Этот террор длительное время шокировал мирных, скромных и тайных любителей поковырять в носу в своё удовольствие. Боязнь неизбежных грядущих репрессий заставляла их подготавливать почву для снисхождения общества в случае их разоблачения. Постепенно стали появляться сообщения о научных социологических исследованиях, которые доказывали полную безвредность ковыряния в носу для общества и для личности. В дальнейшем медицина подтвердила, что ковыряние в носу стимулирует кровообращение, нормализует давление, улучшает пищеварение, благотворно влияет на психоэмоциональную сферу индивидуума и способствует стабильной мозговой деятельности. Затем пришла очередь историков, которые подтвердили, что немало великих людей жаловали это времяпровождение, и это не мешало им, а, возможно, в какой-то мере и помогало реализовывать свои таланты на благо общества. Так обстояло дело вплоть до сегодняшнего дня.
В плане прогноза на ближайшие несколько десятилетий, есть основания полагать, что популярность темы ковыряния в носу будет стремительно расти. А, как известно, популярность – это деньги. Всё больше людей станут объявлять себя сторонниками ковыряния в носу, даже если они никогда этим не занимались. Это занятие будет повсеместно входить в моду. Появятся частные клубы любителей ковыряния, где можно будет спокойно выпить пива, послушать музыку и пообщаться. Активисты движения носо-ковыряльщиков обратятся к властям с прошением разрешить им проводить городские шествия и парады. Ковыряние в носу станет культом. Появятся атрибуты ковыряльщиков: выглядывающий из кармана разноцветный носовой платок, татуировка с изображением оттопыренного указательного пальца и т. д. Радио, телевидение, пресса – все окажется буквально заполнено темой ковыряния в носу. Молодежь в людных местах будет демонстративно держать палец в носу. Певцы искусственно загнусавят. В модельном бизнесе преимуществом станут пользоваться девушки с носом как у носорога. Министры станут без стеснения афишировать своё умение исследовать недра своих носов.
Но постепенно общество утомится от ковыряния в носу. Оно уже больше не захочет постоянно слышать про ковыряние. Всё больше людей начнут протестовать: «Вам нравится ковырять – ковыряйте, мы и сами иногда не прочь. Но зачем некоторые особенности поведения человека превращать в повседневный элемент человеческого общения, в обязательный атрибут публичного выступления ?»
Человечество должно стремиться к лучшему, к прекрасному, а, значит, к свободе. Пусть каждый член общества – артист, фермер, аристократ, инженер, певец, учёный, политик – самостоятельно, без давления извне решает для себя вопрос: «Ковырять или не ковырять в носу ?» Давайте стремиться к лучшему и быть свободными !»
Глубокая задумчивость на лице Пьера-Анри уступила место абсолютной искренности.
Молодой человек, – обратился он к студенту, имени которого он не помнил, – вы даже не представляете себе, насколько ваш прогноз, возможно, окажется провидческим.
Давайте попробуем пойти ещё дальше в рассуждении, – предложил один из студентов, – с тем, чтобы предвидеть, к чему приведёт…
Попрошу вас строго придерживаться условной терминологии, сформулированной вашим товарищем, – шутливо прервал его господин Морель, – напоминаю вам, что речь идёт о «ковырянии в носу»…
… к чему приведёт, – продолжал студент, – эта борьба идей: из услышанного нами выступления можно сделать вывод, что наступит некое равновесие между фанатичными сторонниками ковыряния в носу и приверженцами здорового поведения… но эта надежда на сохранение баланса между теми и другими звучит не очень убедительно…
Скорее, можно предположить в будущем не торжество толерантности, а ужесточение ценностных конфликтов между этими двумя общностями, – высказался кто-то другой.
Похоже на вражду между «остроконечниками» и «тупоконечниками» у Свифта22, – добавил ещё один.
Не исключено, что близится конец этого сумасшедшего мира в существующем виде, тот самый конец, который предрекал преподобный Антоний Великий23, – раздумывал Пьер-Анри, возвращаясь в посольство. – «Придёт время, когда люди обезумеют, и если увидят кого-то не безумствующим, восстанут на него и будут говорить: «Ты безумствуешь», потому что он будет не подобен им».
* * *
Наступил вечер обещанных Сюзанной сюрпризов. Маргарет снимала с вешалок в шкафу костюмы Пьера-Анри, чтобы на следующее утро поручить прислуге отдать их в чистку. Аккуратно сложив его одежду, Маргарет вспомнила, что не мешало бы проверить карманы, так как она знала за своим мужем скверную привычку набивать карманы документами, зажигалками, мелочью, а иногда и недокуренными сигарами. Сюрприз удался. Чёрные ажурные трусики, со следами уже знакомой ей губной помады цвета фуксии и пахнущие дешёвыми духами, не оставляли сомнений в личности их хозяйки. От внезапного приступа нахлынувшей ярости у Маргарет даже задёргался угол рта.
Вы испугались моего внезапного появления, мисс Форест… – произнесла Маргарет свистящим шёпотом, – что ж, от страха ты и сдохнешь, мерзкая тварь. – А с вами, господин Морель, у нас всё кончено.
Этот краткий монолог удивительно точно передавал то, что творилось в этот момент в душе мадам Морель. Супружеские отношения, равно как и супружеские измены, заслуживали в глазах Маргарет намного меньше важности, чем даже просто предположение о том, что кто-то смеет насмехаться над ней.
Ты должна всегда чувствовать себя совершенством, – ещё в школе наставляла Маргарет её мать. – Женщина – главное, что есть на свете ! Мужчина же, в том числе и супруг, всего лишь приложение к женщине, причём – вонючее козлиное приложение…
Маргарет практически никогда не давала волю своим чувствам. Она помнила с ранних лет, что никогда никому нельзя открывать свою душу; иначе можно стать легко уязвимым и просто сгореть без следа в этом запутанном и враждебном мире.
Сюзанна затронула сокровенное: сама того не ведая, она добралась до глубинных струн тёмной души Маргарет, став главной причиной насмешек над ней, что не было дозволено никому. Неуёмная жажда мести бурлила внутри Маргарет и бередила её мозг.
Но вначале надо было расставить всё на свои места с Пьером-Анри. Маргарет решила сделать это в тот же вечер, после ужина.
Прислуга убирала столовые приборы, неяркий свет большой люстры из цветного муранского стекла мягко разливался по гостиной, отражаясь на поверхности начищенного паркета. На чёрной полированной крышке рояля стоял букет розовых лилий. Пьер-Анри всегда старательно заботился о том, чтобы дома были свежие цветы. Плотные шторы тёмно-бордового цвета с драпировкой наверху были задёрнуты. В камине тихо потрескивали дрова, и играли красно-жёлтые языки пламени, внося умиротворение в атмосферу этого непростого вечера. Маргарет сидела в глубоком коричневом кожаном кресле с бокалом своего любимого эльзасского белого вина, считая, что бокал вина никоим образом не может повредить ребёнку; да и вообще, она почти не думала о своей беременности. Намного важнее для неё были её собственный душевный покой и различные удовольствия. Пьер-Анри расположился на диване напротив и перелистывал вечернюю газету.
Надо же, ну ничего себе ! Джеймс Моррисон, тот самый Джеймс Моррисон-младший ! Молодой, но подававший большие надежды политик-консерватор ! – с интересом заговорил Пьер-Анри, не отрывая глаз от газеты. – Сегодня во время прогулки в Гайд-Парке он потерял сознание, и его даже не успели довезти до госпиталя, он скончался по дороге. Инфаркт в 34 года ! Ему пророчили блестящее будущее, – слегка удручённо закончил Пьер-Анри, озадаченно нахмурив брови и поджав нижнюю губу.
Инфаркт… Прекрасная идея ! – Маргарет была так поглощена планами мести, что не заметила, как высказала свои мысли вслух.
Злоключения Моррисона-младшего, как и другие политические новости, её сейчас занимали меньше всего.
Что ты говоришь, дорогая ? – отозвался с дивана Пьер-Анри, – прости я не расслышал.
Неважно, – махнула в ответ рукой Маргарет. – Кстати, у меня тоже есть новости для тебя, – произнесла она таким сухим и ничего не значащим тоном, как будто хотела сказать, что только что прихлопнула моль в шкафу.
Я – весь внимание, – отложил газету Пьер-Анри.
Маргарет язвительно усмехнулась.
Между нами всё кончено, Пьер-Анри Морель, – сделав глоток вина, ледяным тоном сообщила Маргарет. – Я ухожу от тебя.
От изумления Пьер-Анри откинулся на спинку дивана и приоткрыл рот. Некоторое время в комнате стояла мёртвая тишина.
Неважно, – махнула в ответ рукой Маргарет. – Кстати, у меня тоже есть новости для тебя, – произнесла она таким сухим и ничего не значащим тоном, как будто хотела сказать, что только что прихлопнула моль в шкафу.
Я – весь внимание, – отложил газету Пьер-Анри.
Маргарет язвительно усмехнулась.
Между нами всё кончено, Пьер-Анри Морель, – сделав глоток вина, ледяным тоном сообщила Маргарет. – Я ухожу от тебя.
От изумления Пьер-Анри откинулся на спинку дивана и приоткрыл рот. Некоторое время в комнате стояла мёртвая тишина.
Что могло произойти ? Вроде бы, я разобрался с Сюзанной… Или я о чём-то не знаю ? – чередой пронеслись мысли в воспалённом мозгу Пьера-Анри. – Маргарет, ты… ты себя хорошо чувствуешь ? – осторожно начал он. – Я правильно тебя понял – ты хочешь уйти от меня ? – Пьер-Анри начал нелепо жестикулировать, что свидетельствовало о нарастающей нервозности.
Абсолютно верно, ты не ослышался, – с презрением посмотрела на супруга Маргарет. – Но не волнуйся так, а то ведь, как ты только что узнал, и в более молодом возрасте инфаркты случаются, – язвительно добавила она. – Завтра же я перееду к маме. Хочется верить, что она не против (последнюю фразу Маргарет не произнесла вслух).
Но послушай, может быть, ты всё-таки соизволишь мне объяснить, что сегодня произошло ? – от негодования глаза Пьера-Анри стали наливаться кровью, а руки слегка задрожали.
Маргарет молчала. На её бледном лице отражалось абсолютное безразличие к происходящему. Резким движением Пьер-Анри поднялся с дивана и принялся ходить по комнате, одной рукой держась за голову и пытаясь понять, что заставило Маргарет заявить о таком решении.
Да, и будь добр, потрудись при случае передать этой… – Маргарет попыталась подобрать наиболее подходящее к Сюзанне определение, но так и не нашла его, – её личные вещи, неосмотрительно забытые в твоём пиджаке. Я отнесла «это» к тебе в кабинет, – с ядовитой улыбкой закончила она.
Пьер-Анри быстрыми шагами прошёл к себе в кабинет и включил свет. На его письменном столе лежали небрежно брошенные ажурные трусики размера XXL. Приторный запах дешёвых духов, пропитавший всё помещение, позволял без труда догадаться о том, кто был владельцем этого предмета.
Убью ! – в бешенстве заорал Пьер-Анри. – Задушу собственными руками !
Но, посмотрев на часы, он понял, что расправу над секретаршей придётся отложить до завтра.
Пьер-Анри заблуждался. Завтра убивать Сюзанну уже не будет необходимости.
* * *
Пьер-Анри любил свою работу в посольстве. Во-первых, она давала ему возможность в полной мере раскрыть его актёрские таланты, а, во-вторых, она позволяла ему демонстрировать его бесспорное превосходство перед другими сотрудниками.
Пьер-Анри вначале всегда давал возможность своему подчинённому обстоятельно изложить свою точку зрения. Сам Пьер-Анри в это время важно прогуливался с сигарой в зубах, внимательно слушая его и не упуская ни одного нюанса, ни одной детали, ни одной мелочи в свободно льющемся потоке слов, чтобы потом, обязательно обнаружив в докладе какой-либо изъян, иметь возможность крепко в него вцепиться, раздуть до невероятных размеров и обернуть против того, кто имел неосторожность его допустить.
Обладая великолепными ораторскими способностями и прекрасной эрудицией, Пьер-Анри умел столь убедительно внушить собеседнику, что вся его тщательно подготовленная работа – полная чушь, не стоящая ломаного гроша, что тому становилось стыдно за себя.
Нельзя сказать, что подчинённые господина Морель терпеть не могли своего начальника. Скорее, они одновременно уважали, побаивались и недолюбливали его. Одни не любили его манеру присаживаться в их кабинетах на край стола, поставив одну ногу на стул подчинённого (Пьер-Анри при этом принимал вид охотника, позирующего с тушей убитого им зверя), а затем спрыгивать со стола и начинать нервно ходить по кабинету взад и вперёд. Другим не нравилось, когда он важно покачивал головой, снисходительно ухмыляясь. Третьим было не по душе, когда он с видом превосходства приглаживал густые пряди своих прекрасных чёрных волос, что обычно было признаком надвигающейся грозы. Наконец, были те, которые не переносили дыма его крепких кубинских сигар.
Но больше всего они все боялись, когда господин Морель брал в руки досье, подготовленное кем-то из них, и начинал, брезгливо морщась, с гримасой отвращения на багровеющем лице, быстро перелистывать его, стоя посередине кабинета. В такие минуты кто-то из сотрудников придерживал одной рукой своё начинающее непроизвольно дёргаться колено, другой начинал тереть ладони друг об друга, как будто мыл их под струёй горячей воды, опасаясь ошпариться, а кто-то просто сидел, онемев, слегка прикрыв веки и стараясь не шевелиться.
Они остерегались не напрасно. Обычно всё это было прелюдией к тому, что Пьер-Анри, испепеляя несчастного сотрудника взглядом, начинал размахивать бумагами у того перед носом, а потом со всего размаху швырял их на пол с такой силой, что они разлетались по всему кабинету.
Бред ! Бред ! И ещё раз бред ! – громко кричал Пьер-Анри и топтал ногами конфиденциальные документы о переговорах Гарольда Вильсона24 с Жоржем Помпиду по вступлению Великобритании в Общий Рынок с такой яростью, что в помещении этажом ниже начинали дрожать люстры, а сидящие там служащие подпрыгивали на своих стульях.
Покончив с сигарой и с разносом подчинённого, Пьер-Анри давил окурок в тяжёлой бронзовой пепельнице, весьма довольный собой и своим представлением.
Надо сказать, что подход Пьера-Анри к отношениям со своим руководством и, в первую очередь, с послом, существенно отличался от его манеры общения со своими сотрудниками.
Здесь господин Морель всегда руководствовался двумя основными принципами. Во-первых, начальством следует восхищаться, и делать это нужно совершенно искренне. Во-вторых, начальство ни при каких обстоятельствах нельзя ни критиковать, ни осуждать – даже в мыслях. Этот подход приносил свои плоды: Пьер-Анри Морель довольно успешно продвигался по службе на Quai d'Orsay25.
* * *
Был поздний вечер. Маргарет подошла к окну спальни, отдёрнула шторы и широко открыла окно. Одинокий черный ворон, тихо притаившийся на ветке столетнего дуба, встрепенулся. Лунный свет серебрил его крылья. Ворон насторожился, открыл глаза и повернул голову набок. Промозглая холодная сырость ворвалась в комнату и разбежалась по телу Маргарет. Она любила такую погоду. Полная луна сквозь тучи мягко освещала её уставшее лицо. Ворон захлопал крыльями и улетел, растворившись в ночной мгле. Откуда-то из глубины прошлого на Маргарет стали накатывать слегка забытые, но прекрасно знакомые ощущения. Они как будто появлялись из совершенно другого мира, наделяя Маргарет безграничной силой. Перед глазами хаотично проплывали вырванные из её жизни сцены. Прозрачный зимний воздух и торжественная тишина холодной ночи успокаивали пульсирующий мозг. Маргарет плотно прикрыла веки.
На другом конце города, в небольшой душной спальне, ворочалась в своей кровати Сюзанна. Ей снилось, что к ней под одеяло заползают полчища каких-то жутких насекомых, и она не в силах от них спастись. Подскочив на постели, Сюзанна в ужасе проснулась. Всё её тело чесалось, руки и ноги как будто что-то щекотало. Сюзанна потянулась к лампе и включила свет. Душераздирающий крик, вырвавшийся из её горла, слился с громким карканьем ворона, сидевшим у неё на подоконнике. Этот крик услышали в нескольких домах в округе.
Сюзанне показалось, что всё её тело облепили большие чёрные мохнатые пауки. Она тяжело откинулась на подушку, издав хриплый стон, и больше уже не дышала. Гримаса ужаса застыла на её лице. На смятых простынях среди разбросанных подушек лежал одинокий человек, разметав в стороны рыжие волосы и держась за грудь.
Маргарет открыла глаза и посмотрела на часы.
Вот и всё. Пора идти спать, – негромко сказала она сама себе и посмотрела на ветку дуба.
Ворон уже сидел на прежнем месте. Маргарет прикрыла окно и задёрнула шторы. По одной из штор навстречу Маргарет спускался маленький паучок. Она улыбнулась ему и довольная отправилась в постель, тихонько напевая песенку из детства:
Милый чудный паучок,
Где остался на часок ?
Ты беги скорей домой,
В мир паучий, неземной…
В это время душа Сюзанны была уже далеко за пределами Лондона.
На следующий день в одной из лондонских газет появилось краткое сообщение о том, что сотрудница посольства Франции в Великобритании, мисс Сюзанна Форест, была найдена мёртвой в своей постели, в однокомнатной квартире, которую она снимала на окраине города, в Восточном Лондоне. Следов насилия на теле обнаружено не было. Вызванный коронер констатировал смерть от инфаркта миокарда. Сотрудники посольства были немало удивлены, но особого ажиотажа смерть секретаря Пьера-Анри Морель не вызвала, и даже газетчикам нечего было сообщить кроме того, что написано выше. Свидетельство пожилой соседки-турчанки о жутком крике, услышанном ей в ту ночь и принадлежавшим, по её мнению, покойной молодой женщине, полицией принято во внимание не было. На похоронах собрались сотрудники посольства, но Пьер-Анри Морель в этот день был занят. Уже через несколько дней все забыли об этом маленьком происшествии.