Войска нашего Брянского, Западного и Калининского фронта пытаются срезать Смоленский выступ. В этом районе, где работает дивизия — отвлекающий удар. Это недалеко от Холм — Жирковского. Здесь причудливо изгибается речушка: Вязьма. Сначала наши, а потом и немцы построили здесь мощный оборонительный рубеж. Издревле селились здесь люди: Княжино, Медведково, Тройня, Лука, Городня. И речушка‑то так себе, с берега на берег камень перекинуть можно. Но, глубокая, и бродов почти нет. Кругом березки, да разлапистые 'южные' сосны. Красотища, особенно в конце мая! И вот по этой красоте — бомбами и напалмом. Кругом сплошные капитальные доты и капониры. Здесь должны были остановить в 41–м Гитлера, но не смогли. Назад эту местность забирали два года. Здесь недалеко Пушкин писал о болдинской осени и о своей няне. Если здесь пробьемся, то дорога на Смоленск будет открыта. Поэтому у дивизии 5 вылетов в день всем составом. Она впервые выполняет основную роль: молота. Ею пытаются расковырять сложившийся узел обороны армий 'Центр' генерал — фельдмаршала фон Клюге. Основным направлением считался удар от Спас — Деменска на Ельню, и вторым главным направлением был удар с севера от Спасса на Суетово.
Отвлекающий удар оказался настолько силен, что у фельдмаршала возникло сильное подозрение, что именно здесь состоится прорыв: кратчайшее расстояние до Смоленска. И он перебросил сюда резервы. Действовал, по привычке, ночью, еще не предполагая, что для нас это лучшее время суток. Полк 'метел' принял по три зажигательных бака, ради этого на штатные места встали держатели внешней подвески, и обработали на марше несколько крупных колонн. Следом за 'баба — ежками' шли гвардейцы 124–го полка с кассетными бомбами. Мы их, в основном, использовали против аэродромов, но тут такое дело… Немецкой пехоте досталось очень крепко. Так как на остальных участках дела шли не так гладко, то командование здесь ввело кавалерийский и танковый корпуса, которые подошли к Ярцево и взяли его. В резерве у Западного фронта находилась 68–я армия, которую ввели в прорыв, усилив наступающие части. Авианаводчики дивизии постоянно находились на переднем крае и хорошо помогали во взаимодействии сухопутных войск и авиации. Командующий 68–й генерал — лейтенант Толбухин отдельно отметил действия авиации 223–й БАД, особенно при форсировании реки Хмость. Там, действительно, пикировщики вынесли немецкую оборону красивыми точечными ударами. Затем на шесть часов заминировали подходы к реке, была наведена переправа, и части 68 армии двинулись вдоль шоссе Москва — Смоленск дальше. В составе армии было пять воздушно — десантных гвардейских дивизий. Не выдержав напора, немцы начали более или менее организованно отходить, но, оставляемые ими заслоны тут же сносились артиллерией и авиацией, отход превратился в бегство. Часть немцев откатилась на Витебский укрепрайон, но большая часть осталась лежать в местных лесах и рощах. 16 июня Москва салютовала освобождению Смоленска.
Дивизию переименовали в 4–ю Гвардейскую Смоленскую, и вернули на Брянский фронт, в Теменичи. Дали недельку отдохнуть и подвезти боеприпасы, и потом опять началась работа уже в районе Речицы, где мы оказывали поддержку плацдарму на правом берегу Судости. Войска пытались его расширить, но немцы непрерывно контратаковали его. В течение двух недель произвели более 10 000 самолето — вылетов, затем пришлось бить кулаком по столу, и требовать отвода в тыл на переформирование. Машины выработали ресурс полностью, и дальнейшая их эксплуатация грозила катастрофами. Так что, война — войной, а обед по расписанию. Было видно, что Красовский обиделся, но, он прекрасно понимал, что за его 'еще чуть — чуть' стоят жизни летчиков. Тем более что повод для моей настойчивости был: четыре машины 125–го гвардейского полка сели на вынужденную по падению давления масла и наддува. Инженера я, конечно, сегодня же в рулон закатаю: почему выпустил, но есть предел технике. Нас сменила 241–я БАД полковника Куриленко, которую вытащили из 16–й Воздушной Армии, стоявшей и действовавшей чуть южнее. Я развел руками:
— Так интенсивно мы еще никогда не работали, Степан Акимыч. Ресурс в ноль уже давным — давно вылетан, то, что у нас двигатели лучше подготовлены, дало нам 76 дополнительных часов на машину, но дальше — стоп. Требуется второй состав машин, а технарей для этого у меня нет.
— И у меня их тоже нет. Ладно, я не обиделся.
— Угу, по Вам заметно.
Командующий смотрел в пол и водил левой рукой по столу. От мата в мой адрес его сдерживал только мой женский образ.
— Сашенька, знаешь, что обидно, что пик твоей готовности пришелся на действия другого фронта и другой армии. В итоге, у них все в шоколаде, а нам опять по шапке надают, за то, что бомберов сточили. Ладно, лети в свой Воронеж.
— Там готова третья серия машин, поэтому, часть 1–го гвардейского через неделю вернется.
— Не вернется. Забирают вас. Все, иди!
— Есть!
В весенне — летних боях взошла 'звезда' Покрышкина, он сбил за этот период больше 30 самолетов противника, и стал в июне командиром 1–го отдельного гвардейского полка. Специфику нашей тактики он уловил сразу, опыта, как боев, так и полетов, у него было больше, чем у Тамары или Майи. Плюс организаторский талант, поэтому я его продвигал достаточно активно вверх по служебной лестнице. Уже под Речицей я практически все управление полком передал ему, потому, что такая интенсивность вылетов требовала от меня, как от командира дивизии полной отдачи, и заниматься планированием работы ОРБАП мне было просто некогда. Сразу, как только мы перелетели в Воронеж, там оказался Сталин. Дивизия, кроме звания Гвардейской и почетного наименования Смоленской, получила орден Суворова 1–й степени на знамя, и стала первым соединением награжденным таким орденом. Плюс, не без основания, Сталин считал, что 1–й полк — это и его заслуга. Он, в самый сложный момент времени, принял решение о выпуске 'Метел', хотя опыта создания таких машин у СССР не было. Основной целью визита главы государства стало посещение Воронежского авиационного завода, все цеха которого вновь, после вынужденной эвакуации, работают на полную мощность. Кроме этого завода, Сталин посетил цеха Воронежского экскаваторного, который выпускал гвардейские минометы. Он принял участие в митинге на площади возле облсовета. А ближе к вечеру весь личный состав дивизии был построен на заводском аэродроме, и приветствовал Верховного Главнокомандующего, и нескольких маршалов и генералов Ставки. Тимошенко вручил дивизии Гвардейское знамя, а Шверник прикрепил к нему орден Суворова. То, что Сталин посетил дивизию, было одновременно и приятно, и настораживало. Особенно, когда прозвучали слова о том, что это единственная дивизия, которой командует женщина. В отместку нас вывели в официальный резерв Ставки ВГК. Под это дело я выпросил полуторный технический состав, который 'обещали' предоставить. Мы провели Сталина по нашему ПАРМу, показали цеха доводки и ремонта машин, двигателей, оборудования. Прошлись по сборочным цехам. Он внимательно выслушивал и объяснения Путилова, и мои поддакивания ему.
Визит закончился полнейшей неожиданностью:
— Ви едете со мной. Нам надо серьезно поговорить.
Самолетами он не летал, ездил поездом, поэтому я отправил свою машину в Москву с Женей, она — москвичка, и отпуск заслужила, пусть даже и небольшой. А сам сел в вагон вместе со свитой Сталина.
Вагон — ресторан в поезде устроен совершенно по — другому, чем в обычных поездах: стол стоит посередине и два небольших прохода вдоль окон. Пригласил туда меня молодой чекист, вежливо постучавшийся в купе, которое находилось в двух вагонах от ресторана. В каждом тамбуре по посту, проходы не имеют 'выхода' во 'внешний мир': заделаны резиной почти герметично. Молодой человек в салон не вошел, и одними глазами показал, что я могу пройти вперед.
— Ваше место — шестое с правой стороны. Приятного аппетита.
'Да уж! Какой тут приятный аппетит, когда так накурено!' — подумал я, глядя на то, что все сидящие за столом активно дымили. Кроме Сталина, здесь были Шахурин, Шверник, Тимошенко, Василевский, несколько незнакомых мне людей, и человек пять летчиков — испытателей, частью из ЛИСа завода, частью из НИИ ВВС. Этих я, по меньшей мере, знаю. Но, мое место оказалось довольно далеко от них. Стол не ломился, но все было достаточно вкусно приготовлено. Я взял себе баранью лопатку с овощным гарниром в гранатовом соусе. Сказывалось, что дагестанские блюда у нас в полку постоянно входили в меню. Было довольно шумно, много ели и довольно крепко пили, так как спиртного было большое количество, и никто никого не останавливал. Меня, тоже, попытались 'напоить', но, безуспешно. Несколько раз ловил на себе взгляд Сталина, и, хотя я сидел совсем недалеко от него и наискосок, за столом он никаких вопросов не задавал. Несколько раз звучали тосты в мой адрес, я их спокойно запивал гранатовым соком. Поужинав, собрался уходить, и тут начались расспросы: почему — да — почему.
— Я прошу меня извинить, но, я не курю, поэтому находиться в прокуренном помещении мне тяжело. И вообще, у меня был тяжелый день. Всем спокойной ночи.
Мужское общество, не привыкшее к таким требованиям, удивленно на меня посмотрели, под их взглядами я и удалился. В Москву прибыли ночью, но, вместо того, чтобы разъехаться досыпать, меня повезли в Кремль. Там еще пришлось немного посидеть в прокуренном помещении у секретаря Сталина Поскребышева, затем меня принял Сталин. В этот раз он не курил, порывался пару раз схватить трубку, но, не разжигал ее. Пришлось сказать, что одного курящего человека в большой комнате я переживу. У Сталина на столе лежало мое личное дело. Я прочел надпись на нем, со зрением у меня все отлично. Значит, речь пойдет о каком‑то назначении. Просто так ЛД на столах не валяются. Пока речь идет обо 'мне', о 'родителях', о проведенных трех операциях, положении на фронте и делах в дивизии. Сталин пытается составить представление обо мне и совместить что‑то с чем‑то. Так сказать, создать психологический портрет. Пока разговор шел обо мне, рассказываю те эпизоды, которые 'помню' от Сашки, она еще и подсказывать пытается, пару раз покраснел, так как пришлось умерять сашкину болтливость, с мыслей сбивала. Наконец, от общих слов перешли к делу.
— Наши союзники хотят видеть Вас в Америке с большой пропагандистской программой, с целью собрать для нас большую сумму в помощь Красной Армии. Они просили прислать представительную делегацию лучших советских воинов. Их провезут по Америке с благотворительными целями. Они расскажут о борьбе советского народа с немецко — фашистскими захватчиками, с их помощью будут собраны средства в фонд Красной Армии.
— Мне кажется, товарищ Сталин, что это приглашение напрямую связано с недавним посещением нашей дивизии генералом Арнольдом. Не знаю, как сейчас, но раньше он возглавлял направление самолетостроения в американской армии. Скорее всего, меня включили в список совсем недавно. Так?
— Так, об этом заговорили неделю назад.
— В этом случае, мне лучше не ехать. Пусть едет Раскова, как бывший начПО дивизии.
— Я ожидал от Вас примерно такого ответа, но, не сказать об этом предложении я не мог. Раскова — нет, не поедет. Списки утверждают очень влиятельные люди в Америке. А так, мы устроим Вам встречу с американской стороной, и Вы сами скажете о том, что обстоятельства не позволяют Вам выехать в Америку. Ну, и, теперь о главном. Вы опробовали новый истребитель 'И-185'? Мне передали, что комбинированный прицел на нем разработан с Вашей помощью.
— Нет, товарищ Сталин, я на нем не летала. Рекомендацию поставить на него прицел ПБП-1 и совместить его с АСП-1, я, действительно, давала, но лично участия в разработке не принимала. Даже не в курсе: получилось ли что‑нибудь или нет.
— Получилось, и летчики очень хвалят эту машину и обзор из нее. Как и сам гиростабилизированный прицел с вычислителем. Товарищ Лаврентьев закончил свои разработки, и всеракурсный вычислитель уже стоит на потоке в Уфе и Ленинграде. Он мне сказал, что в Ваших письмах было упоминание о том, что с его помощью можно централизованно управлять оборонительным оружием бомбардировщика.
— И наступательным, тоже. Для повышения точности горизонтального бомбометания.
— Да, товарищ Лаврентьев заканчивает работу над бомбардировочным прицелом ОПБ-11Р, совмещенным с РЛС 'Кобальт'. Мы объявили конкурс на создание дальнего бомбардировщика, способного достигнуть Америки и вернуться обратно. По некоторым сведениям, там готовят новое оружие, сверхмощную бомбу, с помощью которой американцы хотят запугать весь мир. Сведения получены из очень надежных источников, и соответствующая программа развернута и у нас. Понимая угрозу, которую несет Советскому Союзу излишняя милитаризация Америки, мы решили иметь на вооружении Красной Армии машины, способные достигнуть Америки, пусть даже, с аэродромов подскока. Кроме того, товарищ Метлицкая, требуется самолет — истребитель сопровождения, способный летать на большие расстояния, и тем не менее вести бой с обычными машинами.
— Товарищ Сталин, достичь Америки и вернуться можно, но для этого требуются 'летающие танкеры'. Кроме самого бомбардировщика, должны быть машины, обладающие такой же скоростью, но вместо бомб, они должны брать топливо, и передавать его в воздухе.
— А как это сделать?
— Проще всего: из крыла в крыло. Бомбардировщик выпускает из крыла заправочный шланг, и идет на автопилоте, танкер подходит, крылом ловит шланг, и проходит чуть вперед, шланг поворачивается, и соединяется с отверстием в крыле танкера. После соединения, танкер начинает передачу топлива. Затем приотстает, заправочная головка проворачивается, и появляется возможность освободиться от шланга.
— Мне говорили, что танкеру эти маневры будет делать тяжело, что летчик бомбардировщика должен выполнять эти маневры.
— Ни в коем случае! Обучить 50–100 летчиков выполнять эти маневры проще, чем всех летчиков заставлять делать такую работу.
— Нам бы хотелось, чтобы Вы курировали работы по созданию такой машины. И бомбардировщика, и танкера, и самолета сопровождения. Насколько я понимаю, он, тоже, должен иметь возможность дозаправляться в воздухе.
— Это было бы идеально, если бы его конструкция позволяла это делать, но, в этом случае, маневры по заправке должен делать истребитель. И, товарищ Сталин, поршневые двигатели подошли вплотную к своему пределу мощности. Чтобы не отстать, требуется развивать турбореактивные двигатели. Был такой конструктор Люлька в Ленинграде, он предлагал сделать такой двигатель двухконтурным, мне кажется, что эта конструкция имеет самую большую вероятность добиться успеха, так как позволяет уверенно охлаждать поверхности камеры сгорания, турбины и сопла.
— Люлька? — Сталин пролистал блокнот, — Он сейчас на тридцать шестом заводе в Новосибирске, недавно писал мне письмо об этом. Вам он тоже писал?
— Я же не товарищ Сталин! — улыбнулся я, — Нет, товарищ Люлька мне не писал, я просто знаю этот патент.
— Понятно! — ответил Сталин, делая отметку в блокноте. — Тогда, мы попробуем соединить Вас с ним. Еще один вопрос остается. Это касается конструкторского бюро товарища Поликарпова. Он сильно болеет, а вам понадобятся конструкторы. Мы официально передадим это бюро Вам. Тем более, что вы — соседи. Так что, Александра Петровна, заняться И-185 Вам, все‑таки, придется.
Разговор он провел блестяще! У меня не было ни малейшей возможности вывернуться, отбрехаться от его предложения. Так как вел себя тихо и без обычных 'закидонов', то вышел я из кабинета, держа в руках генеральские погоны. В тот же день получил вторую звезду Соц. Труда, за 'метлу' и БРЛО, и третью ГСС по итогам весенне — летних операций. В общем, обласкан и наделен, с дивизии меня, правда, сняли. Да еще столкнули с Новиковым, назначив Представителем Ставки при НКАП. Любит товарищ Сталин создавать конфликтные ситуации в коллективах. Мне выделили неплохой домик недалеко от ВДНХ, в лесочке. Он обнесен забором, и его охраняет НКВД, что‑то вроде тюрьмы, но жутко комфортабельной. Езжу я теперь на 'Паккарде' бронированном, после подписания соответствующих бумаг и задушевной беседы с самим 'лучшим менеджером Сталина', которому я не сильно понравился, и он сделал мне замечание по поводу моей прически.
— Строго по уставу, товарищ Генеральный Комиссар.
— Женщина должна напоминать женщину, во всех случаях жизни.
— Я — не женщина, я — летчик. Как говорят, самый результативный ас объединенных наций.
- 'А девкой был бы краше!' — ответил он мне словами из спектакля ЦТКА, и познакомил меня с теоретическими параметрами будущей РДС. Высказал, так сказать, требования заказчика.
— Предусмотреть требуется множество факторов. Товарищ Флеров говорит, что в момент взрыва можно ожидать мощного светового излучения, действия ударной волны и проникающего излучения. Необходимо, чтобы самолет находился как можно дальше от точки взрыва.
— В этом случае, нужна парашютная система, но, боюсь, что прочности материалов не хватит, чтобы держать такой вес. Американцы перед войной выпустили нейлон, они из него сейчас парашюты делают. Вместе с 'Лайтнингом' присылали. Надо бы этот материал и самим научиться делать. У них даже привязные ремни из него делаются. Очень прочный материал.
— Это — хорошее предложение. Чувствуется, товарищ генерал — майор, что хватка у Вас есть! — улыбнулся, наконец, Берия. Расставались уже не так сухо, как встретились. Видимо, мое назначение на эту должность прошло без него, потому, что принял он меня очень настороженно, поначалу. Или манера вести диалог у него такая.
После этой встречи поехал на Чкаловский аэродром и вылетел в Воронеж, поздравлять майора Покрышкина с новой должностью: командира дивизии РСВГК. Вез ему и новые погоны. Теперь он — подполковник. Но, тоже долго носить не придется. По новому штату должность — генерал — майорская. Собственно, Сталин не стал возражать против назначения его на эту должность, хотя ВВС предлагали на эту должность полковника Василия Сталина. Но, сам ИВС утвердил Сашу.