– Так... Хорошо... Что ты предлагаешь? – отрывисто выпалил Дынин.
– Я предлагаю воспользоваться добротой Кости и взять у него пару бутылочек, – тут я повернулся к сидящему на табуретке бармену, на голову которого одна из официанток уже положила грелку со льдом.
– Да, – поддержал меня Седой. – Ведь ты угостишь гостей за счет заведения, буйный ты наш?
Костя в ответ утвердительно закивал, грелка при этом задвигалась в такт, словно головной убор китайского императора. Официантки тем временем выставили на стойку бара две бутылки «Смирнова», которые я придирчиво осмотрел.
– Кость, дай нам лучше одну бутылочку джина.
Бармен кивнул официанткам, и те тут же сделали замену. Седой убрал бутылку в пакет.
– Вот, – удовлетворенно продолжил я, – а теперь, воспользовавшись добротой Кости, я предлагаю поехать к гостеприимному Андрюше и переночевать там. Ты ведь не возражаешь, Дрюня?
Исмутенков отрешенно молчал.
– Вот, он не возражает, – подтвердил я.
– Да... Но я должен как-то объяснить домашним свое отсутствие, – сказал Дынин.
– Так и объяснишь – что находишься на особо важном задании, сидишь в засаде, в кустах. Тебе еще сочувствие выразят.
– Да? – с сомнением подумал Дима. – Ну, может быть...
– Тогда тронулись, – резюмировал я.
Мы с Седым подхватили бутылки и безучастного Дрюню и двинулись к выходу. Дынин немного задержался, что-то обдумывая, и наконец сказал, обращаясь к Косте:
– Ну, ты... Прибери здесь немного... А то нехорошо получилось...
Грелка на голове Кости снова задвигалась в знак полного одобрения. Дынин еще раз на всякий случай проверил рукой состояние своей челюсти и пошел вслед за нами.
Когда мы уселись в машину, Исмутенков безучастно завел двигатель, и неожиданно для всех «Москвич» со свистом и пробуксовкой колес стартовал с места, на большой скорости направившись к «Пентагону».
ГЛАВА 5 ХАЙЛЬ ДЫНИН!
Солнечные лучи настойчиво разлепляли мне глаза, и я понял, что просыпаюсь. Я автоматически стал искать рукой пульт управления телевизором для утреннего просмотра вчерашних спортивных событий. Не обнаружив пульта, я сразу вспомнил, где нахожусь и что меня привело сюда. Я лежал в зале двухкомнатной квартиры Дрюни Исмутенкова и бессмысленным взглядом пялился в давно не беленный потолок.
Дремучая тоска постепенно заполняла меня, проникая в каждую клетку моего организма. Я медленно поднялся и сел на диване. Спиной ко мне, у окна, стоял, заложив руки за спину, хозяин квартиры. Он неподвижно разглядывал открывающийся перед ним вид на Волгу и мост через нее. Мне снова стало жалко Андрюшку. Мужик сильно переживал пропажу своей дочери, о которой уже несколько дней не получал никакой информации, кроме того, что она мотается по городу на иномарке с каким-то парнем, задолжавшим большую сумму денег неизвестным кредиторам. Я подумал, что ему также обидно было получить от Таньки вымогательское письмо, состряпанное ею же самой.
Далее мои мысли переключились на своих собственных детей, которых я отправил сразу после смерти Веры в город Шабалов, к ее младшей сестре. С одной стороны, это было вынужденным решением, так как сам я вряд ли мог бы дать им все, в чем они нуждались. С другой стороны, я сильно тосковал и беспокоился о них. В конце концов, у меня тоже росла дочь – Лиде, правда, было пока всего два года, – и мысль о том, что я когда-нибудь могу оказаться в положении Дрюни, меня отнюдь не радовала. Вот так – живешь, живешь...
И тут меня посетило спасительное воспоминание, после которого я полез за спинку дивана и вынул оттуда бутылку с остатками вчерашней выпивки. Я поднял со столика стакан, дунул в него, налил туда немножко джина, добавил лимонного напитка и тут заметил сидящего напротив меня в кресле Седого. Похоже, у мужика были те же проблемы, что и у меня. Он согнулся в кресле, упершись локтями в колени и обхватив голову руками, и тупо разглядывал валявшуюся у него в ногах джинсовую куртку. Вот еще один задумался о жизни...
И я, взяв второй стакан, отлил туда половину содержимого своего. Подойдя к Седому, я ткнул его в плечо, и он медленно разжал руки и поднял на меня свои карие глаза. Вид у мужика, конечно, был не ахти. Он посмотрел, поморщился и замотал головой. Я не стал настаивать и опрокинул в горло последовательно сначала один, потом второй стакан. Через несколько секунд я обнаружил, как волна оптимизма покатилась по моему организму. Я хлопнул Седого по спине и сказал:
– Не переживай, Леня, все будет ништяк!
– Все может быть, – ответил своей любимой фразой Борисов и, посмотрев на меня, спросил: – Как ты думаешь, Вова, а какого хера я здесь делаю?
Я поставил стаканы на столик, засунул в рот кусок сервелата и, слегка поразмышляв, ответил:
– Думаю, что ищешь способ примирить себя с окружающей действительностью, серой и однообразной. Или хотя бы на время сделать ее не столь унылой.
Седой откинулся в кресле, задумался и, немного погодя, достал с пола бутылку пива, которую он, видимо, прикупил ночью в ларьке.
Тут до меня донеслось бодрое пение, которое доносилось из района санузла. «Как-то летом на рассвете заглянул в соседний сад!» – с молодым задором и неиссякаемым оптимизмом горланил Дынин. Я вышел в коридор и вытаращился в направлении, откуда доносились звуки.
– Он уже давно здесь всех на уши ставит, – прокомментировал ситуацию Седой. – Бойскаут е...ный!
Пение приближалось, и перед нами явился Дынин в белой маечке с полотенцем на шее и свежевыбритой физиономией.
– Ну что, орлы! Гвардейцы! Р-рота, па-дъем! Мать вашу, совсем у меня разболтались!
Седой с пронзительным стоном снова откинулся в кресле и закрыл лицо рукой. Я ограничился тяжелым вздохом.
– Дим, ты запарил, не гони! – сказал я ему.
– А что я? Я уже в форме, а вы еще не ссали и не срали! Гы-гы-гы-гы...
Дынин обнажил ряд широких крепких зубов. И тут нас всех удивил Исмутенков. Он отвернулся от окна, посмотрел на нас полными отчаяния глазами и проникновенным голосом заговорил:
– Ребята, я больше уже не могу. Помогите Таньку найти. Через три дня приезжает жена из деревни. Что я ей скажу?
Мы все обескураженно глянули на него. Даже Дынин был настолько поражен, что не произнес ни одной из своих оптимистичных банальностей. Я подошел к Дрюне, порывисто обнял его и сказал:
– Андрюша, мы сделаем все, что от нас зависит.
Через двадцать минут мы уже усаживались в желтый «Москвич», а еще через двадцать – въехали в лабиринт узких улочек частного сектора Заводского района. А там, вдоволь нахлебавшись разговоров с местными аборигенами, вконец измотавшими наши нервные системы (за исключением Дынина), остановились у небольшой деревянной избушки. Вид избушки был совершенно неказист, и она вряд ли могла олицетворять собой жилище бизнесмена, коим нам описали Славу Карцева. Я еще раз сверил адрес на бумажке с табличкой на избушке и пришел к выводу, что они идентичны. Нам ничего не оставалось делать, как попробовать проникнуть внутрь.
Я подошел к деревянному забору. Открыв калитку, которая была не заперта, просунул внутрь голову и стал высматривать, живет ли во дворе какая-нибудь злая собачонка. Через минуту осмотра я понял, что двор безопасен, и направился внутрь. На удивление домишко оказался довольно длинным, вытянутым в глубь двора. Я прошел до половины дома, прежде чем обнаружил входную дверь. Не найдя звонка, стал стучать: сначала тихо, потом громче... Когда я уже вовсю дубасил в дверь, сзади меня вдруг раздался голос:
– Что наяриваешь-то? Не видишь разве, там никого нет?
Я посмотрел на запертую дверь и, повернувшись к говорившему, вслух признался в том, что действительно не вижу. Передо мной стоял невысокий коренастый дед, которому было явно за шестьдесят. Он смотрел на меня маленькими заплывшими зенками, которые, похоже, регулярно заливал.
– Не видишь? Коль не видишь, нечего и наяривать!
У старика, видимо, были свои понятия о логике.
Я спросил:
– Вы, наверное, дед Славы?
– И что из этого? Допустим, дед...
– Очень хорошо, – быстро сказал я. – Мне нужен Слава.
– Зачем? – сурово спросил милый старикашка.
– У меня к нему есть дело, – абстрактно-уклончиво сказал я.
– Дело? Знаем мы ваши дела... Ездят тут каждый день с делами. Я тебе скажу одно: его делов я не знаю и денег у меня нету, – решительно отрезал старик.
– Помилуйте, я разве что-то говорил о деньгах? – спросил я, прижав руки к груди. – Мне просто нужен Слава, мне с ним переговорить надо.
– Нету Славы! – громко и безапелляционно заявил дед. – Которую уже неделю бегает, дома не ночует...
И старик, отодвинув меня, повернул в замке ключ, открыл дверь и вошел в помещение.
– Ступай, – повернувшись ко мне, сказал он, – и ищи его где-нибудь в другом месте.
Я понял, что пора действовать.
– А может, мы посидим, поговорим, подождем его? – предложил я.
Я понял, что пора действовать.
– А может, мы посидим, поговорим, подождем его? – предложил я.
И, развернув пакет, показал деду лежащую в нем бутылку водки, которую мы купили перед отъездом. Старик долго и внимательно рассматривал содержимое пакета, словно там было несколько вещей, совершенно не знакомых ему. Потом он посмотрел на меня и сказал:
– Ну, если ты с добрыми намерениями, то заходи.
– Да, конечно, с добрыми, – подтвердил я, – только я не один – со мной еще пара ребят.
– Какие еще ребята? – подозрительно спросил дед.
– Хорошие. Хорошие ребята. Все свои... – успокаивающим тоном сказал я. – Ну не сидеть же пацанам в машине, пока мы беседуем. Опять же, в случае чего, за выпивкой послать есть кого.
– Ну, давай, – нехотя согласился дед и прошел в дом.
Я вышел на улицу и кивнул головой своим пехотинцам. Уже во дворе Дынин потянул меня за рукав и спросил:
– Ну что, здесь все тихо? Шороха не подымали?
Я заверил его, что все тихо, и сказал, чтобы он ни в коем случае не доставал оружия. Дынин понимающе кивнул и вошел в дом. Вид «пацанов» несколько смутил старика. Особенно когда он увидел лысого Дынина и седого Борисова. Да и вид Исмутенкова, у которого была семнадцатилетняя дочь, также несколько расходился с ожиданиями старика. Но я не дал ему опомниться, быстро вскрыл бутылку и разлил ее содержимое по уже приготовленным стариком рюмкам. Покончив с этим, я предложил первый тост за встречу.
Все, кроме бедного водителя Дрюни, с радостью его поддержали.
– Отец, – сказал я, раздавливая во рту помидор, – скажи нам честно, где нам найти Славку?
Старик посмотрел на меня и угрюмо ответил:
– Не знаю...
– Нет, ты не понял, – сказал я. – Нам он очень, очень нужен.
Старик бросил в рот кусок черного хлеба и сказал:
– Он всем очень нужен. Вас здесь таких, знаешь, сколько ездит?
– Сколько? – спросил Седой.
– Да уж, почитай, четвертыми будете за последние два дня.
– И чего же они все хотят? – продолжил Седой.
– Как чего? – удивился дед. – Славку!
– А Славка им зачем?
– Ну это уж, мил-человек, я не знаю. Он мужик добрый, и всем им чего-то наобещал. Вот они и забегали... А он, как назло, куда-то уехал.
– Слушай, отец, – сказал я. – Нам он ничего не обещал. Более того, мы его даже не знаем и в глаза его не видели. И даже ищем-то мы не его.
– А кого же? – удивленно вылупился дед.
– Девочку, с которой он ездит.
– Девочку? Какую еще девочку? Зачем она вам? Она что, вам что-то пообещала? – засыпал нас вопросами дед.
– Да при чем здесь... – начал было Андрюша, но его неожиданно прервал громкий стук в дверь.
Все резко повернули головы в направлении двери.
– К вам гости? – спросил я старика.
Тот насупился и пошел открывать. Спустя некоторое время послышались голоса старика и какого-то баса, судя по интонации, очень настойчивого. Голоса приближались.
– Да хватит мне, Иваныч, мозги засирать-то всякой дребеденью! Ты мне четко скажи, когда он будет и когда отдаст бабки. Сколько уже можно... Мне уже Нинка всю плешь проела...
В дверях появился здоровенный детина с квадратной челюстью и прямой челкой волос. Он, увидев нашу компанию, от неожиданности замер, слегка смутившись.
– Чего, Иваныч? У тебя тут гости?
– У меня каждый день гости, – пояснил старик. – Внук бизнесом занимается, вот к нему и ходят – то бригадиры, то рэкетиры.
– Да? – переспросила квадратная челюсть и снова посмотрела на нас, мысленно оценивая, к какому из названных сословий принадлежим мы.
– В общем, Иваныч, давай вопрос решай, – наконец сказал гость. – Мне уже Нинка всю плешь проела – сколько уж времени прошло! А он все никак деньги принести не может. Считай, с Нового года на моей резине ездит, а деньги так и не отдает. Там всего-то лимон... Бизнесмен хренов!
– Вот и я говорю, бизнесмен... хренов, – согласился с ним дед.
– В общем, давай вопрос решай, – повторился детина, разворачиваясь к выходу. – Я завтра зайду. Пусть деньги оставит, если что.
– Петя, ты завтра не заходи, – серьезно сказал ему дед. – Ты уже и так каждый день заходишь. Зайди хотя бы через три дня. Раньше он наверняка не появится.
– Какие три дня?! Мне Нинка уже всю плешь... – удалялся крупночелюстной бас.
Закрыв дверь за посетителем, дед вернулся к нам и с горя налил себе полную стопку.
– А что за резина, про которую говорил этот хмырь? – спросил Дынин. – Презервативы, что ли? Гы-гы...
Старик, осушив стопку, поставил ее и морщась сказал:
– Какие, к черту, презервативы? Славка у него колеса купил для своей машины. Не новые, конечно, но в хорошем состоянии. Сказал, что как будут деньги, обязательно отдаст. И вот до сих пор тянет, – старик со вздохом налил себе еще. – Раньше он еще худо-бедно как-то расплачивался или как-то передоговаривался, – продолжил дед свои объяснения после выпитого. – Как это сейчас говорят – на бартер уламывал. А сейчас, когда пошел слух, что он исчез, они все и повалили. У кого, понимаешь, покрышку взял для машины, у кого вагон навесных замков на реализацию, а у кого и просто денег занял до ближайшего четверга.
В дверь снова постучали. Старик вздохнул и пошел открывать. Через минуту со словами: «Где эта падла?» в комнату вбежал высокий тощий мужчина с явными признаками неврастении на лице.
Подоспевший дед стал объяснять:
– Я же говорю, нет его здесь, нет.
– Что «нет»? Что «нет»?! Я же видел машину у ворот!
– Это не его машина. У моего внука иномарка, – гордо произнес старик.
– Вот, ездит на иномарке, а двести тысяч отдать не может! Уже три месяца прошло! Я вообще не пойму, с какого хрена он занимал у моей жены деньги?
– И я не понимаю, – согласился дед. – Никому не дает, а Славке дала. Зачем дала?
– Что значит «дала»? – нервно возмутился тощий субъект. – Не дала, а заняла! И всего-навсего двести тысяч.
– Да лучше бы она ему дала, а не заняла! – разгорячился в ответ дед. – Ты бы с ним тогда разбирался, а не ко мне ходил. Надоел уже со своими копейками. Ну нет его, нет... Вот также сидят, ждут его...
И дед в качестве иллюстрации махнул рукой в нашу сторону. Субъект снова поглядел на нас и сказал:
– Короче, хватит тут базар вести. Верка требует, чтобы он ей вернул то, что она ему дала... гм... то есть двести штук. И все. Ты понял?
Дед с готовностью ответил:
– Да!
– Ну, я пошел, – удовлетворился этим длинный и отправился на выход.
Когда дед вернулся, мы уже налили ему стакан, и он его махом опрокинул.
– И вот так каждый день! – стукнув стаканом по столу, заявил он.
– Да-а, – протянул Седой. – Такое впечатление, что твой внук одолжился у всего Заводского района. Впрочем, если с Верками и Нинками еще как-то можно было вести разговор, то сейчас за него, похоже, взялись куда более серьезные люди.
– Почему ты так думаешь? – спросил Дынин.
– А потому, что когда он был должен Веркам и Нинкам, он, по крайней мере, приходил домой ночевать, – ответил я за Седого. – Сейчас же его и след простыл. Я уж не говорю, что они пошли с Танькой на то, чтобы у ее отца деньги выманить с помощью ложной угрозы.
Мы и не предполагали, что с «куда более серьезными людьми» очень скоро встретимся лично. Бутылка уже кончилась, и мы все попросили Дынина сходить за новой.
Не прошло и минуты после его ухода, как в дверь постучали. Я грешным делом подумал, что это вернулся Дима с утверждением, что у него кончились деньги. Но это был не Дима. В дверь так задубасили, что она чуть не слетела с петель.
Захмелевший старик не спеша поднялся и, открыв замок, отлетел от удара к стене. В комнату ввалились трое молодцов, причем, заходя в дверь, они все сильно пригибались, так как рост каждого из них был в районе метра девяносто.
Один из вошедших, который был чуточку пониже остальных и одет не в спортивный костюм, а в джинсовую куртку, вволок деда за шкирку в комнату, где мы сидели, и, не обращая на нас никакого внимания, сказал:
– Ну что, старая паскуда? Хочешь своей смертью сдохнуть?
Старик смотрел на него, не зная, что ответить.
– Если да, то давай колись, куда ты своего сучьего потроха спрятал!
Старик побледнел, но продолжал молчать, как партизан на допросе в гестапо.
– Давай, давай, колись! Мы с тобой церемониться не будем...
Я подумал, что пора вмешаться, и, приподнявшись со стула, подошел к деду и сказал:
– Ребята, он же пожилой человек, ему нельзя волноваться! Я вам как врач заявляю – у него может быть плохо с сердцем.
«Джинсовая куртка» повернулась ко мне и сказала:
– А ты, толстая жопа, пошел отсюда на х..., пока я из твоей башки телефон не сделал.
Я был поражен вульгарностью и несправедливостью этого высказывания и, обидевшись, решил помолчать. Но эстафету неожиданно подхватил Седой:
– Да вы что, в натуре, совсем одурели? Ну замочите вы сейчас этого старика, а как мы потом этого Славку искать будем? Он и нам должен!