— Какой? — прозвучал еле слышный шепот.
— Рустам. Эпсилон Эридана-2.
— Новая планета? — Ян вскинул голову. — Но…
— Если самые недовольные конституционалисты покинут Землю добровольно, подготовив себе компетентную замену, камень с нашей шеи упадет. Со временем мы, возможно, вернемся к школьным проблемам и порадуем ваших оставшихся дома друзей, не чувствуя себя при этом побежденными. Но даже если и нет, вам-то что? Вы от нас уже избавитесь — а мы избавимся от самых упрямых элементов оппозиции. Успешное же основание колонии увенчает лаврами Совет и одновременно послужит допингом для космических экспедиций, поэтому колонии будет гарантирована наша помощь и благословение. Что касается издержек, то твои друзья владеют ценным имуществом, которое с собой не возьмешь: пускай продадут его и финансируют проект.
Истории такие примеры известны. Массачусетс, Мэриленд, Пенсильвания были поддержаны правительствами, враждебно настроенными к идеям первопоселенцев и жаждущими избавиться от идеалистов. Почему бы нам не повторить спектакль?
— Но двадцать световых лет, — прошептал Ян. — И навсегда покинуть Землю…
— Вам придется многим пожертвовать, — согласился Советник. — Зато вы избежите риска быть раздавленными силой или задушенными с помощью моих злокозненных планов. — Он пожал плечами. — Конечно, если уютный морской домик с лучистым отоплением для тебя важнее философии, тогда оставайся, о чем речь!
Ян дернул головой, словно его опять ударили.
— Мне надо подумать, — сказал он.
— Посоветуйся с Вулфом, — предложил Свобода. — Он в курсе. Он сам подал мне эту идею.
— Что? — глаза Бернис округлились в неподдельном изумлении.
— Я говорил тебе, что Вулф не борец, — засмеялся Свобода. — Очевидно, он обсуждал перспективы свержения правительства и даже провел какую-то подготовку. Но, как мне кажется, он не думает о восстании всерьез. Это была просто вывеска для поддержания боевого духа маловеров. А основные усилия он направил на то, чтобы заключить с нами выгодную сделку… и заставить правительство послать вас на Рустам.
Он взял верную ноту, заметил Советник. Зная, что за кулисами стоит наставник Вулф, Ян не будет так бояться подвоха.
— Мне нужно поговорить с ним. — Мальчик встал, охваченный внезапной дрожью. — Поговорить со всеми. Нам надо подумать… Прощайте.
Он повернулся и, как слепой, побрел к двери.
— Прощай, сынок, — сказал Свобода.
Вряд ли Ян его услышал. Дверь закрылась.
Свобода долго сидел не шевелясь. Сигарета догорела до фильтра и обожгла ему пальцы. Выругавшись, он бросил ее в мусорник и с трудом встал. Покалеченная нога опять разболелась.
Иеясу скользнул вокруг стола. Свобода оперся на мощную, словно ствол, руку и доковылял до прозрачной стены, ловя глазами далекие отблески открытого океана.
— Ваш сын вернется, да? — спросил наконец Иеясу.
— Не думаю, — ответил Свобода.
— Вы хотите они летят на планету?
— Да. И они полетят. Я недаром столько лет работал, всю эту механику наизусть знаю.
Солнце было бледным, но свет его слепил глаза, так что Советнику пришлось протереть их кулаком. Отчетливо, но каким-то срывающимся голосом он проговорил:
— Старый Инки был в своем роде мужик образованный. Он любил утверждать, что главная аксиома человеческой геометрии звучит так: «Прямая линия не есть кратчайшее расстояние между двумя точками». Да и нет их, прямых линий, на свете. Похоже, он был прав.
— Это был ваш план, сэр? — В голосе Иеясу звучало скорее сочувствие, чем любопытство.
— Мой план… Да, верно. Книги Анкера и мой собственный здравый смысл убедили меня, что в обозримом будущем Земле надеяться не на что. Быть может, через тысячу лет упадка разразится окончательный кризис и на развалинах нашего мира родится нечто новое, но моему сыну это мало чем поможет. Я хотел отправить его отсюда, пока не поздно, на другую планету, где можно начать все с нуля. Но один он не мог улететь, нужно было основать колонию. А колонисты должны быть здоровыми, независимыми, способными людьми и, главное, добровольцами; другим там не выжить. Я рассчитывал на то, что пригодная для жизни планета будет найдена, но вряд ли стоило надеяться, что она окажется очень уж гостеприимной. И потом — как заставить этих людей улететь? Цивилизация еще не прогнила настолько, чтобы они не могли устроить себе вполне сносную жизнь здесь, дома, если дать им хотя бы полшанса.
Следовательно, нужно было создать такое препятствие на Земле, которое невозможно преодолеть одним лишь умом и усердием. Но что за препятствие? Неразрешимыми, как правило, бывают противоречия между разными типами культур. Когда сталкиваются аксиомы, логика бессильна. Поэтому я основал внутри Федерации общество, соперничающее с ней. Это было нетрудно. Здесь, в Северной Америке, умирающая культура только что сделала попытку возродиться через восстание — и потерпела крах. Но она еще не умерла. Ей только нужно было обрести новое дыхание и цели.
Я взял за основу философию Анкера. Нанял Лэрда — непревзойденного актера, человека с умом, но без совести. Обошелся он мне недешево, зато я мог на него положиться, ибо ясно дал ему понять, что его ждет в противном случае. Когда он сделал свое дело, я отпустил его на отдых — новое лицо, новое имя и щедрая пенсия. Он спился и умер четыре года назад. Но вопрос о том, что я причастен к его смерти, остался открытым. Первый чувствительный удар, за которым должны были последовать другие.
Свобода вспомнил о мальчике, в ярости покинувшем дом навсегда. И вздохнул. Никто не в состоянии предусмотреть всех деталей. По крайней мере внуки Бернис вырастут свободными людьми, если, конечно, Рустам их не сожрет.
— В конце концов я своими маневрами загнал конституционалистов в такой угол, что их хитроумный Вулф вынужден был своими маневрами выманить у меня согласие помочь им эмигрировать. Думаю, подъем мы одолели. Теперь мы с тобой можем сесть в сторонке и наблюдать за тем, как вагон катится под горку. А под горкой его ожидают звезды.
— Мы поедем на юг, — смущенно предложил Иеясу. — Вы можете видеть его новое солнце.
— Думаю, я умру раньше, чем он туда доберется, — сказал Свобода. Он задумчиво покусал губу, потом выпрямился и похромал от окна. — Ладно. Давай-ка навестим кое-кого из моих друзей-Советников и испортим ему настроение.
ГОРЯЩИЙ МОСТ
Глава 1
Послание было подобно электронному крику в ночи — самый мощный, узконаправленный и точный коротковолновый радиолуч, какой только позволяла создать математика и техника. И все же этот луч мог долгие годы блуждать по космосу в надежде случайно наткнуться на цель. Когда расстояния измеряются световыми неделями, малейшая неточность разрастается в чудовищную ошибку.
Но на сей раз случай оказался счастливым. Как только флагманский корабль сбросил ускорение, офицер-радист Анастас Мардикян врубил свои локаторы — огромные, окружавшие «Рейнджер», как паутина неосторожную муху, — и настроил их на широкий диапазон. Радиолуч попался в сети. Призрачно-рассеянный, с удвоенной допплеровским эффектом длиной волны, заглушенный космическими шумами, он, даже пройдя через сложную систему фильтров и усилителей, остался не вполне разборчивым.
Но этого было достаточно.
Мардикян ворвался в рулевую рубку. Радист был молод, и месяцы, проведенные в полете, еще не притупили в нем восторга от первого в жизни космического путешествия.
— Сэр! — крикнул он. — Сообщение!.. Я только что прослушал запись… Передача с Земли!
Командующий флотилией Джошуа Коффин вздрогнул. Это движение в невесомости подбросило его с палубы вверх. Притормозив натренированной рукой, он завис на месте и рявкнул:
— Если вы до сих пор не удосужились выучить устав, надеюсь, недели гауптвахты вам для этого хватит!
— Я… Но, сэр…
Радист попятился. Его униформа радужными бликами отразилась на металлических и пластиковых поверхностях. Коффин единственный из всех офицеров флотилии носил черный мундир, давно забытый сотрудниками космической службы.
— Но, сэр, — повторил Мардикян. — Весточка с Земли!
— Только дежурный офицер имеет право входить в рулевую рубку без разрешения, — напомнил ему Коффин. — Если у вас что-то срочное, существует переговорное устройство.
— Я думал… — выдохнул Мардикян. Помолчал немного и изобразил вариацию стойки «смирно» в свободном падении. Глаза его пылали гневом. — Виноват, сэр.
Коффин повисел еще, не двигаясь, глядя на темнокожего юношу в ослепительно ярком одеянии. Расслабься, сказал он сам себе. Времена изменились. Он вовсе не худший из них, из нынешних — беспечных, суеверных, болтающих между собой на незнакомых мне языках. Благодари Господа, что вообще удалось набрать рекрутов, и уповай, чтобы на твой век их еще достало.
Дежурный офицер Холлмайер — высокий, белобрысый — был уроженцем Ланкашира, но наблюдал за капитаном и радистом раскосыми азиатскими глазами. Все трое молчали, слышно было только тяжелое дыхание Мардикяна. А в носовом иллюминаторе теснились в кучу звезды, сгущая вечную ночь вокруг.
— Ладно уж, — вздохнул Коффин. — На сей раз прощаю.
В конце концов, подумал он, сообщение с Земли и правда событие. Радиолуч в принципе способен преодолеть расстояние от Солнца до альфы Центавра, но для этого нужна специальная аппаратура. А засечь горсточку кораблей, летящих с полусветовой скоростью, да еще засечь так точно, чтобы сравнительно слабый приемник Мардикяна смог поймать радиолуч… Да, у парнишки были уважительные причины для радости.
— Что передают? — спросил Коффин.
Он ожидал, что послание окажется обычной пробой, посланной для того, чтобы инженеры, отделенные от них расстоянием длиною в жизнь, могли узнать по возвращении флотилии, был зарегистрирован сигнал или нет. Если к тому времени на Земле еще останутся инженеры. И вдруг Мардикян выпалил:
— Старый Свобода умер! Новый Советник по психологии, Томас… Томсон… тут запись невнятная… Во всяком случае он сочувствует конституционалистам. Он аннулировал декрет об образовании… Обещал с большим вниманием относиться к местным традициям. Да вы сами послушайте, сэр!
Коффин невольно присвистнул:
— Но ведь из-за декрета колонисты и отправились к Эридану!
Его слова нелепо упали в глухую тишину.
Холлмайер проговорил наконец на своем шипящем английском (Коффин терпеть не мог этот акцент, напоминавший ему о Змие в некогда благословенном саду).
— Причины для основания колонии больше не существует. Но как мы узнаем мнение трех тысяч будущих пионеров, спящих в анабиозе?
— А разве мы обязаны их спрашивать? — Коффин не мог пока понять отчего, но мозг его работал в бешеном темпе, подгоняемый необъяснимым страхом. — Наше дело доставить их на Рустам. До получения особого приказа с Земли мы не имеем права вносить какие бы то ни было изменения в планы… Тем более что общее голосование провести все равно невозможно. Лучше, во избежание переполоха, вообще не упоминать…
Он осекся. Лицо Мардикяна исказилось смятением.
— Но, сэр! — вскричал радист.
Коффин похолодел.
— Вы уже проболтались, — сказал он.
— Да, — прошептал Мардикян. — Я встретил Конрада де Смета, он пришел за какими-то деталями для ремонта, и… я же не думал…
— Вот именно! — прорычал Коффин.
Глава 2
Флотилия насчитывала пятнадцать кораблей — более половины всего космического флота, имевшегося в распоряжении у человечества. Пересечь шесть парсеков до эпсилона Эридана и вернуться обратно они могли не быстрее чем за восемьдесят два года. Но правительство ничего не имело против. Оно расщедрилось даже на речи и оркестры по случаю отбытия колонистов. После чего, подумал Коффин, наверняка довольно ухмыльнулось и возблагодарило своих языческих богов за то, что гора свалилась с плеч.
— Не совсем, как выяснилось, — пробурчал капитан.
Он праздно сидел в общем зале «Рейнджера», ожидая начала совещания. Суровую строгость Стен зала нарушало всего несколько картин. Коффин хотел оставить стены голыми (кому, кроме него, интересно смотреть на фотографию шлюпки, на которой юный Джошуа ходил по Массачусетскому заливу, глянцево блестевшему на солнце тем далеким летом?), но даже теоретически абсолютная власть командующего флотилией имеет свои пределы. Слава Богу, экипаж все-таки не испоганил стен непристойными изображениями голых женщин. Хотя, если быть до конца откровенным, Коффин не был уверен, что эти картинки лучше… Мазки кисти по рисовой бумаге, намек на дерево и классический иероглиф… Нет, не понимает он новые поколения.
Шкипер «Рейнджера», Нильс Киви, был для командующего как дыхание родного дома: маленький бойкий финн сопровождал Коффина и в первом полете к Эридану. Они не были друзьями, ибо адмиралу положено держать дистанцию, но их молодость прошла в одном и том же десятилетии. Вообще-то, подумал Коффин, большинство астронавтов — ходячие анахронизмы. Я мог бы поговорить разве что с Гольдбергом, или Ямато, или Перейрой, не рискуя встретить недоуменный взгляд, если случайно упомяну фамилию умершего актера или спою пару тактов забытой песенки. Но они сейчас в анабиозе. Каждый из нас по очереди выстоит годовую вахту, а затем отправится в морозильник, так что до конца путешествия поболтать нам не придется.
— А это было бы занятно, — задумчиво протянул Киви.
— Что? — спросил Коффин.
— Еще раз пройтись по Верхней Америке, половить рыбку в Императорской речке, раскопать нашу старую стоянку, — пояснил Киви. — Были на Рустаме и славные денечки, не одна только работа да опасность.
Коффин подивился тому, как близко, почти в одном русле, текли их мысли.
— Да, — сказал он, вспоминая странные и дикие закаты над Расщелиной. — Хорошие пять лет мы провели.
— На сей раз все иначе, — вздохнул Киви. — Мне не очень-то хочется туда возвращаться. Мы были первооткрывателями, мы ходили там, где не ступала нога человека. Теперь пионерами будут колонисты, а мы всего лишь извозчики.
Коффин пожал плечами. Он наслушался подобных жалоб еще до старта, и во время полета тоже. Что ж, люди, запертые в замкнутом пространстве, должны научиться терпеливо сносить ограниченность друг друга.
— Надо с благодарностью принимать то, что тебе дано, — сказал он.
— Я вот о чем беспокоюсь, — сказал Киви. — Вдруг мы вернемся домой, а нашу службу уже ликвидировали? Никаких больше космических экспедиций. Если такое случится, я отказываюсь принимать это с благодарностью.
Прости его, воззвал Коффин к своему Богу, не очень-то щедрому на прощения. Страшно, когда рассыпается в прах весь фундамент твоей жизни.
В глазах у Киви вспыхнули искорки.
— Конечно, — сказал он, — если мы прервем полет и сразу повернем обратно, мы еще можем успеть. Не исключено, что там сейчас снаряжают какие-нибудь экспедиции к звездам и включат нас в списки.
Коффин усмехнулся. И снова он не совсем понимал причину своих эмоций — на сей раз гнева и злости.
— Я никому не позволю подвергать сомнению целесообразность нашего полета, — отрезал он.
— Ах, оставьте, — сказал Киви. — Будьте же благоразумны. Я не знаю, какие побуждения подвигли вас на этот несчастный круиз. Ваш ранг позволял вам отказаться — только вам из всего экипажа, Вы ведь не меньше меня хотите отправиться в разведывательную экспедицию. Если бы Земле было на нас наплевать, она не стала бы звать нас обратно. Зачем же упускать такой шанс? — Он прервался и взглянул на стенные часы. — Пора начинать совещание! — И включил межкорабельную связь.
Видеопанель ожила четырнадцатью экранами сразу, по экрану на каждое судно. На Коффина уставились встревоженные лица. Корабли, перевозившие только груз да команду в анабиозе, были представлены своими капитанами. На экранах же судов, груженных спящими колонистами, виднелись, кроме шкиперов, еще и штатские представители.
Коффин внимательно осмотрел всех по очереди. Космолетчиков он знал. Они все входили в Сообщество, и даже родившиеся гораздо позже Коффина были чем-то на него похожи. На всех лежал отпечаток дисциплины ума и тела, а глубоко в душе — мечта, подчинившая себе всю жизнь: новые горизонты под новыми солнцами. Хотя подобного рода поэзией никто из них не увлекался, слишком много было повседневных забот.
Колонисты — дело другое. Хотя что-то общее было у Коффина и с ними. Почти все они выходцы из Северной Америки, у них научный склад ума, и они питают глубокое недоверие к правительству. Но верующих среди конституционалистов немного, да и те в основном или католики, или иудеи, или буддисты — в общем, иноверцы. И все без исключения погрязли в характерном для новой эпохи грехе потворства своим желаниям: у всех у них на скрижалях написано, что ни один закон не властен над личной моралью и что свобода слова может быть ограничена лишь там, где она переходит в клевету. Коффин порой ловил себя на мысли, что с радостью распрощается с ними навеки.
— Все готовы? — начал он. — Прекрасно, приступим к делу. Наш офицер-радист, к несчастью, оказался чересчур болтливым. Он разг> ворошил осиное гнездо… — Коффин увидел, что идиома осталась для многих непонятной. — Он возбудил недовольство, угрожающее всему проекту. Мы должны как-то решить этот вопрос.
Конрад де Смет, колонист со «Скаута», ехидно усмехнулся.
— Вы предпочли бы просто умолчать о сообщении, верно? — спросил он.
— Это упростило бы нам жизнь, — натянуто отозвался Коффин.
— Другими словами, — сказал де Смет, — вы лучше нас знаете, чего мы хотим. От подобного высокомерия, сэр, мы как раз и надеялись избавиться. Никто не имеет права утаивать информацию, важную для общества.