— Помимо всего прочего, — заявил Ворон, — мне приходится заботиться о своих солдатах, которых ждут дома семьи.
— Но не о будущем межзвездных отношений?
— Не думаю, что эти отношения стоят того, чтобы о них заботиться, если им так легко навредить. Мой приказ остается в силе. Прошу соответственно проинструктировать ваших подчиненных.
И Ворон согнулся в поклоне. Из своего гнездышка у него в рукаве выскользнул Зио, вонзил когти в епанчу и вспрыгнул на плечо хозяину. Тольтека мог поклясться, что кот ухмылялся. Дверь за ними закрылась.
Некоторое время Тольтека не мог сдвинуться с места. Между тем яростное крещендо напомнило ему о том, что он хотел со вкусом понаблюдать за посадкой. Тольтека оглянулся и посмотрел на экран. Благодаря изогнутой траектории корабля в поле зрения камеры попало солнце планеты — Инис. Компенсаторы притушили его ослепительное сияние, и величественная корона переливалась, как перламутр, а щупальца зодиакальных лучей тянулись к звездам. А какие, должно быть, великолепные у этой звезды протуберанцы! — ведь она принадлежит к классу Р и обладает массой почти в два Сола, а мощностью свечения превосходит его почти в четырнадцать раз. Но на расстоянии в 3,7 астрономических единицы был виден только диск фотосферы, занимавший всего лишь десять минут угломера. Короче, самая обыкновенная и ничем не выдающаяся звезда. Тольтека покрутил верньеры и снова отыскал Гвидион.
Планета явно прибавила в размерах, хотя и теперь казалась ему всего лишь выщербленным бирюзовым кружком. Скоро уже можно будет разглядеть полярное сияние и облачные массы. Континентов, как известно, там нет. Еще первая экспедиция сообщила: хотя Гвидион до поражающих воображение деталей походит на Старую Землю, он примерно на десять процентов меньше и плотнее — что вполне понятно — это молодая планета, сформировавшаяся в эпоху, когда во Вселенной было больше тяжелых атомов, а посему площадь ее суши значительно меньше и вся она состоит из множества островов и архипелагов. Благодаря обширным и неглубоким океанам климат на всей планете, от полюса до полюса, мягкий. Наконец из-за края ее диска, как крохотный стремительный светлячок, показалась луна; диаметр — 1600 километров, а радиус орбиты — 96 300 километров.
Тольтека разглядывал фон, на котором это происходило, с боязливым чувством. На таком близком расстоянии даже Млечный Путь, это громадное облако пыли и газа, выглядел всего лишь областью, где звезд было меньше, чем кругом, и они светили бледнее. Даже ближайшая звезда — ро Змееносца — казалась какой-то смазанной. Что касается Сола, то плотная, непроницаемая для его лучей завеса скрывала этот малозначительный желтый карлик, до которого было двести парсеков, и от глаз, и от телескопов. «Интересно, что там происходит? — подумал Тольтека. — Давненько мы ничего не слышали со Старой Земли».
Он вспомнил приказ Ворона и выругался.
2Пастбище, на которое «Кетцалю» было предложено опустить свое гигантское цилиндрическое тело, находилось примерно в пяти километрах от города Звездара.
Подойдя к трапу, Тольтека остановился и окинул сверху взглядом расстилавшуюся вокруг на многие мили холмистую долину. Живые изгороди очерчивали луга, где среди сочной травы пестрели яркие цветы, бурые поля, на которых еще только пробивались первые нежные ростки злаков, фруктовые сады, перелески и разбросанные там и сям хозяйственные постройки, казавшиеся на таком расстоянии просто игрушечными. За деревьями, очень похожими на тополя, искрилась на солнце гладь реки Камлот. На обоих ее берегах раскинулся Звездар; красные черепичные крыши поднимались над внутренними двориками, сплошь засаженными цветами.
Большинство здешних дорог были мощеными, но узкими и извилистыми. Тольтека был уверен: порой дорога делала крюк лишь для того, чтобы обогнуть вековое дерево или сохранить в первозданном виде живописный склон холма. К востоку неровности рельефа исчезали, и ровный пологий склон спускался к дамбе, которая загораживала вид на море. К западу лесистые холмы становились выше и круче и закрывали горизонт. За ними высились горные пики, некоторые, судя по виду, вулканического происхождения. Над снежными шапками висело солнце. Его непривычно маленький размер скрадывался тем, что на него было невозможно смотреть — так ослепительно оно светило, суммарная освещенность достигала величины, почти равной одному стандартному Солу. На юго-западе клубились кучевые облака, и прохладный ветерок гнал рябь по лужам, оставшимся, видимо, после недавнего ливня.
Тольтека откинулся на сиденье открытого автомобиля.
— У вас красивее, чем в самых живописных уголках моей планеты, — сказал он Дауиду, — и все же Нуэвамерику считают очень похожей на Землю.
— Спасибо за похвалу, — ответил гвидионец. — Хотя это и не наша заслуга, просто природные условия этой планеты, ее биохимические свойства и экология как нельзя лучше подходят для проживания здесь человека. Насколько я понимаю, в большей части изученной вселенной Бог обращен к нам другим ликом.
— Хм…
Тольтека заколебался. Местный язык в том виде, в каком его записала первая экспедиция, заученный членами второй перед вылетом, давался ему нелегко. Подобно лохланскому, он происходил от англика, между тем как нуэвамериканцы всегда говорили по-эспаньольски. Правильно ли он понял всю эту тираду о Божьем лике? Почему-то ему показалось, что это нечто большее, нежели просто религиозное выражение. Впрочем, поскольку его культура носит сугубо светский характер, ему не трудно ошибиться в трактовке богословских терминов.
— Да, — сказал он наконец, — с точки зрения статистики различия так называемых террестроидных планет между собой не так уж велики, но для рядового человека эта разница порой огромна. К примеру, мы не могли заселить один из континентов нашей планеты, пока не истребили один из видов распространенных там растений. Большую часть года эти растения были безвредны, но весной они выделяли пыльцу, содержащую вещество, которое вызывает у людей отравление, похожее на ботулизм.
Дауид бросил на него удивленный взгляд. Он был явно обеспокоен, и Тольтека стал лихорадочно припоминать, где он оговорился. Возможно, он неправильно употребил какое-нибудь здешнее слово? Болезнь все-таки следовало бы назвать по-эспаньольски.
— Истребили? — пробормотал между тем Дауид. — Вы хотите сказать — уничтожили? Полностью? — Взяв себя в руки, он снова принял невозмутимый вид с легкостью, свидетельствовавшей о долгой тренировке, и сказал: — Ладно, не будем начинать с дискуссии о терминологических тонкостях. Это, несомненно, был один из Ночных Ликов. — Он снял руку с рулевой рукоятки и начертал в воздухе какой-то знак.
Тольтеку это слегка озадачило. Первая экспедиция в своих отчетах особо отмечала, что, хотя у гвидионцев существует множество символических церемоний и обрядов, они не суеверны. Правда, первая экспедиция высадилась на другом острове, но повсюду, где им удалось побывать, культура оказывалась неизменно идентичной.
(И им так и не удалось выяснить, почему заселен только район между 25-м и 70-м градусами северной широты, хотя многие другие места казались не менее благоприятными для проживания. Не выяснили они и многое другое.) Когда разведывательный бот возвратился, командиры «Кетцаля» посоветовались и решили, что Звездар будет наилучшим местом для посадки просто потому, что это один из крупнейших городов планеты и в его колледже имеется прекрасная библиотека справочной литературы.
Приветственная церемония также не представляла собой ничего сверхъестественного. Встречать гостей, правда, вышло все население Звездара: мужчины, женщины и дети с гирляндами, лирами и свирелями. Было немало приезжих из других мест; однако толпа оказалась не такой многочисленной, как это бывало в подобных ситуациях на других планетах. После официальных речей в честь новоприбывших была поставлена музыкальная пантомима. Все ее участники были в масках и прозрачных костюмах, но смысл представления так и остался для Тольтеки непонятным, хотя оно и произвело на него сильное впечатление. На этом официальная церемония закончилась, и люди с «Кетцаля» смешались с местными жителями. Пришельцам был оказан сердечный прием — правда, никто никого не обнимал, не хлопал по спине, не тряс рук, как это делают в подобных случаях нуэвамериканцы; не было здесь и сдержанного, но продуманного до мельчайших подробностей этикета Лохланна. Просто местные жители смешались с астронавтами, завязывался дружеский разговор, гвидионцы приглашали пожить в своих домах и жадно расспрашивали о том, что творится во Вселенной. Наконец большинство местных жителей вернулись в город пешком, но всех пришельцев повезли туда в маленьких изящных электромобилях.
У корабля осталась только символическая охрана — несколько пилотов и более многочисленный отряд лохланцев. Осторожность Ворона никого не обидела, хотя Тольтека все еще не мог прийти в себя.
— Не желаете ли вы найти приют в моем жилище? — спросил Дауид.
Тольтека наклонил голову:
— Почту за честь, сэр… — Он замолк. — Прошу прощения, я не знаю вашего титула.
— Я принадлежу к роду Симнона.
— Нет, это я знаю. Я имею в виду ваше… не вашу фамилию, а род занятий.
— Я врач и принадлежу к тому направлению, которое лечит не только лекарствами, но и песнями. (Тольтека спросил себя, насколько правильно он понял собеседника.) Кроме того, на мне лежит руководство обходчиками дамб, а еще я наставляю молодежь в колледже.
— Да-а? — разочарованно протянул Тольтека. — А я думал… значит, вы не состоите в правительстве?
— Ну почему же? Я же сказал, что надзираю за дамбами. Что еще вы имеете в виду? В Звездаре нет ежегодного короля или… нет, не может быть, чтобы вы имели в виду подобное. Очевидно, в нашем языке значение слова «правительство» разошлось с вашим. Будьте любезны, позвольте мне поразмыслить, — Дауид нахмурился.
Тольтека следил за ним, пытаясь прочесть по выражению лица то, что не удалось объяснить словами. Одной из главных особенностей гвидионцев было их поразительное сходство между собой — так бывает всегда, если колония ведет начало от очень немногочисленной группы людей и впоследствии не знает иммиграции извне. В отчетах первой экспедиции упоминалось о легенде, согласно которой родоначальниками всех гвидионцев были один мужчина и две женщины, одна светловолосая, а другая темноволосая — все, кто остался в живых после того, как первых колонистов уничтожил атомной атакой один из космических флотов, которые во время Смуты занимались межпланетным разбоем. Однако следует признать, что письменных свидетельств о столь отдаленных временах не сохранилось, и ничто не могло ни подтвердить, ни опровергнуть этот миф.
Как бы то ни было, генофонд местного населения, безусловно, ограничен. И все же это, вопреки общеизвестной закономерности, привело не к вырождению, а к процветанию. Первоначально гвидионцы при вступлении в брак следовали тщательно разработанной программе, чтобы избежать родственных скрещиваний. В настоящее время брак стал добровольным, однако люди с явными наследственными дефектами — в том числе со сниженным интеллектом и эмоциональной неустойчивостью — подвергаются стерилизации. Если верить первой экспедиции, они идут на эту процедуру с радостью, так как окружающие впоследствии чтут их как героев.
Дауид принадлежал к чистокровной европеоидной расе, что само по себе доказывало древность его происхождения. Он был высок ростом и, хотя уже не молод, все еще строен и гибок. Его светлые волосы, отпущенные до плеч, были тронуты сединой, однако серые глаза не нуждались в контактных линзах, а загорелая кожа сохранила упругость. Лицо у него было чисто выбритое, с высоким лбом и сильным подбородком, нос — прямой, чувственный рот. Одежда гвидионца состояла из зеленой туники до колен, белого плаща и кожаных сандалий. Голову его украшала золототканая повязка, на груди висел медальон, с одной стороны золотой, с другой — черный. Хотя на лбу у Дауида была татуировка в виде трилистника, он от этого все же не казался дикарем.
Его язык ненамного отличался от англика; лохланцы в свое время овладели им без труда. Несомненно, здесь, как и в других местах, печатные книги и звукозаписи не дали языку сильно измениться. Однако, если в устах гвидионцев он походил на ворчанье, лай и даже хрюканье, подумал Тольтека, гвидионцы произносят его звуки мелодично, так что они кажутся похожими на соловьиную трель. Никогда в жизни ему не приходилось слышать такую певучую речь.
— Да, понимаю, — сказал между тем Дауид. — Кажется, я уловил вашу мысль. Да, ко мне часто обращаются за советом, даже при решении вопросов всемирного значения. Это предмет моей гордости и одновременно смирения.
— Отлично. Что ж, господин советник, я…
— Но советник — это не… род занятий. Как я уже говорил, по роду занятий я врач.
— Минуточку, пожалуйста. Значит, вас формально никто не назначал и не избирал в руководители, советники, надзиратели?
— Нет. Да и к чему это? Репутация любого человека, будь она хорошая или дурная, постепенно становится известной повсюду. В конце концов доходит до того, что за его советом и мнением приезжают с другого конца света. Не забывайте, друг издалека, — тонко добавил Дауид, — население нашей планеты насчитывает каких-нибудь десять миллионов, мы располагаем как радио, так и самолетами и много путешествуем, посещая различные острова планеты.
— Но кто же управляет общественными делами?
— Ах вот вы о чем! Некоторые общины назначают ежегодного короля, или выбирают президентов, которые ведут их собрания, или для оперативного управления назначают инженера. Все зависит от местных традиций. Здесь, в Звездаре у нас нет таких обычаев. Разве что каждое зимнее солнцестояние мы коронуем Танцора, чтобы он благословил наступивший год.
— Я не это имею в виду, господин врач. Предположим… ну, к примеру, какой-то проект, например строительство новой дороги, или политическое решение — скажем, налаживать ли регулярные отношения с другими планетами… предположим, эта неопределенная группа мудрецов, о которых вы говорите, группа, объединенная лишь тем, что у всех ее членов хорошая репутация — предположим, они так или иначе решат подобный вопрос. А что будет дальше?
— Дальше их решение обычно воплощается в жизнь. Само собой разумеется, всех людей до единого ставят в известность о принятом решении заблаговременно. Если вопрос, который решается, важен, то он длительное время обсуждается в обществе. Но естественно, люди придают больше веса мнению тех, кто известен своей мудростью, нежели словам тех, кто глуп или невежествен.
— И все соглашаются с принятым решением?
— А почему бы и нет? Вопрос уже разобран по косточкам, и наиболее логичное решение найдено. Да, разумеется, всех убедить или удовлетворить невозможно никогда. Однако, поскольку они люди, то есть разумные существа, и находятся в явном меньшинстве, они подчиняются воле большинства.
— А как… э-э… финансируются подобные мероприятия?
— Это зависит от конкретного случая. Проект сугубо местного значения — например, постройка новой дороги — осуществляется непосредственно силами самой общины, и при этом каждую ночь устраиваются пиршества и увеселения. Для более крупных и специализированных проектов могут потребоваться деньги, сбор которых осуществляется в соответствии с местными обычаями. Например, мы, звездарцы, пускаем Танцора по улицам с мешком, и каждый жертвует ему столько, сколько считает разумным.
Тольтека решил на время прекратить расспросы: он и так продвинулся дальше, чем антропологи первой экспедиции. Впрочем, возможно, он был внутренне готов услышать подобные ответы и сразу же принять их на веру, вместо того чтобы неделями докапываться до тайны, которой на самом деле не существует. Если экономическая структура общества проста (а автоматизация производства упрощает ее до предела, при том, разумеется, условии, что материальные потребности людей остаются скромными), а само общество однородно, его члены в своей массе обладают интеллектом выше среднего и агрессивностью ниже среднего уровня, то почему бы и не возникнуть идеальному анархическому государству?
Кроме того, нужно помнить, что в данном случае анархия не означает аморфности. В целом гвидионская культура являлась одной из наиболее сложных и запутанных, из всех, которые когда-либо создавало человечество в процессе своей эволюции. А это, в свою очередь, тоже странно, поскольку в ходе научно-технического прогресса традиции обычно отмирают, отношения между людьми упрощаются. И все же…
— Какое, по вашему мнению, воздействие окажут контакты с другими планетами на ваш народ? — осторожно спросил Тольтека. — С такими планетами, где многое происходит совершенно по-другому, чем у вас?.
— Не знаю, — задумчиво ответил Дауид. — Для решения этого вопроса нам требуется больше исходных данных и время для их всестороннего обсуждения, а без этого предугадать возможные последствия не стоит и пытаться. Но я тоже иногда задумываюсь, не будет ли для вас более целесообразным постепенное внедрение в новую культуру, а не резкий переход к совершенно иному образу жизни.
— Для нас?!
— Не забывайте, мы прожили здесь долгое время. Мы лучше вас знаем ипостаси гвидионского Бога. Если бы мы, скажем, отважились посетить вашу родину, мы бы вели себя крайне осмотрительно; поэтому я со своей стороны советую вам приобщаться к нашему миру со всей возможной осторожностью.