— И что ты собираешься мне поведать? — Настороженно спросил я. Честно говоря, только сейчас, после его рассуждений об откровенности, я вспомнил, что с этим парнем следует быть очень осторожным.
— Не «поведать», скорее уж попросить о помощи. — Вздохнул он. — Видишь ли, мне предстоит повидаться с Локи — с тем парнем, чье место ты почему-то занял, вопреки пророчествам, в свое время до смерти перепугавшим нашего общего одноглазого знакомца… Признаться, я боюсь этой встречи. Я столько столетий ускользал от смерти, но если она споется с этим могущественным божеством…
— Так в чем проблема? — Удивился я. — Не ходи к нему, и все тут! Если я правильно понял, он ведь не гоняется за тобой с обнаженным мечом?
— Пока не гоняется. Но я не могу отменить это свидание. Меня просила Афина. Знаешь, моя благодарность к ней — не то чувство, которое можно погасить доводами разума.
Когда она была по-настоящему сильной, она сделал для меня гораздо больше, чем боги обычно делают для людей… Без нее я был бы просто царем Итаки — одним из многих правителей крошечных государств, о которых забывают дня через три после поминок, а после — бессмысленным мертвецом, одним из многих в твоем войске, оживших на короткое время, чтобы снова угаснуть — теперь уже навсегда…
— Ну да, это как раз понятно. — Нетерпеливо кивнул я. — Но на кой черт она посылает тебя к Локи? Она что, с ума сошла?
— Может и так, может — нет. — Флегматично откликнулся он. — Афина нервничает. Она хочет знать, что он такое… и наверное, она хочет быть уверена, что вы с ним — не одно и то же существо… Одним словом, она посылает меня на разведку, а ее одноглазый приятель любезно одолжил мне свой талисман, способный сковать его волю — увы, совсем ненадолго!
Насколько я понял, в моем распоряжении будет четверть часа, а то и меньше…
— А от меня-то ты чего ждешь? — Нахмурился я. — Мои враги посылают тебя на разведку — ладно, на здоровье! Но я тут при чем?
— Ты же и сам знаешь, что вы не враги. — Мягко сказал Одиссей. — В твоем сердце нет ненависти к ним, да и они не могут заставить себя говорить о тебе с должным отвращением… Судьба поставила вас на противоположные стороны игрового поля и разукрасила в разные цвета, но уже завтра она может перемешать свое варево — и кто знает, как будут переставлены фигуры в вашей бессмысленной, но захватывающей партии!
— Твоими бы устами… — Печально усмехнулся я. — Ты зря стараешься, дружище. Я уже давно понял, что надежда — роскошь, которая мне не по карману! Ладно… Чего ты от меня хочешь?
— Может быть, у тебя найдется хорошее оружие? — Оживился он. — Оружие, без которого ты сможешь обойтись — хотя бы несколько дней. Я непременно верну его тебе… если уцелею, конечно!
— Оружие? — Удивился я. — Оружие-то у меня есть, но у меня сейчас такой неприятный период жизни, когда мне не хочется с ним расставаться.
Впрочем… Эй, Джинн, ты здесь?
— Я здесь, и я слушаю ваш разговор. — Тут же отозвался мой верный опекун.
— Не гневайся, Владыка: твои тайны все равно становятся моими — хотим мы этого, или нет.
Так уж все устроено…
— Да бог с ними, с тайнами! — Отмахнулся я. — Скажи лучше: ты можешь раздобыть копию моего щита? Я с ним не расстанусь — ни за какие коврижки!
Но может быть, где-то во Вселенной обитает его близнец?
— У каждой вещи есть двойник. — Важно кивнул Джинн. — Ты хочешь отдать его своему другу?
— Хочу, наверное. — Удивленно согласился я. — Сам не знаю, почему, но я хочу ему помочь!
— Так уж связаны ваши судьбы. — Безапелляционным тоном заезжего восточного мудреца сообщил Джинн. — Твой гость был прав, когда говорил, что в свое время ваши пути пересекались. Вы действительно встречались однажды, и теперь твое сердце требует отдать дань старой дружбе.
— Когда это мы встречались? — Заинтересовано спросил я. Немного помедлил и добавил:
— И кем я тогда был?
— Ты вспомнишь, Владыка. — Оптимистически пообещал Джинн. — Не сейчас, так позже…
Впрочем, ваша встреча не была таким уж значительным событием в ваших судьбах — так, пустой, но приятный эпизод. Вы даже не сочли нужным сообщить друг другу свои имена…
— Ладно, не хочешь говорить — не надо! — Обиженно буркнул я. — Мог бы позаботиться, чтобы я не умер от любопытства… Так мы можем добыть второй щит Змею для Одиссея?
— Можем. — Лаконично ответил Джинн. — Это не повредит никому из вас — почему бы не доставить тебе удовольствие ощутить себя щедрым дарителем? Ты ведь любишь приносить дары, верно?
— Люблю. — Согласился я.
— Я вспомнил нашу встречу! — Изумленно рассмеялся притихший было Одиссей.
— Твой призрачный помощник прав: это была пустячная, но приятная встреча.
Лет семьсот назад, или даже больше… Я не помню, как назывался город, но силуэт раскидистого сухого дерева, под которым мы сидели, стоит у меня перед глазами. Ты выиграл у меня несколько партий в нарды, а потом вернул деньги, рассмеялся и сказал, что любишь приносить дары… А потом кто-то позвал тебя, и только из уст этого незнакомца я узнал твое имя. Он называл тебя Али…
— Опять мое славное мусульманское прошлое! — Вздохнул я. — Почему-то мне труднее всего поверить именно в эту часть своей туманной биографии!
Точная копия моего щита тем временем легла к ногам Одиссея. Джинн снова превратился в невидимое облачко и умолк.
— Возьми прочный шнурок и привяжи этот щит к своему поясу. — Сказал я Одиссею. — Он сам защитит тебя от любого нападения… надеюсь, что от любого! Тебе и пальцем шевелить не прийдется. Но имей в виду: его можно заворожить. Во всяком случае, как-то раз одной индейской барышне удалось вывести из строя его братца. Поэтому будь начеку!
— Макс, о чем ты разговариваешь с огнем? — Я оглянулся и увидел, что рядом со мной на корточках сидит заспанная Доротея и растерянно оглядывается по сторонам.
— Почему — с огнем? — Удивился я. — Знаешь, кто этот парень? Это…
— Какой «парень»? — Она еще энергичнее завертела головой. — Что, к тебе пришел невидимка?
— По всему выходит, что так. — Озадаченно согласился я и вопросительно уставился на Одиссея.
— Для того, чтобы увидеть меня, тоже требуется «особое зрение». — Он комично развел руками, вид у него при этом был виноватый и гордый одновременно. — Я слишком долго скрывался, знаешь ли… Ты не обидишься, если я попрощаюсь? Мне не хочется смущать твоих людей своим шепотом призрака…
— Делай как знаешь. — Кивнул я. — Можешь оставить щит себе: это подарок, а не прокат бытовой техники… Не хочу связывать тебя никакими обязательствами, но мне тоже чертовски интересно узнать, что за зверь этот самый Локи, и с чем его едят. Может, завернешь ко мне на обратном пути, расскажешь? — Мне и правда хотелось получить хоть какую-то информацию о Локи. Как-то я угробил несколько часов, чтобы убедиться, что волшебный телевизор Джинна не способен показать мне кадры его занимательной жизни.
Наверное, этот парень очень здорово замаскировался…
— Спасибо за подарок. Я непременно вернусь, чтобы рассказать тебе о своем путешествии — если уцелею, конечно! — Он поднялся, повернулся, чтобы уходить и в самый последний момент театрально хлопнул себя по лбу:
— Совсем запамятовал!
Афина узнала, что я собираюсь навестить тебя, и долго меня отговаривала… а когда поняла, что это бесполезно, попросила передать тебе эту записку.
Я нерешительно протянул руку за лоскутом пергамента. Честно говоря, я почему-то ждал подвоха — может быть просто потому, что прекрасно помнил, что мой собеседник в свое время являлся инициатором и руководителем знаменитого проекта «троянский конь»…
— Бумага не отравлена — стал бы я таскать ее за пазухой, да еще только для того, чтобы всучить одному их бессмертных! — Одиссей расхохотался так неудержимо, словно на протяжении столетий изо всех сил сдерживал смех, и вот его прорвало, наконец-то!
Впрочем, вполне возможно, что так оно и было… Доротея поежилась от звуков его смеха, как от холодного ветра. А потом он ушел в синие предрассветные сумерки. У него была удивительно легкая походка — честно говоря, я не уверен, что его ступни действительно касались земли…
— Кто это был, Макс? — Нерешительно спросила Доротея.
— Можешь себе представить: Одиссей. Он же Улисс, он же царь Итаки…
— Одиссей? Настоящий? Так что, он был на самом деле? — Озадаченно моргнула она.
— А мы с тобой были «на самом деле», дорогая? — Печально улыбнулся я. — Или понарошку? В любом случае, он не менее настоящий, чем мы с тобой, хоть и невидимка — чего только не случается с людьми за долгую-долгую жизнь!..
— Везет ему! — С искренней завистью вздохнула Доротея.
— Да, наверное… — Рассеянно согласился я. Записку Афины я сунул в карман своего безумного зеленого плаща: мне не хотелось читать ее в присутствии Доротеи. Во-первых, мало ли, что она там написала, а во-вторых… Если честно, я все-таки здорово опасался, что стал счастливым обладателем очередного «троянского коня», а у Доротеи, в отличие от меня была всего одна-единственная жизнь, драгоценная и неповторимая, как жемчужина, сияющая в глубине раковины вместо дряблого тела моллюска…
День был блаженно долгим и упоительно спокойным: мы просто двигались вперед, на север, ничего особенного не происходило: ни чудес, ни сражений, ни незваных гостей… впрочем, одно чудо со мной все-таки случилось, самое желанное из чудес: ритмичная поступь Синдбада убаюкала меня, и я задремал, сидя на его надежной спине, да так сладко, словно к моим услугам была наилучшая из райских спален… На закате дремота оставила меня, я открыл глаза и с удовольствием подумал, что так хорошо не чувствовал себя даже в раннем детстве, после крепкого сна на открытой веранде в ясную летнюю ночь.
Откуда-то возник вездесущий Джинн с чашкой ароматного яблочного чая — именно то, чего мне всю жизнь хотелось, а я, дурак, не догадывался!
Только покончив с чаем, я вспомнил о записке Афины, которую так и не удосужился прочесть. С ума сойти можно: всего несколько дней назад я потерял голову, увидев на экране своего волшебного телевизора ее прекрасные серые глаза и неописуемо длинные ноги, эффектно обтянутые кожаными штанинами, пускал слюни, мазал по лицу романтические розовые сопли и вытворял черт знает какие чудеса, чтобы наведаться в гости к этой красотке — хотя бы во сне… А теперь я мог позволить себе роскошь засунуть в карман ее послание и тут же забыть о ней — вот уж никогда бы не подумал, что способен на такой подвиг! Я извлек из кармана жесткий кусочек пергамента и с любопытством на него уставился: давненько мне девушки записок не писали, а уж прекрасные богини — вроде бы и вовсе никогда!
«Спасибо за твой ветер. Это было довольно унизительно, но все мы остались живы, а наши аэропланы — целехоньки, и это не так уж мало.» — Эти слова были написаны размашистым крупным почерком. Потом она, очевидно, поняла, что на лоскутке бумаги осталось слишком мало места, и приписала так мелко, что я едва разобрал: «Если ты прийдешь в гости, я не буду делать вид, будто действительно верю, что мы — враги.» Это было круто: меня трогательно благодарили за разгром, который я им устроил, да еще и звали в гости, а ее фраза «спасибо за твой ветер» была чудо как хороша! Честно говоря, я тут же начал таять… Мне пришлось взять себя в руки и припомнить выразительные черты неземных ликов моих новых «приятелей», могущественных индейских богов: как они выглядели, когда выцеживали из меня мои жизни, и какие дивные ощущения я при этом испытывал… Это было очень жестоко, но подействовало отрезвляюще.
Единственный стоящий урок, который я действительно вынес из этой скверной передряги: мне нельзя расслабляться, ни на мгновение! В конце концов, война есть война… Поэтому я не стал призывать к себе чудесные сны о том, как я навещаю Афину и Одина — ни в эту ночь, ни в последующие. «Если Одиссей все-таки выполнит свое обещание и прийдет меня навестить, передам ей записку. — Решил я, — В конце концов, эпистолярный жанр таит в себе невыразимое очарование… Этим и ограничимся!» Одиссей вернулся дней через десять. Честно говоря, я не слишком рассчитывал на то, что он действительно заявится ко мне с докладом! Я сделал ему хороший подарок и выдал неуверенное, но более чем заманчивое обещание впридачу, но почему-то полагал, что он предпочтет держаться от меня подальше — до поры, до времени. Что ж, мне пришлось в очередной раз убедиться, что я совершенно не разбираюсь в людях!
Конечно, у каждого свои недостатки, но у меня их обнаруживалось как-то слишком уж много, моему работодателю Аллаху уже давно следовало бы нагрянуть с инспекцией и отправить меня в отставку…
К тому времени я все-таки додумался каждый вечер окружать себя несколькими кольцами вооруженной охраны. Я, разумеется не верил, что эти ребята смогут меня защитить, в случае чего, но здорово надеялся, что у них хватит гениальности поднять шум, если к моему костру попрется какой-нибудь подозрительный незнакомец: мне надоело каждую ночь прислушиваться к тихому шелесту ветра, заплутавшего среди песчаных дюн и гадать, когда объявятся Кецалькоатль и компания: сегодня, или когда-нибудь потом…
Впрочем, визит Одиссея здорово поколебал мою уверенность в способности стражей вовремя заорать «караул». Он проскользнул незамеченным и разбудил меня легким прикосновением к плечу. Этот дядя был самым настоящим невидимкой: по всему выходило, что его никто не замечает — кроме меня и Джинна, разумеется.
— Надеюсь, Один никогда не узнает, что я зашел к тебе прежде, чем появиться у них! — С улыбкой сказал Одиссей. — Впрочем, он сам виноват: его крылатый конь сбросил меня в нескольких милях отсюда и исчез… Не могу сказать, что я действительно обиделся, но решил сначала навестить тебя: просто потому, что это по дороге!
— Крылатый конь? Что, тебе посчастливилось покататься на Слейпнире? — Уважительно спросил я.
— «Посчастливилось» — не совсем уместное слово. — Вздохнул он. — Вообще-то эта проклятая поездка больше походила на продолжительное катание на «Русской горке». Я, знаешь ли, не воспитан кентаврами, а уж если имеешь дело с такой тварью как Слейпнир… Впрочем, я пришел не для того, чтобы жаловаться!
— Я вижу, мой щит сослужил тебе хорошую службу. — Улыбнулся я. — Во всяком случае, ты вполне похож на живого…
— А я и есть живой… Знаешь, самое забавное, что твой щит не понадобился. Впрочем, талисман Одина тоже оказался без надобности. Локи сам встретил меня, и наша беседа была дружеской и неторопливой… Его позабавило, что я явился к нему, приготовившись к битве. «Какой дурень станет сражаться с гонцом, принесшим добрую весть!» — такими были его слова…
— А что это за «добрая весть», которую ты якобы ему принес? — Нахмурился я. — Обо мне небось сплетничали — так, что ли?
— О ком же еще! — Невозмутимо подтвердил Одиссей. Многочисленные обрывки информации наконец-то сложились в моей голове в цельную картину. Вообще-то, мог бы и раньше догадаться: не так уж сложна была эта интрига, так — паззл для начинающих, из пятидесяти четырех крупных деталей…
— Конечно! Тебя посылали не на какую-то там «разведку». — Вздохнул я. — Ты просто должен был настучать Локи, что какой-то выскочка взялся делать его работу!
— Признаться, я самого начала был уверен, что ты обо всем догадываешься, и только делаешь вид, что веришь моим словам. — В голосе Одиссея не было виноватых интонаций, скорее уж в нем звучало плохо скрываемое разочарование.
— Так мило с твоей стороны: явиться ко мне за помощью и при этом делать из меня идиота! — Сердито сказал я. — Мог бы сказать мне правду, ничего страшного! Если Локи захочет занять мое место, я скажу ему «добро пожаловать», да еще и бутылку коньяка выставлю, на радостях!
— Он не захочет. — Улыбнулся Одиссей. Мои упреки ему были до лампочки, он и не думал краснеть. Ну да, что с него взять, с этого хитреца! Сколько бы он не твердил, что у него было достаточно времени, чтобы измениться, я был совершенно уверен, что горбатого могила исправит… впрочем, насколько я знаю, горбатых не исправляет даже могила!
— Могу его понять! — Угрюмо согласился я. — Ладно, рассказывай подробно.
— За тем я и пришел. — Одиссей одарил меня самой ослепительной из улыбок:
— Слушай, Владыка… или тебе больше нравится, когда тебя называют Макс? Я слышал, как этим ничего не значащим именем назвала тебя красивая женщина с молодым лицом и седыми волосами…
— Называй как хочешь, — буркнул я, — самое главное — не называй меня Майклом Джексоном, а то я страшен в гневе… Так что ты хотел спросить?
— Я конечно понимаю, что ты — предводитель армии мертвых, Разрушитель Мира и, как сказали бы мои религиозные друзья, скорее всего, Антихрист…
Но может быть, в твоем черном сердце осталась хоть капля сострадания к усталому путнику? Я ничего не ел дня четыре кряду, а перед этим жевал какую-то дрянную черствую лепешку и запивал ее теплой кока-колой: ничего другого в моей сумке не нашлось… У тебя не принято кормить усталых гостей, Владыка?
— Принято. Ты сам виноват: с этого следовало начинать, а то ты сбил меня с толку своими интригами… — Я невольно улыбнулся: на этого парня было совершенно невозможно сердиться! Вообще-то Одиссей здорово недооценивал свое обаяние, когда просил у меня какое-нибудь оружие: он родился со щитом в руках, и этот щит был куда надежнее, чем все мои колдовские прибамбасы…
Первые полчаса Одиссей был совершенно недоступен для контакта. Он не просто ел, он жрал, а я умилялся, как заботливая бабушка. Если бы наши припасы не были неистощимы благодаря могуществу Джинна, они бы закончились прямо сегодня.
Наконец он перевел дух и уставился на меня глазам совершенно счастливого человека.
— Извини за эту паузу: я немного увлекся. Хорошо живешь, Владыка! Так шикарно я не питался даже в те благословенные дни, когда этот мир еще не собирался рушиться….
— Рассказывай, не тяни. — Устало попросил я. — Что за тип этот Локи? И о чем вы говорили — кроме как обо мне?