– Кто ты?
Призрак молчал, начиная постепенно бледнеть. Я – другой, исчезал, растворяясь в золотистом свечении.
– Отец Гильом!
Голос Ансельма заставил очнуться. Я бросил последний взгляд на опустевший коридор и повернул назад.
– Что там было? Вы с кем-то разговаривали?
– Да. Пойдем, брат Ансельм!
– Что там у вас быть? – воззвал Пьер. – Мне идти к туда?
Мы в два голоса поспешили остановить порыв достойного нормандца. Я заметил, что Ансельм явно не желает уходить.
– Вы видели призрак? Да? Я читал в одной книге о пещере, где можно встретиться с чем-то самым важным в твоей жизни. Там описывался золотистый свет… Отец Гильом, я тоже хочу попробовать!
– Ты же ничего не увидишь, брат Ансельм!
– Я – нет, – усмехнулся он. – Зато вы увидите!
Менее всего хотелось впутывать в такое дело Ансельма, но я решил не спорить, иначе наша перепалка привлечет внимание остальных. Итальянец перекрестился, пробормотал короткую молитву и шагнул в светящуюся дверь. Я стал у входа.
Темный силуэт возник почти мгновенно. Я сразу же понял – это не двойник Ансельма. Призрак был выше ростом, шире в плечах, его лицо – немолодое, с глубокими морщинами на лбу – обрамляла темная борода. Но все же чем-то они были схожи. Итальянец шел медленно, на ощупь, и так же медленно приближался тот, другой. И тут я заметил то, что, хвала Господу, не мог увидеть Ансельм. Лицо, руки, грудь призрака покрывала черная, засохшая кровь. Скрюченные пальцы с желтыми ногтями впились в ладони. Навстречу Ансельму шел мертвец!
Шаг, еще один… Теперь они стояли лицом к лицу посредине коридора, и я поспешил крикнуть: «Стой!» Кто знает, что будет, если переступить невидимую черту? Я слышал неровное дыхание парня – он что-то чувствовал, хотя и не мог видеть. Несколько мгновений они стояли друг против друга, и вдруг рука призрака начала медленно подниматься. Желтые пальцы распрямились. Странный, неуверенный жест – призрак перекрестил парня, затем окровавленное лицо оскалилось и видение начало таять.
Ансельм все еще стоял у невидимой черты, а я, не решаясь позвать его, пытался сообразить, что делать дальше. Сказать правду? Но я уже знал – нельзя. Молодой парень не зря надел ризу, уйдя от своего прошлого. А теперь прошлое пришло за ним. Кто этот чернобородый? Друг, покровитель? Или враг, простивший его перед смертью? В любом случае следовало молчать. Нет, хуже, следовало солгать. И солгать умно – иначе он поймет.
– Возвращайся, сын мой!
И тут я заметил, что впервые назвал Ансельма «сыном».
– Ну, что там было, отец Гильом? – по тону, нетерпеливому, даже азартному, я с облегчением сообразил, что он ничего не видел и не понял. И слава Богу.
– Я немного испугался. Особенно вначале…
– И не зря, – хмыкнул я. – А ты великий грешник, брат Ансельм! Мне даже негоже говорить, что ты мог увидеть! Ай-яй-яй!
«Ай-яй-яй!» – которое так часто произносил итальянец, заставило его смутиться.
– Не знаю, прошлое или будущее приходило за тобой, но бенедиктинцу негоже иметь такое прошлое, а тем более – такое будущее.
– Женщина?
Я облегченно вздохнул – он клюнул. Оставалось довести дело до конца.
– Твоя догадливость подтверждает, что ты действительно великий грешник. И хватит об этом.
Я неторопливо направился к поджидавшим нас Анжеле и Пьеру. Ансельм заспешил:
– А какая она? Молодая?
– Брат мой! – я перешел на шепот. – Не забыл ли ты устав Святого Бенедикта? Даже если я осмелился взглянуть на нее, то и не подумаю описывать ее прелести. И вообще, отбились вы от рук!
Итальянец смутился и погрузился в раздумья. Нехорошо, когда молодой монах думает о призраке некой прекрасной донны. Но это лучше, чем напоминать ему об окровавленном мертвеце, поднимающем мертвую длань для благословения.
– И чего там быть? – нетерпеливо поинтересовался Пьер. – Чего вы меня не пускать?
– Там в камне проход быть, – хмыкнул Ансельм. – Проход очень узкий быть. Мы по нему туда-сюда иттить. В оном проходе мы никого не встречать.
Нормандец обиженно отвернулся, а я еле удержался, чтобы не дать Ансельму подзатыльник.
– Ну что, пора? – поинтересовался итальянец. – Отец Гильом, кажется, мы недалеко от выхода. Чувствуете – воздух?
Из прохода, темневшего перед нами, действительно веяло свежим ветром. Я велел зажечь оставшиеся факелы.
– Пора.
Брат Петр неторопливо поднялся, но Анжела осталась на месте.
– Дочь моя, – сказал я. – Надо идти.
– Нет… Отец Гильом, давайте вернемся! Мы уже знаем дорогу…
Я удивился – совсем недавно она боялась спуститься в подземелье, где лежат стылые остовы. А теперь…
– А что там впереди? – тут же поинтересовался Ансельм. – Анжела, да не темни!
– Нет! Нет! – в ее голосе вновь слышался страх. – Лучше назад!
– Это ты из-за призраков? – Пьер внушительно качнул «посохом». – Дочь моя, их не надо боять… бояться. С нами отец Гильом есть.
– Вы не понимаете! Это не призраки людей.
Мы переглянулись. Братьям-бенедиктинцам не страшны привидения, но что-то в ее словах заставляло насторожиться.
– А, ты про этих… черных? – вспомнил Ансельм. – Отец Гильом, как думаете?
Что было думать? Там, за толщей камня, уже вечерело. Значит, возвращаться через подземелье мертвецов придется в такое время, когда и на деревенское кладбище заходить не стоит. Под звездным небом как-то спокойнее.
– Пойдем вперед, – решил я. – И да поможет нам Святой Бенедикт!
Анжела больше не спорила, но я чувствовал – ей не по себе. Мне самому хотелось поскорее покинуть мрачное подземелье, и я в который раз пожалел, что девушка не желает ничего рассказывать. Она бывала здесь – и, похоже, не раз. Выходит, Тино-жонглер был постоянным гостем в этих местах?..
6
Проход вел круто вверх. Неровный пол то и дело сменялся ступеньками. По сторонам вновь были ниши, но на этот раз пустые. С каждым шагом воздух становился свежее и чище – мы явно приближались к поверхности. Несколько раз на стенах попадались странные знаки, нанесенные чем-то темным, вероятно, копотью, – то ли буквы неведомого алфавита, то ли грубо выполненные рисунки. По всему было заметно, что этим проходом пользуются чаще, чем тем, что вел в подземелье мертвецов.
– Эге! – Ансельм поднял с пола свечной огарок. – Свежий! Даже пылью не покрылся!
Я взглянул на Анжелу, но та никак не реагировала.
В который раз я подумал, что может связывать дочь Тино-жонглера с обитателями замка. Вначале мне казалось, что Миланец и его дочь – лишь посланцы, доставляющие письма, но теперь начал понимать, что дело не в этом.
– Свет! – Ансельм, шедший первым, не удержался и бросился вперед. Через мгновенье послышался удивленный свист. Мы ускорили шаг, и вскоре стало ясно, что удивило темпераментного итальянца.
Огромная арка – немногим меньше, чем та, что мы уже прошли. Когда-то сюда можно было въехать четверней, но теперь от пола до самого верха проход был заложен аккуратными каменными блоками. Неизвестные постарались на славу – между камней не вогнать даже острие ножа. Но справа предусмотрительные строители оставили небольшую калитку, которую закрывала тяжелая дубовая дверь. Нетерпеливый Ансельм дернул за ручку, затем попытался толкнуть в другую сторону, но дверь даже не шелохнулась. Очевидно, ее заперли снаружи, причем на совесть.
– А вот еще одна! – Ансельм указал влево, где в неярких лучах, пробивающихся через ее щели, темнела вторая дверь – такая же тяжелая и запертая.
Пьер осторожно потрогал дверь, ведущую наружу, затем слегка приналег плечом. На лице его отразилось легкое презрение.
– Это не есть… – начал он, затем подумал и закончил: – Сломануть?
– Сломанем, – согласился Ансельм. – Но сначала… Можно, отец Гильом? – Он кивнул на вторую дверь.
Замка не было – лишь огромный засов. Пьер нажал двумя руками, затем тяжело вздохнул и приналег всем телом. Послышался легкий скрип, массивная щеколда отъехала в сторону. Дверь медленно приоткрылась.
Нормандец осторожно заглянул, почесал затылок и повернулся к нам:
– Никак не демоны?
Странный вопрос вскоре разрешился. Уже с порога стало ясно, что здесь бывают «никак не демоны», а такие же, как и мы, добрые католики. Иконы в углу, небольшое деревянное распятие… Я с облегчением перекрестился – после того, что было в подземелье, увидеть такое просто приятно. Итак, здесь бывают добрые католики, о чем говорили не только иконы, но и молитвенник в толстой кожаной обложке, лежавший на столе.
Я огляделся: стол, два грубо сколоченных табурета, лавка, небольшое окошко, пробитое в сплошном камне. На столе застыл огромный глиняный кувшин, а рядом – словно для пущего контраста – два серебряных кубка. На лавке лежала крестьянская куртка и тут же – дорогие, шитые золотом штаны.
Ансельм, не удержавшись, заглянул в кувшин, затем понюхал, отлил содержимое в один из кубков и удивленно проговорил:
– Вода! Вина им, что ли, жалко?
– Не уподобляйтесь обитателям безбожного града Сибариса, – наставительно заметил я. – Вода и сухари – яства истинного бенедиктинца.
– А что, сухари доставать? – осведомился наивный Пьер, и я не без удовольствия отметил, как Ансельма передернуло.
– Ладно, – решил я. – Присядем. Надо подумать.
Мы расселись вокруг стола. Пьер, не удержавшись, захрустел сухарем. Я подождал, пока хруст прекратится, и поинтересовался:
– Итак?
– Итак, дело раскрыто! – Ансельм усмехнулся и вновь – уже в который раз – щелкнул пальцами. – Сейчас брат Петр сломает дверь, и можно возвращаться.
– Анжела? – я поглядел на девушку. Та пожала плечами:
– Меня не посылали вести расследование. Я скорее подозреваемая. Но вы ошибаетесь. Вы все…
– Брат Петр?
Нормандец развел руками:
– Ну, если мы Жанну найтить… нашли… Но все равно не понимаю…
Ансельм хмыкнул, и Пьер обиженно засопел.
– И я тоже не понимаю, – оптимизм Ансельма пришелся мне не по душе. – Первое – мы еще не уверены, что в подземелье похоронена действительно Жанна, а не какая-нибудь рыжая бродяжка, которую загрызли в лесу волки. Второе – кто убил ее и самозванку?..
– Об этом надо спросить в замке, – не удержался Ансельм.
– А также у де Пуаньяка – что столь же логично. И третье… Если вам все ясно, брат Ансельм, то кто такая сестра Цецилия?
На лице итальянца выразилось легкое замешательство:
– Ну… кто-то решил разоблачить обман и…
– Прислать еще одну самозванку, – внезапно заговорила Анжела.
Ансельм скривился, но ответить было нечего.
– Вот так, – подытожил я. – Пока у нас есть отдельные кирпичи, но собор строить рано. Анжела, вам нечего добавить?
Девушка задумалась:
– Я… я немного знаю тех, кто живет в замке. Они не преступники. Они никого не убивали. А ваше расследование может принести много зла.
– А кто же убил ту, черную? Которую нашли в лесу? – не удержался Ансельм.
– Черную? – Анжела грустно усмехнулась. – Не знаю.
– Зато я знаю! – резко перебил итальянец. – И очень хочу узнать, чья это нора. А заодно – что там за внешней дверью.
– Они здесь бывать… бывают, – заметил Пьер. – Подождать можно. Они приходят. Они открывают…
– Мы их хватают и веревками вязают… Брат Петр, а что, если «они» решат забросать и этот выход? Ведь ясно – демоны пытаются скрыть вход в подземелье!
– Молитвенник, – нормандец кивнул на стол. – Кубки. Забрать надо. Придут.
– Вы… Вы не понимаете, с чем имеете дело! – Анжела встала, ее лицо побледнело. – Вы даже не представляете!
– Почему не представляем, дочь моя? – итальянец хитро улыбнулся. – Мы имеем дело с неглупыми оборотнями, которые умеют лихо отводить глаза. Например, представить некую черноволосую Жанной де Гарр, наколдовать крест над церковью или заполнить весь замок призраками…
– Брат Ансельм! – воскликнул я, но было поздно. Анжела вздрогнула и медленно опустилась на табурет.
– Вы… Вы видели?
– Ха! – итальянца понесло. – Еще бы! Анжела, посуди сама. Ты же католичка, дочь Святой Церкви! Ты покрываешь нечисть! Разве можно допустить, чтобы эти твари разгуливали между людьми?
– Твари? – девушка покачала головой. – А разве можно допустить, чтобы людей… Людей, отец Ансельм! Чтобы их травили, как бешеных собак, только за то, что они другие – не такие, как мы? Чтобы попы натравливали на них испуганное стадо…
– Ого! – Ансельм предостерегающе поднял палец. – Дочь моя, осторожнее!
– Ну конечно! Они нелюди и колдуны! А кто вы, способные увидеть то, что не может заметить даже епископ? Кто дал вам такие глаза? Вы же не святые? Или ты святой, отец Ансельм?
– Ну-у-у… – парень растерянно поглядел на меня. – Мы – монахи из Сен-Дени! Нам эти колдовские чары…
Я предоставил Ансельму самому выпутываться из нелепого положения. Вспомнился связанный из веток крест, испуганное бормотание косматого демона и когтистая лапа, пытающаяся сотворить крестное знамение. Кто же из нас колдун?
– Мир вам, – наконец вздохнул я. – Мы не святые, дочь моя. Но очень надеюсь – и не колдуны. Остальное попытаемся узнать. Если сможем.
Разговор затих, и я вновь пожалел, что Анжела не доверяет нам до конца. Она знает больше – много больше, чем говорит. Впрочем, кое-что мы сможем скоро увидеть. Достаточно лишь подождать.
…Ждать пришлось долго – не час и не два. За дубовой дверью уже сгустились сумерки, но никто не спешил заглянуть к нам. Ансельм пытался продолжить обсуждение того, что мы видели, но я не без тайного – и, без сомнения, грешного – злорадства велел извлечь на свет Божий «Светильник» отца Гонория. По тому, как вытянулась физиономия итальянца, я понял, что уязвил его гордыню не в пяту, но в самое сердце. Пьер также загрустил, но я был тверд, и вскоре мы пустились в плавание по волнам благочестия и смирения. Анжела, вероятно, из сострадания, несколько раз принималась подсказывать, причем каждый раз удачно. Пока Ансельм со скрежетом зубовным объяснял мне, в чем состоит добродетель ангелов, я пытался понять, откуда дочь жонглера знает эти достохвальные премудрости. В том, что уроженке Милана ведома латынь, ничего странного нет, но добровольно штудировать «Светильник» едва ли станет даже самый мрачный из жонглеров. Хотя кто знает, может, им тоже необходимо смирять гордыню?
За окошком стемнело, мы зажгли найденные в комнате свечи, когда Пьер, прервав рассуждения о грехопадении Адама, замолчал и быстро поднес палец к губам. Мы вскочили. Анжела бросилась к двери, но Ансельм схватил ее за руку и усадил на лавку. Снаружи – из коридора – послышался скрежет и стук – кто-то открывал внешнюю дверь. Я жестом велел всем отойти и снял с груди крест. Оборотня я не боялся, но как поведет себя демон на этот раз, предугадать трудно.
…Шаги – легкие, быстрые, ничем не похожие на тяжкую поступь нелюдя. Дверь в комнату заскрипела, на пороге вырос высокий силуэт в черном плаще.
– Мир вам, святые отцы!
Доминик д’Эконсбеф невесело улыбнулся и склонил голову. Я привычно пробормотал слова благословения, но поднятая ладонь замерла. На кого я призываю благодать Христову?
– Вы ждали не меня? – сеньор Доминик присел на лавку, странно ссутулившись, словно постарел на много лет. – Филипп побоялся прийти.
Мы молчали. Д’Эконсбеф окинул нас быстрым взглядом и покачал головой:
– Я говорил отцу… Нам надо было уезжать еще три года назад, когда все это началось. Впрочем, вам не понять.
– Из Бретани вас изгнали не из-за разногласий с герцогом? – негромко спросил Ансельм.
– Да. Из Эконсбефа – тоже… Мы дважды прокляты – и никто не в силах нам помочь. Прокляты вместе со всем народом логров.
– Погодите, сын мой, – не выдержал я. – Христос принял на себя грехи всего мира! Святая Церковь получила от него право прощать…
– Так почему же никто не может помочь нам? – сеньор Доминик резко взмахнул рукой. – Почему? Мы – добрые христиане! Мы не виноваты, что наших предков за гордыню превратили в демонов!
Пьер испуганно поглядел на нашего гостя и перекрестился. Тот вновь невесело усмехнулся:
– Вот-вот! Впрочем, некоторые сразу же берутся за колья… Другим лограм легче – они могут скрывать это проклятие. От нас зависит, кем быть – демоном или человеком. Но наша семья проклята дважды.
– Филипп? – понял я.
– Да. Мой брат болен и не может владеть собою. Иногда он уходит из дому, и тогда… Впрочем, что я говорю? Вы ведь все знали, отец Гильом! С самого начала!
– Нет, сын мой. Только с той минуты, когда увидел на вашем брате пояс – тот же, что и на демоне.
Сеньор Доминик покачал головой, что-то проговорив на непонятном языке. Непонятном – но не таком уж незнакомом. Именно на этом языке пытался заговорить со мной сеньор Гуго.
– Я не понимаю.
– Понимаете, – сеньор Доминик встал и поглядел мне прямо в глаза. – Я не смею спорить с посланцем гармэ. Но прошу – дайте нам уехать! Передайте тому, кто вас послал, что мы… Впрочем, нет, просто расскажите, что видели.
Мы не понимали друг друга. Он принимал меня за посланца каких-то гармэ – уж не дэргских ли чародеев? Но почему? Почему его брат пытался защититься от меня крестом?
– Сеньор Доминик, – подумав, начал я. – Не будем сейчас об этом. Я прибыл сюда по поручению Его Высокопреосвященства, дабы выяснить правду о Жанне де Гарр. Я хочу знать, кто убил ее, кто убил самозванку…
По его лицу промелькнуло странное выражение – Доминик был явно удивлен. Даже изумлен.
– Но… – его глаза остановились на Анжеле. – Разве она…
– Я ничего им не сказала, – быстро проговорила девушка. – И не скажу. И да рассудит вас Господь, сеньор Доминик!