– Мама, – сказала Людмила. – Нужно Анечке собрать портфель, сделать ей пару бутербродов, яблоко положить. Она сегодня в школу пойдет. Я ее отвезу.
– Ох, Людочка, – Ирина Ивановна благодарно посмотрела на дочь. – Наконец-то. Извелся ребенок. Нельзя нам так ее мучить.
– Мама, я знаю, что виновата. Но не думаю, что дочка на меня в обиде. Мне надо было справиться с собой, а вы находились рядом. Что в этом плохого? – в голосе Люды против ее воли зазвенели слезы.
– Что ты, Людочка. Господь с тобой. Что же в этом может быть плохого? Мы всегда должны находиться рядом с тобой. Ты для нас – самый родной человек… Ты садись, я сейчас тебе приготовлю омлет, кофе.
– Спасибо. Омлет не нужно. Не хочется пока. Дай бутерброд.
Когда Анечка вышла к завтраку и несмело посмотрела на Люду, та еле сдержалась, чтобы не броситься к ней, не прижать крепко к себе, не просить за все прощения, не сказать, как сильно она ее любит… Она боялась испортить спокойное утро слезами, излишними эмоциями, излишними сейчас воспоминаниями. Люда просто улыбнулась дочке.
– Ты не волнуйся, что уроки пропустила. Мы приедем пораньше, я узнаю у учителей, что ты должна выучить. После школы, когда ты отдохнешь, мы сядем втроем и будем делать уроки. Хорошо?
– Еще как, – весело блеснули глазки Ани.
После завтрака Ирина Ивановна и Люда гладили Анечкины вещи, бант, помогали ей умываться, одеваться. Даже утомились. Присели, как перед дальней дорогой, посмотрели друг на друга, и вдруг все вернулось: тепло, домашний уют, почти покой. Ну, пусть – почти, все равно это было, как благодать свыше. Ирина Ивановна быстро перекрестилась, Люда про себя сказала: «Спасибо, Леша».
– Вы в школу, а я на рынок поеду, – сообщила Ирина Ивановна. – Куплю все, что нужно для полного обеда. Деликатесы, которые Маша привозит, конечно, вкуснота, но, если честно, это не еда. Так что, Людочка, я могу задержаться. Ты как приедешь, сразу ложись, отдыхай. Телефон лучше выключи. Я сама за Аней в школу пойду.
Людмила отвезла дочь, поговорила с учителями, на обратном пути позвонила Маше:
– Привет. Отвезла Аню в школу. Учителя мне накидали всяких заданий, чтоб мы класс догнали. Сказать по правде, я одна в этом не разберусь. Мама, конечно, поможет, но если и у нее не получится, мы к тебе стукнемся, можно?
Маша поняла: подруга опять зовет ее в свою жизнь, и Люда ей так дала понять, что она все в себе преодолела, как смогла, приняла и хочет воссоздать разорванный круг близких людей. Комок в горле долго мешал Маше заговорить.
– Господи, Люда… Я… Главное, ты знай. Я всегда буду рядом. Я люблю вас.
Ирина Ивановна ходила по рынку, выбирая продукты тщательно, с наслаждением человека, вышедшего на свободу из заключения. Она и не заметила, как прошло несколько часов. Не только Людмила уже вернулась. Скоро за Анечкой в школу надо идти. Сумки были очень тяжелыми. Ирина Ивановна дотащила их до проезжей части и стала ловить такси. В машине набрала номер Люды, телефон не отвечал. Наверное, она не стала его отключать, просто оставила в прихожей, а сама спит в спальне.
Дома Ирина Ивановна долго выгружала продукты в холодильник, то, что предназначалось для обеда, сразу складывала в раковину. Потом помыла руки и тихонечко приоткрыла дверь в спальню Людмилы. На кровати никого не было! Неужели она не домой поехала? Тогда почему не отвечает телефон? Ирина Ивановна набрала по своему мобильнику номер дочери. Длинные гудки… Она не сразу сообразила, что телефон звонит в квартире. Быстро побежала на звук. Сотовый Люды лежал на столике в прихожей. На полу стояли туфли, в которых она поехала с Аней… Ирина Ивановна медленно обошла комнаты, заглянула в туалет, открыла ванную. Людмила лежала в воде в юбке и джемпере. Волосы закрывали лицо. Ирина Ивановна увидела ее черные руки и оглохла от собственного крика.
Часть вторая
Глава 1
Маша сидела в кабинете Земцова, сосредоточенная, напряженная, похожая на человека, для которого жизненно важно здесь и сейчас решить сложнейшую задачу. Широкий лоб прорезала тонкая морщинка.
– У Людмилы не могло быть врагов. Она рано вышла замуж, рано родила, ее сфера интересов – дом и работа. Причем работа диктовалась необходимостью зарабатывать деньги. Она была очень домашним человеком, любила свою семью.
– Но отношения с мужем у нее были плохими, насколько я знаю. – Слава Земцов внимательно смотрел на Машино лицо.
– Отношения стали тяжелыми. Они перестали понимать друг друга, каждый по-своему пытался решить проблему, оба совершали ошибки… Следующий вопрос вы можете пропустить. Я и так отвечу. Мы с Лешей, мужем Людмилы, были любовниками. Стали ими в последние месяцы его жизни. Мне бы не хотелось говорить об этом подробно. Просто так получилось.
– Треугольник… Если считать Екатерину Семину, то получается четырехугольник.
– Получается.
– Как вы, наверное, знаете, у нас есть две версии гибели Людмилы Колесниковой: самоубийство и убийство. На фене, который нашли включенным в воде, только ее отпечатки пальцев. Экспертиза еще работает, но очевидных следов насилия нет. Она могла покончить с собой? Мать считает, что могла.
– Я так не считаю. Очень страшно думать, что есть человек, который совершил такое преступление… Но это убийство.
– Раз вы в этом уверены, возможно, у вас есть предположения хотя бы по поводу мотива?
– Кроме мести, ничего не приходит на ум… Скорее всего, ничего разумного я не скажу, у меня от случившегося мозг плавится. Ну, во-первых, вы имеете основания подозревать меня, поскольку вам известно от частного детектива, что я обвиняла Люду в невольном убийстве мужа. То есть моего любимого человека.
– Но вас разубедили в этом вроде? Или вы остались при своем мнении?
– Разубедили, конечно. Но вы, разумеется, будете меня проверять. Даже должны. Теоретически я могла мстить и Кате, и Люде… На самом деле мне кажется, что Люда и Леша, возможно, и Катя попали в какую-то западню. В чьи-то сети…
– Вы связываете убийство Семиной и смерть Колесниковой?
– Не то чтобы… Я понимаю, скорее всего, эти две трагедии не связаны… Просто такое ощущение, что мы все оказались в поле одной беды.
– Конкретнее.
– У меня все крутится вокруг этой гадалки… Кто-то подсунул ее Людмиле, после смерти Леши я к ней пошла, насколько мне известно, этот салон прикрыли, гадалку лишили лицензии… Может, это мафия какая-то, может, мы им бизнес поломали… Или это несерьезно?
– Почему? В такой ситуации все серьезно. А при чем тут Семина?
– Понятия не имею. Но вдруг и она что-то узнала, может, даже от Люды… Они разговаривали и без меня. Вы видите, мне просто нечего вам сказать. Все в порядке бреда.
– Вы сказали: «Мы все оказались в поле одной беды». Может быть, вы чувствуете какую-то опасность? В конце концов, вы стали инициатором разбирательства с отворотом.
– Мне страшно, потому что я совершенно не понимаю, что происходит… Но опасность… Нет, я ее не чувствую. Какая опасность?
– Не очень логично.
– Совсем нелогично, конечно. Но ни у кого из нас нет и не было личных врагов. Сомневаюсь, что такие враги могли быть и у Кати. Наверное, ее убил какой-то маньяк. По всему получается, что только мы с Людой и могли ненавидеть друг друга. Но этого не было. Мы относились друг к другу как родные люди…
– Значит, в самоубийство вы не верите.
– Нет. Она позвонила мне в тот день. А ранее действительно долго находилась в тяжелой депрессии. Но в тот день она точно с чем-то справилась. Она отвезла ребенка в школу, говорила нормально… Она выздоравливала.
– Ее мать тоже отмечает тот факт, что Колесникова в день смерти изменила поведение. Но она допускает, что Людмила могла принять роковое решение, попрощаться с самыми близкими людьми и сделать так, чтобы оказаться в квартире одной… Я не психиатр, мы будем консультироваться со специалистом, но мне приходилось сталкиваться с подобным поведением самоубийц. Вводят в заблуждение близких, продумывают ситуацию, приводят в исполнение приговор себе. Вы-то ее оправдали, но она сама могла не вынести сознания собственной вины. Почему вы отрицаете эту версию?
– Эта версия для меня самая выгодная, да? – Маша грустно улыбнулась. – Но я в нее не верю. Я знаю Люду. Она бы не бросила так страшно Аню и мать.
Глава 2
Сергей наблюдал из машины, как Маша медленно вышла из подъезда, постояла потерянно, потом как будто вспомнила что-то, хотела вернуться, передумала и пошла к стоянке. Когда она выехала, он вошел в управление. Славу обнаружил в состоянии задумчивости.
– Привет, Земцов.
– И тебе. Свою клиентку видел?
– Так, издалека. Что-нибудь интересное рассказала?
– Совсем ничего. Ничего конкретного.
– А вид у тебя такой, будто есть о чем подумать.
– Мне есть чем подумать, вот так будет правильнее, – доброжелательно пояснил Слава. – Может, ты не в курсе, но этот процесс у меня постоянный.
– Значит, в самоубийство вы не верите.
– Нет. Она позвонила мне в тот день. А ранее действительно долго находилась в тяжелой депрессии. Но в тот день она точно с чем-то справилась. Она отвезла ребенка в школу, говорила нормально… Она выздоравливала.
– Ее мать тоже отмечает тот факт, что Колесникова в день смерти изменила поведение. Но она допускает, что Людмила могла принять роковое решение, попрощаться с самыми близкими людьми и сделать так, чтобы оказаться в квартире одной… Я не психиатр, мы будем консультироваться со специалистом, но мне приходилось сталкиваться с подобным поведением самоубийц. Вводят в заблуждение близких, продумывают ситуацию, приводят в исполнение приговор себе. Вы-то ее оправдали, но она сама могла не вынести сознания собственной вины. Почему вы отрицаете эту версию?
– Эта версия для меня самая выгодная, да? – Маша грустно улыбнулась. – Но я в нее не верю. Я знаю Люду. Она бы не бросила так страшно Аню и мать.
Глава 2
Сергей наблюдал из машины, как Маша медленно вышла из подъезда, постояла потерянно, потом как будто вспомнила что-то, хотела вернуться, передумала и пошла к стоянке. Когда она выехала, он вошел в управление. Славу обнаружил в состоянии задумчивости.
– Привет, Земцов.
– И тебе. Свою клиентку видел?
– Так, издалека. Что-нибудь интересное рассказала?
– Совсем ничего. Ничего конкретного.
– А вид у тебя такой, будто есть о чем подумать.
– Мне есть чем подумать, вот так будет правильнее, – доброжелательно пояснил Слава. – Может, ты не в курсе, но этот процесс у меня постоянный.
– Да ты что! Предчувствую переворот в науке. Она тоже не в курсе. А если серьезно?
– Понимаешь, вроде неглупая баба, эта Ступишина. То есть однозначно – умная, а логики по делу нет. С одной стороны утверждает, что у покойной Колесниковой врагов быть не могло, кроме самой Ступишиной, обвинявшей ее в смерти их общего мужа. С другой – она не верит в ее самоубийство. А мать верит, между прочим.
– Я говорил с Ириной Ивановной. Тут дело не в том – верит или не верит. Она хочет, чтобы не было никаких расследований, поисков убийцы, допросов. Дочь не вернуть, а внучке, считает она, это может психику сломать. Да и ей самой трудно смириться с мыслью, что кто-то убил ее дочь. Да, она считает, что лучше для всех – остановиться на версии, будто Людмила не вынесла потери мужа, отправилась, так сказать, за ним.
– Не особо получается в связи с этим отворотом.
– А с чувством вины – получается.
– Вот я так этой Ступишиной и сказал.
– А она что?
– Не верю, говорит. Прям Станиславский. Не может такого быть, чтобы Колесникова так страшно бросила дочь и мать. Так она сказала.
– Ну, депрессия – это все же некоторое помешательство…
– Да ясно. Вот ты спросил, о чем я думал. Я думал! О том, что свидетель Ступишина все время бессознательно связывает убийство Семиной и смерть Колесниковой. Никакого объяснения у нее нет. Более того, есть довольно глупая версия, что Колесниковой мстит мафия гадалок за то, что она сдала эту ведьму с отравой типа помои. При чем тут Семина, вообще непонятно. Общих знакомых у них нет и быть не могло. Опять же, кроме мужа. А эта Мария говорит: а вдруг Катя Семина все же что-то узнала от Колесниковой, по Интернету разнесла… Ты, кстати, ничего такого не нашел?
– Не было ничего похожего. По-моему, в этом направлении и рыть бесполезно. Сам говоришь, что это ерунда. Мария – человек впечатлительный, тонкий, на нее все эти трагедии произвели тяжелое впечатление, потому она их и связывает. Меня другое интересует. Ты-то почему об этом говоришь, более того, думаешь?
– Странное ощущение. Хотя я человек не впечатлительный и не тонкий. Вроде бы что-то есть… Какая-то связь. Знаешь, если бы смерть самого Колесникова была неестественной, я бы искал человека, который заинтересован в устранении его и близких ему людей.
– Чуть не вырвалось: типун тебе на язык. Если что-то в этом есть, то… То надо быстрее искать. Родственники Колесникова – беззащитны. Мысль об истреблении его семьи в теории могла появиться у преступника и после смерти Алексея. Что-то новое есть по убийству Кати Семиной?
– Сняли материал с видеокамеры на супермаркете в пятидесяти метрах от ее офиса. Она садилась в «Ситроен С4»… Номер не виден.
– Нужно еще поколдовать, хоть какие-то цифры или кусочки, что-нибудь должно быть…
– Колдуем. Как твой «чертбезрогий»?
– Тоже пока облом. Зарегистрировался с общего компа в одном тренажерном зале на западе Москвы. Точный адрес есть. Через этот центр народу полно проходит.
– Зал мужской, женский?
– Смешанный.
– Понятно. То есть «чертбезрогий» определенно не клон Курочкина?
– А черт его знает. Митяй там не числится в постоянных посетителях, но забежать туда мог. Зал особо не охраняется.
– Алиби у него нет. Говорит, в тот вечер спал дома один. Спал, ел, по телефону с кем-то говорил. Показал пару входящих на мобильник. Стационарный телефон в его берлоге отключен за неуплату. Так что звонки ни о чем не говорят, – заявил Земцов.
– Ну, намеченный фокус завтра мы проделаем. Он при мне пошлет этому «чертбезрогому» сообщение в личку. А вдруг тот ответит… За Митяем присмотрим, чтоб не побежал в тренажерный зал и не ответил самому себе, если это он. Или поймаем его за этим занятием.
– Интересные у тебя эксперименты, – Слава посмотрел на Сергея почти с завистью. – Я бы по-простому, по-солдафонски – взял бы его и тряс все отведенное на это время. Что-нибудь получилось бы.
– Слава, – миролюбиво ответил Сергей. – В шахматах тоже быстро мог бы победить тот, кто первым ударит противника по башке доской. Но этот метод как-то не прижился.
– А жаль, – заключил Земцов.
Глава 3
В этот вечер Маша просто никак не могла оставаться одна. Не то чтобы мучили страх или боль… Какое-то беспокойство, мучительная тревога мешали все обдумать, на чем-то сосредоточиться. Она набрала номер Лены.
– Здравствуй, ты не спишь?
– Ну, ты чего. Еще ж рано. У меня вот Аля сидит. Она в «Детский мир» ездила, купила не все, что хотела. Здесь останется ночевать. А ты что сказать хотела?
– Приходите ко мне. Как-то не по себе…
– Ты заболела?
– Может быть.
– Ой, мы сейчас. Мы даже в магазин сбегаем. Может, в аптеку?
– Да нет, лекарства не нужны. А в магазин – как хотите. У меня только кофе и сыр.
– Так мы придем.
Они вошли в прихожую, Ленка несла довольно большой пакет с продуктами. Маша провела их на кухню.
– Давайте здесь посидим, если вы не против, в комнатах холодно стало. Я даже хотела обогреватель достать, но как-то лень.
– Конечно, лучше здесь, – с готовностью согласилась Аля и первой села за стол. – Я как раз вспоминала недавно твою кухню. Вроде большая, но все под рукой, уютно, тепло. Посмотрю, как все тут обставлено. Мы в доме кухню отделываем. Слушай, а тебе пора ремонт делать. Я бы пол поменяла, окна… Вот я была у тебя весной, мне показалось, что все отлично. А теперь… Ну, ты не обращай внимания, я просто очень люблю, чтобы все было чики-чики… Ой, Маша, что с тобой? Лена, быстро воды…
Маша медленно сползла по стене на пол. Глаза полузакрыты, лицо белое… Аля взяла из дрожащих рук Лены стакан с водой, плеснула Маше в лицо. Затем подняла ее и подтащила к дивану. Маша открыла глаза и попробовала глубоко вдохнуть, но все вокруг опять потемнело, поплыло, ей показалось, что она куда-то проваливается. Она из последних сил сжала Алины руки. Как будто издалека слышала Ленкин голос:
– Ой, я боюсь. Ой, Алька, давай в «Скорую» звонить.
– Не нужно никуда звонить, – прошептала Маша. – Я сейчас.
И действительно через несколько минут ей удалось усилием воли остановить мелькание и кружение вокруг. Наконец, она пришла в себя.
– Девочки, у меня так бывает. Дистония. Уже проходит.
– Фу, – выдохнула Алевтина. – Ну, и напугала ты нас.
– Машенька, – всхлипнула Ленка. – Я думала, ты умираешь. – Она села рядом и прижала Машу к себе.
– Лен, отпусти ее, – уже спокойно сказала Аля. – Ей на минутку стало лучше, а ты ее сейчас додушишь.
– Пусть сидит, – попыталась улыбнуться Маша. – Я вас позвала, чтоб одной не быть. Беда случилась.
– Ой, что? Говори! – Ленкины глаза стали огромными и перепуганными.
– Люду Миронову, мою подругу, знаете? По мужу – Колесникова.
– Ну, да. Она в сто семидесятой школе училась, – кивнула Лена.
– Погибла она. Пока непонятно, что случилось. То ли самоубийство, то ли убили…
– То есть как это? – Лена приоткрыла от ужаса рот.
– Я сама не знаю толком. Вызвали сегодня в отдел по расследованию убийств. Как свидетеля.
– Так. У меня предложение, – решительно сказала Аля. – Давай без подробностей. Вообще сменим тему. Маша, где у тебя лекарства?
– У меня их нет.
– Ничего себе. Как глупо. Всегда нужно иметь что-то сердечное, что-то успокоительное под рукой. У меня дома есть, принести?