Ранним утром в воскресенье в похоронном бюро поднялся шум, но ничего этого Таннертон не слышал.
В комнате, где стоял гроб, зажегся свет, но Таннертон ничего этого не видел.
Крышка гроба была снята и отброшена прочь. Комнату наполнили крики ярости, боли, но Таннертон ничего об этом не мог знать.
* * *Утомленный после бессонной ночи с Хелен Виртиллион, Эврил Таннертон приехал из Санта-Розы почти в 10 часов.
Он не стал заглядывать в гроб.
Вместе с Хари Олмстедом он отправился на кладбище и подготовил все к двухчасовой церемонии: они разложили канаты для опускания гроба и украсили все вокруг цветами.
Вернувшись, Таннертон протер бархаткой блестящие поверхности гроба. Водя рукой по его углам, он вспоминал упругость груди своей любовницы.
Он не заглянул в гроб.
В час Олмстед и Таннертон поставили его на катафалк.
В час тридцать они приехали на кладбище. Вскоре появился Джошуа Райнхарт и несколько местных жителей. Учитывая богатство и общественный вес покойного, присутствующих было до неприличного мало.
День был теплый. Высокие деревья бросали прямые тени через дорогу, катафалк медленно двигался в меняющихся полосах солнечного света и тени.
Гроб был поставлен на канаты рядом с могилой, и пятнадцать человек собрались вокруг для короткой службы. Хари Олмстед встал за укрытый цветами пульт, с помощью которого гроб опускался в могилу. Эврил читал духовные стихи. Пришедшие были в основном те владельцы виноградников, что имели деловые отношения с Бруно Фраем, поэтому они считали своим долгом присутствовать на похоронах. Никто не плакал. И ни у кого не было ни желания, ни возможности заглянуть в гроб.
Таннертон закрыл маленькую черную книжку. Он взглянул на Хари Олмстеда и кивнул.
Олмстед нажал на кнопку. Зажужжал электрический мотор. Гроб медленно начал опускаться и вскоре был поглощен землей.
* * *Воскресным утром Тони приехал в Вествуд. Хилари ждала его. Когда он подъезжал к дому, Хилари вышла на порог. На ней были надеты черные джинсы, голубая блузка и яркая спортивная куртка. Сев в машину, Хилари чмокнула Тони в щеку. Он почувствовал приятный аромат лимона.
День начался многообещающе. На ленч они отправились на Голливуд-Хиллз, в японский ресторан «Ямаширо Скайрум». Еда оказалась не очень вкусной, но этот недостаток был с лихвой возмещен приятной беседой и прекрасным видом, открывавшимся из окна. Ресторан стоял на высоком холме, окруженном чудесными японскими садиками, а внизу расстилался на многие мили вокруг Лос-Анджелес. Воздух был необычайно чист: на горизонте блестела гладь океана.
Затем Тони повез ее в Гриффит-парк. Они ходили по зоопарку, кормили медведей, и Тони смешно изображал животных.
Целый час они провели на Мелроз авеню, что между Догени Драйв и бульваром Ла-Сьенега: Тони и Хилари бродили по антикварным магазинам, небрежно разглядывая вещи и ничего не покупая. Чтобы выпить коктейль, они поехали в Малибу. Здесь Тони и Хилари полюбовались на солнце, медленно погружающееся в океан, и отдохнули, слушая монотонный шум волн.
Жизнь Хилари проходила в замкнутом кругу вещей, событий и лиц: работа, дом, сад с розами, работа, киностудия, вновь работа, несколько модных ресторанов, куда приходили дельцы индустрии развлечений обсудить дела. Она никогда не бывала в «Ямаширо Скайрум», зоопарке, антикварных магазинах Молроз. Все было ей внове. Она чувствовала себя туристом в чужой стране, даже заключенным, которого только что выпустили на свободу после долгих лет тюрьмы. Но дело не в том, куда они ездили. Для Хилари важнее всего оказалось не то, что она узнала, а тот, кто помог ей это узнать. Очаровательный Тони был так предупредителен, весел и забавен, что от его оптимизма яркий день стал еще ярче.
Им захотелось есть, и они вернулись на Сепульведу, оттуда повернули на север, в Сан-Фернандо Вэлли. Они выбрали ресторан «Мелз», где предлагают самые свежие и вкусные блюда из морских даров. Сейчас они ели печеных моллюсков, и Тони что-то интересное рассказывал. За этот день Хилари поняла, что Тони раз в десять занят больше, чем она.
Они съели слишком много моллюсков и малайских креветок. Они выпили слишком много белого вина. Сколько они поглотили еды в этот вечер — трудно представить. И при этом они говорили не переставая. Хилари обычно уже при втором свидании мужчина надоедал, но с Тони невозможно было скучать. Ей хотелось знать его мнение обо всем: от последней книги до драм Шекспира, о политике и искусстве. Люди, собаки, религия, архитектура, спорт, Бах, мода, еда, эмансипация — все это было интересно им обоим, и Хилари хотела услышать его мысли по каждому из этих предметов. Ей не терпелось сказать Тони, что она думает по этому поводу, и узнать его мнение. Через минуту они болтали и не могли наболтаться, точно спешили, потому что на заре все вдруг станут глухонемыми. Хилари была пьяна, но не от вина, а от дурманящей бесконечности их беседы. Она чувствовала возбуждение после долгого разговора с Тони — это длительное затворничество приготовило колдовской напиток волшебной встречи.
Когда Тони привез ее домой и зашел на чашку кофе, Хилари была уверена, что в эту ночь он не уйдет. Она хотела Тони. При мысли об этом становилось тепло и покалывало под кожей. Хилари чувствовала, что Тони хочет ее. Она видела желание в его глазах. Следовало отдохнуть после плотного обеда, и Хилари приготовила кофе. Едва они сели в кресла, как зазвонил телефон.
— О, нет! — воскликнула Хилари.
— Он беспокоил тебя вчера, после моего ухода?
— Нет.
— А сегодня утром?
— Нет.
— Может быть, это не он?
Вдвоем они подошли к телефону. Хилари, помедлив, сняла трубку.
— Алло!
Молчание.
— Черт тебя побери! — вскричала Хилари и с такой силой швырнула трубку на рычаг, что удивительно, как она не разбилась.
— Не горячись.
— Я не могу уже сдерживать себя.
— Это просто гнусный подонок, который не знает, как подобраться к женщине. Я знал таких. Если ему выпадет случай остаться наедине с женщиной или сама женщина предложит себя ему, он в страхе убежит от нее.
— Он продолжает запугивать меня.
— Он не опасен. Сядь в кресло. Успокойся. Постарайся забыть.
Тони и Хилари опустились в кресла и взяли недопитый кофе. Минуты две они молчали. Наконец, Хилари тихо сказала:
— Черт!
— Завтра тебе сменят номер телефона. Он больше не сможет беспокоить тебя.
— Он испортил сегодняшний вечер. Мне так было хорошо.
— А мне и сейчас хорошо.
— Я думала о большем... чем простое сидение перед камином.
Тони удивленно посмотрел на нее.
— Правда?
— А ты разве нет?
Лицо Тони просияло: улыбались не только губы, но и глаза Тони. «Ни у кого нет такой привлекательной улыбки», — подумала Хилари.
— Должен признаться, что мечтал попробовать не только кофе.
— К черту телефон.
Тони поцеловал ее. Она приоткрыла рот, и на короткий сладостный миг их языки сомкнулись. Тони отстранился и любовно посмотрел на Хилари, потом нежно коснулся ладонью ее щеки.
— Но если зазвонит телефон?
— Нет.
Он поцеловал ее в глаза, потом в губы, положил руку на грудь. Покрыв поцелуями лицо, Тони нежно провел рукой по щеке и начал расстегивать кофточку.
Хилари коснулась его бедра и ощутила дрожь упругого тела. Такой стройный сильный мужчина. Ее рука скользнула на пах, и Хилари почувствовала твердый горячий член. Она представила, как Тони войдет в нее и будет жарко двигаться, и вздрогнула в предвкушении этого.
Тони почувствовал ее возбуждение, расстегнул пуговицу и кончиками пальцев провел между смуглых чашей ее груди. Пальцы оставили холодный след на теплой коже, она чувствовала его и когда Тони убрал руку.
Вдруг зазвонил телефон.
— Не обращай внимание, — шепнул Тони.
Хилари послушно обняла его и увлекла за собой на кушетку. Она целовала Тони, прижималась к нему все сильнее и сильнее.
Телефон не умолкал.
— Черт!
Они сели. Звонки, звонки, звонки. Хилари поднялась.
— Нет, — сказал Тони. — Дай-ка я попробую сам.
Он встал с тахты и подошел к столу. Тони снял трубку и замер, ничего не говоря. По выражению его лица было ясно, что и на другом конце молчат. Тони хотел перемолчать его.
Прошла минута. Две. Битва нервов между двумя взрослыми людьми странным образом напоминала детскую игру «слепой ковбой», хоть ничего детского здесь не было. Страшно. Руки Хилари покрылись пупырышками.
Три минуты. Они показались часом. Наконец Тони повесил трубку.
— Он повесил первый.
— Ничего не сказал?
— Ни слова. Но мне удалось его перемолчать. Он надеялся запугать тебя, но ты спокойно отнеслась к его угрозам. Сначала он, возможно, подумал, что ты собираешься с мыслями и сейчас что-то скажешь, но потом, когда прошла минута, потом вторая, он сам заподозрил неладное. Не тянешь ли ты время, чтобы полиция могла установить номер, откуда звонят. Не выдержал, испугался и бросил трубку.
— Испугался? Хорошая мысль, — сказала Хилари.
— Сомневаюсь, чтобы он собрался с духом и еще когда-нибудь позвонил. Во всяком случае, до завтра, пока тебе не изменят номер, он не объявится. А потом будет поздно.
— Все-таки я не успокоюсь до тех пор, пока человек из телефонной компании не сделает работу.
Тони обнял Хилари. Они поцеловались. Поцелуи были сладки, но накопившаяся страсть, не найдя выхода, утихла.
Они вернулись к тахте, но только чтобы допить кофе и поговорить. В половину первого, когда Тони должен был уходить, они договорились о том, как проведут следующий уик-энд. Было решено, что в субботу они посетят музей Нортон Симон, что в Пасадене, и посмотрят картины немецких экспрессионистов и гобелены эпохи Ренессанса, а в воскресенье проведут полдня в музее Дж. Поля Гетти, славящемся одной из самых крупных коллекций произведений искусства в мире. Конечно, в промежутках между посещениями музеев они побывают в ресторанах и вдоволь наговорятся и (этого им больше всего хотелось) продолжат то, что им не удалось в этот вечер. Уже в двери Хилари, подумав, что не выдержит пятидневной разлуки, вдруг спросила:
— Как насчет среды?
— Что именно?
— Где будешь обедать?
— О, я, наверное, просто поджарю несколько яиц, а то они залежались в холодильнике.
— Холестерин вреден для тебя.
— Счищу плесень с булки и сделаю гренки. И допью фруктовый сок, который купил две недели назад.
— Бедняжка.
— Холостяцкая жизнь.
— Я не могу тебе позволить питаться старыми яйцами и покрытыми плесенью гренками. Особенно если я приготовлю жуткий салат и жаркое из подошвы.
— Чудесный легкий ужин?
— Да, нам нельзя переедать.
Она засмеялась.
— Конечно.
— Увидимся в среду.
— В семь?
— Ровно в семь.
Они поцеловались, и Тони ушел в темноту. Налетел холодный ночной ветер, Хилари поежилась и захлопнула дверь.
Через полчаса Хилари лежала в постели, тело ломило от неудовлетворенного желания. Груди налились упругостью, они ждали ласковых прикосновений пальцев Тони. Хилари закрывала глаза и чувствовала, как губы Тони прижимаются к тугим соскам. Живот подрагивал, когда она представляла себя в объятиях Тони. Хилари промучилась, ворочаясь, с час, потом встала и приняла снотворное. Уже засыпая, Хилари подумала: «Неужели это любовь? Нет, конечно, нет. А может быть, да? Нет. Любовь — это зло». Вспомни родителей, — говорил внутренний голос.
— Тони совсем другой.
Она уснула и видела сны. Одни из них были прекрасны и светлы. Ей снилось, что они с Тони лежат в густой траве, нежной, как пух, на лугу, высоко над землей. Дует теплый ветер, он прозрачнее солнечного света, самый необычный ветер в этом мире.
Ее мучили кошмары. Ей снилось, что она в старой квартире, в своей спальне, стены которой глухо надвигаются на нее. Хилари смотрит наверх и не видит потолка, вместо него — огромные лица родителей. Хилари не выдерживает их злобного взгляда, бросается из комнаты и натыкается на чудовищного паука.
* * *Джошуа Райнхарт, сонно мыча и путаясь в простынях, открыл глаза. Было три часа ночи. Накануне он выпил слишком много вина и объелся, чего с ним почти никогда не случалось. Сейчас он увидел страшный сон о зловещей комнате в похоронном бюро Таннертона: несколько мертвецов — двойники Бруно Фрая — поднялись из гробов и встали со стальных столов. Он бросился прочь — в темноту ночи, ужасные живые мертвецы направились за ним, шаря впотьмах и окликая его по имени.
Джошуа замер в постели, уставясь неподвижным взглядом широко открытых глаз в невидимый потолок. Глубокую тишину ночи нарушало едва слышное мурлыканье электронного цифрового будильника, стоящего на тумбочке.
До смерти жены Джошуа почти никогда не видел снов. Ни одного кошмара за пятьдесят восемь лет. Но когда не стало Коры, все изменилось. Каждую неделю одну-две ночи он не мог спать, постоянно просыпаясь от страшных снов. Часто ему снилось, что он что-то потерял, что, он и сам не знает, за этим следовали отчаянные и безуспешные поиски. Покой Джошуа потерял с Корой. Он никак не мог привыкнуть к жизни без нее. Возможно, никогда не сможет. Иногда ему снились мертвецы, ищущие его, — безжалостные напоминания о смерти, но в эту ночь мертвецы поразительно походили на Фрая.
Джошуа встал, потянулся и зевнул. Потом прошаркал в ванную, не зажигая свет.
Возвращаясь в спальню, он вдруг задержался у окна. Коснулся рамы — холодная. С другой стороны в окно стучался сильный ветер, завывал, точно собачонка, просящаяся в дом. Долина была погружена во мрак, только в некоторых отдаленных домах горел свет.
Вдруг Джошуа заметил тусклое пятно света точно в том месте, где стоял невидимый дом Фрая. Свет в доме Фрая? Там никого не должно быть. Бруно всегда жил один. Джошуа прищурился, но без очков, чем сильнее он напрягал глаза, тем больше расплывалось пятно света. Джошуа не мог понять, горит ли свет в доме или в одной из хозяйственных построек, находящихся поблизости. Через минуту Джошуа уже не знал, точно ли это был свет лампы или только неверное лунное отражение на стекле.
Джошуа подошел к тумбочке и, не зажигая лампы, нащупал в темноте очки, прежде опрокинув пустой стакан.
Когда он вернулся к окну и посмотрел, то загадочного свечения уже не обнаружил. Джошуа простоял несколько минут, вглядываясь в темноту. Он был душеприказчик имения Фрая и нес ответственность за сохранность имущества до окончательного решения о судьбе владения. Свет больше не появлялся в окне.
Наконец, убедившись, что это был обман зрения, он вернулся в спальню и лег в постель.
* * *В понедельник утром Тони и Фрэнк возобновили розыск Бобби Вальдеса. Фрэнк восхищенно рассказывал о Жанет Ямаде. Жанет очаровательна. Жанет умна. Жанет все понимает. Жанет — то, Жанет — се. Тони надоело выслушивать это, но он молчал, давая Фрэнку высказаться. Ему было приятно видеть, что Фрэнк, наконец, оттаял. Перед выездом на линию Тони и Фрэнк поговорили с детективами, Эдди Квеведо и Карлом Хаммерштейном, из отдела борьбы с наркобизнесом. Они предположили, что Бобби, скорее всего, торгует кокаином или ПСП, чтобы заработать и наверстать упущенное из-за тюрьмы. Рынок наркотиков, хотя и запрещенный, но самый доходный в Лос-Анджелесе. Если Бобби занялся этим делом, то его могли взять только «толкачом», продавцом на улице, а это самая низкая и опасная работа. Бобби вышел из тюрьмы без денег, и, чтобы занять на лестнице наркобизнеса ступеньку повыше — стать производителем наркотиков, например, он должен был покрутиться на улицах.
— Поговорите с такими «толкачами», — посоветовал Хаммерштейн. — Я дам вам имена и адреса. Все эти ребята попались в свое время. Конечно, некоторые вновь взялись за старое, так что надавите на них. Кто-нибудь из них наверняка знает Бобби и встречал его на улице. В списке, предложенном Хаммерштейном, было двадцать четыре фамилии.
Троих они застали дома. Еще трое поклялись, что в глаза не видели Бобби Вальдеса, или Жуана Масквези, или как этого типа, что на фото.
Седьмым в списке стояло имя Юджина Такера. Именно он и помог им. Фрэнку даже не пришлось давить на него.
Такер был черен, как ночь. На широком черном лице блестели темно-карие глаза. У него была смолянистая курчавая борода, с редкими колечками седых волос. Эти серебристые волосы да белки глаз — вот и все, что выделялось на черном, как деготь, лице. Такер носил черные брюки и черную рубашку. Он был коренастый, с мощной грудью и крепкими руками и шеей, толстой, как телеграфный столб. Такер снимал дом на Голливуд-Хиллз. В большой комнате стояла тахта, два кресла и кофейный столик. Не было ни дорогой мебели, ни магнитофона, ни телевизора. Но и то, что находилось в комнате, было высокого качества и гармонировало одно с другим. Такер разбирался в китайских вещах. Тахта и кресла палисандрового дерева, ручной работы, недавно обитые зеленым бархатом, насчитывали не менее полутора сот лет. Столик, тоже палисандрового дерева, был инкрустирован слоновой костью.
Тони и Фрэнк сели на тахту, а Юджин Такер опустился на краешек кресла.
Тони провел пальцем по резной ручке и сказал:
— Мистер Такер, это изумительно.
Такер удивленно вскинул бровь.
— Вы знаете, что это?
— Не знаю, к какому времени отнести, но я знаком с китайским искусством и могу точно сказать, что это не подделка с распродажи в Серз.
Такер довольно засмеялся.
— Я представляю, что вы сейчас подумали, — сказал он добродушно. — «Откуда у этого бывшего жулика, выпущенного два года назад из кутузки, такие редкие вещи? Дом за 1200 в месяц. Не продолжает ли он торговать героином или заниматься чем-нибудь в этом роде?»
— На самом деле, — ответил Тони, — меня интересует совсем не это. Я не понимаю, как тебе удалось, черт побери, собрать это. Но точно уверен, что это не от продажи наркотиков.
Такер улыбнулся.