Икона для Бешеного 2
ПРЕДИСЛОВИЕ Уважаемый Читатель!
Если по предыдущим книгам этой серии Вам довелось познакомиться с Савелием Говорковым по прозвищу Бешеный, прошу простить Автора за короткое напоминание об основных событиях одиссеи нашего героя. Делается это для тех, кто впервые встречается в этой, двадцать второй, книге серии с главными персонажами повествования.
Итак, Говорков Савелий Кузьмич родился в шестьдесят пятом году. Около трех лет от роду остался круглым сиротой. Детский дом, рабочее общежитие, армия, спецназ, война в Афганистане, несколько ранений… Был несправедливо осужден. Чтобы доказать свою невиновность, бежал из колонии, встретил свою любовь — удивительную девушку по имени Варвара, был реабилитирован, но во время столкновения с врагами потерял любимую — Варвара погибла…
В отчаянии он снова отправился в афганское пекло, чтобы найти там смерть. Получил еще одно тяжелое ранение, был спасен тибетскими монахами и в горах Тибета обрел своего Учителя, прошел обряд Посвящения…
Обстоятельства сложились так, что Савелию Говоркову пришлось сделать пластическую операцию, сменить имя и фамилию. Он стал Сергеем Мануйловым: невысоким, плотного телосложения блондином с тонкими чертами лица и пронзительно–голубыми глазами.
В предыдущей книге «Икона для Бешеного» рассказывалось о том, как накануне выборов Президента России внутренняя оппозиция, которой руководят объединенные силы «мирового закулисья», решает прийти к власти с помощью национальной святыни — чудотворной иконы Софийской Божией Матери, хранящейся в Ватикане. Известный российский антиквар собирается сделать сенсационное заявление по этому поводу — и его находят мертвым в собственном доме.
Икона из Ватикана оказывается фальшивкой. Константин Рокотов и его друг и наставник Бешеный должны найти подлинную историческую реликвию любой ценой…
Книга заканчивается так:
«…Савелий пристально смотрел на лед, который крошился под его взглядом.
Тяжелая амуниция и оружие тянули бойцов на дно. В том месте озеро было глубоким. В какой‑то момент, когда оба погрузились под воду, края полыньи сошлись, и поверхность озера вновь оказалась скованной льдом, как и прежде.
Савелий стоял на берегу и наблюдал за искаженными лицами парней, бледными пятнами мелькавшими подо льдом. Парни молотили изнутри кулаками, пытаясь пробиться сквозь ледяную броню, разевали рты в немом крике, захлебывались. Савелий не захотел наблюдать агонию да конца, вздохнул и медленно побрел по берегу, удаляясь в сторону дорожки, ведущей в поле.
Прошло несколько минут, и снег вновь покрыл лед, спрятав под ним два прилипших снизу человеческих лица…
Константин пришел в себя и увидел, что находится в доме. Жарко полыхал огонь в камине.
Людмила сидела рядом с широкой деревянной кроватью, на которой раскинулся Константин, и растирала его полуобмороженные ноги дорогим французским коньяком.
По дому носился Серафим, который покинул подвал и теперь хлопотал, собирая на стол немудреную еду: копченую рыбу, соленья, ржаной хлеб.
В домике царил полный порядок. Разбитое окно плотно заколочено досками.
Что случилось? — разлепив губы, прошептал Константин.
Успокойся, милый, — склонилась над ним Людмила, — все позади…
Я уже на том свете? — Константин еще пытался шутить,
Был бы на том, если бы не хозяйка! — вмешался Серафим, стирая рукавом пыль с бутылки брусничной настойки. — Когда тебя пытались на нож поднять, она этому гаду пулю всадила прям в переносицу! Как кабана положила… Он на тебя свалился, едва на дно не увлек.
Так вот в чем дело! — Константин устало откинулся на подушки. — А я‑то думал…
Незачем тебе сейчас думать, — ласково приговаривала Людмила, поправляя одеяло. — Отдыхай, приходи в себя.
А где… — Константин вновь встревожено приподнялся. — Где…
Нет его, — коротко ответила Людмила. — Исчез. Пропал, испарился. Я сама видела. Твой друг подошел к краю поля и пошел по нему, пока с глаз не пропал. Странно то, что после него не осталось ни одного следа. Словно он не шел, а летел… Как ангел.
Ангел смерти? Или ангел вечной жизни?
Константин попытался вспомнить последние слова Савелия, но был настолько измотан, что не заметил, как веки потяжелели и он заснул долгим беспокойным сном…»
ПРОЛОГ 1756 г. Середина осени. Подмосковная глухомань.
По грязной проселочной дороге неспешно брели двое. В густом сыром тумане еле различимы были невнятные очертания их фигур.
Кривая и запущенная дорога была вконец разбита колесами недавно прошедшего здесь воинского обоза, тащившегося на войну с пруссаками. Тут и там из тумана выплывали валявшиеся на обочинах сломанные тележные колеса, мокрые черные пятна на траве — следы наспех разведенных для подогрева воды костров. Иногда попадались и криво торчащие из свежих земляных холмиков кресты, сколоченные из обломков оторванного от телег дерева.
— Отмучились, болезные, — крестился тот из двоих, что повыше ростом. — Хоть на своей земле покой обрели, а не в неметчине поганой, прокляни ее Господь и развей по ветру! И то верно, слышь, брат Резаный?
Тот, кого высокий называл Резаным, только устало кивал. Он тащил на спине большой мешок, продев руки в две широкие, как у бурлацкой поволоки, лямки. Видно было, что от усталости у него уже начался доход — он переставал понимать, где находится, куда идет и зачем ему все это.
Оба путника были одеты небогато, даже бедно: ветхие лапти, протертые до дыр штаны домашнего сукна, мундиры неизвестной армии, с которых старательно содраны все отличительные знаки, и даже пуговицы не металлические, гербовые, а простые деревянные кружки с дырками, проткнутыми раскаленным шилом. На головах у путников — вконец отсыревшие шапки, которые они время от времени снимали и вытирали пот со лба во время коротких остановок.
Несмотря на то что путники валились с ног, во всем их обличье чувствовалась целеустремленность, словно что‑то жгло их изнутри и снабжало живительным теплом, придававшим силы. В их глазах блестел огонь, который может быть только у людей, свято верящих в свое дело, и которых не заставит свернуть с пути никакая злая воля.
Резаный остановился так внезапно, что шедший за ним высокий едва не толкнул его в спину. Только он открыл рот, чтобы выругаться, как Резаный поднял руку:
Слышь, брат Жилый, никак человек стонет?
Жилый замер.
Действительно, до его слуха донесся слабый стон, шедший из тумана.
С нами крестная сила, — Жилый перекрестился и сплюнул в колею. — Кикимора болотная, видать, на прогулку вышла.
Не–е, — протянул Резаный, вцепившись в бурлацкие лямки своей тяжелой ноши. — То человеческий голос, чтоб мне больше на икону не креститься.
Они осторожно двинулись на стон, причем Жилый старался держаться за спиной своего более смелого приятеля.
На обочине, в густой мокрой траве лежал грязный ком тряпья, который при ближайшем рассмотрении оказался человеком. Жилый прерывисто и шумно, как конь, вздохнул. Опираясь на дрожащие руки, человек поднял голову. Резаный и Жилый разом вздрогнули, отшатнулись и перекрестились:
Беглый!
В этом не было ни тени сомнения. Вместо ноздрей у человека зияли огромные рваные дыры, один глаз закрыт деревянным клинышком, а на лбу между спутанных серых волос виднелось клеймо государственное.
Человек протянул руку к людям и со стоном упал лицом в траву.
Он пришел в себя лишь через полчаса, когда ощутил тепло, шедшее от костра, умело разведенного Жилым на раскисшей земле. Беглый лежал на мундире Жилого и был прикрыт мундиром Резаного, который в этот момент раскладывал на белой тряпице куски хлеба, огурцы, куски холодной вареной говядины. Не забыл он достать и деревянную коробочку с крупной серой солью. Над костром висел маленький медный чайник, в котором уже закипела вода.
Жадно глотая хлеб и мясо, беглый посматривал по сторонам единственным глазом. Видно было, что он сторожился любого звука. Даже стук упавшей в лесу ветки вызывал дрожь во всем его избитом и покалеченном теле.
С Дону мы, — рассказывал беглый, грея трясущиеся руки кружкой с чаем. — Гуляли по станицам да по шляхам, трясли купчишек тай богатых станичников. Те, перворядку, нас забоялись, да потом собрались гуртом и обложили нас в роще. Тут и началось! Привязали нас к деревьям и стали очередно кожу с моих товарищей снимать, ровно как шкурку с зайцев. Там, в роще, ручеек был, так в нем вместо воды кровь бежала, обезумевшая рыба на берег прыгала.
Резаный и Жилый не преставали креститься от такого жуткого рассказа.
Хорошо, войска подошли и отняли у станичников тех, до кого у тех руки не дошли. Да в государевом приказе не лучше оказалось. Ноздри, глянь, все повыдрали! Что теперь не нюхну — все гниль.
От тепла и от еды к беглому вернулись чувства. Он плакал навзрыд. Его подтащили ближе к огню и плотнее укутали, чтобы согрелся. Сами Резаный и Жилый пристроились у костерка и с трудом заснули, трясясь от озноба…
Вставай, брат Жилый! — Резаный отчаянно тряс приятеля за плечо. — Беглый исчез!
Жилый с трудом разлепил глаза, сел, изумленно таращась на Резаного, словно не узнавал. Когда до него дошел смысл сказанного, резво вскочил на ноги.
Беглый по–своему «отблагодарил» спасителей. Оставил им один из мундиров да мешок, который, правда, изрядно похудел. Жилый сунул руки в мешок и замер. Затем перевел на Резаного безумный взгляд.
Украл, вор поганый! От ляхов спасли нашу любимицу, спасительницу нашу, так свой же и украл!
Не голоси, брат Жилый, чай не баба, а мужик. — Спокойный голос Резаного вернул Жилого на землю. — Прошло, я думаю, не больше трех–четырех часов. Далеко он не ушел, в нем жизнь едва теплится. Вон его следы. Гаси костер, собирай добро — и за мной.
Долго идти не пришлось.
Очевидно, беглый совсем потерял рассудок от еды и тепла, если вышел прямо на стоянку царской стражи, да не простой стражи. Это были сущие звери, охотившиеся за дезертирами, их в народе прозвали штыкарями. Набирали их в основном из рязанцев и ярославцев, знавших толк в охоте на волка, медведя и кабана. Пойманных дезертиров они обожали использовать вместо чучел д ля отработки приемов штыкового боя. Они себе и штыки заказывали особые — зубастые, как пилы. Стражники шли следом за воинскими частями и обозами, зорко следя за тем, чтобы ни один воин не избежал своей участи — погибнуть на чужбине во славу империи и российского оружия.
Братья Резаный и Жилый смотрели на кострища, кости с остатками мяса, тут и там разбросанные сулеи из‑под водки. На глиняных сулеях виден был царский герб. Братья смотрели на все это и тихо шептали про меж себя:
Крупно нам повезло, что нашли беглого. Иначе сами бы напоролись на штыкарей.
Но тут их слух привлек стон. Что‑то в этом стоне было знакомое. Подошли ближе. Так и есть! Беглый был здесь, но теперь он не смог бы никуда сбежать при всем желании. Его жизнь подошла к концу, оставались мгновения, пока она еще теплилась в теле этого бедового человека.
Он был распят на стволе огромного дуба. Из живота торчал обломок широкого зазубренного штыка. Руки и ноги были приколочены к дубу длинными, криво торчащими барочными гвоздями с широкими шляпками.
Глянь, брат Жилый, — тихо произнес Резаный. — Видать, у них штык обломился, так они, злобствуя, гвоздями его пришипили.
Понятное дело, — бормотал Жилый, отчаянно закивав головой, пытаясь таким образом отогнать дрожь и страх. Он наступил на ветку, и раздался громкий треск.
Беглый сумел из последних сил приподнять голову. В его мутном глазу мелькнула было надежда, но, увидев, кого Бог послал ему во спасение, он смирился с неизбежным. Он долго бегал от смерти, но она оказалась проворнее.
Собравшись с последними силами, он кивнул голову куда‑то вправо, в сторону придорожных кустов. Жилый стоял, выпучив глаза, зато Резаный все сразу понял. Он стремительно бросился к кустам, и оттуда донесся его восторженный вопль.
Жилый встрепенулся. Он увидел, как из кустов выходит Резаный, держа в руках нечто, обернутое в мешковину. На ходу Резаный заботливо стряхивал с мешковины разноцветную опавшую листву. До Жилого наконец дошло, что украденное у них беглый успел в последний момент бросить в кусты, прежде чем стражники взяли его в оборот.
Резаный медленно приблизился к беглому. Разбойничек собрался с последними силами и поднял голову. Чего он ожидал? Может быть, надеялся на удар ножом в сердце, что разом прекратит его мучения?
Резаный опустился на колени, Жилый последовал его примеру. Резаный положил перед собой мешковину, аккуратно развернул ее и перед ним оказалась икона, на который изображена была Богоматерь.
Беглый смотрел на икону с каким‑то трепетом, ни на мгновение не отводя глаз.
Резаный встал и приблизился к беглому с иконой в руках. Он поднес икону к устам разбойничка, и тот приложился к ней.
И случилось чудо!
Мрачная придорожная поляна, заполненная сырым и плотным туманом, озарилась божественным светом, излучаемым иконой. Гвозди сами выпали из ран беглого. Сам он медленно сполз на землю. Прямо на глазах братьев Резаного и Жилого раны его затянулись, а на лице бедолаги явилось благостное выражение полного покоя. И отошел он в мир иной прощенным.
Похороним этого страдальца, брат Жилый, и — в дорогу, — обернув икону мешковиной, произнес Резаный. — Путь наш далек и долог. Вперед, на север, к берегам холодного моря, в сокровенный монастырь. Только его высокие стены да молитвы братии нашей сохранят для людей божественный лик, оберегут от напастей нашу чудотворную.
И то… — молвил со вздохом Жилый, и, перекрестившись, они принялись долбить заскорузлую землю…
Глава 1 ТРИ ВЫСТРЕЛА В ОТЕЛЕ «МАССАНДРА»
Первая декада июня две тысячи четвертого года выдалась прохладной и дождливой. Неудивительно, что отдыхающие, да и местные жители, старались максимально использовать нечастые солнечные часы.
Откровенно нежилась в полуденных солнечных лучах и компания, завершавшая обед на террасе кафе «Массандра», основными посетителями которого были проживающие в одноименной гостинице.
За столом сидели пятеро — трое мужчин и две девушки. Двое мужчин и между ними яркая брюнетка сидели спиной к балюстраде, а блондинка со своим спутником — лицом к сотрапезникам и спиной к стене кафе. Сразу бросалось в глаза, что мужчины существенно старше своих спутниц. А при втором взгляде даже не самый внимательный наблюдатель отметил бы невыразительную внешность мужчин и несомненную привлекательность девушек.
Одна — стройная блондинка с по–детски пухлыми губками, другая, словно по нарочитому контрасту — пышная брюнетка с высокой грудью и крутыми бедрами. Но бросавшийся в глаза контраст был случаен: девушки практически не были знакомы.
— Кристина, золотко, — обратился к блондинке сидящий с ней рядом пожилой лысеющий мужчина в очках, — старый склеротик забыл бумажник. Сходи за ним, пожалуйста, — он протянул ей ключ от номера.
Та, кого назвали Кристиной, послушно поднялась:
А где он, Корди?
— В нагрудном кармане пиджака, а пиджак в шкафу, — со смутной улыбкой на губах ответил Координатор.
Рядом с террасой была лестница с каменными ступенями, казалось, вырубленная в целой скале. Лестница вела вверх, ко второму корпусу гостиницы «Массандра» и была вся увита плющем, виноградной лозой и иной зеленью. Поскольку жили они в первом корпусе, Кристина, как и рассчитывал Координатор, по лестнице не пошла, а, обойдя кафе, направилась к главному входу отеля.
Зачем девушку гоняешь? Мы бы заплатили, — осуждающе с легким, но приметным акцентом произнес мужчина по имени Ринат. Он единственный из всей компании был жителем Крыма.
С юности не люблю ходить в должниках, — сухо пояснил Координатор.
Итак, вы сегодня нас покидаете, — обратился к Координатору третий, полноватый с красным лицом. — Хотелось бы поточнее знать нашу дальнейшую судьбу…
Его пышная соседка, как будто ей весь разговор был абсолютно безразличен, лениво потягивала знаменитое массандровское вино.
Не беспокойтесь, дорогой Аристарх, — весомо сказал Координатор, — ваш путь лежит через Турцию. Ринат проследит, чтобы этот небольшой отрезок вы прошли без проблем. В этом деле опыта ему не занимать.
Ринат важно кивнул.
А уж дальше… — хмыкнул Координатор. — Дело техники и денег, которых у вас, как известно, немало. Вы ведь, помнится, планировали обосноваться во Франции.
Или в Монако, — торопливо добавил Аристарх, который так и не мог успокоиться.
Координатор пожал плечами.
Кстати, как можно связаться с вами по поводу возможности вложения моих денег? — спросил Аристарх.
У вас есть, куда записать?
Я запишу прямо на вашей визитке. — Аристарх вытащил визитную карточку и ручку.
Этой не стоит делать, — нахмурился Координатор. — Давай мобильник, я туда вгоню свой номер.
Аристарх положил визитку на стол, вытащил из кармана мобильный телефон, протянул собеседнику, и тот начал манипулировать с ним.
Я, конечно, полностью доверяю Ринату, — продолжил Аристарх, — но пока вы с нами, нельзя ли уточнить, когда именно нам предстоит путешествие на другой берег Черного моря?
Не вижу серьезных причин, препятствующих мне исполнить вашу просьбу, Аристарх, — дружелюбно сказал Координатор, отложил мобильник Аристарха в сторону и незамедлительно вынул из кармана свой мобильный телефон.
Быстро набрав номер, он заговорил по–французски, точно зная, что никто из присутствующих этим языком не владеет. Его сочный баритон заглушил три последовательных негромких хлопка, в результате которых вся троица, сидевшая спиной к лестнице, получила по разрывной пуле в голову.