— Теперь мы будем следовать позади всех. — Ответил я на немой вопрос в глазах Доротеи. — Так надо.
Она молча кивнула. Мы остались сидеть на песке, а мимо нас проходили люди. Только теперь я понял, что в моем войске было далеко не все человечество: насколько я мог судить по их лицам и одежде, подавляющее большинство составляли наши современники — среди них были представители всех рас и социальных слоев — и обитатели средневековья — в основном, европейцы, арабы и иудеи. Встречались, конечно, и совсем экзотические ребята: то какой-нибудь обремененный грузом драгоценностей и парадным костюмом восточный правитель, то обнаженный эллин — но погоды они не делали.
— Хотел бы я знать, где все остальные? — Кажется, Анатоль сделал те же выводы, что и я. — Где индийцы? Где, черт побери, китайцы? Их же должно быть не знаю уж сколько миллиардов! Где самураи, викинги и африканские вожди?
— Викинги, скорее всего в Вальгалле. — Улыбнулся я. — Что касается остальных — получается, что они тоже в каких-нибудь своих «вальгаллах»… играют там в карты с Анной, Лиз и Кейт!
— Что?! — Опешил Анатоль.
— Не обращай внимание, дружище. — Вздохнул я. — Эта шутка предназначалась не тебе, а Локи. А поскольку его тут нет, будем считать, что я просто бормочу себе под нос всякую чушь — с кем не бывает…
— Они не «мертвые духом». — Сумрачно сказала Доротея. Эти ваши китайцы, индийцы и африканские вожди. Они лучше нас.
— Не лучше, а просто другие. Другие люди с другой судьбой. — Неожиданно сказал князь Влад. Мы все подскочили как ужаленные и изумленно уставились на него.
— Мне надоело быть самым безумным… и самым глупым из вас. — Спокойно сказал Дракула. — Мне с самого начала хотелось участвовать в ваших мудрых беседах на равных, но ваши речи казались мне смутными, да и все остальное было как в тумане. Я очень хотел стать таким же как вы… или даже умнее вас. Кажется, у меня получилось… но теперь ваши разговоры больше не кажутся мне такими уж мудрыми, да и я сам не излечился, просто сменил одно безумие на другое. Никогда еще я не чувствовал себя столь растерянным, господа!
— О, если уж ты чувствуешь себя растерянным, значит ты действительно стал мудрецом, князь. Уверенность — привилегия дураков. Им можно позавидовать. — Вздохнул Мухаммед.
— Сожаления — тоже привилегия дураков. Только по этой причине я не сожалею о том, что стал таким же, как вы. — Спокойно кивнул Влад.
«А почему бы и нет? — Подумал я. — Дороти захотела получить утренние газеты — и получила. Другие захотели пересечь замерзшее море на снегоходах, или пролететь над ним на „Боинге“ — и пожалуйста! А князь захотел стать „таким же умным“, как мы — и получил, чего хотел, почему бы и нет?!»
— Если верить одной дурацкой, не помню уж, из какого текста выдернутой цитате, то мы в аду, ребята. — Неожиданно рассмеялся Анатоль. — Какой-то умник однажды ляпнул, что ад — это исполнения самых заветных желаний. Но если так оно и есть… По-моему, все не так уж страшно!
— Не так уж страшно, да. — Согласился Дракула. — Но и не сахар…
Потом мы дружно умолкли и принялись ждать, когда вся наша армия пройдет мимо. Это продолжалось почти целую вечность, но мы не так уж и торопились, если честно…
— А это еще что такое? — Изумленно спросила Доротея, указывая в сторону моря.
— Ничего особенного, — снисходительно ответил Анатоль, — просто очень много соленой воды… ой!
— Вот именно, что «ой»! — Насмешливо сказала она. — Это подводная лодка, я ничего не перепутала?
— Ты ничего не перепутала. Самая настоящая субмарина, немного старомодная — времен Второй Мировой войны, если я не ошибаюсь. — Удивленно согласился Анатоль. Он с надеждой покосился на меня:
— Макс, ты что-нибудь понимаешь?
— Нет. — Гордо заявил я. — Я никогда ничего не понимаю. Причем от рождения!.. Впрочем, в данном случае я все-таки догадываюсь, кто сидит в брюшке у этой селедочки. Сейчас оттуда вылезет дядюшка моей подружки Афины — Нептун, он же Посейдон, собственной персоной. Если верить Гомеру, у него скверный характер… Впрочем, не думаю, что он опаснее, чем его сумасшедшие родственнички! Скорее уж, наоборот.
— Хорошо, когда есть Макс! — Улыбнулась Доротея. — Ты все разъяснил, и сразу стало смешно: бог Нептун на субмарине — это надо же! Бред какой-то!
— Конечно, бред! — Фыркнул я. — А как ты хотела?!
Я неохотно оторвал свою задницу от песка, выпрямился и с удовольствием потянулся. А потом сделал несколько шагов к воде, навстречу нашему новому оппоненту. Честно говоря, я собирался просто сказать ему, чтобы убирался на фиг — не до него, дескать, сейчас. Но в последний момент я передумал: решил насмешить своих ребят.
— Десять, девять… — я старался говорить бесстрастным металлическим голосом оператора из Центра Управления Полетами, — пять, четыре, три, два, один — старт!
Субмарина послушно взмыла вертикально вверх, вода вокруг нее кипела и булькала — вернее, грохотала!
— Что ты с ним сделал, Али? — Изумленно спросил Мухаммед.
— Отправил его в космос. Извини, дружище: эта шутка не для тебя и, боюсь, не для князя. Вы-то никогда не смотрели по телевизору, как стартуют космические корабли, и вообще не знаете, что это такое…
— Он улетел вверх, к облакам? А он не потревожит Аллаха? — Осторожно поинтересовался Мухаммед.
— Не знаю. — Честно сказал я. — Надеюсь, что нет… Впрочем, если даже и потревожит — так им обоим и надо!
Я вернулся на свое место и задумался. «Надо бы все-таки разобраться с Олимпийцами.
Чтобы больше не было никаких недоразумений. Не хочу я с ними воевать — а значит, не буду! А уж с Одином тем более… Нечего идти на поводу у дурацких предсказаний! — Решил я. — Сегодня же к ним и отправлюсь — чего тянуть?! Да и времени у нас почти не осталось. Не знаю уж, когда наступит этот чертов зимний солнцеворот, но подозреваю, что очень скоро…»
— О чем ты молчишь? — Робко спросила Доротея. — О чем-то важном, или о пустяках?
— Хороший вопрос! — Обрадовался я. — Разумеется, я молчу о сущих пустяках: ничего «важного» у нас уже не осталось…
— Может быть, нам пора идти? — Неуверенно предложила она.
— Может быть. — Легко согласился я. — Пошли, если хочешь… Кстати, у меня хорошая новость: сегодня у нас намечается привал на всю ночь — как в старые добрые времена.
Только Джинна не будет… впрочем, у нас уже давно каждый сам себе джинн!
Через несколько часов солнце устало взирать на творящиеся под ним безобразия и решительно поползло к северному горизонту — я уже давно заметил, что оно больше не считает своим гражданским долгом покидать небо непременно через традиционный западный выход. Мы остановились на ночлег: на эту ночь у меня были большие планы.
Я увидел, что впереди один за другим загораются костры — не думаю, что кто-то из наших действительно нуждался в тепле, но возможно, они просто полюбили часами смотреть на огонь?…
На сей раз я не стал укладываться спать, чтобы увидеть во сне амбу Афины и своих не то врагов, не то старых приятелей. Я просто дождался, когда луна разбавит своим молочным светом густую темноту ночи, и долго смотрел на эту небесную колдунью из-под полуопущенных век, пока все остальное — задумчивые лица моих «генералов», светлые силуэты наших дромадеров, которых мы, сентиментальные олухи, так и не потрудились превратить во что-то иное, яркие точки далеких костров и холодные бусинки еще более далеких звезд — не исчезло в белесом тумане. А потом туман рассеялся, я опустил глаза и увидел под своими ногами знакомую узкую тропинку, взбирающуюся наверх, к жилищу прекрасной сероглазой богини… Я был вынужден признаться себе, что выбрал довольно замысловатый способ преодолевать пространство — вообще-то, мне было бы вполне достаточно просто высказать вслух свое пожелание, и все совершилось бы само собой, без продолжительной медитации, лунного света, медленной замены одной реальности на другую и прочей книжной чепухи… Но я всегда был любителем чесать левое ухо левой же рукой, предварительно перекрутив ее вокруг шеи, как самый идиотский из шарфов!
Я торопливо пошел по тропинке, с удовольствием отмечая, что мое сердце больше не бьется о ребра, как перепуганный крольчонок о прутья клетки, и дыхание не учащается на крутом подъеме — это было приятное открытие. Честно говоря, до сих пор моя спортивная форма всегда заставляла желать лучшего…
* * *— Сегодня у нас будет гость, Нике. — Сказал я, пряча за пазуху мешочек с рунами.
Афина ничего не ответила, только удивленно посмотрела на меня — дескать, «с чего ты взял?»
— Вот увидишь. — Пообещал я. — Мои руны еще никогда мне не лгали — еще чего не хватало!
— А что за гость? — Неохотно спросила она. — Это они хоть знают, твои хваленые руны?
Я не обратил внимания на ее непочтительный тон: на моей памяти нрав Афины всегда был тяжелым, а уж в последнее время он испортился окончательно, но я давно перестал на нее сердиться. Исчезновение ее любимчика Улисса оказалось последней каплей, после этого Афина окончательно перестала улыбаться и целыми днями просиживала на пороге своего жилища, безучастно уставившись на бледное осеннее небо. «Если уж даже Улисс оставил меня, значит дела мои не просто плохи, а безнадежны. — Как-то сказала она мне, и прибавила:
— Сегодня у нас будет гость, Нике. — Сказал я, пряча за пазуху мешочек с рунами.
Афина ничего не ответила, только удивленно посмотрела на меня — дескать, «с чего ты взял?»
— Вот увидишь. — Пообещал я. — Мои руны еще никогда мне не лгали — еще чего не хватало!
— А что за гость? — Неохотно спросила она. — Это они хоть знают, твои хваленые руны?
Я не обратил внимания на ее непочтительный тон: на моей памяти нрав Афины всегда был тяжелым, а уж в последнее время он испортился окончательно, но я давно перестал на нее сердиться. Исчезновение ее любимчика Улисса оказалось последней каплей, после этого Афина окончательно перестала улыбаться и целыми днями просиживала на пороге своего жилища, безучастно уставившись на бледное осеннее небо. «Если уж даже Улисс оставил меня, значит дела мои не просто плохи, а безнадежны. — Как-то сказала она мне, и прибавила:
— Улисс — великий хитрец, если уж он бежит с корабля, значит, на этом корабле не следует оставаться… и не потому даже, что корабль идет ко дну, просто он стал прибежищем потерявших удачу… У Улисса хватило бы мужества и благородства до конца оставаться на тонущем судне — но только вместе с настоящей Афиной. А настоящей Афины больше нет — от меня за версту смердит человечиной!» В тот день я не смог найти для нее убедительный возражений.
Крыть нечем, Афина была совершенно права: ее сила почти иссякла, она даже перестала являться мне в облике Марлона Брандо, да и дела ее родичей были не лучше. Уже давно никто из них не показывался у нас в гостях, и я догадывался, почему: в последние дни Афина перестала подходить к своей летающей машине — у нее попросту недоставало могущества, чтобы заставить аэроплан оторваться от земли без топлива, которого у Олимпийцев отродясь не водилось.
— Так что за гость к нам прийдет? — Снова спросила она.
— Не притворяйся, что не понимаешь. Сейчас к нам может прийти только один гость — тот, кого мы с тобой ждем. — Сказал я. — Не знаю, что ему вдруг понадобилось, но он будет здесь этой ночью.
— Он давно не заглядывал, хоть и обещал. Думаю, он уже далеко — да и что ему до нас?…
— Далеко, близко — какая разница! — Усмехнулся я. — Руны обещают, что он прольется на нас благодатным дождем — значит, так тому и быть.
— Именно «благодатным дождем»? — Недоверчиво переспросила Афина. — С какой это стати ты говоришь так о нашем враге, Один? Какой такой «благодати» можем мы от него ожидать? И вообще, что хорошего может еще случиться на нашем веку?!
— Так говорю не я, а руны. И прекрати причитать, как вздорная баба! — Сурово отрезал я. — Даже если у тебя не осталось ни капли могущества, разум-то должен быть при тебе до последнего мгновения!
— Доброй ночи, господа боги! Грустим понемножку — так, что ли? — Пока я пытался убедить Афину, что мои руны всегда говорят правду, обещанный гость уже явился и теперь стоял на пороге, скрестив руки на груди, и криво улыбался одной половиной рта. Другая половина его лица оставалась неподвижной. Я сразу увидел, как он переменился — куда подевался тот несмышленый мальчишка, которого нам пришлось вызволять из цепких рук Охотников?! Теперь перед нами был кто-то совсем иной, бесконечно могущественный и безмерно равнодушный к собственному могуществу — и даже моей мудрости не хватало, чтобы понять, что сулят нам такие перемены.
— Доброй ночи и тебе, гость. — Ответил я. — С чем ты пришел на этот раз?
— Сам еще не знаю. — Он уселся прямо на пороге — где стоял, там и сел. — Для начала, я должен извиниться перед Афиной: сегодня я отправил в космос ее дядюшку…
Надеюсь, ты была не слишком к нему привязана, Паллада?
— Какого еще дядюшку? — Удивленно спросила она.
— Посейдона, кого же еще? — Из его перекошенного рта вырвался короткий смешок. — Вообще-то, я не собирался его обижать. Сам не заметил, как это случилось…
Впрочем, черт с ним! Не каяться же я к вам пришел, в самом деле! Я даже не чувствую себя виноватым, поскольку никогда в жизни не был лично знаком с сэром Посейдоном, а если верить нашему общему знакомому Одиссею, у него был вздорный характер…
— Это правда. — Кивнула Афина. — А почему ты так долго не приходил к нам?
Ты обещал…
— Я был занят. — Усмехнулся он. — У меня, знаешь ли, довольно беспокойная работа: она отнимает все мое время… И потом, я как-то почти забыл, что вы есть на свете — только не сочтите, что я хочу вас обидеть, ребята! Я просто стараюсь быть честным — надо же когда-то и этому учиться… Я и о себе-то забыл, не только о вас! А сегодня вспомнил — спасибо Посейдону и его дурацкой субмарине!
— Ты пришел не просто так. — Я решительно пресек нескончаемый поток его слов.
Кем бы он не стал, этот наш таинственный гость, но его рот все еще был болтлив непомерно — в этом он ни капли не переменился! — Знаешь ли ты, что мне сказали руны перед твоим приходом?
— Что я заявлюсь к вам с самым заманчивым предложением, от которого вы просто не сможете отказаться! — Весело кивнул он. — Знаешь что, Один? Я решил сыграть в твою игру! Помнишь, что ты предложил мне когда-то? Делать все так, чтобы наша Последняя Битва не была похожа на предсказание твоей подружки Вельвы, и все в таком роде… Так вот, я согласен. Более того, если ты передумал, я буду тебя уговаривать!
— С чего это такая честь? — Настороженно спросил я. — Что-то ты больно мягко стелешь… В прошлый раз стоило мне только заикнуться, чтобы ты нам подыграл — помнишь, как ты взбеленился?
— Взбеленился, было дело. — Спокойно согласился он. — И знаешь почему, Отец Битв?
Тогда я был очень слабый, очень гордый — как все слабые! — и очень глупый — как все гордецы. Ты говорил дельные вещи, Один, но я слушал не тебя, а свое капризное сердечко, которое требовало, чтобы я ни за что не играл в чужую игру — только в свою собственную!.. Но с тех пор у меня было достаточно времени, чтобы узнать себя получше. Я понял, что просто рожден для того, чтобы играть в чужие игры — хотя бы потому, что своей собственной «игры» у меня отродясь не было, и никогда не будет — так уж все забавно устроено! Скажу тебе больше: с того дня, как мы расстались я только и делаю, что играю по твоим правилам — правда, я сам не сразу это заметил…
Одним словом, ты забил мне хороший гол, Один. И это правильно, так мне и надо!
— Что я сделал?
— Забил мне гол. Не знаешь, что такое футбол? Спроси у Афины: насколько я понял, их, Олимпийцев, в свое время от телевизоров за уши оторвать было невозможно!
— Это почти правда. — Вот это новость: Афина снова начала улыбаться, совсем как прежде! — Футбол — это такая игра, Игг… Одним словом, Макс хотел сказать, что ты одержал над ним своего рода победу!
— Макс? Это твое имя, гость? — Удивленно спросил я. Хороша же Афина: знала его имя, а мне не сказала!
— Одно из. Совершенно бесполезное, в смысле — не настоящее… да и нет у меня настоящего имени, и не было никогда! Но оно до сих пор нравится больше прочих. — Охотно объяснил он.
— Ладно, ты хорошо говоришь. А теперь скажи сразу: чего ты хочешь от нас?
— Спросил я. — Ни за что не поверю, что тебе от нас ничего не надо!
— Мне? От вас? — Он всерьез задумался, потом развел руками. — Сам не пойму: и что мне от вас может быть надо? Скорее всего, все-таки ничего… кроме вашего участия в игре, разумеется. Вообще-то, вы можете спокойно сидеть на своей амбе и раскладывать пасьянсы, я и без вас отлично справлюсь, но… Знаете что? Вы мне нравитесь, ребята. И мне будет приятно прожить свои последние дни на этой прекрасной земле в вашем обществе. А там — черт его знает: вполне может оказаться, что никакие они были не последние… Вот, собственно, и все!
— Ты-то чего себя хоронишь? — Усмехнулся я. — Насколько я понимаю, тебе ничего не грозит.
— Я тоже так думал сначала. Враки все это! В Последней Битве не может быть победителя… Знаешь, что твоя подружка Вельва рассказала твоему же приятелю Локи? В финале намечается великое «ням-ням»!
— Ты можешь выражаться не столь витиевато? — Спросил я. — Я и сам люблю говорить иносказаниями, да чего уж там, я — первый, кто завел такой обычай!
Но я не понимаю тебя, гость.
— А тут и понимать нечего! — Отрезал он. — Локи сказал мне, что в конце битвы Мировой Змей должен сожрать победителей. Понимаешь теперь, почему он не стал драться со мной за честь предводительствовать армией мертвецов? Он был счастлив, как именинник! И понимаешь ли ты теперь, почему я решил играть в твою игру? Мы все в одной лодке, Один. А раз так — почему бы нам не объединиться с самого начала? У нас есть общий враг — это самое великое «ням-ням». Кто бы нас не пережевывал — все плохо… Я решил, что этому не бывать. А если уж я решил — значит, так и будет. Вышло так, что я здесь самый главный — вот и воспользуюсь служебным положением в личных целях!
У меня голова кругом шла от скороговорки этого безумца, но я уже смирился с тем, что его невозможно заставить говорить так, как это принято между разумными мужами.