– А почему она не обратилась ко мне напрямую? – спросил совсем растерявшийся Андрей.
– А ты что, отдал бы кругленькую сумму неизвестному тебе Славе Карцеву, продав при этом свой желтый «Линкольн» и трехэтажную дачу с бассейном? – ехидно спросил Борисов.
– Не знаю, – неуверенно ответил Исмутенков.
– Но она, похоже, точно знала.
– Так, мужики, – своей излюбленной фразой прервал наш разговор Дынин. – В общем, по коням. Ломимся в бар «Мустанг», берем там за яйца всех, кого надо, и копаем информацию о Карцеве. Если мы его не найдем, то и Таньки нам не видать. Вопросы есть?
– Нет, мой маленький фюрер! – помпезно ответил я и налил всем, кроме Исмутенкова, по рюмке.
Покончив с выпивкой, мы дружно поднялись и в наступающих сумерках направились по садовой дорожке к желтому «Москвичу». Выходя из калитки, я обернулся: Леха стоял на крыльце и провожал нас задумчивым взглядом. Юная подруга выглядывала из-за его плеча.
Машина завелась, по установившейся традиции, с третьего раза и недовольно тронулась по дороге дачного кооператива. Еще через полчаса блужданий мы выехали на проселочную дорогу и направились к городу. Я посмотрел на часы – было десять вечера.
– Да, доберемся как раз к закрытию, – задумчиво произнес я, глядя на огни встречных автомобилей.
– Публика нам не нужна, – зловеще сказал Дынин и залудил очередную дорожную песню с такой силой, что Исмутенков чуть не уехал в кювет.
«Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой!» – децибеллы, рожденные в мощной глотке Дынина, концентрировались в тесном салоне «Москвича» и нестерпимо давили на наши ушные мембраны. Седой с тоской посмотрел на затылок Дынина и, пошарив сзади в автомобильной аптечке, вынул оттуда два кусочка ваты и заткнул уши. Я последовал его примеру.
ГЛАВА 4 УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОГО «МУСТАНГА»
Несмотря на то что Дынин требовал ехать прямиком к бару, уверяя нас, будто он готов провести нас через любую заставу гаишников, я все же настоял на том, чтобы Дрюня покружил по городу, объезжая все посты. Мы были уже весьма тепленькими, и от одного нашего перегара дыхание Исмутенкова могло заставить позеленеть датчик Рапопорта.
Наконец, когда время уже было без пятнадцати одиннадцать, наша «крутая тачка» остановилась перед дверью бара «Мустанг» на Московской, 15. Над белой стеклянной дверью висела неоновая вывеска с изображением головы и шеи лошади. Дизайнеры, работавшие над вывеской, проявили недюжинную самобытность и смекалку. Вывеска постоянно мигала, отчего голова лошади дергалась, а глаза все время сильно расширялись. Возникало ощущение, что с корпусом лошади, которого не было видно, сзади делают что-то нехорошее – или тыкают ей шпорами в бока, или пикой в круп, и дергается она от боли, а глаза расширяются от ужаса.
Я не стал долго смотреть на бедное неоновое животное, которое символизировало название бара, и открыл дверь. Предварительно мы договорились, что с барменом все же лучше поговорить мне с моим методом разговора – несмотря на то что Дынин рвался в бой. Седой при этом высказал некоторые сомнения в том, что я с помощью пузыря смогу разговорить бармена, поскольку того «профессия обязывала». Я был настроен, однако, решительно и пошел внутрь.
Помещение бара, как я и предполагал, было погружено в полумрак. Зал был разделен на две части. Та часть, которая примыкала к стойке бара, была чуть приподнята и отделялась от другой деревянной перегородкой. Похоже, хозяева таким образом пытались придать бару сходство с салунами Дикого Запада прошлого столетия.
Посетителей в баре было уже мало, и стульчики перед стойкой пустовали. Туда я и направился. Бармена Костю нельзя было не заметить – он здоровенной бело-красной горой возвышался над стойкой. Белой была его рубашка, в нескольких местах, правда, закапанная джином или коньяком. Красной же у него была толстая морда, на которой выделялись две бусинки черных глаз и здоровенные щеки, свисавшие вниз, как у бульдога. Он наверняка надел бы и галстук-бабочку, но ее не было бы видно из-за обширного второго подбородка.
Я уселся прямо напротив него и небрежно бросил:
– Здравствуй, Костя!
Тот, видимо в качестве приветствия, молча засопел.
– Мне, пожалуйста, водочки с лимончиком.
Костя, буравя меня черными глазками, тихо прогудел:
– Мы вообще-то скоро закрываемся.
– Ничего страшного, с одним стаканчиком я быстро справлюсь, – успокоил я его.
Костя достал из-под стойки бутылку «Смирнова», почти не глядя налил мне норму и надел на стакан дольку лимона. Пока я поглощал спиртное, Костя взглядом исподлобья отметил появление еще трех моих спутников. Дынин уселся, как я и предполагал, недалеко от меня за стойкой бара – ему всегда надо было лезть на передовую. Дрюня с Борисовым уселись за столик в дальней части зала. Опорожнив рюмку и закусив ее лимоном, я до-стал свою пачку «Бонда» и предложил ее Косте. Тот усмехнулся и молча отрицательно покачал головой. Тогда я начал наступление. Я посмотрел на часы и сказал:
– Слушай, все равно уже никого нету, и скоро закрытие. Давай составь мне компанию... Я оплачу...
Костя оценивающе посмотрел на меня своими угольками-глазами и опять покачал головой, на сей раз с меньшей амплитудой и без усмешки, словно сомневаясь. Я подумал, что в принципе все идет нормально, и Костю в конце концов удастся разговорить, но тут заметил, как к Дынину подсела одна из девиц, сидевшая раньше где-то внутри, и спросила:
– Ну что, ковбой, угостишь даму рюмочкой?
Дынин молча уставился на женщину. Потом он покраснел, отвернулся и сказал:
– Я это... в общем... не угощаю...
– Ух ты, мой розовенький, – пропела девица, проведя длинным пальцем с красным маникюром по щеке милиционера. От этой незатейливой манипуляции лицо Дынина сделалось еще краснее, чем обычно. – Что же ты такой жадненький-то?
И тут Дынин следующей фразой сорвал весь план операции:
– Я не жадный. У меня просто денег нету. Вообще.
Последнее его высказывание явно насторожило бармена – потому что непонятно было, чего Дынин в таком случае здесь делает. Я же, к этому времени успевший заказать еще одну сотку спиртного, мысленно костерил Дынина за то, что этот лысый болван все время лезет туда, куда его не просят.
Все уставились на Диму – каждый со своим молчаливым вопросом. Дынин напрягся от всеобщего внимания и не нашел ничего лучшего для продолжения разговора как попросить бармена:
– Будьте любезны, дайте мне бутылку пива, пожалуйста, и налейте даме пепси.
Костя прогудел ему в ответ:
– А чем расплачиваться будешь?
– Да, красивый, ты говорил, что у тебя денег нет, – вторила ему девица. – Обманул бедную девушку, противный!
Напряжение вокруг и внутри Дынина нарастало, и наш герой не выдержал. Пока я расправлялся со второй рюмкой водки, он произнес, обращаясь к Косте:
– Слушай, мы сюда не выпить пришли... Нам с тобой поговорить надо... Об одном человеке...
При этих словах я чуть не поперхнулся.
– Кто это мы? – уточнил бармен.
– Ну вот мы, вдвоем с Володькой, – Дынин показал на себя и на меня.
Бармен окончательно понял, что здесь творится что-то неладное, и еще раз уточнил, свирепо глядя на меня:
– А у тебя тоже денег нет?
Такой обезоруживающий вопрос застал меня врасплох, и я, судорожно стараясь исправить ситуацию, быстро заговорил:
– Кость, ты только не волнуйся... Дело не в деньгах... Главное не это... Мы тебе сейчас все объясним...
Договорить мне не дали. Бармен уцепил меня за шиворот рубашки, притянул к себе и прошипел:
– Что, козлы, нагреть меня хотели? Халявщики, мать вашу!
В этот момент что-то похожее совершила девка, повиснув у Дынина на плече:
– Ну что, халявенький мой, пойдем отсюда, сейчас здесь разбираловка начнется. Ночку со мной проведешь – недорого с тебя возьму, останешься здесь – по балде твоей лысой настучат...
Дынин, так же как и я, начал вырываться из лап агрессоров, поведя себя, с моей точки зрения, неадекватно. Мне стыдно было в этом признаться, но я бы на его месте воспользовался предложением проститутки и не стал бы получать по лысой балде. Однако Дима не был бы Димой, если бы не завопил:
– Да отстаньте вы от меня, женщина! Что вы в самом деле? Как вы себя ведете?! Вы же в общественном заведении!
В этот момент я уже был лишен возможности наблюдать за этой сценой, так как бармен, крепко ухватившись за ворот моей рубашки, потащил меня вдоль стойки бара, решив, таким образом, не упустив меня, покинуть рабочее место для выхода на оперативный простор. Пройдя до конца стойки бара, мы вернулись обратно, но на этот раз нас разделяла не стойка, а лишь огромный живот бармена, на который он меня практически надел, подтащив мое лицо к своей жирной морде. Должен признаться, что это были не самые лучшие ощущения в моей жизни, так как к этому моменту он меня немного придушил. Но, к счастью, тут подоспел доблестно освободившийся от объятий путанки милиционер Дынин и потребовал, чтобы толстый хрен прекратил все это безобразие. Такое обращение поразило Костю до глубины души, и это меня спасло... от удушения.
Костя ухватил меня обеими руками, слегка размахнулся и швырнул с силой катапульты в дальний угол авансцены. Я, благополучно миновав несколько метров пустого пространства и пролетев попутно мимо путанки, которую не смог поприветствовать в силу большой скорости полета, сшиб попавшийся под ноги стул и приземлился наконец на один из столиков. Столик, не выдержав моего веса, рухнул подо мной, и мы вместе затихли в углу авансцены. При этом я довольно больно треснулся головой о деревянную перегородку. Видимо, по этой причине, дальнейшее прокручивалось в моей голове в некоем легком тумане.
Я помню лишь, что второй жертвой битюга мог стать Дынин, которого бармен также ухватил за шиворот пиджака и поволок вверх по своему животу. Однако на поле военных действий к тому времени вступила легкая кавалерия в лице Дрюни. Он, подбежав к бармену, тыкнул последнего в живот головой, которая отскочила как мячик от бетонной стены. После чего Дрюня, поправляя очки, стал ожидать реакции гиганта. Она не заставила себя долго ждать – от здоровенной оплеухи через перегородку сначала перелетели Дрюнины очки, а за ними последовал и сам Дрюня.
Наконец дело дошло и до бравого мента. Последнему повезло меньше всего: сначала его повесили на вытянутой руке, затем со страшной силой потянули на себя, направив ему навстречу кулак, который по размерам был ненамного меньше дынинской головы. Когда эти два предмета встретились, левая рука бармена разжалась, и Дынин полетел спиной на перегородку. Добравшись до нее, он проделал в ней брешь и распластался на полу без каких-либо внешних признаков жизни.
Сцена была впечатляющей: в центре возвышенности стоял, широко расставив ноги, бармен Костя, выставив вперед живот и медленно озирал окрестности в поисках желающих побеседовать с ним «по душам». Но эта победная сцена продолжалась недолго – неожиданно сзади него на стойку бара впрыгнул неизвестно откуда взявшийся Седой. В руках у него была деревянная табуретка. Не утруждая себя формальностями об объявлении войны, Седой размахнулся табуреткой и со всего маха вероломно опустил ее на голову бармена.
Седалище табуретки было фанерным, и от такого страшного удара проломилось, застряв на голове победителя. Таким образом, состоялась своеобразная коронация героя салуновской драки. Однако шапка, хоть и шла Сеньке, но оказалась все же тяжела для него. Бусинки Костиных глаз стали величиной с пуговицы и закатились, словно он хотел рассмотреть, что у него там сверху. После этого он со странным гудением, подобно морскому лайнеру, удаляющемуся в дальнее путешествие, стал опускаться вниз. И наконец банальным мешком с навозом рухнул на пол бара.
Седой живчиком спрыгнул со стойки и с видом тореадора обошел поверженного быка – Костю. Затем подошел к стойке бара и, поставив два стакана, наполнил их водкой. Один из них он протянул проститутке и сказал:
– Давай дуй к своей лысой зазнобе, и чтобы через пять минут он был как огурчик!
Девица вальяжно взяла стакан и, виляя задом, направилась к поверженной туше Дынина. Сам же Борисов направился ко мне и, присев на корточки, поводил у меня перед носом рюмкой с водкой. Это пробудило мою волю к жизни. Я, собрав силы, приподнялся и взял из рук боевого товарища рюмку с эликсиром жизни. Выпив ее, я уже мог с полным основанием утверждать, что являюсь полноценным человеком. Я встал на ноги и медленно зашагал к стойке бара. У меня слегка побаливал затылок.
– Лихо ты его «вырубил». Молодец, – сказал я, поглядывая на огромное пузо лежащего на полу бармена.
– В отличие от него, я не столь одарен физически и поэтому с детства предпочитаю настоящую салунную драку, без правил, – ответил Седой.
К этому времени проститутка с удивительной стойкостью втаскивала на авансцену едва передвигавшего ноги Дынина, приговаривая при этом как заботливая мама:
– Ух ты, мой сладенький, упал мой маленький... Что, заинька, больно? Скажи, где больно?
С этими словами она усадила Дынина на стул, сама села ему на колени и прижала его лысину к своей декольтированной груди. Дима был покорен, как младенец, и сцена выглядела почти идиллической. Своими силами до стойки бара добрался Исмутенков, настроение которого было далеко не радужное. Он уселся на стул, рассеянно вертя в руках свои разбитые очки. Левая половина лица Дрюни от полученной оплеухи была намного краснее правой. Щека наверняка болела, но он был настолько опустошен и подавлен, что не замечал этого.
Так мы сидели несколько минут в полной тишине, поскольку редкие посетители еще в начале драки покинули это лошадиное заведение, а пара официанток забилась в дальний темный угол. Первым, как и следовало ожидать, проявил желание действовать неугомонный Дынин. Отлежавшись на пышной груди проститутки и приведя остатки мозгов в порядок, он внезапно вскочил на ноги. При этом девица от неожиданности свалилась на пол.
Дынин перешагнул через нее и направился к лежащему без движения бармену.
– Ну, что будем делать с этим буйволом? – спросил он у нас, проверяя при этом, на месте ли его челюсть.
– Я думаю, что пора его будить, – сказал я.
– А может, не надо? – пытался слабо возразить, потирая щеку, Дрюня.
– Надо, Дрюня, надо, – вздохнул Седой и, достав из бара пластиковую двухлитровую бутылку кока-колы, вскрыл ее и стал поливать Костину ряху.
Коричневая жидкость с шипением разливалась по толстым щекам и впитывалась в белую рубашку. Сначала Костя морщился, затем стал потихонечку глотать и наконец, поперхнувшись, завертел головой. Седой прекратил водные процедуры. Костя открыл глаза и, не поднимая головы, оглядел окрестности. Полежав так некоторое время, он сделал попытку подняться, и она ему удалась. Он еще немножко посидел и окончательно пришел в себя. По мере того как он вспоминал произошедшее с ним, его маленькие глазки наполнялись злобой, и он уже был готов к тому, чтобы подняться и продолжить соревнование по человекометанию, но мы опередили его.
Я произнес:
– Дима, покажи ему наконец свое удостоверение.
Дынин тут же залез в боковой карман и вынул оттуда свои красные корочки, которые быстро сунул в морду Косте. Тот несколько секунд разглядывал удостоверение, после чего поднял на Дынина удивленный взгляд.
– Ну что, ковбой? – обратился я к нему. – Теперь ты понимаешь, каких дел натворил? Отмутузил милиционера при исполнении служебных обязанностей, учинил здесь погром...
– А я чо? А этот меня сзади по башке... шандарахнул, – пробасил Костя, указывая при этом на Борисова.
– Этот, между прочим, – сказал я, – старший следователь по особо важным делам областной прокуратуры. Полковник юстиции...
Седой приосанился и одним махом опрокинул рюмку водки. Костя удивленно вытаращился на него, раскрыв рот. Седой крякнул от выпитого и сказал:
– Будем оформлять дело... Нападение на официальное лицо, злостное хулиганство. До пяти лет строгого режима.
При последних словах Костя снова издал звук, напоминающий гудок парохода, выразив таким образом свое удивление.
– А нам всего-то нужно было, чудак-человек, – продолжал я, – чтобы ты нам помог твоего приятеля Славку Карцева найти.
– Да вы... Да я... Да я вам помогу... Только давайте без всяких оформлений, – Костина туша заколыхалась от волнения.
– Карцева здесь уже два дня не было, – продолжил он, – последний раз он сюда с какой-то своей телкой приезжал.
– Между прочим, тот дядечка, которому ты очки разбил, – отец этой самой телки, – назидательно вставил я.
Костя посмотрел на Исмутенкова и изобразил на лице гримасу, которая, по всей вероятности, должна была означать извинение и глубокое сожаление по поводу случившегося. Дрюня, однако, никак не отреагировал.
– Адрес, адрес давай! – скомандовал Дынин.
– Адрес? – переспросил Костя, после чего с неожиданной для его туши прытью поднялся с пола, перегнулся через стойку бара и стал рыться внутри. Спустя полминуты, в течение которой нашему вниманию был предоставлен обзор широкой задней части бармена, он развернулся к нам с малюсенькой красной книжицей. Там и нашел нужный нам адрес:
– Тракторная, 43.
– А номер квартиры? – спросил Дынин.
Костя сложил записную книжку и пояснил:
– Это частный дом. Он там с дедом живет.
– Так, – воодушевился Дима. – Вперед на винные погреба! Едем на Тракторную!
– Ну, нет. Я на сегодня уже больше не ездок, – резко возразил Борисов.
Я посмотрел на часы и сказал:
– Дим! Время первый час. Доберемся мы туда не раньше часа. Кто тебе там откроет и кто с тобой будет разговаривать? Это нереально.
– Так... Хорошо... Что ты предлагаешь? – отрывисто выпалил Дынин.
– Я предлагаю воспользоваться добротой Кости и взять у него пару бутылочек, – тут я повернулся к сидящему на табуретке бармену, на голову которого одна из официанток уже положила грелку со льдом.