– В самом деле? — иронически отозвался он. — А я только что заметил.
– Я предлагаю остановиться у первой же больницы.
– Но я не хочу потерять работу, — всполошился Артюр. — Если меня уволят, кому я нужен?
– Если ты умрешь, ты тоже никому не будешь нужен, — урезонила я его.
Боюсь, это прозвучало не слишком вежливо.
– Я придумал, — сказал он через пару километров, утирая кровь. — Поехали ко мне домой. У меня есть отличный доктор, и он сделает все, что нужно.
– Ты в своем уме? — раздраженно спросила я. — Тебе нужна операция и переливание крови как минимум. Что твой доктор сможет сделать в домашних условиях?
– Он отличный доктор, — уперся журналист, — и, если уж на то пошло, ему я доверяю куда больше, чем другим. Кстати, для вас так тоже будет гораздо удобнее. Ведь в больнице вас могут узнать.
– Плевать я на это хотела, — огрызнулась я. — Где ты живешь?
Он назвал свой адрес. Приличный район, насколько я знаю, хотя и ничего особенного.
– Идет, я отвезу тебя домой, — сказала я. — Хорошо бы только дать знать твоему доктору как можно скорее.
Артюр улыбнулся краями губ.
– Нет ничего проще, — сказал он, доставая сотовый.
Когда он перепачканной кровью рукой взялся за трубку, я распахнула полу пиджака и продемонстрировала ему пистолет.
– Только никаких глупостей, хорошо? И не пытайся связаться с полицией или кем-нибудь в этом роде, не то тебе не потребуется вообще никакой доктор.
– Я же не идиот, — обиделся Артюр. — А вы дадите мне интервью?
От неожиданности я чуть не врезалась в ехавшую впереди машину.
«Ну, журналисты! Ну, каков народ, а?»
– А ты уверен, что доживешь до него, а?
– Знаете, я кое-что понимаю в ранах, — ответил этот поразительный тип, набирая номер. — Насмотрелся по долгу службы. Кровотечение, конечно, есть, но кость не задета.
– А легкое?
Он усмехнулся краем рта.
– Если бы пуля попала в легкое, я бы уже был мертв. — Он покосился на чемодан на заднем сиденье. — Что в чемодане?
– Полное собрание сочинений Ленина, — ответила я.
– Что, серьезно? — поразился он, но тут его собеседник ответил, и Боннар переключился на него.
– Алло, это я… Не разбудил? Да, бессонница — это плохо. Слушай, я тут попал в переделку и не могу ехать в больницу… Тебе придется меня выручить. Огнестрельное, да… Не повезло, я знаю. Такая уж у нас, журналистов, работа… Зато репортаж будет отличный. Откуда? Из машины звоню… нет, не за рулем, меня везут домой. Нет, это… — он в нерешительности покосился на меня, — просто знакомая. Коллега по работе, оказалась поблизости, когда меня ранили. До скорого.
По-моему, Артюр привирал насчет того, что его рана вовсе не была тяжелой. Когда он опустил руку с сотовым, взгляд его блуждал. Он некоторое время не мог разжать пальцы, и мне пришлось самой забрать у него мобильник.
– Спасибо, — прошелестел Артюр и вновь откинулся головой на сиденье.
Вид его мне не нравился. Прямо на глазах он становился мертвенно-бледным. Белая рубашка была вся залита кровью.
– Вы и вправду отвезете меня домой? — внезапно спросил журналист. — Не бросите?
– Не брошу, — буркнула я. — Лучше помолчи и побереги свои силы.
Он пристально поглядел на меня и закрыл глаза.
* * *С трудом отыскав с помощью карты Парижа нужные район и дом, я припарковала машину и помогла Артюру выбраться из нее. Левой рукой сжимая заветный чемодан, правой я поддерживала бедного рыцаря пера. Похоже, что ему было совсем плохо: он еле передвигал ноги. На входной двери стоял домофон.
– Ключи сзади, в кармане… — прошептал журналист.
Я залезла к нему в карман, достала ключи, открыла дверь и поволокла Артюра за собой. Со стороны, наверное, мы здорово смахивали на картину «любящая жена тащит домой мертвецки пьяного мужа», которая особенно популярна у нас в России.
Артюр запнулся ногой о ковровую дорожку, которая лежала в парадном, и едва не упал.
– Держись, черт бы тебя побрал! — прорычала я, злясь на него и еще больше — на себя. — На каком этаже ты живешь?
– На первом…
Стало быть, на втором, если считать по-нашему. Моля бога, чтобы никто не увидел нас, я втащила моего спутника в лифт. Там было зеркало во всю стену, и то, что в нем отразилось, отнюдь не привело меня в восторг. Моя одежда была вся испачкана кровью, но я тотчас же забыла об этом, потому что журналист стал медленно оседать на пол.
– Черт тебя подери, не смей падать в обморок! — завопила я. И, так как в подобной ситуации было бы глупо рассчитывать на эффект одних слов, залепила Артюру пару пощечин, чтобы привести его в чувство.
– Не трогайте меня, — промямлил он, открывая глаза.
Дверцы лифта разъехались. Я подхватила Артюра и поволокла его за собой.
– Здесь…
Журналист обитал в четырехкомнатной квартире, которая казалась просторной главным образом потому, что в комнатах стоял минимум мебели, а та, что имелась, была выполнена в удручающем современном стиле. На стенах висели бабочки в застекленных ящичках — украшение, которое, признаться, я всегда терпеть не могла. Ведь бабочка хороша только тогда, когда она живая и порхает, и мне до слез было жалко эти бедные трупики с пестрыми крылышками, наколотые на огромные булавки. На столе в гостиной стоял ноутбук и громоздились горы газет. Статья Артюра обо мне висела на стене на самом видном месте, как и одна из моих фотографий. То есть и статья, и фотография имели отношение к Веронике Ферреро, но, похоже, от переутомления со мной что-то произошло, если я всерьез стала отождествлять себя с ней.
Я уложила Артюра на диван. Похоже, мой спутник был совсем плох.
– Может, все же стоит вызвать «Скорую»? — предложила я. — Не то как бы тебе не умереть еще до прихода врача.
Артюр бросил на меня взгляд, исполненный совершенно отчетливой злобы.
– К черту «Скорую», — прохрипел он. — Просто помоги мне снять рубашку и перевязать рану. Бинт в верхнем ящике.
«Вот вам, пожалуйста, Вероника Ферреро в роли медсестры. Прелесть!»
Впрочем, насчет рубашки он был прав, и, недолго думая, я достала трофейный нож и разрезала ее, после чего наложила на рану повязку, впрочем, довольно неумело. В следующее мгновение заверещал звонок входной двери. От неожиданности я даже вздрогнула.
– Это наверняка мой доктор, — прошелестел Артюр, морщась от боли.
Пожав плечами, я отправилась открывать. На пороге стоял благообразный старичок в очках, лет шестидесяти или около того. В руке он нес кожаный чемоданчик.
– Простите, вы кто? — пробормотал он, несколько ошарашенный моим видом.
– Приемная дочь матери Терезы, разве не видно? — отозвалась я. — Ваш пациент в гостиной. По-моему, его надо везти в больницу. У него серьезное ранение.
– А вот об этом предоставьте судить мне, — мягко, но решительно молвил доктор, переступая порог.
Артюр попытался приподняться ему навстречу, но не смог.
– М-да, — только и сказал доктор, оглядывая его.
Он поставил свой чемоданчик на стол и открыл его…
Вы, конечно, уже ерзаете на месте, предвкушая преображение тихого старичка-доктора в матерого спецназовца, пришедшего по мою душу, но как бы не так. В чемоданчике не оказалось ничего, кроме медицинских инструментов и каких-то пузырьков.
– И как тебя угораздило так попасться? — проворчал врач. — Очередной идиотский репортаж?
– Профессиональный риск, — с улыбкой ответил Артюр.
– Может, тебе лучше о звездах писать, а? — продолжал ворчать старичок. — Ну, кто с кем спит и у кого где вскочил прыщ. А что? Устроился бы на телевидение, зарабатывал бы куда больше, чем сейчас…
– На наше телевидение попадешь, как же, — отозвался Артюр. — Да и репутация у меня не та, чтобы делать репортажи о звездах. Вот если кого-нибудь из них прикончат…
Поняв, что тут я больше не нужна, я удалилась и стала искать ванную. Она была белая, сверкающая, изумительная. Я умылась, сняла с себя джинсовый пиджак и попыталась замыть пятна крови, которые оставил мой незадачливый журналист. Из гостиной до меня пару раз донесся сдавленный стон, но потом все стихло.
Я вспомнила, что мой чемодан до сих пор находится в комнате, и, вытерев лицо полотенцем, отправилась за ним. Тут меня ожидал сюрприз.
В гостиной никого не было.
Глава двадцать шестая
Заветный чемоданчик с деньгами лежал на прежнем месте. Я заглянула в него и, убедившись, что розовые купюры за время моего отсутствия не превратились в сухие листья и уж тем паче — в туалетную бумагу, вытащила пистолет и направилась к двери в другую комнату, из-за которой доносились приглушенные голоса.
Это была спальня. Артюр лежал в постели, накрытый одеялом до подбородка, и разговаривал со стариком, который рассматривал на свет какой-то шприц. При моем появлении оба замолчали.
– Привет всем, — сказала я, незаметно убирая пистолет.
Старик укоризненно посмотрел на меня, взял руку журналиста и ловко сделал ему укол.
– Неделю в постели, не меньше, — вынес он свой вердикт.
– Но я нужен в редакции, — попробовал было возразить Артюр.
– Это исключено. Твоя подружка за тобой присмотрит.
– Его подружка? — удивилась я.
– Ну да. Вы и присмотрите за ним, — раздраженно пояснил доктор.
На мгновение, каюсь, я приоткрыла рот, но тотчас же поспешила его закрыть.
– Я надеюсь, вы не возражаете? — осведомился старикан уже иронически.
– О, что вы, — в тон ему отозвалась я. — Буду просто счастлива.
– Очень хорошо. — Он положил на столик две упаковки таблеток. — Если будут сильные боли, дадите ему вот эти, из желтой баночки. Если сильно будет течь кровь — две таблетки из зеленой упаковки. Мой телефон у вас есть. Так или иначе, но я буду звонить и узнавать, как у мальчика дела.
Он поглядел на меня, на Артюра, попрощался после паузы, забрал свой чемоданчик и вышел. Я проводила его до двери.
На пороге старик обернулся.
– Я надеюсь, что на этот раз все обойдется. — Он испытующе всмотрелся в мое лицо. — Ему здорово повезло. Пуля прошла навылет, но, хотя крови он потерял много, жизненно важные органы не задеты. Однако вы больше не должны давать ему стрелять.
– В самом деле? — глупо спросила я.
– Конечно. Он же чуть не убил себя.
Уразумев, что Артюр наплел славному старику какую-то фантастическую историю для того, чтобы объяснить свое ранение, я немного воспрянула духом.
– О, разумеется, разумеется, — заверила я доктора. — Пока я с Артюром, он будет вести себя как паинька, обещаю вам.
Закрыв за доктором дверь, я вернулась в спальню.
– Я ему ничего не сказал, — поспешно проговорил Артюр.
– Я так и поняла, — отозвалась я.
– Разумеется, я вовсе не требую, чтобы вы были моей сиделкой, — продолжал раненый. — Это я так сказал.
Я зевнула и поглядела на хронометр Филиппа. Третий час ночи.
– Есть кому присмотреть за тобой?
Его серые глаза слегка затуманились.
– Была. Катрин. Она манекенщица. Но мы поссорились. Она хочет стать топ-моделью и решила, что простой журналист ей не нужен.
Я вздохнула и почесала нос.
– Зачем ты вешаешь на стены бабочек? — спросила я.
– То есть как? — Он искренне удивился. — Но ведь это же красиво.
– Они же мертвые, — сказала я.
Он моргнул, но ничего не ответил.
– Ты не проговорился доктору, кто я такая?
– Нет, клянусь вам, — горячо сказал он. — Я бы ни за что… Потому что тогда вы бы нас обоих…
Да, репутация, как говорил Фигаро… Впрочем, что там говорил Фигаро? Что-то остроумное, но сейчас не могу вспомнить, хоть убей.
– Телефон тебе ни к чему, — сказала я, забирая его сотовый. — Спокойной ночи.
– Вы куда? — изумился он.
– Неважно. Я буду в соседней комнате. Если что, зови.
– Так вы остаетесь? — еще больше изумился журналист.
– Мне все равно надо где-то ночевать, — зевая уже во весь рот, ответила я. — Отдыхай. Утром я уйду, так что можешь не беспокоиться.
– Вы можете оставаться сколько хотите, — проговорил журналист. — Здесь вы в полной безопасности.
– А я чувствую, тебе не терпится написать про меня очередной репортаж, — подколола я его.
– Я же профессионал, — сердито отозвался он.
– Тебе пора менять работу, — сказала я.
Он сглотнул и опустил глаза. Я пожала плечами и затворила дверь.
* * *Когда я проснулась, было уже одиннадцать.
Ночь я провела на диванчике в гостиной, подложив под голову несколько диванных подушечек. В отличие от нашей мебели французские диваны созданы исключительно для того, чтобы люди на них сидели, а не спали, и поэтому я пробудилась с таким ощущением, словно все кости моего тела предприняли безуспешную попытку поменяться местами и создать новую Веронику Бессонову. Простреленное Филиппом плечо тоже давало о себе знать. Я приподнялась, пощупала чемоданчик, который поставила возле дивана, и подумала, что неплохо было бы чего-нибудь перекусить и сменить повязку.
Артюр лежал в постели. На его щеках играл слабый румянец, но обладатель его выглядел куда более обнадеживающе, чем вчера.
– Доброе утро, — сказал он.
– Доброе, — согласилась я. — Как ты себя чувствуешь?
Он мрачно поглядел на меня. Надо вам сказать, что при ярком дневном свете открылась еще одна черта журналиста, на которую я вчера совершенно не обратила внимания. А именно: этот молодой человек с правильными чертами лица был довольно симпатичным. Впрочем, трудно быть сероглазым брюнетом с ломаными бровями и правильными чертами лица и не являться при этом симпатичным. Единственным его недостатком оставалась профессия, которая по-прежнему мне не нравилась, — вернее, то, что являлось объектом интереса моего собеседника.
– Неужели вам и впрямь интересно, как я себя чувствую? — раздраженно спросил он.
Тут я подумала, что терпеть не могу всех журналистов на свете, и не только тех, кто делает деньги на чужих смертях, боли и страданиях.
– Ладно, — сказала я и вышла, не опускаясь до ненужных объяснений.
В ванной я сменила повязку, после чего отправилась на кухню. В холодильнике я отыскала такое количество пищи, которое могло бы прокормить взвод солдат. Я съела упаковку малины, поджарила кусок мяса и налила себе полный стакан апельсинового сока. Интересно, как Артюр напишет об этом в своей статье — «знаменитая террористка любит апельсиновый сок» или «ничто человеческое не чуждо даже убийцам»? Мне стало смешно, и я фыркнула.
В следующее мгновение я едва не поперхнулась соком, потому что на пороге кухни внезапно выросла человеческая фигура. Это был журналист.
– Какого черта, — раздраженно буркнула я, поставив стакан на стол.
– Я пришел извиниться, — сказал он.
– Мне не нужны твои извинения, — отрезала я.
Положительно, я все больше и больше входила в роль своего двойника.
Артюр постоял в дверях, потом медленно подошел к стулу и осторожно опустился на него. Открытие, что раненый, оказывается, может самостоятельно передвигаться, совершенно выбило меня из колеи.
А если бы он позвал на помощь? Если бы сообщил, к примеру, что я вломилась к нему силой и держу его в заложниках? Конечно, я забрала его сотовый, но что, если у него имелся запасной телефон? А если даже не имелся, что могло помешать ему вызвать подмогу по Интернету, ведь я совершенно забыла о его ноутбуке?
Но если Артюр действительно кого-то вызвал, почему до сих пор тихо, в окна не ломится спецназ и на улице не воют полицейские сирены? Или он все-таки сказал правду, и единственное, что его интересует, — это эксклюзивный материал?
– Оказывается, твой доктор — настоящий кудесник, — пробормотала я.
– Да, он такой. А ты что, любишь малину? — спросил Артюр, кивая на пустую упаковку.
– Я уже говорила, чтобы ты мне не тыкал.
Его серые глаза блеснули, и у меня возникло неприятное ощущение, что ему нравится провоцировать меня.
– Почему? Ты же говоришь мне «ты».
– Теперь я не удивляюсь, почему твоя манекенщица тебя бросила, — хмыкнула я. — Для меня вообще загадка, как она могла с тобой связаться.
По лицу Артюра я поняла, что перегнула палку, но он пересилил себя и растянул губы в подобии улыбки.
– Слушай, я никому не позволяю так с собой разговаривать.
– Я тоже, — отозвалась я.
Мы глядели друг на друга, как два заклятых врага, но пристальный взгляд Артюра было очень тяжело выдержать. Пожав плечами, я сдалась первая и уткнулась в бумажку, которую вчера изъяла у убитого человека Принца.
– Про тебя не скажешь, что ты легко уживаешься с людьми, — сказал он.
– Это из будущей статьи? — осведомилась я.
Он умолк и закусил губу. Я видела, что он взбешен, но знала, что он сумеет удержать себя в руках. Не потому, что он такой хладнокровный, а потому, что огнестрельное оружие имеется только у меня.
– Что это? — спросил он, кивая на бумажку, которую я разложила на столе.
– Какой-то план, — сказала я. — Тут не написано.
Артюр придвинулся ближе.
– И где ты это взяла?
– Нашла прошлой ночью.
Это была довольно грубо нарисованная схема какого-то квадратного здания, которую атаковали несколько стрелочек. Рядом со стрелочками стояли небрежно нарисованные крестики, а сбоку виднелись цифры и какие-то сложные расчеты, смысл которых был мне совершенно непонятен.
– И что тут такого интересного? — спросил Артюр.
– Это схема какого-то нападения, — ответила я. — К которому очень, очень тщательно готовятся.