказывай.
— Саймона, ох, то есть Семена… — сбилась я. — В общем, его увезли какие-то люди!
Он молча кивнул.
— Они должны знать, что он умрет без воды!
— Мы все умрем без воды, — заметил Алексей Алексеевич.
— Мы пьем воду, а он должен быть в ней. Каждые несколько часов… Иначе умрет!
Господи! Неужели мне придется сейчас объяснять дяде Леше, что Саймон — Морской? Но он, похоже, что-то знал. Во всяком случае, не стал задавать вопросов.
— Побудь за дверью, Полина, — попросил он. — Мне нужно позвонить кое-кому…
Я вышла в унылый коридор и села на жесткий стул с деревянным сиденьем. Кроме меня здесь никого не было. Тупо глядя на настенные часы, показывавшие, сколько я себя помню, половину девятого, я сжала руки в кулаки. Одна мысль терзала меня: неужели я больше никогда не увижу Саймона?
Дверь кабинета открылась, и вышел дядя Леша. Я вскочила и впилась в него глазами: выглядел Лисицын несколько обескураженно.
— Полина, сядь! — сказал он, присаживаясь на соседний стул.
У меня подогнулись ноги от этих слов.
— Что с ним?!
— С ним? Вероятно, все в порядке. Им не удалось довезти его до места назначения — он сбежал. Это все, что я могу сейчас сказать тебе…
От избытка эмоций я молчала. Только сердце билось так, что, наверное, было слышно даже внизу, в дежурке.
Прощай, Бетта!
Наверное, люди, пытавшиеся похитить Саймона, ввели мне какой-то наркотик. Едва я добралась до кровати и присела, как комната закружилась и поплыла. Проснулась я, когда в окошко уже вовсю светило солнце. Несколько минут я лежала неподвижно, в сонном оцепенении пытаясь вспомнить, что же такое произошло накануне.
Саймон! Я подскочила на кровати, как ошпаренная, и стала искать мобильный. Он оказался под подушкой — надо же, вчера в полубесчувственном состоянии я все-таки не забыла положить телефон поближе на случай его звонка! Услышав в очередной раз, что «абонент недоступен», я бессильно опустила голову на подушку. Вставать не хотелось. Я не представляла себе, как смогу прожить этот день без любимого.
С кухни до меня донеслись приглушенные, тревожные голоса мамы и бабушки — кажется, они о чем-то секретничали. Я снова приподнялась. Неужели они уже знают о вчерашнем происшествии? Как сказал тот журналист? «Ходят слухи, что вы Морской из наших старых легенд…» Я не могла себе представить, что будет, если родители узнают правду о Саймоне. Только не это!